top.mail.ru

НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

БЕРЕШИТ (БЫТИЕ)

ЛЕХ ЛЕХА

ИСЛАМСКАЯ ГОРДОСТЬ (5784-2023)
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ВЕРЫ (5778-2017)
ЗНАК ЗАВЕТА (5776-2015)
ДРЕВНЕЕ ПРОРОЧЕСТВО (5775-2014)
ТАНАХИЧЕСКАЯ СИНГУЛЯРНОСТЬ (5774-2013)
ПРЕДЕЛЫ БЕСПРЕДЕЛЬНОГО (5773-2012)
ОТ НИЛА ДО ПРАТА (5772-2011)
ОДИННАДЦАТОЕ ИСПЫТАНИЕ АВРААМА (5771-2010)
АНТРОПНЫЙ ПРИНЦИП (5770-2009)
РОДИТЬСЯ АРАБОМ (5769-2008)
СТАТУС БУДУЩЕГО (5768-2007)
ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ (5766-2005)
ПОНЯТЬ ИУДАИЗМ (5765-2004)
ЦАРЬ МИРА И МИР (5764-2003)
ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ (5763-2002)
ГРЕХ АВРАМА (5762-2001)

ИСЛАМСКАЯ ГОРДОСТЬ («Лех-леха» 5784-26.10.2023)

Генетические исследования показывают, что евреи и арабы происходят от общего предка (по мужской линии), жившего 4000 лет назад. Со своей стороны психоанализ позволяет усмотреть в современных религиозных коллизиях сублимацию конфликтов, имевших место в семействе этого предка.

Кровавый рейд исламистов, унесший жизни полутора тысяч израильтян, был встречен в арабском мире с чувством глубокого удовлетворения. Заполнившие сеть картины истерзанных еврейских трупов вызывали у ишмаэлитов прилив гордости, а из всех арабских стран лишь Объединенные Арабские Эмираты однозначно осудили акцию, равную которой мир не видел со времен Холокоста.

Откуда растет эта ярость? Каковы духовные корни ислама?

Ответ содержится в недельной главе Торы «Ваейра», а именно, в истории отвержения Ишмаэля, последовавшего после провозглашения Всевышним Его сионистского проекта, согласно которому Земля Кнаан должна принадлежать потомкам Ицхака.

Что за фантазия? – криво усмехнется критически мыслящий читатель. - Каким образом поведение мифологических героев может влиять на реальные события сегодняшнего дня?

Между тем данные генетики и психологии говорят о том, что праотцы еврейского народа – не воображаемые, а самые что ни на есть исторические личности, жизнь которых документально запечатлена в Торе.

Действительно, генетические исследования показывают, что евреи и арабы происходят от общего предка (по мужской линии), жившего 4000 лет назад.

Со своей стороны психоанализ позволяет усмотреть в современных религиозных коллизиях сублимацию конфликтов, имевших место в семействе этого предка.

Действительно, Фрейд предложил рассматривать религии как своеобразные общественные неврозы. Согласно Фрейду, по структуре мифа и поведению его адептов можно докопаться до того, что произошло тысячелетия назад «на самом деле»: «Ранняя травма, - пишет он в книге «Человек по имени Моисей» – защита – латенция – вспышка невротической болезни – частичное возвращение вытесненного: так выглядела схема развития невроза, установленная нами. Теперь попросим читателя допустить предположение, что в жизни рода человеческого случилось нечто, подобное происходившему в жизни индивида».

Фрейд объяснял таким способом возникновение тотемических культов. В своей книге «Там и всегда» я использовал его метод для прояснения особенностей всех мировых религий: история их взаимоотношений является блестящим подтверждением достоверности описанных в Торе событий.

В самом деле, как повествуется в нашей главе, Ишмаэль появился на свет по инициативе неплодной Сары, которая решила завести себе приемного сына, зачатого ее мужем от рабыни.

Даже при всех тех конфликтах, которые довольно скоро возникли между Сарой и Агарью, можно не сомневаться в том, что Ишмаэль наставлялся в свете упований своего отца. Можно не сомневаться, что в качестве первенца Авраама Ишмаэль воспитывался как преемник его дела и родоначальник великого народа. Более того, в тринадцатилетнем возрасте Ишмаэль вместе со своим отцом вступил в завет, предложенный Всевышним («В тот же самый день обрезаны были Авраам и Ишмаэль, сын его» (17.27).

Но тогда же Всевышний объявил, что Его планы связаны вовсе не с Ишмаэлем, а с другим сыном, которого предстояло родить Саре. «Бог же сказал: именно Сара, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя Ицхак, и установлю союз Мой с ним союзом вечным для потомства его после него. И об Ишмаэле Я услышал тебя… Я сделаю его великим народом» (17.19).

После рождения Ицхака ситуация для Ишмаэля резко изменилась. Он обнаружил, что его уже больше не считают исключительным продолжателем великого дела, что все вертятся вокруг «чудесного ребенка», проча именно ему ту роль, которую раньше предрекали Ишмаэлю.

Уязвленный подросток стал насмехаться над своим новорожденным сводным братом (21:9):

«И увидела Сара, что сын Агари, Египтянки, которого она родила Аврааму, насмехается. И сказала она Аврааму: выгони эту рабыню и сына ее, ибо не будет наследовать сын рабыни этой с сыном моим, с Ицхаком. И показалось это Аврааму весьма прискорбным из-за сына его. И сказал Бог Аврааму: не огорчайся ради отрока и рабыни твоей; все, что скажет тебе Сара, слушайся голоса ее, ибо в Ицхаке наречется род тебе. Но и сын рабыни, – народ произведу Я от него, потому что он потомок твой».

Авраам «взял хлеба и мех воды, и дал Агари, положив ей на плечи, и ребенка, и отослал ее. И пошла она, и заблудилась в пустыне Беэр-Шева. И не стало воды в мехе, и бросила она ребенка под одним из кустов. И пошла, и села вдали, на расстоянии выстрела из лука, ибо она сказала: пусть не увижу я смерти ребенка. И она села поодаль, и подняла голос свой, и заплакала. И услышал Бог голос отрока; и ангел Божий воззвал с неба к Агари, и сказал ей: что с тобою, Агарь? Не бойся, ибо услышал Бог голос отрока оттуда, где он находится. Встань, подними отрока и возьми его за руку, ибо Я великим народом сделаю его. И открыл Бог глаза ее, и она увидела колодец воды, и пошла она, наполнила мех водою и напоила отрока. И Бог был с отроком; и он вырос и поселился в пустыне; и стал стрелком из лука. И он жил в пустыне Паран; и мать его взяла ему жену из земли Египетской" (21:14-21)

Неудивительно, что экстремальное изгнание подростка, считавшего себя главным духовным наследником Авраама, причем считавшего так "по праву", обернулось в поколениях тяжелейшим комплексом.

Огнепоклонничество, которому веками предавались сыны Ишмаэля, после возникновения христианства стало их смущать. Но почему Мухаммад, столько времени проведший в обществе и евреев, и христиан, не прельстился их верой? Почему, по меньшей мере, он не построил свое оригинальное учение на основе не подлежащего сомнению Священного текста? Каким образом Мухаммад дерзнул пойти на этот беспрецедентный шаг – подменить оригинальный священный текст другим текстом, объявив оригиналом его?

Ответ может быть только один: он вспомнил (в терминах Фрейда, «частично восстановил вытесненное»), что он потомок первенца Ибрагима, и «подсознательно» ощутил, что он призван являться носителем подлинной религии «Ибрагима-ханифа», религии, которая предшествовала появлению Ицхака, возникновению и иудаизма, и христианства.

Ислам – это и «восстановление справедливости» по отношению к Ишмаэлю, и восстановление «подлинного» альтернативного видения конфликтной ситуации в семье Авраама.

Соответственно, Коран – это «выправленная» Тора, а потому и единственно подлинная Тора (традиционно ислам более последовательно и более решительно настаивает на предвечности Корана, нежели иудаизм – на предвечности Торы).

Итак, после продолжавшегося более двух тысячелетий «латентного периода» Мухаммад восстановил "справедливость", а именно переписал историю так, как если бы духовным первенцем оставался его предок Ишмаэль, а не предок иудеев и христиан - Ицхак.

Яростно-непримиримое отношение мусульман к сионизму вызвано в первую очередь тем, что его успех рисуется им провалом исламского проекта. Ислам толерантен по отношению к евреям, находящимся в подчиненном ему положении, но евреев, объявивших себя свободным народом в своей Земле, земле Сиона, он может терпеть только в могиле. Исламская гордость не позволяет оставлять возгордившихся евреев в живых.

В 30-х годах ХХ века это чувство получило мощную подпитку нацистской идеологией, коренящейся в конфликте Израиля с его внучатым племянником Амалеком: Иерусалимский муфтий Амин Аль-Хусейни был почитателем и верным союзником Гитлера.

И все же в основе той исключительной жестокости, которой был отмечен рейд головорезов из Газы, лежит генуинная мстительность Ишмаэля, брошенного умирать в пустыню, но услышанного Богом и ставшего великим народом.

Такова была воля Создателя («не огорчайся ради отрока и рабыни твоей; все, что скажет тебе Сара, слушайся голоса ее, ибо в Ицхаке наречется род тебе»), но Корану трудно идти на ту очную ставку с Торой, на которую его вызывает плюралистичный по своему характеру дух времени. И сам этот вызов болезненно переживается мусульманским миром.

Можно возразить, что и Тора не готова на таких условиях уравнивать себя с Кораном. На уровне признания того, что она является фальсификацией, – разумеется, не может. Однако на уровне истолкования, на уровне общего отношения такая готовность, несомненно, наличествует. Иудео-христианскому миру не составляет труда с уважением принять Коран как законную и психологически оправданную попытку реставрации того единобожия, которое исповедовалось в шатре Авраама до рождения Ицхака. Заявленная в Коране правда Ишмаэля сама по себе важна и интересна, она заслуживает внимания и соответствующей коррекции на уровне истолкования.

Более того, иудаизм находит законным существование «общины Ибрагима-ханифа», основывающейся на словах: «Обрезан должен быть рожденный в доме твоем и купленный за серебро твое, и будет завет Мой на теле вашем заветом вечным... И взял Авраам Ишмаэля, сына своего, и всех рожденных в доме его, и всех купленных за серебро его, весь мужской пол из людей дома Авраама, и обрезал край плоти их» (Берешит 17.13).

Таким образом, Тора фактически предписывает Ишмаэлю исповедовать особенную религию, не сводящуюся ни к завету Радуги, ни к Синайскому завету. Об обязанности арабов совершать обрезание упоминается в ряде иудейских источников, в частности, в «Мишне Тора» (Мишне Тора. Малахим, 10:8).

Мухаммад мог бы провозгласить, что арабская нация находится с Богом в том самом завете, в котором находился с Ним «ханиф Ибрагим», опираясь на Тору, ссылаясь на ее повеление: «Обрезан должен быть рожденный в доме твоем и купленный за серебро твое».

Более того, мусульмане, готовые к такому союзному отношению Торы и Корана, встречаются.

Так иорданский шейх Ахмад Адван около десяти лет назад писал на своей странице фейсбука: «Я говорю для тех, кто искажает книгу их Господа — Коран: откуда вы взяли название „Палестина“, лжецы проклятые, когда Аллах уже назвал ее „Святой землей“ и завещал ее детям Израиля до Судного дня. Не существует такого понятия в Коране, как „Палестина“. Ваши притязания на землю Израиля есть ложь, и представляют собой посягательство на Коран, на евреев и их земли. Поэтому вы ничего не добьетесь, и Аллах истощит вас и унизит, потому что Аллах является тем, кто будет защищать их (т.е. евреев)».

Судя по тому, как голосуют арабские граждане Израиля и как они интегрированы его в силовые структуры, такого мнения придерживается 5% мусульман.

Все евреи стремятся к миру. Однако, когда о нем говорят правые, они имеют в виду мир с этими 5%. Левацкая идея «мира с врагом» представляется им губительной в своей основе.

Но похоже, что после хамасовского рейда из Газы даже и до многих левых стало доходить, что с остальными 95% арабов никакие «мирные соглашения» недопустимы, максимум - соглашения о прекращении огня.

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ВЕРЫ(«Лех-леха» 5778-26.10.2017)

Из книги Иова хорошо видно, к чему бы сводилась религиозная истина, если бы Бог не связал Своего имени с именами Авраама, Ицхака и Иакова, и ограничился бы заветом Радуги.

Завет Радуги

Недельная глава «Лех леха» начинается словами: «И сказал Господь Авраму: уйди из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе. И Я сделаю тебя народом великим и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь благословением. И Я благословлю благославляющих тебя, а проклинающего тебя прокляну; и благословятся тобой все племена земные» (12:1-3).

Итак, после установления завета Радуги со всем человечеством, Всевышний пожелал дополнительно открыться миру, отделив от него особый народ и заключив завет исключительно с ним. Об этом завете – завете Авраама широко известно во всем мире благодаря книгам ТАНАХа.

Но практиковался ли когда-либо монотеизм, продолжающий семь заповедей сыновей Ноаха и не восходящий к избранию Израиля? Известна ли какая-то религии Радуги, которой бы вера Авраама строилась как паралельная?

Во внешнем по отношению к иудаизму мире какие-либо ее признаки отсутствуют. Между тем ТАНАХ как раз сохранил такой (по сути альтернативный себе самому) источник, и это Книга Иова. Из ее текста хорошо видно, к чему бы сводилась религиозная истина, если бы Бог не связал Своего имени с именами Авраама, Ицхака и Иакова, и ограничился бы заветом Радуги.

Комментаторы расходятся относительно того, когда жил Иов. Некоторые считают его современником Авраама, некоторые – Моше. Но в любом случае ясно, что история Иова имела место до дарования Торы, и какие-либо ссылки на нее в книге Иова отсутствуют.

В книге этой не фигурируют имена патриархов, а единственное упоминие Земли Канаанской не содержит какого-либо намека на ее исключительность («Разделят ли его между Канаанскими купцами?» 40:30). Сам Иов, как и его благочестивые друзья - неевреи. Всеми ими на разные лады превозносится величие и могущество Творца, нет упоминаний ни о шести днях творения, ни о субботе.

При этом все содержание книги сводится к одному единственному вопросу: как совместить благость Творца мира с творящимися в этом мире ужасами?

Путь к решению этого вопроса лежит через идею испытания, возложенную Богом на праведника. Чтобы убедиться в подлинности благочестия Иова, сначала сатане было позволено лишить его имущества и потомства, а затем отнять и здоровье. «Сказал Господь сатане: вот он в руке твоей, только душу его сохрани. И вышел сатана от Господа и поразил Иова сыпью дурной от стопы ноги его до темени его. И взял он себе черепок, чтобы скоблить себя им, и сел в пепел» (2:5).

Итак, оказывается, Бог не только попускает совершаться величайшей несправедливости, Ему почему-то важно, чтобы человек с этим положением как-то самостоятельно справился! Как же повел себя Иов?

Вскоре после прихода друзей, пытавшихся утешить страдальца, тот неожиданно взбунтовался: «После того открыл Иов уста свои и проклял день свой. И заговорил Иов и сказал: Да сгинет день, когда родился я, и ночь, в которую сказано: "Зачат муж"! День этот да станет тьмою, да не печется о нем Бог свыше, и да не воссияет над ним свет!» (3:1-4).

Частная беда Иова открыла для него общую царящую в мире вопиющую несправедливость: «Почему же не блюдет Всемогущий сроки суда?... Нечестивцы похищают грудного сироту и с неимущего берут в залог; Ходят сироты в наготе, без одежды, и, голодая, носят снопы; Выжимают масло они из олив в рядах, топчут в давильнях виноград – и жаждут. В городе людей стон, и душа убиенных вопиет, и Бог не видит в том худого» (24:12).

Иов не смиряется с трагической рутиной, он отстаивает свою правоту, требует справедливости: «Жив Бог, отнявший правоту мою, Всемогущий, удручавший душу мою, Так, – доколе моя душа во мне, и дух Божий в ноздрях моих. Клянусь, что не произнесут уста мои неправды!» (27:6).

Друзья Иова пытаются защитить Создателя: «И отвечал Элиу, и сказал:… Если ты грешил, – что ты сделал этим Ему? И, умножая прегрешения твои, – что причиняешь ты Ему? Если праведен ты, – что дашь Ему? Получит ли Он что из твоей руки? Лишь мужу, как ты, а не Богу твоя нечестивость во вред, и самому человеку в прок твоя праведность; От многих насилий стонут люди, вопиют от руки сильных, но не скажут: "Где Бог, мой Творец, дающий в ночи истребление нечестивых, Научающий нас больше скота земного, и вразумляющий нас больше небесных птиц". Так вопиют они, и не отвечает Он из-за гордыни злодеев. Но неправда, что Бог не слышит, и Всемогущий не взирает на это: Хоть говоришь ты, что не видишь Его, есть у Него суд – и жди его» (35:14).

И суд действительно совершается: «И отвечал Господь Иову из бури и сказал: Кто это омрачает мысль неразумными словами? Обвяжи, как муж, чресла свои; Я буду спрашивать тебя, а ты поведай мне: Где был ты, когда Я основал землю? скажи, если обладаешь разумом» (38:1).

При этом, однако, выяснилось, что в еще большей мере Создатель недоволен друзьями Иова. «Молвил Господь Элифазу Тайманитянину: пылает гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих, ибо вы не говорили обо Мне так же правдиво, как раб Мой Иов. Поэтому ныне возьмите себе семь тельцов и семь овнов, и пойдите к рабу Моему Иову, и принесите всесожжение за себя; и раб Мой Иов помолится за вас, ибо только его (молитву) Я приму, чтобы не вести Себя с вами жестоко за то, что вы не говорили обо Мне так правдиво, как раб Мой Иов» (42:9).

Экзистенциональная философия

Итак, основной темой книги Иова является проникновение в проблему зла: как оно появилось в мире, да еще в таких пропорциях, если Творец мира благ и справедлив?

Бедствия выглядят испытанием. Однако выстоять в этом испытании значит не только смиряться перед Создателем, но одновременно также и не соглашаться со злом. Выяснилось, что вопреки утверждению Элиу, требование справедливости, настаивание на своей правоте что-то «дает Ему»; оказалось, что отыскание смысла в заведомо бессмысленной ситуации - это некий труд, который Создатель ценит, который «Он принимает из его руки».

Шестов в следующих словах пишет о значении книги Иова в становлении философии Кьеркегора: «Философия имеет своим началом не удивление, как думали греки, а отчаяние. В «Повторении» Кьеркегор ей дает такое выражение: «Вместо того, чтоб обратиться за помощью ко всемирно знаменитому философу или к professor'y publicus ordinarius (т.е. к Гегелю), мой друг ищет прибежища у частного мыслителя, который знал все, что есть лучшего в мире, но которому потом пришлось уйти из жизни: у Иова… который, сидя на пепле и скребя черепками струпья на своем теле, бросает беглые замечания и намеки. Здесь истина выразится убедительней, чем в греческом симпозионе».

