ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ ПРЕЗУМПЦИЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ СВЕРХНОВОЕ ВРЕМЯ ТАМ И ВСЕГДА ДВА ИМЕНИ ОДНОГО БОГА МЕССИАНСКИЙ КВАДРАТ ДЕНЬ ШЕСТОЙ ТАМ И ВСЕГДА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ КУЛЬТУРА И КУЛЬТ МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ ЕВРЕЙСКИЕ ПРАЗДНИКИ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕРЕШИТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ШМОТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ВАИКРА НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕМИДБАР НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ДВАРИМ HOME POLISH ENGLISH HEBREW E-MAIL ФОТОАЛЬБОМ ПУБЛИЦИСТИКА ИНТЕРНЕТ
Недельные чтения - Шмини
top.mail.ru

НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

ВАИКРА (ЛЕВИТ)

ШМИНИ

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА (5779-2019)
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ (5777-2017)
ДУХОВНАЯ ДИЕТОЛОГИЯ (5776-2016)
ДОМ БОГА (5774-2014)
СКВЕРНОЕ БОГОСЛОВИЕ (5773-2013)
ПРАВЕДНОСТЬ И СВЯТОСТЬ (5772-2012)
СИМВОЛ НЕЧИСТОТЫ (5771-2011)
СВЯЩЕННИК И СТАЛКЕР (5770-2010)
РЕЛИГИЯ И ФИЛОСОФИЯ (5768-2008)
БУКВА И ДУХ (5767-2007)
СУРОВАЯ СВЯТОСТЬ (5766-2006)
ПРАВО НА ОШИБКУ (5765-2005)
МЕРА НЕТРЕЗВОСТИ (5762-2002)
ТРЕТИЙ ХРАМ И ТРУПНОЕ ПОЛЕ (5760-2000)

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА («Шмини» 5779 - 28.03.2019)

Кровавый культ Иерусалимского храма предназначен с одной стороны научить нас осмысленности пронизывающих мир страданий, а с другой – свести эти страдания к минимуму. Последнее слово экзистенциальной философии – это возрождение Иерусалимского Храма.

Благословен Судия Праведный

В недельной главе «Шмини» описывается первое храмовое богослужение, первое жертвоприношение, совершенное в Шатре Откровения через год после выхода сынов Израиля из Египта: «И вошли Моше и Аарон в Шатер Откровения; и вышли, и благословили народ. И явилась слава Господня всему народу. И вышел огонь от Господа, и сжег на жертвеннике всесожжение и тук; и увидел весь народ, и возликовал он, и пал на лицо свое» (9:22-23).

Между тем уже в следующий момент торжество было омрачено. Произошла трагедия: «И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом» (10:1-2).

О том, что это был за «чуждый» огонь, и в чем, собственно, провинились сыны Аарона, Тора умалчивает. Вместе с тем, даже не углубляясь в этот вопрос (по которому у комментаторов нет единого мнения), невозможно не задаться другим: почему Бог прибегнул именно к этому грозному наказанию, самому напоминающему священнодействие? Действительно, дважды «вышел огонь от Господа» - в первый раз он поразил жертву, во второй - священников, невольно превращая в жертву также и их самих.

В книге «Нецах Исраэль» Магараль доказывает, что хотя рассеяние явилось наказанием за известные грехи Израиля, оно было задумано Всевышним независимо от этих грехов. Грехи лишь использовались, лишь служили поводом для реализации общего плана. Тот же вывод невольно напрашивается и в случае гибели Надава и Авиу. Причем параллель между огненными «пожираниями» не единственный повод для такого заключения. Далее мы читаем: «И сказал Моше Аарону: это то, что говорил Господь, когда сказал: близкими ко Мне освящусь и пред всем народом Я прославлюсь. И умолк Аарон» (10:3).

«А где Он говорил это? – спрашивает Раши и продолжает: "И дам встретить Меня там сынам Израиля, и освятится славой Моей" (Шмот 29,43). Читай не "славой Моей", а "славными, прославленными Моими". Моше сказал Аарону: "Аарон, брат мой! Я знал, что Дом освятится близкими Вездесущему, и полагал, что будет это либо через меня, либо через тебя. Теперь же я вижу, что они (погибшие сыновья) превосходят меня и тебя!».