«От Иова, – продолжает Шестов, - путь Кьеркегора идет к тому, кто в Писании называется отцом веры - к Аврааму и его страшной жертве. Вся книга "Страх и Трепет" - самое заглавие которой взято из 2-го псалма, посвящена Аврааму. Уже с Иовом было трудно, очень трудно: каких усилий стоила Кьеркегору его решимость противопоставить слезы и проклятия Иова спокойному и трезвому мышлению Гегеля! Но от Авраама потребовалось больше, много больше, чем от Иова. Иову его беды были посланы внешней силой, - Авраам сам заносил нож над своим сыном. От Иова люди бегут, и даже этика, чувствуя свое бессилие помочь ему, незаметно от него отстраняется. От Авраама же люди не бежать должны, а ополчиться против него».

Итак, союз Ноаха и союз Авраама представляют собой испытание. Испытание, в ходе которого созидается духовная действительность, значимая не только для человека, но и для самого Бога. Различие же между этими союзами состоит в степени вовлеченности человека в это испытание. Иов вовлечен на индивидуальном уровне, Авраам – не только на индивидуальном, но и на уровне национальном, и даже на общечеловеческом уровне («в тебе благословятся все народы»).

ЗНАК ЗАВЕТА(«Лех-леха» 5776-22.10.2015)

Религиозная жизнь выходит за пределы нравственной жизни, также как за пределы нравственной жизни выходит жизнь супружеская. Сексуальные отношения, выглядящие как использование человеком человека – находятся вне нравственного измерения, хотя и предполагают его: мужчина не способен овладевать женщиной по-собачьи нейтрально, он вынужден либо благоговеть перед ней, либо над ней глумиться.

Удаление лишнего

В недельной главе «Лех леха» описывается вступление Авраама в завет обрезания: «И сказал Бог Аврааму: ты же соблюди завет Мой, и ты, и потомство твое после тебя в роды их. Вот завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и вами, и между потомством твоим после тебя: обрезан да будет у вас всякий мужчина. Обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знаком союза между Мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий мужского пола, рожденный в доме и купленный за серебро у какого-либо иноплеменника, который не из твоего потомства» (Берешит 17:8-14).

Каков смысл завета обрезания? Почему именно отсечение крайней плоти Всевышний пожелал использовать в качестве знака завета со Своим народом?

Одно из классических объяснений, приведенное в книге рава Аарона Галеви «Сефер Ахинух», гласит, что крайняя плоть (на иврите «орла»), сама по себе является излишней, и отсекая ее, человек как бы себя завершает.

Микеланджело, а вслед за ним Роден в следующих словах описывали процесс своего творчества: «Я беру мраморную глыбу и удаляю от нее все лишнее». Можно сказать, что создавая человека, т.е. создавая микрокосм («олам катан»), Всевышний тоже удалял все лишнее, но удаление последнего излишества Он поручил совершить самому человеку. Согласно «Сефер Ахинух», создавая нас на телесном уровне в чем-то «недоделанными» и повелевая самим довершить работу, Всевышний намекает на наше уникальное духовное устройство, намекает на то, что люди призваны сами себя совершенствовать, призваны сами творить себя из ничего.

Таким образом, обрезание символизирует общую особенность человека, а именно стоящую перед ним необходимость достраивать себя, творить новое, проецировать свои идеалы вовне. То, что на духовном уровне относится к сфере ежедневных решений и усилий - на физическом уровне символизируется в обряде обрезания. Отсечение крайней плоти, таким образом, является намеком на основную задачу человека – завершить себя самого.

Рассечение и соединение

Между тем, если вдуматься, это завершение, этот последний штрих, этот последний удар резца сам по себе весьма многозначителен. Ведь отсекаемая при обрезании «излишняя» кожная складка определенным смыслом все же обладает. Причем смысл этот никак нельзя назвать биологическим.

Действительно, можно ли найти еще какую-то часть тела, которую полезнее было бы удалить, чем оставить? Например, аппендикс? Но даже аппендикс имеет свою секреторную и гормональную функцию, и удалять его без соответствующих показаний совершенно неоправданно, в то время как удаление крайней плоти – желательная с медицинской точки зрения процедура, предупреждающая целый ряд осложнений и даже заболеваний.

Это обстоятельство выяснилось относительно недавно, обрезание, совершаемое по гигиеническим соображениям – относительно новое явление. Однако это новшество только усиливает загадку. Как так получилось, что в природе вообще имеется нецелесообразный предмет?

Хотя Всевышний выбирал форму завета не по медицинским показаниям, остается непонятным, почему крайняя плоть является единственным анатомическим образованием, лишенным биологического смысла?

Может быть, все станет на свои места, когда мы осознаем, что у крайней плоти в действительности все же имеется смысл, причем смысл очень глубокий, хотя он и не биологический, а… культурный!

В самом деле, нетрудно заметить, что ничего физиологически не совершая, крайняя плоть в то же время нечто выражает. Выворачиваясь наизнанку в момент близости и примыкая своей внутренней поверхностью к внутренней поверхности женского лона, крайняя плоть создает между мужчиной и женщиной как бы единую внутреннюю поверхность. Тела мужчины и женщины, разумеется, при этом не срастаются физически, но «символически», «логически», «культурно» - они делают именно это.

Если вдуматься, то половой акт является действием прямо обратным тому, которое совершил Всевышний, отделив женщину от человека: «И навел Господь Бог крепкий сон на человека; и, когда он уснул, взял одну из «сторон его» («целотав»), и закрыл плотию то место. И перестроил Господь Бог «сторону», которую взял у человека, в женщину, и привел ее к человеку. И сказал человек: сей раз это кость от моих костей и плоть от плоти моей; она будет называться иша (женщина), ибо от иш (мужчины) взята она. Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и станут они одной плотью» (2:20-24).

Но что мы тогда делаем, совершая обрезание? Что мы делаем «достраивая» человека таким образом, что в результате он оказывается неспособен восстановить свою единую поверхность? Что мы делаем - пусть даже и не физически, а чисто «логически» - навсегда рассекая человека?

Совершая обрезание не по медицинским соображениям, а по слову Создателя, мы тем самым допускаем Его в интимную сферу своей жизни, заключаем завет аналогичный тому, который описан в нашей же недельной главе: «И сказал ему: Я Господь, который вывел тебя из Ур-Касдима, чтобы дать тебе землю эту в наследие. И он сказал: Господи Боже! по чему узнаю я, что буду наследовать ее? И Он сказал ему: возьми Мне трех телок и трех коз, и трех баранов, и горлицу, и молодого голубя. И он взял Ему всех их и рассек их пополам, и положил часть каждого против другой; а птиц не рассек… И когда зашло солнце и наступила тьма, и вот, печь дымящаяся и пламя огня, который прошел промеж тех половин. В этот день заключил Господь с Аврамом союз, сказав: потомству твоему Я отдал землю эту, от реки Египетской до реки великой, реки Прат» (15:6-18).

Рассекая, «достраивая» себя в обрезании, еврей достраивает свою важнейшую духовную сторону – свою посвященность Богу, свою принадлежность Всевышнему. «Неженатый человек – не человек», - сказано в Талмуде. Иными словами, только связавшие свои судьбы мужчина и женщина именуются человеком. Но тогда обрезание – это жертвенное рассечение единого цельного человека, посвящающее его Создателю.

Таким образом, культовый смысл обрезания тождественен культовому смыслу прохождения между рассеченными частями жертвенных животных. И он же подводит нас к пониманию смысла культа как такового.

В связи с «дикими» причудливыми обрядами (рассечением животных и обрезанием) у современного человека часто возникает вопрос: Разве все это может иметь значение для Бога, создавшего Своим словом мир? Зачем Богу, превыше всего ставящему этическое поведение и достоинство человеческой личности, могли понадобиться кровавые церемонии, связанные с детородным членом?

А зачем Ему понадобилось наделять человека потребностью в брачных отношениях, если нет ничего выше этического поведения?

Религиозная жизнь выходит за пределы нравственной жизни, также как за пределы нравственной жизни выходит жизнь супружеская. Сексуальные отношения, выглядящие как использование человеком человека – находятся вне нравственного измерения, хотя и предполагают его: мужчина не способен овладевать женщиной по-собачьи нейтрально, он вынужден либо благоговеть перед ней, либо над ней глумиться.

Тем самым супружеские отношения порождают дополнительное духовное пространство, которое возвышается над нравственным. Но также и религия, она вырывается за пределы нравственного (Кьекегор называл акт веры «отстранением этического»), она прорывается в то же эмоциональное измерение, что и любовные отношения. Причем это их (религии и брака) монопольная сфера.

В своем программном сочинении «Религия в пределах только разума» Кант в следующих словах отмежевывает «истинную религию ценностей» от «религии нелепых обрядов и церемоний»: «Все, что человек сверх доброго образа жизни предполагает возможным сделать, чтобы стать угодным Богу, есть лишь иллюзия религии и лжеслужение Богу».

В этом отношении вполне поучительно и закономерно звучит также и другое изречение великого философа, произнесенное им на закате дней: «Я рад, что мне удалось избежать механических телодвижений, лишенных метафизического смысла».

ДРЕВНЕЕ ПРОРОЧЕСТВО(«Лех-леха» 5775-30.10.2014)

Главной особенностью Ишмаэля является установка ничего в себе не менять, ничего в себе не трогать, принимать себя исключительно таким, каков есть. Голос совести в рамках этого подхода распознается как голос слабости и глупости.

Национальный характер

В недельной главе «Лех-леха» повествуется о рождении Ишмаэля, причем исходно предрекается, что он будет «пэре адам», то есть необузданный, дикий человек: «И сказал ей ангел Господень: вот, ты беременна, и родишь сына, – и наречешь ему имя Ишмаэль, ибо услышал Господь страдание твое. И будет он дикарь-человек; рука его на всех, и рука всех на него, и пред лицом всех братьев своих жить будет он» (16:11-13).

Примечательная фраза. Еще до рождения человека через ангела дается пророчество, что он окажется «дикарем». Не противоречит ли это высказывание идее свободы выбора, которой Тора, казалось бы, насквозь должна быть проникнута?

Нисколько. Каждый человек рожден свободным, но все же с определенными наклонностями. Каждый человек себя свободно реализует, однако все же в материале тех природных данных, которыми располагает. А иногда эти данные могут быть неблагоприятными.

Агар получила (или благоприобрела) базарный и заносчивый характер, который исходно должен был дурно влиять на Ишмаэля. Но кроме того, у последнего ожидалась также и собственная глубокая уязвленность, следующая из пророчески заданного соперничества с Ицхаком.

Дурные природные склонности имеются у многих, как у отдельных людей, так и у целых народов. Так, например, в отношении Израиля, Тора указывает на «жестоковыйность», то есть на характерную недоверчивость, на своеобразную упрямую и придирчивую невосприимчивость к чужим доводам. Есть в еврейском народе такая черта, однако она не отменяет свободы и не отрицает избрания.

Итак, нет ничего противоречащего идее свободы в том, что Ишмаэль еще до рождения объявляется дикарем, что его потомки на протяжении всей истории будут отмечены этим природным клеймом. А ведь «дикость» - очень точная характеристика арабской души.

В самом деле, дикость заключается не просто в отсутствии воспитанности (такая первичная дикость легко устранима), дикость как черта характера покоится на последовательном отказе от любой культивации.

Идейный дикарь – это человек принципиально отказывающийся меняться или критически оценивать собственное поведение.

Ницше сетовал на то, что еврейство - и в особенности его порождение христианство - перепортили человеческую природу тем, что заразили ее чувством вины. Альтернативу Ницше видел в греческой культуре. Так в «Генеалогии морали» он пишет: «Восхождение христианского Бога, как максимального Бога, достигшего пика градации, повлекло за собою и максимум чувства вины на земле… греки длительное время пользовались своими богами как раз для того, чтобы не подпускать к себе близко "нечистую совесть", чтобы наслаждаться свободой своей души: стало быть, в смысле, обратном тому, во что употребило своего Бога христианство. Они заходили в этом весьма далеко, эти роскошные и исполненные львиной храбрости сорванцы; и не какой-нибудь авторитет, а сам гомеровский Зевс дает им там и сям понять, что они слишком легкомысленно относятся к делу».

Но по-настоящему обратным иудео-христианскому опыту «нечистой совести» является все же не опыт греков, а опыт арабов. Можно с полным правом утверждать, что ислам представляет собой такую версию единобожия, которая напрочь чужда идее «нечистой совести», во всяком случае, в христианском значении этого слова.

Дикарь-человек

Главной особенностью Ишмаэля является установка ничего в себе не менять, ничего в себе не трогать, принимать себя исключительно таким, каков есть. Голос совести в рамках этого подхода распознается как голос слабости и глупости.

«Никакой араб еще не признавался в том, что ошибся, что виноват в провале битвы, не рассчитал свои силы. У арабов, с которыми я общался и воевал в их рядах в течение 7-ми лет, всегда в их бедах виноват кто-то другой», - отмечает Лоуренс Аравийский.

Этот отказ от самокритики неизбежно приводит к нагромождению вокруг себя завалов многоэтажной лжи. Так Мопассан в новелле "Аллума" пишет: «Она рассказала мне свою историю, вернее, лгала с начала до конца, как лгут все арабы — всегда, по любому поводу и без всякого повода. Вот одно из самых поразительных и самых необъяснимых свойств туземного характера — лживость. Эти люди, в которых ислам внедрился до такой степени, что стал частью их природы, воспитал их чувства, создал особую мораль, видоизменил целую расу и отделил ее от других, как цвет кожи отличает негра от белого, — все они лживы до мозга костей, настолько лживы, что нельзя верить ни единому их слову. Обязаны ли они этим своей религии? Не знаю. Нужно пожить среди них, чтобы понять, насколько ложь срослась с их существом, сердцем, душой, насколько она стала второй их натурой, жизненной потребностью».

Отдельного упоминания в этой связи заслуживает семейная жизнь арабов.

Именно супружество является тем базисным уровнем, тем подготовительным классом, в котором человеком осваиваются азы диалога, воспитывается навык принимать, а не принуждать другого. Но за всю свою долгую историю арабский народ так и не приобрел опыта супружества.

Существуют народы, грубо относящиеся к женщинам. Не последние среди них русские, среди которых бытовали поговорки типа: «Жену не бить – и милу не быть», «бьет – значит любит» и т.д.

Но сравнительно с природными русскими мужиками арабы - это совершенно другая лига. В их сознании «супружество» в принципе неотделимо от насилия, так что само употребление этого слова может быть применено в их случае лишь очень условно. В случае арабов правильнее говорить не о супружестве, а об общих «нормах сексуальной жизни», которые рисуются как строгое следование многообразию похотей. Так в своей книге «Репортаж с отсидки» Аба Ахимеир пишет: «Один из арестантов рассказывает:

— У султана Абдул Хамида было семьдесят две жены (какая точность!) и столько-то (не помню точно, какая была названа цифра) мальчиков, в основном из армян и греков. А всеми ими заведовало столько-то и столько-то евнухов. Когда какой-нибудь мальчик султану надоедал, его казнили.

Арестанты слушают, и у них слюни текут. Они завидуют султану не потому, что тот обладал неограниченной властью, а потому, что он осуществил их собственные сокровенные мечты».

Кто-то скажет, что обобщения, сделанные Лоуренсом, Мопассаном и Ахимеиром – чистый воды расизм, что бывают и другие арабы. Верно, бывают другие арабы, и они даже достаточно многочисленны. Однако сказать, что арабы как народ вовсе не отравлены тяжелыми духовными миазмами, значит сказать глупость, ни на микрон не приближающую нас к идеалам «равенства» и «братства».

Расизм заключается вовсе не в склонности подмечать в каких-то национальных и религиозных группах присущие им качества. Тот, кто отрицает «национальные черты» как таковые – по меньшей мере недобросовестный наблюдатель, а в ряде случаев агент по продвижению чьих-то национальных пороков.

Расизм – это деление народов на «высшие» и «низшие», подразумевающее природную неспособность преодоления лежащих между ними различий. Расизм – это отрицание за всеми представителями какого-либо народа способности менять свою судьбу или добиваться тех же достижений, что и все прочие люди. В действительности же представитель любой нации и культуры способен отказаться от своих корней – будь они добрые или худые – и принять и развить в себе совершенно иные качества: так, природный британец может стать исламским фанатиком и отправиться в Сирию резать головы «неверным», а природный араб – меняя или сохраняя свою веру - сотрудничать с Израилем и служить в его армии.

Утверждать же, что культуры, религии и этносы задевают лишь самый периферийный слой человеческой экзистенции, под которым все люди изоморфные плюшевые мульти-культи - вредная фантазия, поставившая Европу на грань катастрофы, и позволившая арабскому дикарству открыть второе дыхание.

ТАНАХИЧЕСКАЯ СИНГУЛЯРНОСТЬ(«Лех-леха» 5774-10.10.2013)

Может ли быть случайным, что согласно прямым высказываниям Торы, еврейский народ сорок лет скитался по пустыне («Дварим» 1:1-3), а этому периоду предшествовал четырехсотлетний период «египетского плена»? Невольно возникает вопрос: а как развивались события в дальнейшем? Нет ли у этой истории какого-то «логарифмического» продолжения?

Грех Эморейца

В недельной главе «Лех леха» говорится о заключении союза между рассеченными частями жертвенных животных: «И солнце было к заходу, как крепкий сон напал на Аврама; и вот ужас, мрак великий нападают на него. И сказал Он Авраму: знай, что пришельцами будут потомки твои в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет. Но и над народом, которому они служить будут, произведу Я суд, а после они выйдут с большим имуществом. А ты отойдешь к отцам твоим в мире, будешь погребен в старости доброй.… ибо доселе еще не исполнился грех Эморийца» (15:12-16).

Не существует единого мнения относительно того, с какого момента пошел отсчет четырехсот лет угнетения, о которых предрек Всевышний (Раши считает, что он ведется от рождения Ицхака), но в любом случае ясно, что собственно египетский плен занял в два раза меньшее время, а тем самым упоминание четырехсотлетнего периода требует какого-то истолкования.

В довершении ко всем имеющимся объяснениям мне представляется интересным связать срок угнетения сынов Израиля со сроком их пребывания в пустыне. Действительно, может ли быть случайным, что согласно прямым высказываниям Торы, еврейский народ сорок лет скитался по пустыне («Дварим» 1:1-3), а этому периоду предшествовал четырехсотлетний период «египетского плена»?

Итак, Тора указывает два сопряженных исторических периода, продолжительность первого из которых (400) в десять раз превышает продолжительность второго (40). Невольно возникает вопрос: а как развивались события в дальнейшем? Нет ли у этой истории какого-то «логарифмического» продолжения?

На первый взгляд оно не просматривается. От начала завоеваний до смерти Йеошуа Бин Нуна походит 28 лет. Далее начинается эпоха судий, продолжавшаяся до разрушения Мишкана в Шило, то есть 354 года. Дальше идут цари. «Система» как будто не улавливается. Однако она явно проступает в сроках, которые опять же указывает само Священное Писание. Так в 1 книге Малахим имеются слова, расставляющие все по своим местам, причем расставляют самым неожиданным образом: «И было, в четыреста восьмидесятом году после исхода сынов Израилевых из земли Египетской, в четвертый год царствования Шломо над Израилем, в месяце Зив, втором месяце, (начал) он строить дом Господу» (6:1).

Четыреста восьмидесятый год от исхода - это четыреста сороковой от начала завоевания Эрец Кнаан, продолжавшегося семь лет.

Писание прямым образом указывает на 400 лет плена и на 40 лет скитаний, после которых начался период «вхождения» и от этой же точки проходит ровно те же 440 лет до строительства Храма.

Иными словами, от завета между рассеченными частями жертвенных животных до «вхождения» прошло 440 лет, а от «вхождения» до начала строительства Храма также прошло 440 лет. Не вникая в детали, какое событие происходило в начале эпохи судий (в любом случае это был период правления первого судьи Отниэля, сына Кеназа, младшего брата Калэйва», под которым «покоилась земля сорок лет» (3:9-11).), мы вправе отметить наличие следующего ряда: -400:- 40: 0: +40: +400.

Между тем завоевание Эрец Канаан под предводительством Йошуа Бин Нуна, как это сообщается в «Седер Олам Раба» (1) продолжалось семь лет, и строительство Храма также продолжалось семь лет («В четвертый год, в месяц Зив, положил он основание дому Господню. А в одиннадцатый год, в месяц Булл, – это месяц восьмой, – он окончил дом со всеми принадлежностями его и со всем, что для него следует; и строил он его семь лет». (6:38) Иными словами, от конца завоевания, до конца строительства Храма прошли те же 440 лет, что от начала завоевания до начала строительства.

Тогда наш ряд можно представить двумя способами, а именно как простую последовательность периодов: 400: 40: 7: 40: 400. И как два временных поля симметрично стягивающихся к растянувшейся на семь лет точке завоевания: - 400: - 40: [7]: + 40: + 400.

Между тем поскольку в еврейской традиции принято считать только полные годы, то за выражением «семь лет» - с математической точки зрения с равной вероятностью может стоять как 7, так и 8. Это выражение справедливо и в отношении семи лет и трех дней, и в отношении восьми лет без двух дней. И если в отношении 400, и даже 40 лет несколькими месяцами можно пренебречь, то для числа семь это уже некоторая величина, способная в половине случаев сделать его скорее восемью, чем семью.

Иными словами, с математической точки зрения мы вправе понять выражение «семь (полных) лет завоевания земли Кнаан» как и «восемь (неполных)». А в этом случае, разделив период завоевания пополам, мы получим следующий ряд: -400:- 40: -4: 0: +4: +40: +400 (если считать не до начала, а до конца строительства Храма)

Я не располагаю точной хронологией завоевания Кнаана Йеошуа Бин Нуном, и могу лишь гадать, какое событие имело место в сердцевине этого периода. Однако при этом мне особенно вспоминается следующая картина: «И воспел Йеошуа; перед Господом в тот день, в который предал Господь эморейца сынам Израиля, и сказал пред глазами Израиля: солнце, у Гивона стой, и луна – у долины Аялон! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе мстил народ врагам своим. Это ведь написано в Книге Праведных («Сефер Аяшар»). И остановилось солнце среди неба, и не спешило к заходу почти целый день! И не было такого дня ни прежде, ни после него, чтобы слушал Господь голос человека, ибо Господь сражался за Израиль» (10:12-14).

Итак, «исполнился грех эморейца» (Берешит 15:16) и «предал Господь эморейца сынам Израиля» (Йеошуа 10:12). Но при этом, как мы видим, совершался какой-то духовный исторический процесс, наделенный своей периодичностью, и потому в своем эпицентре отмеченный удивительными «играми времени». Похоже, что в долине Аялон в ту историческую точку время текло иначе, чем во всем остальном мире, как это и разъяснил Магараль в «Гвурат Ашем»: «Для Йеошуа и для Израиля солнцестояние действительно имело место, но для остального мира – нет».

На языке современной науки такое пространственно-временное завихрение именуется сингулярностью. Сегодня, наблюдая за темпами нарастания технологического прогресса, многие футурологи говорят о каком-то взрыве, о какой-то полной эволюционной рекогносцировке, за которой уже ничего не просматривается. Причем за прогнозами стоят точные формулы.

Технологическая сингулярность

В самом деле, биологическая эволюция на нашей планете продолжается миллиарды лет, человеческий вид развивается сотни тысячелетий, однако на наличие прогресса люди обратили внимание только три века назад, и лишь сто лет назад приметили, что скорость этого прогресса постоянно ускоряется. Американский историк Генри Адамс (1838-1918) был первым, кто попытался рассчитать наблюдаемый процесс: в работах «Закон ускорения» (1904) и «Закон фазового перехода применительно к истории» (1909) он прогнозировал, что между 1921 и 2025 годами произойдет фазовый переход в соотношениях между человечеством и технологиями. Он предположил, что ускорение прогресса идет в геометрической прогрессии, что каждый последующий период по продолжительности представляет собой квадратный корень от предыдущего периода. За «религиозным периодом» в 90000 лет, по его мнению, следует «механический период», продолжавшийся всего 300 лет, за ним наступает 17-тилетний «электрический период», за которым следует «эфирный период» продолжительностью в 4 года. Затем, по мнению Адамса, все должно стабилизироваться.

Любопытно, что и многие другие расчеты современных футурологов, прогнозирующих одновременный прорыв в самых разных областях науки и техники, также говорят о 2020-2030 годах как о загадочной точке «сингулярности».

Так, Вернон Виндж, первый использовавший этот термин, писал в 1993 году: «В течение ближайших тридцати лет у нас появится техническая возможность создать сверхчеловеческий интеллект. Вскоре после этого человеческая эпоха будет завершена». Майкл Диринг в книге «Рассвет сингулярности» пишет: «Что-то такое удивительное, такое невероятное, что-то абсолютно беспрецедентное в истории должно случиться - Сингулярность. Три Сингулярные технологии, такие как нанотехнология, сверхчеловеческий искусственный интеллект (СИИ) и молекулярная биотехнология, превратят наш мир в рай, если только мы сумеем избежать беспрецедентных опасностей, таящихся в самих же этих технологиях, а именно - биоинженерные супервирусы, вооружения в виде самореплицирующихся нанороботов, недружественные сверхразумные машины и наибольшая опасность из всех - склонность к неограниченному бездумному самоудовлетворению, зацикливанию на кайфомании». По расчетам Диринга, «сингулярность» наступит уже в 2020 году.

Ури Шахар в романе «Мессианский квадрат» показывает, что нарастание темпов биологической эволюции, приводящей к прогрессивному наращиванию степеней свободы живой материи, и сменившего ее (эволюцию) технического прогресса, имеет логарифмический характер, причем пределом выступает «точка омега», затаившаяся где-то между 2030 и 2300 годами.

В книге приводятся следующие наглядные узловые точки: после образования первых аэробных организмов потребовалось 2,5 миллиарда лет, чтобы появились первые теплокровные животные. С этого момента до появления человекообразных обезьян прошло 250 миллионов лет, через 25 миллионов лет после этого появляется Homo habilis -- человек умелый, первое существо, изготовлявшее каменные орудия, а через 2.5 миллионов лет после него возникает, наконец, Homo sapiens.

Подобную логарифмическую зависимость автор обнаруживает и в отношении технического прогресса. Так, обретя речь, научившись использовать огонь и изготовлять примитивные каменные орудия, человек на протяжении миллиона лет не совершал никаких дальнейших прорывов. Но в последующие сто тысяч лет появляются первые признаки того, что можно назвать культом, или культурой, то есть появляются изображения, захоронения, человек научается добывать огонь. В последующие десять тысяч лет был совершен главный цивилизационный прорыв: началось земледелие, приручение животных, мореплавание, гончарное дело, позднее были изобретены календари и письменность. Но самое любопытное - это, конечно же, третья, вторая и первая степени прогресса, то есть последнее тысячелетие, последнее столетие, последнее десятилетие, и, наконец, последний год - «точка омега», которая может наступить уже в 2030 году! Что ждет нас на дне этой загадочной воронки?

Возможно, что и ничего особенного. Может быть, как и в случае, с уже однажды имевшей место сингулярностью времен завоевания Кнаана (также логарифмического характера), процесс станет в тех же темпах замедляться, в каких прежде ускорялся? Может быть, через пару миллиардов лет наука будет развиваться также медленно, как когда-то медленно эволюционировал планктон?

ПРЕДЕЛЫ БЕСПРЕДЕЛЬНОГО («Лех-леха» 5773 - 24.10.2012)

Когда какой-то народ задается, остальные просто вежливо усмехаются. Но еврейский «гегемонизм» всех явно задевает за живое. От какого еще народа, кроме евреев, кто-нибудь когда-нибудь требовал, чтобы он непременно растворился среди других наций, и именно полным исчезновением доказал свою неотличимость от прочего человечества?

Свидетельство Ницше

В недельной главе «Лех леха» Всевышний обращается к Аврааму со следующими словами: «Я – вот, союз Мой с тобою: ты будешь отцом множества народов. И не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов. И распложу тебя чрезвычайно, и произведу из тебя народы, и цари произойдут от тебя. И поставлю союз Мой между Мною и тобою и между потомством твоим после тебя в роды их, в союз вечный, чтобы быть Богом тебе и потомству твоему после тебя. И дам тебе и потомству твоему после тебя землю твоего пребывания, всю землю Кнаанскую, во владение вечное» (17:1-8)

Итак, Аврам, еще в трехлетнем возрасте самостоятельно дошедший до идеи Единого Бога, лишь в 99 лет испытал некое преображение, связанное с Его откровением. Аврам наследовал от своих предков некую тянущуюся к самому Адаму искру, однако теперь, став Авраамом, он получил еще и нечто свыше, теперь в нем в значительной мере был восстановлен тот Человек, который был до грехопадения.

Р. Хаима из Воложина в книге «Нефеш Хаим» (гл 15), пишет, что «после греха, совершенного Адамом, нешама (т.е. та душа, которую вдохнул в него Бог) совершенно отступила от него». Но при этом некоторое, пусть и не полное ее восстановление произошло именно с избранием Авраама. В «Тиферет Исраэль» (24) Магараль пишет: «Сказано, что Авраам именуется Адамом, так как обладал ангельскими качествами, и имел при этом облик Адама, а потому зовется Человеком. И он также начало человечества, так как Израиль зовется человеком, а Авраам был началом Израиля». Действительно, в трактате «Бава Мециа» (84 а) сходным образом говорится также и о Йакове, то есть об Израиле. Согласно вере иудаизма, этим же статусом обновленного Адама наделены все потомки Йакова, а также прозелиты, вошедшие в число его потомков.

Эти утверждения не дешевая партийная демагогия - евреи действительно заметно отличаются от прочих людей, отличаются уже хотя бы тем, что на протяжении веков миллионы этих людей остервенело доказывают, что евреи в лучшем случае такие же люди, как и они, в худшем же – просто чудовища. Десятки народов претендовали в истории на гегемонию, даже на исключительность, но представители других наций никогда не удостаивали «гегемонов» серьезной полемики по этому вопросу. Когда какой-то народ задается, остальные просто вежливо усмехаются. Но еврейский «гегемонизм» всех явно задевает за живое. От какого еще народа, кроме евреев, кто-нибудь когда-нибудь требовал, чтобы он непременно растворился среди других наций, и именно полным исчезновением доказал свою неотличимость от прочего человечества?

Евреи – народ действительно очень необычный, и чтобы в этом убедиться, нет необходимости ссылаться на высказывание Талмуда - достаточно рассмотреть, какую нацию ставил выше всех автор термина «сверхчеловек» Фридрих Ницше.

В виду общей неприязни к иудео-христианской морали некоторые высказывания Ницше в адрес евреев неоднозначны, между тем общий баланс безусловно положителен: «Евреи были тем священническим народом ressentiment par excellence, в котором жила беспримерная народно-моральная гениальность; достаточно лишь сравнить с евреями родственно-одаренные народы, скажем китайцев или немцев, чтобы почувствовать, что есть первого ранга, а что пятого» («К генеологии морали» 1:16).

«Чем обязана Европа евреям? — Многим, хорошим и дурным, и, прежде всего тем, что является вместе и очень хорошим, и очень дурным: высоким стилем в морали, грозностью и величием бесконечных требований, бесконечных наставлений, всей романтикой и возвышенностью моральных вопросов, а, следовательно, всем, что есть самого привлекательного, самого обманчивого, самого отборного в этом переливе цветов, в этих приманках жизни, отблеском которых горит нынче небо нашей европейской культуры, ее вечернее небо, и, быть может, угасает. Мы, артисты среди зрителей и философов, благодарны за это евреям… Евреи, без всякого сомнения, самая сильная, самая цепкая, самая чистая раса из всего теперешнего населения Европы… («По ту сторону добра и зла» 250)

В «Антихристе» (24) мы читаем: «Евреи – это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом: быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то ни было ценою: и этою ценою было радикальное извращение всей природы, всякой естественности, всякой реальности, всего внутреннего мира, равно как и внешнего. …Евреи вместе с тем самый роковой народ всемирной истории: своими дальнейшими влияниями они настолько извратили человечество, что еще теперь христианин может себя чувствовать антииудеем, не понимая того, что он есть последний логический вывод иудаизма».

Сам Ницше, разумеется, никак не связывал своей высокой оценки еврейства с понятием сверхчеловека. Эта тема стоит несколько особняком. Но очевидно, что в его глазах евреи гораздо более подходили бы на эту роль нежели «белокурая бестия».

Два достоинства

Не так давно мы выяснили, что согласно еврейской вере, человек – это предельная реальность, что сверхчеловек невозможен по определению. Но если только в евреях восстановлен образ первого Человека, а прочие его потомки лишены какой-то важнейшей искры, то разве другие народы не становятся от этого недочеловеками?

Ни в коей мере. Дело в том, что «недочеловек» в такой же мере невозможен, как и «сверхчеловек». Между человеком и животным не имеется промежуточных форм. Это с полной очевидностью явствует из Гемары (Нида 23.б), в которой рассматриваются типы человеко-звериных гибридов, одни из которых квалифицируются как животные, а другие, как люди (козел с человеческой головой считается человеком). Об этом же ясно свидетельствует следующий закон Торы: «Если окажется на ком-либо грех смертного приговора, и он умерщвлен будет, и ты повесишь его на дереве, То не дай трупу его ночевать на дереве, а погреби его в тот же день; ибо поругание Бога повешенный». (21:22). Итак, не только живой еврейский праведник, но и мертвый мерзавец любых кровей является Божественным образом, над которым недопустимо ругаться!

Таким образом, существуют разные планы, в которых соизмеряется достоинство людей. Имеется базисное достоинство, присущее человеку по самой его природе, достоинство, проистекающее из его Богоподобия, и имеется достоинство, достигнутое его собственными силами и талантами. Именно это достоинство определяет участь человека в грядущем мире, именно оно обыкновенно отмечается в общежитии, однако сколь бы не были велики заслуги человека, они все же заведомо ниже того дара, который он имеет в лице собственного Божественного образа. Никакое благоприобретенное достоинство не способно перевесить того первичного достоинства, которое было дано человеку при его рождении. В сем мире все люди имеют равные права независимо от того, учены они или невежды, праведники они или грешники.

Это положение легко подтверждается традиционными еврейскими источниками, однако полной силы оно, безусловно, достигло в правосознании Западной цивилизации. Встречаются традиционные евреи, которые пытаются представить «права человека» как феномен иудаизму внешний и чуждый. Но даже если еврейский мир откажется от своих авторских прав на демократические ценности, он все равно остается внятен этим ценностям на общих основаниях (как заповедям, которые «выполняются, даже если бы они не были заповеданы»). Так, главный сефардский раввин Тель-Авива Хаим Давид Галеви (1925-1998) в своей книге галахических вопросов и ответов "Осе леха рав" пишет: "В наше время, когда никто не подпадает под определение идолослужителя, …во всем комплексе взаимоотношений между евреями и инородцами, как в Эрец Исраэль так и вне ее, в том что касается отношения государства к его гражданам, и в том что касается взаимоотношения между частным евреем с его соседом или другом - инородцем, нет никакой необходимости обращаться к законам "поддержания мира" ("даркей шалом")… Предоставлять им работу, посещать их в больнице, предавать погребению их умерших, утешать скорбящих и т.д. следует на основании требований человеческой нравственности ("митох хова эношит мусарит"), а не по причине поддержания мира".

Итак, степень наличия в человеке некогда утраченной Адамом Божественной души вовсе не тот критерий, который лишает или наделяет его человеческим достоинством.

ОТ НИЛА ДО ПРАТА («Лех-леха» 5772 - 03.11.2011)

Человечество бы очень сильно выиграло, если бы от Нила до Прата проживали именно сыны Израиля, а не сыны Ишмаэля, если бы вместо Хизбаллы в Ливане и Аль-Кайды на Синае, размещался бы ЦАХАЛ.

Религия и политика

В недельной главе «Лех леха» описывается история Авраама, описывается его частная семейная жизнь («И сказал Аврам:.. Вот я отхожу бездетный, а домоправитель мой это Элиэзэр из Дамаска. И сказал Аврам: ведь Ты не дал мне потомства, и вот, домочадец мой наследует мне». (15:2-3). И вместе с тем, если приглядеться, то мы ясно увидим, что в эту жизнь примешивается – и еще как примешивается - «политика».

«Аврам поселился в земле Кнаанской; а Лот поселился в городах окрестности и раскинул шатры до Сдома. Люди же Сдома были злы и весьма грешны пред Господом. И Господь сказал Авраму после отделения Лота от него: подними очи твои и посмотри с места, на котором ты теперь, к северу и к югу, и к востоку, и к западу. Ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки. И сделаю потомство твое, как песок земной; так что, если кто может сосчитать песок земной, то и потомство твое сочтено будет. Встань, пройди' по земле сей в длину ее и в ширину ее, ибо тебе Я дам ее» (13:13-18)

Далее и вовсе обозначаются границы грядущего государства потомков Авраама: «И сказал ему: Я Господь, который вывел тебя из Ур-Касдима, чтобы дать тебе землю эту в наследие... В этот день заключил Господь с Аврамом союз, сказав: потомству твоему Я отдал землю эту, от реки Египетской до реки великой, реки Прат». (15:8-20)

Если мы обратимся к другим книгам ТАНАХа, то немедленно убедимся, что и в их основе лежит выяснение не только «возвышенных» духовных, но и «приземленных» политических вопросов, пусть даже и производных от духовных. Тексты пророков всегда имеют политическое измерение, во всяком случае нравственный духовный план всегда имеет прямой выход в план национально-государственный. Вот один, почти случайно взятый пророческий текст: «О те, что спускаются в Египет за помощью, и полагаются на коней, и на колесницы надеются, ибо многочисленны они, и на всадников, ибо весьма сильны они! Но не обратились они к Святому Израиля и Господа не вопросили. (Но) и Он мудр! И наводит бедствие, и слов Своих не отменяет; и поднимется на дом нечестивых и на (ищущих) помощи тех, что совершают несправедливость. Но египтяне – люди, а не Бог, и кони их – плоть, а не дух. И прострет Господь руку Свою, и споткнется помогающий, и упадет (ожидающий) помощи, и разом все погибнут. Ибо так сказал мне Господь: как рычит лев и львенок над добычей своей, (даже) если созвано против него множество пастухов, голоса их не страшится и на шум их не откликается, так сойдет Господь Воинств сражаться за гору Цион и за холм его. Как птицы порхают (над птенцами), так Господь Воинств защитит Йерушалаим, защитит и избавит, пощадит и спасет» (Иешайя 31:1-5).

Эту прямую связь между духовной и политической реальностями современному человеку порой бывает очень трудно понять. Партийная солидарность представляется нам поверхностной и жалкой. Наше поколение выстрадало парадоксальную истину уважения поверх политических барьеров. Как можно эту яичницу, этот узкий срез, узкую проекцию, основывающуюся на идеологии, а порой и на чистом интересе, путать с Божьим даром подлинной солидарности тех «самобытных людей», которые, по словам Ясперса, «верны обязательству постоянно интересоваться друг другом, помогать друг другу, когда они встречаются», которые «не сговариваясь, сохраняют взаимную верность, более непоколебимую, чем основанная на договоре»? Причем, «такая солидарность распространяется и на врага, если одно самобытие подлинно противостоит другому»?

И в то же время слишком часто в жизни мы видим совершенно другое. Слишком часто мы убеждаемся в том, что в значительном числе случаев близость между людьми определяется в первую очередь их политическими убеждениями.

Парадоксы солидарности

В своей статье «Похвала глупости» Лев Шестов в следующих словах характеризует солидарность, основывающуюся на политических позициях: «Бердяев, как и всякий думающий человек, за шесть лет много раз менял свои убеждения или свои идеи. Философские, конечно. В своих политических воззрениях он проявляет несравненно большую устойчивость и постоянство. Он был и остался демократом и даже, кажется, социалистом. Это любопытно. Отчего люди гораздо легче меняют свои философские убеждения, чем политические? Такая же сравнительная прочность политических убеждений наблюдается и у других писателей, проделавших вместе с Бердяевым эволюцию от марксизма через идеализм к мистицизму и даже к положительной религии. Например, хотя бы Булгаков. Если бы он проявил ту же быстроту в смене политических убеждений, быть бы ему теперь либо в черносотенниках, либо в максималистах, т. е. где-нибудь на последней окраине политического поля. Но он как был, так и остался, вместе с Бердяевым, и демократом, и социалистом... Чем же объясняется непостоянство философских убеждений у людей, в политическом отношении стойких и непоколебимых? Ясно, что не характером. Ибо нельзя же одновременно иметь и стойкий, и изменчивый характер...

Идейная эволюция, которая в старину проделывалась так трудно и с такой чрезвычайной медленностью, а теперь проходит с такой легкостью и быстротой, вовсе не знаменует собой глубоких внутренних изменений. Булгаков, когда был марксистом, был таким же хорошим человеком, как и теперь. Бердяев кантианец или метафизик, Мережковский ницшеанец или христианин - с внутренней стороны разницы нет. Cuculus non facit monachum. И вообще, видно, старики ошибались, когда думали, что философские идеи нужно так тщательно оберегать от ржи и моли и всегда держать в сухом месте, чтоб не испортились. Политические убеждения - дело другое. В политике переменил убеждения, меняй друзей и врагов: стреляй в тех, кого вчера защищал грудью, и наоборот. Тут призадумаешься. Ну, а перейти от кантианства к гегельянству и даже, horribile dictu - к материализму, что кому от этого сделается?»

Иудаизм всегда знал эту особенность и боролся не столько с «инакомыслием» среди евреев, сколько с их "инакобытием". Например, суждения, близкие Спинозе, иногда можно обнаружить в высказываниях вполне ортодоксальных иудеев. Однако поскольку они дискутировали на эту тему внутри бейт-мидраша, поскольку они сохраняли еврейскую солидарность, никто никогда не помышлял отлучать их от иудаизма, как никто не отлучает общину дардаим, которая, основываясь на Рамбаме, полностью отрицает каббалу. По некоторым мнениям, христиане-евреи оставались членами еврейской общины до тех пор, пока не стали солидаризироваться с политическими врагами Израиля.

Итак, политическое единомыслие далеко не всегда презренно, а выстроенная на его основе солидарность может иметь глубокие духовные корни. Возвращаясь к нашей главе, уместно вспомнить о приведенном выше политическим высказывании: «потомству твоему Я отдал землю эту, от реки Египетской до реки великой, реки Прат».

С полной уверенностью можно сказать, что человечество расколото сегодня по этому вопросу, как ни по какому другому. «Голуби» (как евреи, так и неевреи) убеждены, что иудеи существуют назло всему человечеству и не заслуживают своего государства даже в границах 1948 года, и уж тем более в границах, указанных в главе «Лех леха». «Ястребы» (опять же как евреи, так и неевреи) убеждены, что человечество бы сильно выиграло, если бы от Нила до Прата проживали именно сыны Израиля, а не сыны Ишмаэля, если бы вместо Хизбаллы в Ливане и Аль-Кайды на Синае, размещался бы ЦАХАЛ.

ОДИННАДЦАТОЕ ИСПЫТАНИЕ АВРААМА («Лех-леха» 5771 - 14.10.2010)

Идея избрания пугает людей с рациональным умом именно потому, что в первом приближении эта идея как будто отрицает сам разум. Однако если мы признаем, что Бог задает границы разума, а не разум - границы Бога, то найдем веру Израиля единственно разумной.

Парадоксальный призыв

В недельной главе «Лех-леха» рассказывается о призвании Аврама: «И сказал Господь Авраму: уйди из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе. И Я сделаю тебя народом великим и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь благословением. И Я благословлю благословляющих тебя, а проклинающего тебя прокляну; и благословятся тобой все племена земные. И пошел Аврам, как сказал ему Господь; и с ним пошел Лот; а Аврам был семидесяти пяти лет при выходе из Харана. И взял Аврам Сарай, жену свою, и Лота, сына брата своего, и все достояние, которое они приобрели, и души, которые они приобрели в Харане; и вышли, чтобы идти в землю Канаанскую; и пришли в землю Канаанскую». (12:1-5)

Как известно, еще в Ур Касдиме Аврам самостоятельно пришел к убеждению, что мирозданием управляет единый Бог. Этой своей верой Аврам охотно делился с окружающими его людьми. Так по поводу слов: «души, которые они приобрели в Харане» Раши поясняет: «Которых он ввел под сень Шехины. Авраам обращал в истинную веру мужчин, а Сара обращала женщин». Итак, до того как Всевышний открылся Авраму, тот занимался прозелитизмом. Миссионерство, «обращение» всех людей кажется чем-то естественным, чем-то глубоко присущим единобожию. Ведь если Бог един, то и человечество тоже должно быть едино в своей вере в Него. Как выразился Сартр, «выбирая для себя, я выбираю для всего человечества».

Но вот теперь, когда, наконец, сам Всевышний призвал Аврама, тот к удивлению своему услышал что-то неожиданное, услышал о том, что он станет «народом великим». Но зачем? Какое отношение к единобожию может иметь «народность»?

Казалось бы, все разъяснилось после того, как родился Ишмаэль, и Всевышний повелел Аврааму обрезать весь мужской пол: «И сказал Бог Аврааму: ты же соблюди завет Мой, и ты, и потомство твое после тебя в роды их. Вот завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и вами, и между потомством твоим после тебя: обрезан да будет у вас всякий мужчина» (17:3-10). Иными словами, несмотря на то, что завет держался на племенной основе, он все же выглядел всеобщим. Если первоначально Авраам придерживался концепции, которая впоследствии утвердилась в христианстве, то есть видел всех людей членами единой возглавляемой им общины, никак не связанной ни с какой народностью, то теперь он перешел к концепции «исламской», а именно решил, что обновленным человечеством станет сама его семья, что человечество примкнет не к Аврааму индивиду, а к семье Авраама! Это было неожиданно, но вполне понятно, и Авраам, нужно думать, без внутренних колебаний вступил в родовой завет обрезания.

Между тем в скором времени все повернулось уже совершенно неожиданно. Оказалось, что универсальный Бог решил выбрать Себе партикулярный народ, который «вечно» должен оставаться полностью отделенным от всего остального человечества, даже от потомков Ишмаэля! «Бог же сказал: именно Сара, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя Ицхак; и установлю союз Мой с ним союзом вечным для потомства его после него» (17:19).

Здесь уже было чему удивиться. Каким образом единобожие может быть уделом одного племени, а не всего человечества? Почему «все племена земные» должны «благословиться Авраамом», а не каждое само по себе? Если "У Господа Бога, небо и небеса небес, земля и все, что на ней», то почему Он «благословил только отцов твоих, и избрал вас из всех народов"? (Дварим 10.14).

Вызов разуму

Отвечать на эти вопросы можно и нужно, и в свое время я неоднократно пытался это делать. Между тем еще до того, как мы пробуем каким-то способом объяснить смысл избрания, мы должны принять его как данность. Авраам поступил именно так, Он принял волю Всевышнего как данность.

Традиция считает, что Авраам с честью выдержал десять испытаний. Наиболее известное из них – жертвоприношение Ицхака: Авраам согласился принести в жертву Богу своего сына, он, по слову Всевышнего, связал Ицхака и занес над ним нож! В этом поступке все видят беспрецедентный подвиг веры, видят «отстранение этического», отстранение разумного. Но важно понимать, что приняв условия завета, Авраам совершил ничуть не меньший вызов разуму! Авраам принял волю Всевышнего как данность, и из него вышел народ, принимающий волю Всевышнего как данность. Причем евреи так свыклись со своей обособленностью, свыклись с тем, что они «между народов не числятся», что не замечают в этом поступке Авраама какого-то испытания.

Однако остальному человечеству Божественный замысел показался чистейшим вздором. Чтобы Единый Бог зачем-то разделил единое человечество?! Чтобы Он преимущественно возлюбил какое-то отдельное племя? Немыслимо! Так, отец церкви Иустин, прозванный Философом, писал в послании к Диогену (4): "Не нечестиво ли клеветать на Бога, будто Он запрещает в день субботний делать что-либо доброе? Также не достойно ли осмеяния тщеславиться уменьшением плоти как свидетельством особенного избрания, как будто за это они преимущественно возлюблены Богом?" А Руссо в «Исповеди савойского викария» и вовсе заявляет: «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального рода человеческого, не есть общий отец человечества... ».

В 1915 году Максим Горький писал: "Я не сумею говорить об антисемитизме и юдофобстве так, как надо говорить об этом. Не потому не сумею, что нет сил, нет слов, а потому, что мне мешает нечто, чего не могу преодолеть. Я нашел бы слова достаточно злые, тяжелые и острые, чтобы бросить их в лицо человеконенавистников, но для этого я должен опуститься в какую-то грязную яму, поставить себя на один уровень с людьми, которые мне органически противны».

Горький очень верно подметил, что антисемитизм растет из какой-то «грязной ямы», он неизменно отмечен каким-то агрессивным кликушеством, какой-то заведомой невменяемостью, а зачастую и откровенной паранойей. Слово «юдофобия», которое обычно трактуется как ненависть к евреям, в ряде случаев вполне клиническое понятие. Юдофобия («жидобоязнь») зачастую такое же психическое расстройство, как клаустрофобия (боязнь замкнутого пространства), лалиофобия (страх выступать перед аудиторией) и т.д.

Но в том-то и дело, что антисемитизм произрастает не только из «грязной ямы», в которой водятся дрюоны, крушеваны и нилусы, но в первую очередь из «естественного света разума», которым окрылены эразмы, вольтеры и канты. Так в своем «Философском словаре» в самой большой по объему статье под названием «еврей» Вольтер пишет: «... вы обнаружите в них [евреях] лишь невежественный и варварский народ, который издавна сочетает самую отвратительную жадность с самыми презренными суевериями и с самой неодолимой ненавистью ко всем народам, которые их терпят и при этом их же обогащают».

А в своем сочинении с характерным названием «Религия в пределах только разума» Кант замечает: «оно (еврейство) отказало всему роду человеческому в общении, считая себя особым народом – избранным Богом, народом, который ненавидел все прочие народы и потому был ненавидим каждым из них».

Однако, если в отношении паранойяльных форм юдофобства доводы разума совершенно бессильны, то просветительский антисемитизм вполне подлежит коррекции. Идея избрания пугает людей с рациональным умом именно потому, что в первом приближении эта идея как будто отрицает сам разум. Однако если мы признаем, что Бог задает границы разума, а не разум - границы Бога, то найдем веру Израиля единственно разумной.

АНТРОПНЫЙ ПРИНЦИП ("Лех леха" 5770 - 29.10.2009)

Вопрос: «почему эта вселенная устроена так, а не иначе?» трансформируется в вопрос: «почему вселенная устроена так, что в ней возможно зарождение жизни и возникновение разума?». Если зарождение жизни во вселенной и возникновение разума не игра случая, а происходит закономерно, то значит, законы мироздания создавались такими, чтобы в результате Большого взрыва во Вселенной появился ее Наблюдатель!

Израилецентризм

В недельной главе «Лех Леха» рассказывается об одном странном свидетельстве, которое Всевышний привел Аврааму в качестве подтверждения своих слов: «После этих происшествий было слово Господа к Авраму в видении, и сказано так: не бойся, Аврам, Я щит тебе; награда твоя весьма велика. И сказал Аврам: Господи Боже! что Ты дашь мне? Вот я отхожу бездетный, а домоправитель мой это Элиэзэр из Дамаска. И сказал Аврам: ведь Ты не дал мне потомства, и вот, домочадец мой наследует мне. И вот, сказано ему слово Господа (такое): не будет он тебе наследовать; но тот, кто произойдет из недр твоих, будет тебе наследовать. И вывел Он его наружу, и сказал: посмотри-ка на небо и сосчитай звезды; ты сумеешь счесть их? И сказал Он ему: таково будет потомство твое. И поверил он Господу, и Он вменил ему это в праведность» (15:1-6).

Пожалуй, нет ничего столь же впечатляющего и загадочного, чем расцвеченное звездами ночное небо. Сегодня, когда мы узнали природу этих бесчисленных искорок, узнали немыслимость их количества и пролегающих между ними расстояний, оторопь от этого зрелища только возросла. Между тем древнее, точнее, докоперниканское человечество в целом легко ужилось с этой пугающей, но привычной картиной. Народы признали связь между своей жизнью и движением этих непостижимых крошечных светил, они посчитали себя каким-то образом связанными со звездами в рамках единого космоса.

Раши следующим образом поясняет описанную в нашей главе историю: «и Он вывел его наружу. Согласно прямому значению, вывел (Аврама) из его шатра, чтобы увидел звезды. А согласно аллегорическому толкованию, сказал ему: "Оставь свою астрологию. По звездам ты видел, что не будешь иметь сына. Авраму (действительно) не иметь сына, но у Авраама будет сын... Сарай родить не суждено, но Сара родит. Я нареку вам другое имя, и судьба переменится»

Итак, иудаизм, признавая правоту астрологии, признавая связь человека с бесчисленными непостижимыми для него мирами, одновременно ставит человека над всем этим величием! Всевышний заставляет звезды служить нуждам Авраама, вопреки их природному влиянию, и поверх него!

Комментируя этот эпизод из нашей недельной главы, раби Иегуда Арье Лейб Алтер из Гуры («Сфат Эмет») утверждает, что «человек включает в себя весь мир и зовется малым миром». Общее положение, что мир создан ради Израиля, подразумевает также и небесный свод этого мира: «Сион говорит: покинул меня Господь и Бог меня позабыл (Ишайя 49:14) Не только покинул, но и позабыл. Раби Шимон Бен Лакиш разъясняет: Дух еврейского народа сетует: Владыка мира! Кто берет вторую жену, помнит о первой. Ты же покинул меня и позабыл меня. На это Всевышний возражает: дочь Моя, на небесах Я создал двенадцать созвездий, и в каждом созвездии тридцать армад, и в каждой армаде тридцать легионов, и в каждом легионе тридцать скоплений, и в каждом скоплении тридцать когорт, и в каждой когорте тридцать групп, и в каждой группе триста шестьдесят пять сотен миллинов звезд, по сто миллионов звезд нас каждый из дней года. И все это ради тебя. А ты сетуешь, что Я покинул и позабыл тебя» (Брахот 32)».

Однако по мере того, как природа светил и истинные масштабы вселенной стали открываться человеку, стали расти его страхи и ощущение потерянности. Коперниканский переворот и новые астрономические исследования, производимые с помощью телескопа, изобретенного Галилеем, безусловно внесли большую неуютность в человеческую жизнь. Влияние этих открытий на распространение атеизма переоценить трудно. Сегодня существует немало людей, которые не верят не только в Израиле-центризм, но даже и в астрологию, и подавленные размерами вселенной и сроками ее существования почитают, себя за ничто. Этим людям хорошо бы напомнить, что во второй половине ХХ-го века наука как раз совершила определенный поворот и вновь предложила рассматривать человека в качестве центра мироздания. Речь идет о так называемом антропном принципе, введенном в обиход астрофизиком Робертом Диком и развитым его коллегой Брендоном Картером.

Сигнал Творца

Кант некогда заметил: «хотя мы из опыта и узнаем, что объект обладает теми или иными свойствами, но мы не узнаем при этом, что он не может быть иным». Антропный принцип состоит в открытии того, что на самом деле объекты вселенной «не могут быть иными». Точнее, если бы они были иными, то их… просто некому было бы наблюдать! Например, установлено, что атом водорода стабилен за счет того, что свободный нейтрон несколько тяжелее системы протон-электрон. Если бы нейтрон был легче хотя бы на десятую долю процента, атом водорода стремительно бы превращался в нейтрон, в результате чего материя имела бы исключительно ядерный уровень организации, а атомов и молекул вообще бы не существовало. И за что ни возьмись, все так: что-нибудь убери, или что-нибудь добавь, и возникновение жизни оказывается невозможным. Например, если бы соотношение кислорода и азота в атмосфере было иным, то либо были бы невозможны окислительные процессы живых организмов, либо все живое выгорело от пожаров.

Итак, наблюдать вселенную и задаваться вопросами о ее устройстве (в том числе, почему она именно такая, а не другая) можно только в такой, но никак не в какой-то другой Вселенной. Ведь все наблюдения показывают, что в наличной Вселенной всё на всех уровнях подчинено задаче возникновения Наблюдателя!

Итак, вопрос: «почему эта вселенная устроена так, а не иначе?» трансформируется в вопрос: «почему вселенная устроена так, что в ней возможно зарождение жизни и возникновение разума?». В 1973 году астрофизик Брендон Картер назвал такую постановку вопроса «слабым антропным принципом». Но одновременно он сформулировал и «сильный антропный принцип», который утверждает приблизительно следующее: если зарождение жизни во вселенной и возникновение разума не игра случая, а происходит закономерно, то значит, законы мироздания создавались такими, чтобы в результате Большого взрыва во Вселенной появился ее Наблюдатель! «Именно такие, а не другие» физические константы – это сигнал, посылаемый Творцом своему творению! Иными словами, Вселенная действительно создавалась, и создавалась ради своего Наблюдателя! Кто же этот Наблюдатель? Ученые?! Астрофизики? Безусловно. Голова Эсава, праотца западной цивилизации, не напрасно покоится в одной усыпальнице с останками его близнеца Иакова-Израиля. Но все же не только и даже не в первую очередь. Во всяком случае, заявка в патентное бюро на изобретение «сильного антропного принципа» поступила за тысячелетия до появления физики и астрономии. Причем из всех народов, прилежно занимавшихся астрологией и считавших себя элементами единой вселенной, лишь Израиль подал такую заявку. Иудаизм ничего не знал о параметрах Вселенной и обеспечивающих его развитие физических константах, но Он учил о Создателе, из уст которого услышал слова: «дочь Моя, на небесах Я создал двенадцать созвездий, и в каждом созвездии тридцать армад, и в каждой армаде, тридцать легионов, и в каждом легионе тридцать скоплений, и в каждом скоплении тридцать когорт, и в каждой когорте тридцать групп, и в каждой группе триста шестьдесят пять сотен миллинов звезд, по сто миллионов звезд нас каждый из дней года. И все это ради тебя» (как утверждает Б. Циммерман, указанное здесь число звезд полностью соответствует тому, которое установила современная наука – десять в девятнадцатой степени).

Впрочем, даже и в коперниканский период, причем в самые мрачные его моменты, иудаизм не позволял сбить себя с толку. Так, рав Кук, живший еще до открытия «антропного принципа», рассуждая об утренней молитве «Моде Ани», писал: «Что такое человек в его слабости, ничтожности и малости перед всей мирозданием, огромным и величественным, силами творения, могущественными и удивительными, венчающими его. Подавленный ими человек теряет смысл своего я. Но когда засветит в нем свет осознания божественного добра, когда засияют его святые ответвления, полные мощи и силы, пробужденные в человеке этим осознанием, тогда человек приходит к пониманию своей великой ценности, своего я, и того ущерба, который был бы нанесен всему мирозданию, если бы его не было. И счастлив произнести во всеуслышание, без колебаний: «Я» («Моде Ани»).

РОДИТЬСЯ АРАБОМ ("Лех леха" 5769 - 06.11.2008)

(в начало)

Дикарь

В недельной главе "Лех-леха" рассказывается о рождении первенца Авраама – Ишмаэля: "А Сарай, жена Аврама, не рожала ему. А у нее была рабыня Египтянка, именем Агар. И сказала Сарай Авраму: вот, Господь лишил меня плодородия; войди же к рабыне моей: может быть у меня будут дети через нее; и послушался Аврам голоса Сарай… Увидев же, что зачала, то госпожа ее лишилась уважения в глазах ее… И сказал Аврам Сарай: вот, рабыня твоя в твоей руке: делай с нею, что угодно в глазах твоих. И притесняла ее Сарай, и она убежала от нее. Нашел ее ангел Господень у источника воды в пустыне, у источника на дороге в Шур… И сказал ей ангел Господень: возвратись к госпоже своей и смирись под руками ее. И сказал ей ангел Господень: умножая умножу потомство твое, и оно неисчислимо будет от множества. И сказал ей ангел Господень: вот, ты беременна, и родишь сына, – и наречешь ему имя Ишмаэль, ибо услышал Господь страдание твое. И будет он дикарь-человек; рука его на всех, и рука всех на него, и пред лицом всех братьев своих жить будет он" (16:1-12)

Как мы видим, еще до рождения Ишмаэля Всевышний предрек, что он будет "дикарем", т.е. существом, не поддающимся цивилизационным процессам, противящимся всеобщему согласию. По существу здесь Тора пророчествует, что Ишмаэль (ислам) противостанет всему человечеству, выросшему на ценностях его брата Ицхака, породившего братьев-близнецов Эсава (христианство) и Иакова (иудаизм), что вполне ясно высказано в Коране: «О, вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями: они друзья - один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них» (Сура 5.56)

Мне уже доводилось указывать, что ислам зародился как жажда реванша, как сакральная "примордиальная" революция, как попытка переписать историю наперекор Торе и ее пророчествам. Действительно, Коран репрезентирует себя не как следующее после ТАНАХа откровение, а как откровение ТАНАХу альтернативное, ТАНАХу предшествующее и ТАНАХ замещающее. Коран – это не "сильная карта", это джокер, припасенный из другой колоды. И именно в диком страхе попасться с поличным таится секрет мусульманской "дикости". Эта дикость – защитная реакция. Цивилизоваться для мусульманина значит признать истинность ТАНАХа, а тем самым ложность Корана, в той мере, в какой он претендует на его – ТАНАХа – замену.

С того самого момента, когда потомки Ишмаэля громогласно заявили о себе, а именно с момента возникновения ислама и вплоть до сего дня, арабский мир ни на минуту не прекращал экспансию. Все культуры и религии так или иначе приняли демократические нормы, все они согласились с тем, что убеждения следует формировать с помощью доводов, а не навязывать огнем и мечом. Но ислам и в наше время не оставил намерения "подсидеть" все человечество. Сегодня принято выделять радикальный ислам, принято считать, что будто бы только он опасен, и что с исламом умеренным следует вести диалог. Но в действительности умеренные исламисты (если, разумеется, под ними не понимать в значительной мере отошедших от этой веры граждан западных стран) неотделимы от радикальных - у них имеются общие стратегические цели. Умеренный ислам действительно не любит крайних методов (бьющих в конечном счете также и по нему самому), но при этом и он в целом солидарен с тезисом, что весь мир следует покорить вере Мухаммеда, и искренне болеет за свое "святое дело".

Учитывая, что мусульмане даже в странах свободного мира живут в условиях давления со стороны своих радикальных иноверцев, далеко не всегда можно получить достоверную информацию о состоянии мусульманских умов. Не говоря уже о повсеместной мимикрии этих умов под "свободомыслящие". Так, например, Ахмед Рами, возглавляющий исламскую радиостанцию в Швеции, пишет в книге с характерным названием: "Жизнь за свободу": "Мусульмане, будучи универсалистами, как и христиане, сражаются не за права одних мусульман, а за права человека. Их борьба - это борьба всех свободных мужчин и женщин во всем мире. Для мусульман, которые находятся сегодня на передовой линии фронта всемирной борьбы за свободу, справедливость и права человека, задачей является ведение борьбы одновременно и параллельно на нескольких фронтах. Прежде всего, нужно возродить истинный Ислам, свободный, независимый и не загрязненный еврейской инфильтрацией или нашим внутренним разложением, Ислам свобод, а не запретов, Ислам освобождения и достоинства человека, терпимый Ислам, а не иудаизированный саудовский или американский «Ислам». В Исламе свобода – правило, запрет – исключение".

Насколько можно судить, мусульмане вроде шейха Палацци, последовательно признающие плюрализм и имеющие соответствующую концепцию, в рамках которой другим религиям и культурам позволяется свободно конкурировать на рынке идей – довольно немногочисленны. Поэтому прежде чем попытаться начать диалог с подлинным плюралистическим исламом, следует ясно оговорить его нынешнею непредставительность, дабы не позволить превратить его в его собственную противоположность – в средство "отмывания" радикального (и "умеренного") ислама, в мечтах своих видящих всю планету превращенной в мировой халифат.

Исламский враг

Сегодня, в первой половине XXI века, ислам – это несомненный враг всего остального человечества - "рука его (поднята) на всех". Сегодня к исламу правильно относиться так, как к нему относится основательница антиисламской организации "Американский конгресса за правду" бывшая ливанская христианка Бриджит Габриэль. В своей книге "They must be stopped" она пишет: "Возможно, не политкорректно говорить о религиозной войне, объявленной мусульманами. Но это именно то, что сейчас происходит. Это не радикальный и даже не ваххабитский ислам, это исконный ислам Мухаммеда. Мы совершаем культурное самоубийство, закрывая глаза на опасность его распространения". Сегодня к исламу правильно относиться так, как относилась к нему итальянская журналистка Ориана Фаллачи, приравнивавшая его к нацизму. Сегодня мусульманам уместно ставить в пример Магди Аллама, итальянского журналиста египетского происхождения, принявшего католицизм. Сегодня мир нуждается в таких мыслях и в таких поступках.

Многие считают такой подход "неконструктивным", "тупиковым", но это не аргумент, если признать, что лобовое столкновение цивилизаций неизбежно, что о подлинном диалоге можно говорить только после этого столкновения и только в том случае, если победу в нем одержит иудео-христианский мир. Есть время мира, и есть время войны; есть споры во имя небес, и есть споры не во имя небес. В такие споры не вступают, в них попытка "понять другую сторону" является предательством по отношению к Истине, и ничем иным.

Лет десять назад Эхуд Барак, бывший в ту пору отставным главнокомандующим, сморозил в открытом эфире, что если бы он родился палестинцем, то … примкнул бы к террористической организации!

Не обсуждая сейчас сути этого шокирующего заявления, я бы хотел остановиться на самом вопросе: а что, в самом деле, следовало бы делать нормальному человеку, родившемуся палестинцем, и шире, вообще арабом? Чтобы сделал я, если бы родился одним из них?

Если бы я родился палестинцем, то в первую очередь я бы держался подальше от террористических организаций и попытался бы осуществить мечту, по меньшей мере, половины арабских жителей Иудеи и Самарии - я бы постарался навсегда покинуть Эрец Исраэль. Что бы я сделал во вторую очередь? Что бы я сделал, будучи арабом, живущим в какой-либо другой (цивилизованной) стране мира? Я бы скорее всего покинул ислам. Для того чтобы так поступить, достаточно сознавать, что тебя держат в этой религии силой, что за бегство из этой "монотеистической" клетки ты приговариваешься к смерти. Автобиографический роман Виктора Суворова начинается словами: "Закон у нас простой: вход - рубль, выход - два. Это означает, что вступить в организацию трудно, но выйти из нее - труднее". Вслед за этими словами в назидание вступающему в ГРУ новичку были продемонстрированы документальные кадры сожжения живого человека, пути которого с организацией разошлись.

Попасть в "общину Ибрахима ханифа" особого труда не составляет, однако покинуть ее (по крайней мере в большинстве исламских стран) почти так же тяжело, как и ГРУ. Мусульманские ученые ведут споры лишь о том, нужно ли замучивать отступника под пытками, или же ему достаточно просто отрубить голову.

Итак, если бы я родился арабом, то я бы скорее всего оставил родную веру и либо вел секулярный образ жизни, довольствуясь той духовной пищей, которую предоставляет человеку экзистенциальная философия, либо перешел бы в веру другую. Так бы я поступил скорее всего. Однако я все же не могу исключить возможности того, что я бы остался в "вере отцов" и попытался бы разработать исламскую теологию с человеческим лицом. Во-первых, эта попытка является все же зовом Истины, а во-вторых, она осмыслена также и с точки зрения политики, той политики, которая может утвердиться после открытой конфронтации, в том случае, разумеется, если победу одержит иудео-христианский мир.

СТАТУС БУДУЩЕГО («Лех леха» 5768 - 18.10.2007)

ТАНАХический образ будущего, предполагающий его принципиальную открытость, представляется наиболее приближенным к действительности...

Свобода и предвидение

В недельной главе "Лех-леха" среди прочего рассказывается о приоткрытии Авраму будущего на многие столетия вперед: «И сказал Он Авраму: знай, что пришельцами будут потомки твои в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет. Но и над народом, которому они служить будут, произведу Я суд, а после они выйдут с большим имуществом. А ты отойдешь к отцам твоим в мире, будешь погребен в старости доброй. Четвертое же поколение возвратится сюда, ибо доселе еще не полна вина Эморийца». (15:13-15).

Как следует понимать природу такого предвидения? Каким образом может осуществляться прозрение событий человеческой истории, которые еще не произошли?

Вопрос этот поистине темен. Насколько нам понятен прогноз траектории движения небесных тел, настолько же нам непонятно предвидение человеческой истории.

Между тем многочисленные легенды народов, и даже авторские сказания (начиная "Эдипом" Софокла и кончая "Песней о вещем Олеге" Пушкина) основываются на вере в то, что, во-первых, будущее жестко распланированно, а во-вторых, что план этот неотвратим: даже прозрение судьбы неспособно эту судьбу изменить!

Казалось бы, приведенные выше слова Торы о четырехсотлетнем рабстве, ожидающем потомков Авраама, полностью укладываются в этот подход.

Но это не так. Как объясняет Магараль в «Гвурат Ашем», Всевышний предложил Аврааму выбрать, какое наказание он для своих потомков предпочитает – гееном, или галут; загробные мучения или земное рассеяние. Всевышний показал Аврааму картины, среди которых тот выбирал, и выбрал галут.

Все пророчества ТАНАХа предполагают возможность выбора. Вот, например, в каких словах Всевышний предрек царю Шломо судьбу возведенного тем Храма: «Посвятил Я этот дом, который ты построил, пребыванию имени Моего там вовеки; и будут очи Мои и сердце Мое там во все дни… Если же вы и сыновья ваши отступите от Меня, то Я истреблю Израиль с лица земли, которую Я дал ему; и дом, который Я посвятил имени Моему, отвергну от лица Моего… Дом этот, который был так высок для каждого проходящего мимо него, будет разрушен» (1-я кн. Малахим 9:6-8)

Все пророческие книги держатся на слове "если", а из различных талмудических притч мы ясно видим, что прозреваемое пророком или ясновидцем будущее может быть радикально изменено человеком. Причем это не будет ошибкой в прогнозе, это будет именно свидетельством неоднозначности будущего.

Между тем даже в еврейский мир проникло представление о будущем как о чем-то неотвратимом и как бы уже свершившемся. Так, раби Моше Хаим Луцато пишет: "Он знает все, и в Его знании, вообще нет никакого недостатка, будь то о будущем, о настоящем или прошлом; и все, что было и будет, уже провидено Им извека, и не скрыто от Него ничего" (Часть 2 Гл 5.2)

Такое понимание основывается на высказывании раби Акивы: "все предвидено, но свобода дана".

Менее всего желая оспорить это парадоксальное утверждение, я бы в то же время поостерегся трактовать его в том смысле, что будущее уже наличествует.

Действительно, существует взгляд, что для Бога "все времена существуют сразу", и то будущее, в котором нам еще только предстоит совершить свой поступок, для Него есть некоторое настоящее, в котором Он наблюдает, как мы уже поступили.

Но если прошлое, настоящее и будущее каким-то образом сосуществует «сразу», то настоящее превращается в фикцию, в нем нет смысла.

В этом случае настоящее – это лишь волна, которая неизвестно зачем пробегает по безбрежному морю вечности, причем, к вящей абсурдности, возможно, проделывая это многократно! У древних греков это именовалось «вечным возвращением».

Но главное, опережающее мой собственный поступок внешнее знание о нем, лишает этот поступок всякого смысла. Человек в человеке не терпит именно этого самого внешнего "знания" о себе.

Михаил Бахтин обнаружил, что такого знания о себе не переносят не только живые люди со стороны других живых людей и со стороны Бога, но даже литературные персонажи со стороны писателей!

Бахтин пишет: "Особенно возмутило Девушкина, что Акакий Акакиевич так и умер каким был. Девушкин увидел себя в образе героя "Шинели", так сказать, сплошь исчисленным измеренным и до конца определенным… Он почувствовал себя безнадежно предрешенным и законченным, как бы умершим до смерти, и одновременно почувствовал и неправду такого подхода. Этот своеобразный "бунт" героя против своей литературной завершенности дан Достоевским в примитивных формах сознания и речи Девушкина… Смысл этого бунта можно выразить так: нельзя превращать живого человека в безгласный объект заочного завершающего познания. В человеке всегда есть что-то, что только сам он может открыть в свободном акте самосознания и слова, что не поддается овнешняющему заочному определению. В "Бедных людях" Достоевский впервые пытался показать… нечто внутренне незавершимое в человеке, чего Гоголь и другие авторы "повестей о бедном чиновнике" не могли показать со своих монологических позиций… В последующих произведениях Достоевского герои уже не ведут литературной полемики с завершающими заочными определениями человека, но все они яростно борются с такими определениями их личности в устах других людей. Все они живо ощущают свою внутреннюю незавершенность, свою способность как бы изнутри перерасти и сделать неправдой любое овнешняющее и завершающее их определение".

Представим себе даже просто какого-нибудь заведомо карикатурного персонажа Достоевского, который сделает все, только чтобы "по своей дурацкой воле пожить", пусть даже какого-нибудь Кириллова, который решил себя убить только из-за того, чтобы доказать свою свободу. Разве он не сделает наоборот тому, что относительно него предскажет Бог?

«Видящий все сразу» Бог, Кириллова обыграет, но обыграет лишь потому, что ему открыты карты "противника". Ну а если сыграть по-честному, и сказать наперед, как человек поступит, не подглядывая за ним? Человек поступит наоборот? Или, может быть, все-таки так, как предсказано?

Воспоминание о будущем

Однако эта гипотеза предвидения вступает в явное противоречие не только с общими ценностями и со здравым смыслом, но и с базисными положениями иудейской веры. Например, из признания будущего как свершившегося факта вытекает полная тщетность молитвы. Галаха запрещает молиться относительно свершившихся, хотя нам еще и неизвестных событий. Например, человек, получивший известие о том, что в его селе погиб какой-то ребенок, не может воззвать к Создателю: "Господи, только чтобы это был не мой сын". Но согласно приведенной гипотезе предвидения, все события являются уже свершившимися, а значит всякая молитва – не только напрасна, но является заведомой профанацией!

Наконец, этот взгляд является также и ограничивающим Божественную свободу, ограничивающим возможности Божественного творчества, Которому по каким-то странным причинам догматического характера отказано в праве создать до конца Себе подобное и по-настоящему свободное существо – то есть такое существо, определенные поступки которого даже Ему – Всевышнему невозможно было бы предвидеть.

Кроме того, существует, наконец, не только ценностные, но и эмпирические данные, отрицающие равный онтологический статус прошлого и будущего. В самом деле, очевидно, что согласно этой теории, умершие души должны были бы встречаться в том вечном - т.е. «сразу»-мире - с еще не родившимися душами, так, как если бы, те уже свои жизни прожили.

Между тем мировой мистический опыт не знаком с такими явлениями. Люди иногда действительно видят картины из будущего, но статус этого будущего явно иной, чем статус прошлого. Ясновидцы, наподобие Нострадамуса, прозревают исторические роли, прозревают политические фигуры, а не души людей, с которыми они бы могли вступить в диалог.

Тысячи людей, пережившие клиническую смерть, рассказывают о своих встречах лишь с прежде жившими людьми.

Во всех такого рода книгах мне попалось лишь одно описание случая прозрения будущего. Один человек, переживший в десятилетнем возрасте клиническую смерть, рассказывает: "Я имел живое воспоминание – видение себя, сидящего в кресле, откуда я мог видеть двух детей, играющих на полу передо мной. И я знал, что я женат, хотя в видении не было и намека на ту, на которой я женат. … Но это не есть видение будущего в обычном смысле, это "пережитое будущее". В моем случае "будущее было сейчас". В своем "опыте" я смотрел прямо перед собой и чуть вправо. Я не мог видеть левую сторону комнаты, но знал, что та, на которой я женат, сидит там. Играющим на полу детям было около четырех и трех лет, старшая девочка была темноволосой, а младший ребенок – белокурый, хоть и мальчик. Правда, оказалось, что оба ребенка – девочки. И еще я сознавал, что за стеной… есть там что-то странное, мне совершенно непонятное… Это "воспоминание" внезапно стало настоящим в 1968 году, когда я сидел в кресле и, читая книгу, случайно взглянул на детей… Я осознал, что это было "воспоминание" из 1941 года. А затем до меня стало доходить, что самым странным в воспоминании было нечто за стеной, оказавшейся ничем иным, как воздушным вентилятором-обогревателем. Такие обогреватели ни в 1941 году, ни сейчас не использовались и не используются в Англии".

Как разительно отличается эта картина от картин потусторонних встреч с уже прожившими свои жизни душами! Мы буквально видим, что речь идет – пусть об очень живом, близко-присутствующем - но все же проекте, в котором можно даже кое-что заменить, в том числе пол ребенка.

ТАНАХический образ будущего, предполагающий его принципиальную открытость, представляется наиболее приближенным к действительности.

ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ («Лех леха» 5766 - 10.11.2005)

Или-или

В недельной главе «Лех-Леха» описывается, как Аврам и Лот поделили между собой землю проживания: «И поднялся Аврам из Египта, сам и жена его, и все, что у него, и Лот с ним, на юг. И Аврам был очень богат скотом, серебром и золотом. И шел он переходами своими от юга до Бэйт-Эйла, до места, где был шатер его прежде, между Бэйт-Элем и Аем, К месту того жертвенника, который он сделал там вначале; и призвал там Аврам имя Господа. И у Лота, который ходил с Аврамом, тоже был мелкий и крупный скот и шатры. И непоместительна была земля для них, чтобы жить вместе, ибо имущество их было велико, и они не могли жить вместе. И был спор между пастухами скота Аврама и пастухами скота Лота; и Кынаанеи и Пыризеи жили тогда в той земле. И сказал Аврам Лоту: да не будет раздора между мною и тобою, и между пастухами моими и пастухами твоими, ибо мы люди родственные. Ведь вся земля пред тобою. Отделись же от меня. Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево. И поднял Лот очи свои, и увидел всю окрестность Ярдэйна, что вся она напоена; до истребления Господом Сыдома и Аморы она была, как сад Господень, как земля Египетская, доходя до Цоара. И избрал себе Лот всю окрестность Ярдэйна; и двинулся Лот к востоку. И отделились они друг от друга. Аврам поселился в земле Кынаанской; а Лот поселился в городах окрестности и раскинул шатры до Сдома» (13.1-12)

Нам постоянно, почти на каждом шагу приходится совершать какой-либо выбор. Иногда мы выбираем сами, иногда полагаемся на других людей или даже на какие-либо знамения. Между тем важно понимать, что и в этом последнем случае – выбор только за нами. Даже решившись довериться другому – это, во-первых, решаем мы, а во-вторых, перепроверяем его, когда слышим это решение другого..

Главная характеристика выбора – это его необратимость. Человеческий выбор формирует основной узор бытия, делает жизнь такой какая она есть. Кьеркегор говорил о дилемме «Или-или», перед которой вынужден стоять каждый человек, как о его – этого человека - основе. Виктор Франкл в следующих словах выразил ценность ситуации выбора: «В жизни человек постоянно находится в таком положении, что в любой момент он может оказаться перед необходимостью выбора из множества возможностей одной-единственной альтернативы, которую он «спасает» от небытия, реализуя ее в своих действиях, как бы перенося ее в целости и сохранности в «царство прошлого».

«Быть человеком - значит быть ответственным – потому уже, что это означает быть свободным. Это такой способ бытия, который как говорит Ясперс, в первую очередь сам решает, каким ему быть, это «самоопределяющееся бытие». Это «существование». Стоящий передо мной стол всегда останется тем, что он есть, - по крайней мере до тех пор, пока человек не приложит к нему руки с тем, чтобы изменить его. Однако человек, сидящий за этим столом напротив меня, каждый раз заново решает, каким он будет в следующий момент, что он скажет мне или скроет от меня. Из множества самых разных возможностей своего бытия он реализует лишь одну единственную и таким образом предопределяет свое «существование» как таковое» 204

Именно эта ситуация почти каждодневной необходимости выбора и звучит в возгласе Аврама: «Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево».

Человек, переживший столкновение с необратимой ситуацией, с трагической ошибкой не может мысленно не возвращаться в тот миг, когда еще дано было все исправить. Но выбор сделан. Человеческий мир един, человеческий мир однозначен. Именно в этом смысле позволительно понять известное изречение Лейбница, что мы живем в лучшем из миров. Мы живем в лучшем из миров, уже хотя бы потому, что если бы мир был другим, мы бы не жили, по меньшей мере, жили бы не мы.

Юбилей оригинальной теории

Альбер Камю говорил, что первый вопрос философии – это вопрос о самоубийстве.

В контексте сказаного это «этическое» утверждение Камю наполняется неожиданным «теоретическим» значением. Действительно, если мы не самоубийцы и не желаем ими быть, мы неизбежно соглашаемся с утверждением, что Всевышний выбирает лучший из возможных миров. Ведь наш мир – это лишь один из бесконечного числа миров, и отказ от него равнозначен для каждого из нас отказу от своей личности.

В самом деле, какое нам дело до того, что мир был бы лучше, если бы при этом мы не существовали и тем самым просто бы не знали, что он вообще есть? А ведь легко заметить, что даже при самом ничтожном отклонении от наличного бытия рождались бы не мы, а какие-то другие люди. Более того, даже у наших же родителей могли бы родиться не мы, а наши близнецы. Для родителей – это было бы одно и то же, для них это было бы одно и то же любимое дитя, но для нас разница была бы радикальна. Каждый человек понимает, что если бы его не было, то это равносильно тому, что не было бы мира вообще, ведь это он, а не кто-либо другой сознает существование мира. Итак, выбирая, мы включаемся в единый и единственный мир, формируем как его – этого мира – так и свою собственную неподменимость.

В этой связи мне бы хотелось упомянуть, что в наступившем 5766 году мир отметит юбилей (50-ю годовщину) гипотезы бесконечной множественности миров Эверетта. Хью Эверетт, физик из Принстонского университета, защитил в 1956 году дисертацию, в которой говорилось о ветвлении волновых функций элементарных частиц. Высказанная ученым идея ветвления этих функций обернулась идеей ветвления вселенных.

Разумеется, сама по себе идея того, что мир бесконечен, а значит, может состоять из бесконечного числа миров, не нова. Ее придерживались, в частности, Джордано Бруно и Гассенди. Однако особенность гипотезы Эверетта состоит в том, что она не спекулятивна, а строго научна.

Эверетт заявил, что если у какого-либо физического процесса может быть несколько вариантов развития, то ни у одного из них нет преимущества над другим и все они имеют место. Если мы наблюдаем лишь один вариант, то это не значит, что других не существует. Это значит лишь то, что эти варианты порождают другие параллельные миры, в которых они и реализуются.

Тем самым Эверетт постулировал существование бесконечного числа параллельных вселенных. Каждая из особенных вселенных разветвляется на множество последующих.

На основании этой теории со временем стали выдвигаться другие гипотезы, предполагающие, что в этих параллельных вселенных реализуются также и миры с альтернативными человеческими выборами. Если в нашей вселенной Авраам поселился на западном берегу реки Иордан, а Лот на восточном, то в альтернативной вселенной все произошло наоброт.

Итак, с отсылкой к теории Эверетта, с некоторых пор стали высказываться предположения, что существует бесконечное число человеческих историй, начиная от самых тоталитарных и кончая самыми свободными. Мы живем лишь в одном из среднестатистических миров, может быть и не в самом плохом, но уж точно и не в самом лучшем.

Однако в связи со всем вышесказанным, мне думается, что последнего рода теории неоправданы. Гипотеза Эверетта относится именно к физическому миру, а не к миру нравственного выбора. В этом отношении достаточно привести следующие слова самого ученого: «свободы воли и права выбора у элементарной частицы действительно нет, а это означает, что в каждый момент времени совершаются не одно, а два или больше действий, допускаемых решениями волновых уравнений, и мироздание расщепляется на две или больше новых составляющих».

Итак, сам Эверетт признавал, что там где свобода выбора дана, сохраняется лишь один уникальный вариант развития событий. Нет никаких параллельных миров, в которых бы наши дублеры совершали благородные поступки, когда сами мы от них воздержались.

ПОНЯТЬ ИУДАИЗМ («Лех леха» 5765)

Двойная прочность

В недельном чтении «Лех-леха» имеются такие слова: «И прошел Аврам по земле до места Шхема, до Элон Море, а кнаан был тогда на земле» (12.6)

Раши пишет в этой связи: «войной отнимал землю Израиля у потомков Шема, ибо она досталась Шему, когда Ноах разделил землю между своими сыновьями, как сказано «И Малки-Цедек царь Шалема» Малки-Цедек – это Шем, а Шалем – Иерусалим. Поэтому Господь сказал Авраму: «Твоему потомству дам эту землю» - в грядущем Я возвращу ее твоим сыновьям, которые являются потомками Шема»

Комментируя первые слова книги «Берешит» «в начале», Раши пишет о божественном произволе: "Сказал рабби Ицхак: Следовало начать Тору со слов "Месяц сей для вас начало месяцев" (Шмот 12.2), которые являются первой заповедью, данной Израилю. Почему же она начинается с Берешит? Потому что "силу дел Своих явил Он народу своему, чтобы дать ему наследие племен язычников" (Тегилим 111.6). Ибо если скажут народы мира Израилю: "Разбойники вы, захватившие земли народов", - Израиль им ответит: "Вся земля принадлежит Всесвятому, благословен Он, Он сотворил ее и дал ее тому, кто Ему угоден. По Своей воле Он дал ее им, по Своей воле Он отнял ее и дал ее нам".

Таким образом, мы видим, что, обосновывая владение евреями Эрец Исраэль, Раши не ограничивается ссылкой на Божественный произвол, но в главе «Лех Леха» обращается также и к «естественному праву».

Эта двойная юридическая прочность, которую Раши придает аргументации в вопросе владения Эрец Исраэль, подтверждает оригинальное учение раввина Мордехая Броера о двух источниках Торы – естественном (имя Элоким) и сверхъестественного (Четырехбуквенное имя).

В своей книге «Пиркей моадот» рав Броер показывает, что в книге Берешит сверхъестественное всегда сотрудничает с естественным. В частности, как мы читаем в нашей главе «Лех Леха», Аврам пришел в землю Кнаан, с одной стороны повинуясь сверхъестественному призыву («Уйди из земли твоей» 12.1), а с другой продолжая «естественное» дело отца, еще ранее направившегося в землю Кнаан явно по каким-то своим вполне естественным соображениям («Взял Терах Аврама… и вместе вышли из Ур-Касдима, чтобы идти в землю Кнаанскую» 11.31).

Однако у этого стремления дополнить аргумент Божественного произвола положением естественного права имеется еще один важный аспект. Это стремление великого комментатора ясно показывает, что еврейство не может и не должно опираться исключительно на Тору и ее традиционную интерпретацию (Божественный произвол), но также должно учиться выражать ее принципы во всеобщем виде, т.е. выражать свои позиции на универсальном языке философии, теологии и права.

К сожалению, на протяжении веков еврейский мир не затруднял себя подобными усилиями. Более того, иногда даже самые мудрые законоучители видели во внешней учености некую пагубу. Так, Виленский Гаон пишет: «В заслугу того, что евреи отделяются от изучающих теологию, нееврейскую ученость и естествознание, они удостоятся в будущем света Всевышнего» (11.4).

Этот отказ от вхождения в продуктивный диалог с внешним миром равносилен отказу иудаизма понять самого себя. Этот отказ обошелся и продолжает обходиться еврейскому народу весьма дорого.

В основании всех тех бредней, которыми являются обвинения антисемитов, лежит один рациональный довод, одно чистосердечное недоумение, которое Руссо сформулировал в своей «Исповеди савойского викария» в следующих словах: «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального рода человеческого, не есть общий отец человечества».

Многие люди отрицают национально-религиозные права евреев не по злой воле, а по той причине, что в глубине души они считают еврейские национально-религиозные ценности неправедными.

Со своей стороны еврейская традиция никогда всерьез не пыталась представить себя народам, т.е. на всеобщем языке философии и теологии объяснить, как Бог одного народа может одновременно являться Царем всего мира и Отцом всех людей.

При всем том, что в первую очередь антисемитизм держится за счет мнительности, заведомой недобросовестности и явной клеветы, его сила и постоянство подпитывается также и чистосердечной убежденностью, что иудаизм ложен в своей основе, так как это религия одних только евреев. Более того, кошмар этого подозрения витает также и над душами сынов Израиля, часто затрудняющихся объяснить себе и окружающим, что же побуждает их оставаться евреями.

Все мы помним изречение Достоевского: «если истина не с Христом, то я предпочитаю оставаться без истины». Один человек сказал мне как-то, что в отношении Израиля он готов повторить эти слова, а именно, что если истина не с Израилем, то он предпочтет оставаться без истины.

К сожалению, у этих самоотверженных слов имеется достаточно узкая зона применения. Необходимо сознавать, что под подобным девизом живет множество легкомысленных людей. Так, например, многие неверные мужья, осознав, что религия всерьез запрещает им любые внебрачные связи, по существу заявляют: «я предпочитаю оставаться без истины, но со своими любовницами».

Слова Достоевского предполагают таким образом весьма узкую ситуацию, в которой человек не умеет доказать свою правоту, но настолько глубоко ее чувствует, что его не могут сбить с толку сотни благоразумных аргументов.

Однако это неумение не может быть слишком продолжительным. Невозможно жить вечно только «чувствуя» свою правоту. Человеку необходима ясная уверенность в верности избранного пути. А вот с этим в еврейском мире все обстоит не лучшим образом. Во всяком случае, не так «как у людей».

Выдавливание жида

В романе Достоевского «Подросток» высказывается одна «оригинальная идея»: молодой человек немецкого происхождения по фамилии Крафт, считающий себя полностью русским, отрицал за русскими какую-либо ценность, и в качестве русского не видел для себя никакой духовной перспективы.

В романе приводится следующая дискуссия друзей Крафта: «Он, вследствие весьма обыкновенного факта пришел к весьма необыкновенному заключению, которым всех удивил. Он вывел, что русский народ есть народ второстепенный, которому предназначено послужить лишь материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли в судьбах человечества. Ввиду этого, может быть, и справедливого своего вывода, господин Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать у всех должны опуститься руки…»

На это заявление далее приводится вполне здравое замечание: «Но чем, скажите, вывод Крафта мог бы ослабить стремление к общечеловеческому делу? – кричал учитель, - Пусть Россия осуждена на второстепенность, но можно работать и не для одной России…»

Между тем вскоре после этого разговора, на котором Крафт присутствовал, он покончил с собой. Один из участников той беседы в этой связи отметил: «Сам Крафт изобразил смерть свою в виде логического вывода. Оказывается, что все, что говорили вчера у Дергачева о нем, справедливо: после него осталась вот этакая тетрадь ученых выводов о том, что русские – порода людей второстепенная, на основании френологии, краниологии и даже математики, и что стало быть, в качестве русского совсем не стоит жить. Если хотите, тут характернее всего то, что можно сделать логический вывод какой угодно, но взять и застрелиться вследствие вывода - это, конечно, не всегда бывает».

Идея кажется надуманной. Особо нелепым выглядит самоубийство Крафта в свете приведенного выше возражения, что даже если русские второстепенные, они могут послужить не своему, а какому-то общечеловеческому делу. Итак, и в отношении русских, и вообще любых других народов, идея Крафта может показаться совершенно вздорной.

Но удивительное дело, по отношению к евреям она издавна применима во всей своей полноте!

Действительно, этот анекдотический и кажущийся неправдоподобным казус является вместе с тем самой обыденной дилеммой для еврея, выросшего на европейских ценностях и правосознании. Не умея вместе с европейцами распознать осмысленности своего еврейского существования, некоторые евреи начинают желать собственной и общенациональной гибели, стремятся по капле выдавить из себя жида.

Вот, например, что писала порвавшая с еврейством Рахель Левин, салон которой посещали Генрих фон Клейст, братья Тик, принц Людовик-Фридрих Прусский и другие представители германской элиты конца 18 века.

«У меня была странная фантазия: я представляю себе, что когда меня забросили в этот мир, неземное существо при входе вырезало в моем сердце следующие слова: «У тебя будет необыкновенная чувствительность, ты сможешь видеть вещи, недоступные для глаз других людей, ты будешь благородной и великодушной, я не могу лишить тебя мыслей о вечности. Но я чуть не забыл одну вещь: ты будешь еврейкой!» Из-за этого вся моя жизнь превратилась в медленную агонию. Я могу влачить существование, сохраняя неподвижность, но все усилия жить причиняют мне смертельную боль, а неподвижность возможна лишь в смерти… именно отсюда проистекает все зло, все разочарования и все бедствия…»

В другом письме к брату она пишет: «Никогда, ни на одну секунду я не забываю этот позор. Я пью его с водой, я пью его с вином, я пью его с воздухом, с каждым вздохом. Еврейство внутри нас должно быть уничтожено даже ценой нашей жизни, это святая истина».

Что значат слова «еврейство внутри нас должно быть уничтожено даже ценой нашей жизни», наглядно иллюстрирует судьба виртуоза Йосефа Рубинштейна, являвшегося поклонником и близким учеником Вагнера. Его отчаянные усилия «выдавить из себя жида» показались ему в какой-то момент настолько тщетными, что он покончил с собой на могиле своего кумира.

При этом существенно, что и еврейскими и нееврейскими антисемитами постоянно высказывалось суждение, что евреи, «осужденные на второстепенность», в то же время «не могут работать» и на какое-либо другое общее дело.

Так, тот же Вагнер писал: «Образованные евреи приложили все усилия, которые только можно себе представить, чтобы освободиться от характерных черт своих вульгарных единоверцев: во многих случаях они даже считали, что достижению их целей может способствовать христианское крещение, которое смоет все следы их происхождения. Но это рвение, которое никогда не приносило всех ожидаемых результатов, приводило лишь к еще более полной изоляции образованных евреев, к тому, что они становились самыми черствыми из людей, в такой степени, что мы теряем наше прежнее сочувствие к трагической судьбе этого народа»

Не удивительно, что Вагнер мог предложить евреям только «окончательное решение» их вопроса: «Подумайте, что существует одно-единственное средство снять проклятие, тяготеющее над вами: искупление Агасфера – уничтожение!»

Пример Йосефа Рубинштейна и, к сожалению, не его одного, свидетельствует о том, что понимание иудаизма, понимание места и смысла еврейского существования в контексте современного секулярного мира является первостепенным стратегическим вопросом национального выживания. Если еврейская миссия не будет изложена языком рационализма и в том числе языком теологии и права, то еврейство может лишиться даже той минимальной моральной поддержки, которой оно располагает. Наивно ожидать, что внешние иудаизму люди его лучше объяснят и оправдают, нежели сами евреи.

Читатели данной рубрики, вероятно обратили внимание на то, что в своих статьях я постоянно пытаюсь рационально осмыслить иудейскую традицию. Не мне судить, насколько мне это удалось. Вместе с тем я бы хотел отдельно подчеркнуть чрезвычайную важность самой этой задачи. Многие привыкли к тому, что иудаизм подается исключительно в собственном соку. Никто не призывает отказаться от этого привычного блюда. Однако учитывая, что оно совершенно несъедобно для множества наших современников, вполне уместно разнообразить нашу религиозную диету.

ЦАРЬ МИРА И МИР («Лех леха» 5764)

Четвертое испытание Авраама

В недельной главе «Лех леха» рассказывается о войне Аврама против четырех царей. Эти четыре царя победили в сражении пять других царей, после чего «взяли все имущество Сдома и Аморы и все съестные припасы их и ушли. И взяли Лота, племянника Аврама, и имущество его и ушли, а он жил в Сдоме. И пришел спасшийся и известил Аврама-Иври, а тот обитал в дубраве Мамрей Эморийца, брата Эшкола и брата Анэйра, и они союзники Аврама» (14.11-13).

Здесь Аврам назван «иври» - еврей. Комментатор Сфорно говорит, что так именовались последователи Эвера, сына Шема, верившие в Единого Бога. По мнению Сфорно, «спасшийся» пришел к Авраму именно как единобожнику, чтобы сообщить, что пострадал другой единобожник - Лот.

Эта ситуация именуется в традиции четвертым испытанием Аврама, которое он выдержал блестяще. Мы читаем: «И услышал Аврам, что сродник взят в плен, и вооружил воспитанников своих, рожденных в доме его, триста восемнадцать, и преследовал до Дана. И разделился против них ночью, сам и рабы его, и бил их до Ховы, что влево от Дамаска. И возвратил все имущество, а также Лота, сродника своего, и имущество его возвратил, а также женщин и народ. И вышел царь Содомский ему навстречу по возвращении его после поражения Кдорлаэмера и царей, что с ним – в долину Шавей, она же долина Царская» (14.14-17).

Итак, Аврам победил четырех царей, причем сразу после их собственной победы над пятью другими царями. Комментаторы (Мальбим, Бехайя) отмечают, что Авраам победил армии четырех царей незначительными силами. Существует комментарий, обращающий внимание на то, что 318 – это гематрия слова «Элиэзер» - имени слуги Авраама, т.е. что армии четырех царей были разбиты вообще всего двумя людьми - Аврамом и Элиэзером.

Вслед за этой блестящей победой, которую позволительно считать не только войной во имя освобождения пленного, но и войной единобожников против враждебных Всевышнему царей (Раши обращает внимание на «бунтарский» характер имен всех четырех царей) - вслед за этой победой приводится следующая история: «И Малхи-Цедек царь Шалема вынес хлеб и вино. А он был священник Бога Всевышнего. И благословил его, сказав: благословен Аврам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли. И благословен Бог Всевышний, который предал врагов твоих в руку твою, и дал ему десятую часть от всего» (14.18)

Кто же эта загадочная личность, благословившая единобожника Аврама после его победы над языческими царями?

Согласно классическому толкованию, Малхи-Цедек – это сын Ноаха Шем, а Шалем, в котором он священнодействовал и царствовал – это Иерушалаим.

Малхи-Цедек был священником и главой ешивы, в которой ученики обучались преданию, восходящему к самому Адаму.

Приношение хлеба и вина, по Раши, - намек на то, что в будущем на этом месте будет отстроен Храм, где будут приноситься хлеб и вино. Но судя по тому, что Аврам принес Малхи-Цедеку десятину, позволительно заключить, что в Иерусалиме действовал в ту пору храм, прообразующий храм царя Шломо.

Итак, согласно мнению традиции, в лице Малхи-Цедека Авраам встретился с древним преданием, причем благословение «священника Бога Всевышнего» завершало четвертое испытание Аврама.

Имя Малхи-Цедека упоминается также в 110 псалме: «Псалом Давида. Сказал Господь к господину моему: сиди справа от Меня, пока не сделаю врагов твоих подножием ног твоих…. Клялся Господь и не раскается: ты священник вовеки, по слову Моему, (как) Малхи-Цедек. Господь справа от тебя, разгромил Он царей в день гнева Своего…»

Евангелие косвенно трактует этот псалом в смысле подтверждения божественного происхождения Мессии. В Евангелии спрашивается: «Что вы думаете о Христе? Чей он сын? Говорят ему Давидов. Как же Давид по вдохновению называет его Господом, когда говорит: «Сказал Господь господину моему…»? (Мф 22.44) (Т.е. слова псалма приписываются Давиду, который как бы говорит: «Сказал Господь моему господину Мессии»).

Аризаль оригинально трактует это действительно непростое высказывание, приписывая его не Давиду, а слуге Аврама Элиэзеру: «Сказал Господь господину моему (Авраму)». Учитывая, что псалом, по всей видимости, посвящен именно четвертому испытанию Аврама, такое понимание в высшей степени оправдано.

Между тем существуют другое христианское толкование этого стиха, которое заслуживает более внимательного рассмотрения.

В послании к Евреям апостол Павел пишет: «Малхи-Цедек царь Салима, священник Бога Всевышнего, тот который встретил Авраама и благословил его, возвращающегося после поражения царей, которому и десятину отделил Авраам от всего, во-первых, по знаменованию имени царь правды, а потом царь Салима, т.е. царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь сыну Божию. Видите как велик тот, которому и Авраам патриарх дал десятину из лучших добыч своих. Получающие священство из сынов Левииновых имеют заповеди – брать по закону десятину с народа, то есть со своих братьев, хотя и сии произошли от чресл Авраамовых. Но сей, не происходящий от рода их, получил десятину от Авраама и благословил имевшего обетование. Без всякого же прекословия меньший благословляется большим… И, так сказать, сам Левий, принимающий десятины, в лице Авраама дал десятину, ибо он был еще в чреслах отца, когда Малхи-Цедек встретил его» (Евр 7.1-4)

Таким образом, из эпизода благословения Аврама Малхи-Цедеком христианством делается вывод, что происхождение Мессии выше простого происхождения от Аврама, иными словами, что мессия является сыном Божием в каком-то другом более высоком смысле, чем все евреи, о которых сказано: «сыны Всевышнего все вы» (Тегил 82.6).

То, что иудаизму чуждо такое понимание, достаточно характерно и симптоматично.

Иудаизм готов усмотреть в Малхи-Цедеке другой корень религии откровения, другое параллельное предание, но он уклоняется от того, чтобы усматривать в нем прообраз Мессии, так чтобы потом можно было сказать, что потомок Авраама оказался больше его.

Если Малхи-Цедек – это Шем, то нет ничего странного в том, что «начинающий» единобожник Авраам принял от него благословение. Было бы странно, если бы этого не произошло.

Такого общее замечание о природе Мессии, безотносительно к тому, кем вообще его персонально считать. Между тем это вопрос дополнительно заостряет суть древнего иудео-христианского спора о боговоплощении.

Теизм и пантеизм

Известно, что иудеи и христиане расходятся не только относительно личности Мессии, но и относительно понимания его природы. Причем в этом вопросе далеко не все так однозначно. Действительно, ведь даже если бы народы признали Мессией того, кого предложили бы им сами иудеи (а не того, в кого они сами поверили), то это вовсе не значит, что они поняли бы его природу как-то иначе, чем понимают сейчас.

В иудейском мире христианское учение слывет неискушенностью, считается признаком грубости нееврейского ума и уклонением от «генеральной линии» монотеизма. Между тем христианская теология базируется на античной философии, мыслит в ее категориях («усия», «ипостась» и т.д.) и представляет собой утонченную трансформацию этой философии, совершенную в свете религии откровения. Иудейская критика христианской теологии очень часто неадекватна в силу непонимания того, с чем она имеет дело. Более того, признаки «грубости» и «неискушенности» многие независимые ученые обнаруживают как раз в еврейском образе мышления. Я имею в виду каббалу.

Так, исследователь каббалы Гершом Шолем часто обращает внимание на близость каббалы к смертельному идейному врагу иудаизма - гностицизму. Эта близость не глубинная, а методологическая, но она несомненно имеет место. Шолем представляет эту коллизию следующим образом: «каббалисты не были дуалистами, хотя с исторической точки зрения существует тесная связь между их воззрениями и воззрениями гностиков, утверждающих, что сокрытый Бог противостоит Творцу. Напротив, вся энергия «ортодоксального» каббалистического умозрения направлена на то, чтобы избежать дуалистических выводов, ибо в противном случае адепты не смогли бы оставаться в лоне еврейской общины».

Но как сам Шолем показывает, в дальнейшем гностический характер каббалы нередко заводил ее приверженцев в нежелательные сферы, а иной раз и вовсе выталкивал из лона еврейской общины (саббатианство, франкизм и пр.)

В этом отношении уместно отметить, что в отличие от иудаизма христианство всегда было прочно защищено от проникновения в свое лоно гностических учений, опознавая их инородность столь же стремительно и однозначно, как иммунизированный организм опознает появление микроба.

Аналогичная ситуация отмечается и в отношении неоплатонических идей, которые используются каббалой почти бесконтрольно, а в христианстве тщательно дозируются (апофатическое богословие, учение Николая Кузанского).

Иудаизм, исходящий из коренной разделенности Творца и творения, Всевышнего и мира в своей теологии вынужденно бросается в крайности. Либо у Бога и мира – одно бытие, либо их бытие столь радикально различается, что их нельзя никак ни сопоставить, ни соотнести. Иными словами приходится либо склоняться к пантеизму (каббала), либо к негативной теологии (аристотелизм Рамбама).

Мы можем сказать, что это естественно: Творец создал мир и не может в нем не присутствовать, как не может не присутствовать в своем произведении художник, но при этом Он остается и радикально отличным от мира. Эта антиномия порождает отрицательную теологию и пантеизм. Отрицательная теология фиксируется на пропасти между Богом и миром, пантеизм на их единстве.

Однако все дело в том, что само утверждение: «Творец создал мир» деформируется под воздействием даваемых на него пантеизмом и негативной теологией ответов. Теория, которая бы придавала этой антиномии единое описание, была бы совсем не лишней.

Во всяком случае, христианство эту антиномию блестяще осмыслило, введя третий член - богочеловека, причастного как Божественному миру, так и миру тварному. Провозгласив, что Мессия является персонально самим Всевышним, что в нем Всевышний присутствует принципиально иначе, чем в любом другом человеке, христиане смогли различить Творца и творение, не разделяя их чрезмерно и не отождествляя. Христианская теологическая модель, располагающая третьим членом, сочетающим в себе Творца и творение – оказалась весьма продуктивной.

Но возможно ли оставаясь в рамках иудаизма как-то разрешить проблему пантеизма и негативной теологии?

Мне думается, что в определенной мере это можно сделать, опираясь на классическую триаду: Всевышний, ангельский мир и мир земной.

Мне кажется, что используя три эти категории, вполне можно разработать теологию аналогичную христианской, т.е. такую теологию, которой бы не угрожали ни крайности гностицизма, ни крайности аристотелизма.

Христианский подход нашел свое предельное выражение в разделении Канта между миром явлений и «вещью в себе», т.е. между физическим миром и миром метафизическим.

В физическом мире все доказательно и убедительно, в мире метафизическом все условно. Споры между физиками встречаются, но в целом это мимолетное явление, не задевающее мировое сообщество ученых, в котором всегда имеет место самый широкий консенсус. Ничего похожего в метафизической сфере мы не встретим. Здесь существуют сотни философских школ, что же касается религий и политических представлений, то их число поистине огромно.

Но дело в том, что между физическим и метафизическим мирами существует определенный буферный слой.

Когда-то я любил иллюстрировать расчлененность знания (на достоверную физическую и недостоверную метафизическую сферы) цивилизованным судопроизводством, не допускающим уголовного преследования колдунов.

Если имеются неопровержимые улики, что кто-то ударил кого-то топором по голове, и тот умер, то мы считаем первого убийцей и судим.

Однако если мы докажем, что тот же человек проколол иголкой сердце фигурки с целью убить какое-либо лицо, которое действительно в ту минуту скончалось от сердечного приступа, то мы не вправе привлечь его к уголовной ответственности.

В целом это верно, однако приведенный пример находится на границе. Дело в том, что в оккультной сфере нередко возникают такие «метафизические» явления, которые порой обладают какими-то «физическими» свойствами.

Например, восточная медитация постоянно сопровождается ясным ощущением тепла (холода), дуновением воздуха, свечением и т.д. Являются ли руки в данном случае более восприимчивыми к реальным температурным эффектам, или они ощущают тепло «метафизическое»?

Ответить на эти вопросы не всегда просто. Ведь иногда приборы фиксируют какие-то явления такого рода, иногда нет. Тем не менее, ясно одно: зона пересечения, зона неопределенности существует.

Возможно, следует признать, что материя не существует без «души», без связанной с ней идеальной сущности, которую здесь условно можно назвать энергией? Однако при этом данная «энергия» (жизненная сила, душа мира) отличается от всех прочих идеальных предметов тем, что она не существует без материи, но только в паре с ней.

Если это так, то мы сможем подразделить «метафизический» ангельский мир на два мира, один совечный Всевышнему (мир Оламот) и являющийся как бы Его «мыслями» (сфирот), и второй – энергетический, связанный с материей, т.е. мир ангелов в общеупотребительном значении этого слова.

Идеи нематериальны и существует без материи и вне ее, но не то «энергии», которые с одной стороны объективно приборами не фиксируются (или фиксируются частично), но в то же время не обладают самостоятельным существованием и только при материи состоят.

Двойной статус этого «метафизического» ангельского мира здесь легко представить по аналогии с логикой наследования полов.

Бог и Его мысль (Сфирот) – это полностью трансцендентная пара (соответствующая ХХ хромосомам). В тварном же мире материя связана с (рецессивной) идеей (соответствуя ХУ хромосомам). «Энергия», жизненная сила относятся к миру идей (Х), но они существуют при мире материальном (У).

При этом нас не должно смущать, что Всевышний выглядит в соответствии с этой логикой женским началом. Согласно каббале, связующаяся с миром сфира – Малхут – именно женская.

Благодаря этому разделению ангельского мира («метафизической сферы») на совечный Всевышнему и «энергетический» мы можем различить между Всевышним, который миру не причастен, и «Душой мира», которая миру принадлежит.

Итак, не только понятие «боговоплощения» позволяет выявить и зафиксировать антиномические подходы пантеизма и отрицательной теологии в их единстве. Их можно включить в единую теологическую систему также за счет введения категории «энергии».

ГОСУДАРСТВО В ГОСУДАРСТВЕ («Лех леха» 5763)

Status in statu

Недельная глава «Лех леха» начинается следующим примечательным призывом - обетованием: «И сказал Господь Авраму: уйди из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе. И Я сделаю тебя народом великим и благословлю тебя и возвеличу имя твое, и будешь благословением» (12.1)

Это обетование звучит еще относительно универсально, здесь лишь говорится о том, что от Аврама произойдет «народ великий». Иными словами, это обетование еще необязательно было связывать с избранием народа, в тот момент эти слова еще можно было понять в том смысле, что семья отдельно - а религия отдельно. Чуть позже звучит обетование дать потомкам Аврама землю Кнаан (12.7 и 13.15) - «потомству твоему отдам Я эту землю».

Но в какой-то момент Авраму было сказано уже вполне определенно: «Поставлю союз Мой между Мною и тобою и между потомством твоим после тебя в роды их, в союз вечный, чтобы быть Богом тебе и потомству твоему после тебя» (17.7)

Все люди произошли от одной четы, все человечество вышло из семьи Ноаха и все человечество получило после потопа семь заповедей. Однако с той поры, как была избрана семья Авраама, ситуация изменилась. Всевышний заключил дополнительный преимущественный завет с Аврамом и его потомством.

С этим избранием наметилось разделение человечества на два рода, на род священный и род будничный - на Израиль и народы (по меньшей мере, на праведников из этих народов).

По всей видимости, Авраам не сразу понял, что избранным будет именно его род. Ведь это, казалось, противоречило главной установке общечеловеческого Бога, во имя которого Авраам в Харане «приобретал души» (12.5), т.е. обращал прозелитов. Но замысел Всевышнего оказался именно таким: сыны Авраама, Ицхака и Иакова оказались избранными и отделенными в специальную общину внутри всеобщей общины, представленной сынами Ноаха. Таким образом, Израиль исходно по замыслу Творца должен был представлять собой status in statu - государство в государстве. Но как следует понимать связь между этими «государствами»? Каковы их отношения?

Комментируя избрание Авраама, Луцато пишет: «Одна из глубоких концепций в Его управлении миром – это концепция статуса Израиля и народов мира. Со стороны человеческой природы они кажутся совершенно одинаковыми, но со стороны Торы они весьма отличаются, и отделены друг от друга, как два совершенно разных рода… Один только Авраам был избран в своих деяниях, возвысился и удостоился стать отмеченным и драгоценным Древом, соответствующим высшей ступени человечества, и было дано ему произвести «ответвления» в соответствии со своей природой. Тогда-то и разделился мир на семьдесят народов: каждый - на известной ступени, но все вместе - в аспекте их человеческой сути - в низменном состоянии; а Израиль (порождение Авраама) - в его возвышенном состоянии» («Дерех Ашем» 4.1-3)

Как я уже отмечал, это деление по «ступеням», осмысленное для любой механической и органической системы, вместе с тем неадекватно, когда дело доходит до оценки личностной. Личность как бы квантуется, либо она верна себе, либо себе изменяет, либо она покоряет свои биологические инстинкты, либо инстинкты покоряют ее. Никаких промежуточных «степеней» и «уровней» личности не существует. По меньшей мере, можно сказать, что если и существуют какие-то дополнительные отличия, то они функциональны, а не сущностны.

Разумеется, функциональные иерархические различия иногда тоже важно учитывать. Более того, нельзя не понимать, что они всегда сопровождают любые диалогические взаимоотношения партнеров. Так, близкие люди часто проникнуты взаимным восхищением, предполагающим признание того, что один в чем-то превосходит другого. А, например, во взаимоотношениях родителей с детьми иерархические отношения вообще крайне выражены. Но даже в этих отношениях, в отношениях отца к сыну - в основе лежит не иерархия, а диалог, с годами все более входящий в силу.

Путаться между этими сферами, не оговаривать, которая из них доминирует, обидно и опасно. Поэтому тот, кто пытается описать отличия между Израилем и народами в терминах «ступеней» и «уровней», не должен удивляться, когда у людей, находящихся в «низменном» состоянии, возникают недоумения по отношению к людям, находящимся в состоянии «возвышенном». Возьмем, например, Достоевского, который в этой связи писал: «Чтоб существовать сорок веков на земле, то есть во весь почти исторический период человечества, да еще в таком плотном и нерушимом единении, чтоб терять столько раз свою территорию, свою политическую независимость, законы, почти даже веру, - терять и всякий раз опять соединяться, опять возрождаться в прежней идее, хоть и в другом виде, опять создавать себе и законы и почти веру – нет, такой живучий народ, такой необыкновенно сильный и энергичный народ, такой беспримерный в мире народ не мог существовать без status in statu, который он сохранял всегда и везде, во время самых страшных, тысячелетних рассеяний и гонений своих… Но в чем, однако, заключается этот status in statu, в чем вековечно-неизменная идея его и в чем суть этой идеи?»

Сам Достоевский дал на этот вопрос следующий ответ: «Не вникая в суть и в глубину предмета, можно изобразить хотя некоторые признаки этого status in statu, по крайней мере, хоть наружно. Признаки эти: … вера в то, что существует в мире лишь одна народная личность - еврей, а другие хоть есть, но все равно надо считать, что как бы их и не существовало. «Выйди из народов и составь свою особь и знай, что с тех пор ты един у Бога, остальных истреби, или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся…». Вот суть идеи этого status in statu.»

Оставив в стороне обвинения в «эксплуатации», которые следует рассматривать отдельно, эти суждения Достоевского в целом следует признать вполне адекватными. Во всяком случае, в свете приведенных слов Луцато даже трудно было бы оценить ситуацию как-то иначе. Я, разумеется, не скажу за весь антисемитизм, но определенные его проявления, вне всякого сомнения, находят себе питательную среду в той «теологии уровней» и «дополнительных душ», которой иудаизм пробавляется на протяжении последних веков. Но существует ли этой теологии какая-то серьезная альтернатива? Безусловно.

Образы избрания

Начну с идеи государства в государстве. Обычно под этим выражением подразумевается усиление какой-то структуры, угрожающей стабильностью в обществе. Государство в государстве – это нечто ненормальное, промежуточное, ожидается, что в конце концов все должно прийти к единоначалию. Но возможно и другое понимание этой ситуации. Разделение властей - это ведь тоже по сути государство в государстве, а между тем - это базис любого демократического правления. В случае иудаизма речь действительно идет об идее государства в государстве, но только понимать его следует вовсе не в дурном смысле, а в продуктивном.

Разделение между Израилем и народами - это разделение духовной власти. Но что этим разделением достигается? Какой (экзистенциальный) смысл заключается в избрании потомков Авраама? Как следует понимать слова Луцато: «Со стороны человеческой природы они кажутся совершенно одинаковыми, но со стороны Торы они весьма отличаются, и отделены друг от друга, как два совершенно разных рода»?

Один из самых принятых традиционных объяснений разделения человечества на Израиль и народы состоит в уподоблении союза Всевышнего с Израилем союзу мужа и жены. В статье «Природа избрания» («Экев»), я уже касался этого вопроса, однако он заслуживает большей детализации.

Итак, иудаизм видит в связи Всевышнего с Израилем своеобразную брачную связь. Израиль избран из прочих народов (безотносительно к тому какие ценности они разделяют) так же, как жена избирается мужчиной из числа прочих женщин. В связи с этим объяснением часто обращается внимание на то, что многочисленные благословения, в которых говорится: «… Который освятил нас Своими заповедями» - подобны брачной формулировке: «Этим кольцом ты освящаешься мне…».

Кроме того, этот подход опирается на многочисленные высказывания пророков, одно из которых благочестивые евреи ежедневно произносят при наложении тфиллин: «И обручу тебя со Мною навеки». При этом характерно, что согласно Гемаре (Брахот 6) Всевышний так же накладывает тфиллин, в котором написано: «Кто подобен народу Твоему, Израилю, народу единственному на земле» (1 Диврей Аямим 17.21). Как мы знаем, слова: «единственная на земле» невольно вырываются также у всякого влюбленного мужчины и отражают суть его отношению к своей избраннице.

Но в том то и дело, что избрать одну женщину не значит дегуманизировать остальных. Избрать супругу не означает вывести ее из человеческого рода и возвысить над ним. В глазах мужчины человеческая сущность женщины никак не зависит от того, является ли она его возлюбленной или нет. Вступая в брак, мужчина не приобретает эксклюзивного права ни насиловать свою избранницу, ни спасать ее жизнь ценою жизни других людей. Это с одной стороны. Но с другой стороны, суженые просто не могут не переживать взаимную исключительность. Если мужчина не ощущает, что его избранница «единственная на земле», если он не выделяет ее как человека уникального, не «как все», он ее попросту не заслуживает. Брачные отношения - это отношения выявления ядра личности в ее интимной глубине, в ее уникальности и единичности.

В подобной ситуации, разумеется, можно заговорить и о более «возвышенном состоянии» и о более «высоком уровне», коль скоро «уровень святости» можно представить как «уровень посвященности». И все же подобная терминология больше сбивает с толку, чем что-либо проясняет.

Достаточно сказать, что еврей - это священник по отношению ко всем прочим народам. Еврей - это священник, который не более человек, чем тот, кто священником не является. Однако священство - это миссия, пренебречь которой – значит загубить в себе человека.

Итак, важно отдавать себе отчет, что избрав Израиль как супругу – (что сделало его «исключительным» и «единственным» народом!) - Всевышний продолжает сохранять любовь к каждому народу, как к сообществу людей, в котором все «рождаются равными», т.е. все исходно находятся на одном «уровне».

Как известно, экзистенциализм не усматривает ничего предосудительного в разделении человечества на два пола. Но точно так же нелепо видеть и какое-то противоречие в том, что Всевышний разделил человечество на Израиль и народы. Израиль избран Всевышним, он по праву именуется Им «единственным народом на земле». В этом отношении пропасть между Израилем и другими народами огромна и ее ничто не может заполнить. И совершенно прав Луцато, сказавший, что народы и Израиль «отличаются, и отделены друг от друга, как два совершенно разных рода».

Но в том то и дело, что два рода – это не два уровня. Как в сфере биологии человечество разделено на два рода – мужской и женский, так же оно разделено на два рода и в сфере культуры. Достоевский не ошибся: Израиль мыслит себя «отдельной особью» по отношению ко всему человечеству, по отношению ко всем народам. Но при этом в избрании Израиля все же полностью отсутствует замысел принизить или «истребить остальных». Более того, понятие «избрание» и «расизм» категорически исключают друг друга. В том-то и дело, что избрание возможно только среди равных, по меньшей мере среди равноценных в своей основе субъектов. В противном случае никакое избрание в принципе невозможно. Для мужчины не существует выбора между женщиной и ослицей, потому что если он «выбирает» ослицу, то он просто болеет зоофилией и в принципе отказывается от выбора. Для мужчины выбор возможен лишь между женщиной и женщиной, т.е. в принципе между равными существами.

Но именно поэтому, когда Мидраш утверждает, что «не было ни одного народа, к которому Он не ходил и не говорил бы, стуча в каждую дверь, не пожелают ли он принять Тору…» (Сифрей Дварим 343), то тем самым подчеркивается принципиальное равенство между народами и евреями. Далее, правда, в этом же тексте утверждается, что Всевышний был отвергнут всеми, кроме Израиля: «Может быть, они послушались и приняли? Однако Писание учит «Они не исполняют этого» (Иехезкель 33.31)… Нет, даже в семи заповедях, которые приняли сыновья Ноаха, они не смогли устоять, пока не отказались от них, передав их Израилю».

Но ведь имеются и другие высказывания, в том числе: «существуют праведники народов мира, имеющие удел в мире грядущем». А в этом смысле приведенные слова полностью подтверждают, что когда народы выполняют заповеди Ноаха, то избрание Израиля не только сохраняет силу, но, в сущности, впервые обретает свой истинный смысл.

Смысл этот усматривается в том, что если Израиль избран и повенчан со Всевышним в каком-то одном смысле, то в другом смысле он призван состоять в аналогичном союзе так же и со всеми остальными праведниками народов мира, из числа которых он избран. Святое и будничное дополнительны, и образуют собою пару.

ГРЕХ АВРАМА («Лех Леха» 5762)

Третье испытание Аврама

Недельное чтение «Лех Леха» полностью посвящено Авраму. Именно Авраму, в Авраама – в «отца множества народов» он превратится только в конце главы, а по-настоящему даже только в следующем главе - «Вайера».

Начинается наше недельное чтение знаменитыми словами: «И сказал Господь Авраму: уйди из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую я укажу тебе. И Я сделаю тебя народом великим и благословлю тебя, и возвеличу имя твое» (12.1-3). Это было первое испытание из числа тех десяти, которые насчитывает традиция в жизни Аврама. И он выдержал его успешно, - т.е. превратился в эмигранта, как сказано: «И вышли, чтобы идти в землю Кнаанскую, и пришли в землю Кнаанскую…» (12.5)

Но вскоре в земле Кнаан случился голод. Это событие традиция именует вторым испытание Аврама: добравшись до обетованной земли, Аврам вынужден был ее покинуть. Это было непросто, но Аврам смиренно принял волю Создателя. Третье испытание заключалось в том, что в Египте, куда Аврам направился за пропитанием, его жена должна была подвергнуться домогательствам со стороны посторонних мужчин. Мы читаем: «И был голод в той земле. И сошел Аврам в Египет пожить там, потому что тяжел был голод в земле той. И было, когда он близко подошел к Египту, то сказал он Сарай, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина прекрасная видом. И когда увидят тебя египтяне, то скажут: «это жена его»; и убьют меня, а тебя оставят в живых. Скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя, и дабы душа моя жива была через тебя» (12.10-13).

Большинство комментаторов оправдывают действия Аврама. Вполне естественным видит этот шаг нашего праотца Рабби Шломо Ицхаки – Раши (1040-1105), а рабби Сфорно (1470-1550) следующим образом объясняет расчет Аврама: «узнав, что Сарай – сестра Аврама, египтяне начнут дарить ему подарки, чтобы он отдал Сарай замуж за одного из них, и никто не станет помышлять об его убийстве. Тем временем положение улучшится, и Аврам и Сарай смогут вернуться в землю Кнаан». А в книге Юбилеев (13), пересказывающей книгу Берешит близко к тексту, говорится лишь, что Сарай была похищена Паро.

По существу ситуация сводилась к тому, что Саре угрожало изнасилование, а Авраму смерть. Его отречение поэтому можно и понять и оправдать, что традиция в целом и делает. Однако учитывая, что Аврам и Сара были не простыми людьми, а великими пророками, собеседниками Всевышнего, мы вправе взглянуть на эту историю и несколько иначе.

Так, например, рабби Моше бен Нахман – Рамбан (1194-1270) видит в поступке Аврама не разумный поступок, а грех. Он пишет: «И знай, что Авраам отец наш согрешил. Согрешил великим грехом, когда подвел праведницу-жену к греховной ловушке из-за страха быть убитым. А ему бы надлежало полагаться на Всевышнего, который спас бы и его, и жену и все, что у него»

Но как изнасилование можно расценивать как «греховную ловушку»? Учитывая, что Паро был не частным лицом – а государством, на эту проблему, по-видимому, можно взглянуть и несколько иначе, а именно по-оруэлловски. Ведь государи – даже до самых недавних времен считали себя в праве запрещать и разрешать своим подданным вступать в брак. Забирая Сару себе в гарем, Паро действовал в своем понимании законно. Как бы само государство, языческое государство, отбирало жену у Аврама, но тем самым его отречение приобретало несколько иную окраску.

Итак, отречение Аврама в принципе допустимо воспринять как слабость, как поступок, могущий поставить под сомнение законность его связи с Сарой.

А ведь этот сомнительный поступок прямым образом касался не какой-то периферической сферы, он касался главной миссии Аврама – порождения им «великого народа». Ведь если бы Аврам разделил свою жену с посторонним мужчиной, то тот «великий народ», отцом которого он должен был стать по слову Всевышнего, оказался бы незаконным, оказался бы родом «мамзеров».

Во избежание этого Аврам (как того требует Тора) должен был развестись с Сарай. Но он этого не сделал. На что же он рассчитывал? На то, что Всевышний защитит его и предупредит Паро (что Он и сделал)? Но почему бы тогда было бы не проявить «веру» в то, что Всевышний оградит его и в том случае, если все будут знать, что Сарай его жена?

Но может быть, Аврам просто не дорожил Сарой в качестве жены? Может быть, он думал, что для рождения от него «великого народа» ему предназначена другая женщина? Действительно, Всевышний уже уведомил Аврама, что Он сделает его «народом великим», а еще раньше в главе «Ноах» мы прочитали, что «Сарай была бесплодна, не было у нее дитяти» (11.30). Таким образом, Аврам вполне мог усомниться в том, что его потомство произойдет именно от Сарай. Он мог повелеть ей сказать, что она его сестра, потому что не хотел рисковать собой из-за брака, который был под вопросом. А о том, что брак находился под вопросом видно из самой Торы, в которой говорится, что «по истечении десяти лет», «сказала Сарай Авраму: лишил меня Господь плодородия, войди же к служанке моей» (16.2). Аврам послушался жены, вошел к Агари и родил от нее Ишмаэля. С точки зрения галахи «десять лет» - это критический срок для бесплодного брака. После этого срока брак рекомендуется расторгнуть. Но ведь Сарай была неплодна на протяжении десятилетий и до того, как Аврам отрекся от нее в Египте.

В таком случае Авраму следовало бы честно развестись с Сарай, а не подводить ее под грех. Например, в истории, когда Давид овладел Бат-Шевой, бывшей замужем за Урией, Талмуд подробно разъясняет нам, что собственно измены не произошло, так как Бат-Шева находилась с Урией в условном разводе. И только поэтому впоследствии она смогла стать женой Давида. Но в истории с Аврамом никто никогда не отрицал, что Сарай оставалась его женой в тот момент, когда она находилась в доме Паро. Тора ясно говорит об этом: «И поразил Господь Паро и дом его большими язвами за Сарай, жену Аврама. И призвал Паро Аврама, и сказал: что это ты сделал мне?»

Что же он действительно сделал? Было ли это какой-то необъяснимой слабостью величайшего пророка или Аврам вкладывал в свой поступок какой-то определенный таинственный смысл?

Я надеюсь вернуться к этому трудному вопросу в следующий раз, когда мы будем читать историю с Авимелехом, так как в ней эта ситуация была повторена и вместе с тем обострена и доведена до своего предела. А пока мне бы хотелось обратить внимание на другой момент, прямым образом связанный с нашим недельным чтением.

Причина египетского рабства

Многие комментаторы обращают внимание на сходство между «египетским периодом Аврама» и египетским пленением сынов Израиля. И в том и другом случае причиной эмиграции явился голод, и в том и другом случае исход осуществился вместе с большим имуществом, и в том и другом случае был поражен Паро. Многие, например, рабби Бахья бен Ашер (ум. 1340), связывают это обстоятельство с общим положением: «деяние отцов образец для сынов».

Однако Рамбан не ограничивается указанием этого сходства, он считает, что именно грех отречения от Сарай явился причиной последующего рабства потомков Авраама в Египте. Рамбан пишет: «За этот грех и потому что он покинул страну из-за голода, положил на него Всевышний пленение для его потомков, вместо того чтобы осудить его там. Потому что Всевышний спасает от голода и от смерти».

Идея Рамбана выглядит вполне убедительно. Потомство оказывается в рабстве в том самом месте, где праотец подверг смертельному риску его возникновение. Потомки Авраама (избранные потомки) оказались порабощенными в том месте, где Авраам отрекся от своей жены, и тем самым от этого своего потомства. Таким образом, потомство оказалось в подневольном положении, как бы искупая свое оказавшееся под вопросом, бытие.

В самом деле, ведь Всевышний совершил чудо, Он поразил Паро болезнью и лишил его возможности касаться Сарай. А очень часто чудеса свершаются в ущерб заслугам, за них нужно расплачиваться, как сказано об этом в Гемаре (Таанит 20.б): «Сказал рабби Янай: Не должен человек находиться в опасном месте и говорить: сделают ради меня чудо. И даже если сможешь сказать, что делают для него чудо – убавляют от его заслуг». А то, что Всевышний наслал на Паро болезнь и предупредил его о том, что Сарай касаться нельзя, как раз является такого рода чудом.

Рабби Йегуда-Лейб из Праги - Магараль также признает, что потомки Аврама оказались в плену из-за греха своего отца. В этой связи он рассматривает описанное в нашем недельном чтении заключение союза Всевышнего с Аврамом «между рассеченными частями»: «И сказал Он ему: возьми Мне трех телок и трех коз, и трех баранов, и горлицу, и молодого голубя. И он взял ему Ему всех и рассек их пополам… И солнце было к заходу, как крепкий сон напал на Аврама; и вот ужас, и мрак великий нападают на него. И сказал Он Авраму: знай, что пришельцами будут потомки твои в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их четыреста лет. Но и над народом, которому они служить будут, произведу Я суд, а после они выйдут с большим имуществом. А ты отойдешь к отцам твоим в мире, будешь погребен в старости доброй. Четвертое же поколение возвратится сюда, ибо доселе не полна вина Эморийца» (15.9-16)

Ссылаясь на талмудическую дискуссию (Недарим 32), в которой три мудреца, называя три других греха, выясняют, за какой именно из них потомки Аврама оказались в Египте, Магараль пишет (Гвурат Ашем 9): «Все ответы указывают на грех Авраама. Это потому так, что из корня исходит все. И если есть недостаток в корне, то он проявится и во всем прочем. И потому мнение мудрецов таково, что Всевышний все показал Аврааму, потому что он был корнем всего. И через это намекнул, что все рассеяния, а не только египетское, связано с этим… Но как может быть, что согрешивший умирает в старости доброй, а его безгрешные потомки наказываются?… Не дано этому было осуществиться иначе, как в потомках Иакова. Ведь если бы все потомки Авраама сошли в Египет, то также Ишмаэль и Эсав вошли бы в общее. И поэтому постановил Всевышний, что только семя Иакова, которое отделилось от Ишмаэля и от Эсава, сойдет в Египет, а не Авраам и Ицхак».

Однако Магараль не согласен с Рамбаном, что грех Аврама, вызвавший пленение – это отречение от Сарай: «У этого объяснения Рамбана имеются трудности. Ведь уже после того, как прозвучало пророчество о пленении, Авраам вновь повторил те же слова и сказал «Она сестра моя». И как это может быть, что после того как он вернулся к тому же греху, наказание осталось прежним? А ведь еще и Ицхак сказал тоже «Она сестра моя». Как он мог это сделать, если Авраам был за этот грех наказан?»

Согрешил ли Аврам, отказавшись от Сарай, и имеет ли этот поступок отношение к египетскому рабству, мы попробуем рассмотреть в следующий раз в связи с историей, рассказанной в главе «Ваейра».