Итак, то, что произошло с сынами Аарона, было «освящением Имени», а значит, не только внешне выглядело жертвоприношением, но и по своему внутреннему смыслу ему соответствовало. Я никогда не слышал, чтобы гибель сыновей Аарона сопоставлялась с закланием сына Авраама – с акедой, но мне трудно такого сопоставления не сделать.

Если смысл (один из смыслов) жертвоприношения Ицхака заключался в идее замещения человека жертвенным животным, то первое жертвоприношение, совершенное в Шатре Откровения, возвращает это замещение к его протосмыслу. Храмовое богослужение началось не с левой ноги, как может поначалу показаться, а как раз с правой.

То, что категорически запрещено человеку - принесение в жертву Богу своего собрата - остается привилегией самого Создателя. И эта трактовка наполняет смыслом множество разрывающих сердце трагических кончин. Всевышний приближает смерть некоторых праведников, некоторых светлейших Своих сыновей и дочерей (используя их незначительные грехи), принося их в жертву во имя лишь Ему одному ведомых целей. Не всякая трагическая гибель напрашивается на такую трактовку, но бывают пронзительные случаи, о которых сказано в книге Зоар: «Если человек праведен, то он истинное возношение для искупления. А иной, неправедный, не пригоден для возношения, потому что порча на нем, как написано: "и не к благоволению и т.д.". И поэтому праведники – искупление вселенной. И приношение они во вселенной» (Зоар 1,65.а).

В религиозном сообществе бытует поверье, что малые ущербы служат громоотводами более крупных. Если у вас разбился дорогой сосуд, следует сказать «мазл тов» («добрый знак») в надежде, что это предупредило настоящую беду. Но точно также, согласно этой вере, настоящая беда может предупреждать великие народные бедствия. «Мазл тов» тут не скажешь, но слова «Благословен Судия праведный!» мы действительно иногда произносим и в таком значении.

Сказанное, между тем, означает и еще кое-что. Сказанное означает, что коль скоро в жизни сохраняется жертвенность, в ней должно продолжаться и жертвоприношение.

Жертвенность и жертва

На протяжении веков еврейская община жила верой в построение Третьего Храма, в возрождение древнего культа. Существует немало молитв и благословений, которые взывают к этому: «Из-за грехов наших мы были изгнаны из страны своей и не можем мы предстать, и пасть ниц пред Тобою, и исполнить обязанности наши в Доме, Тобою избранном. Да будет воля Твоя, Господь, Бог наш и Бог отцов наших, Царь милосердный, чтобы вновь смилостивился Ты над нами и над Святыней Твоей и отстроил ее вскоре, и возвеличил славу ее. Отец наш, Царь наш! Приблизь наших братьев, рассеянных между народами, и приведи нас в Сион, в Иерусалим, Твой священный Дом, с вечной радостью. И там мы совершим пред Тобою наши предписанные жертвоприношения».

Не секрет, что некоторые из тех, кто фразы эти исправно произносят, им внутренне противятся. Религиозное чувство современного человека привыкло видеть жертву в бескровной молитве, а не в кровавом умерщвлении своих меньших братьев. Возрождение культового «мясокомбината» в центре израильской столицы шокирует воображение не только многих безбожников, но, насколько я могу судить, также и определенного числа верующих. Что стоит за этим протестом против «варварского обряда»?

Создается впечатление, что сопротивление возрождению Храмового культа в первую очередь связано с общей тенденцией современного человека изгонять из поля своего зрения травмирующие образы.

Французский историк Филипп Арьес еще в 1977 году (в статье "Человек перед лицом смерти") отмечал, что тема смерти в обществе потребления полностью табуирована. Если она где и всплывает, то исключительно в своем фиктивном развлекательном обличии. Как обратил внимание М.Ямпольский ("Смерть в кино" 1991), горы трупов подаются в боевиках таким образом, чтобы внимание зрителя на них не фиксировалось. Как далеко зашел процесс бегства от действительности, видно из следующего: уже несколько лет на юрфаке Оксфордского университета при рассмотрении некоторых преступлений педагоги преду­преждают студентов, что те вправе покинуть аудиторию или включить музыку в наушниках!

Неудивительно, что скотобойни уже давно размещаются подальше от людских глаз, а животные (за исключением домашних любимцев) подпускаются к нам лишь в виде завершенных кулинарных изделий.

Между тем, действительность в основе своей не меняется. Человек остается смертным, а его существованию по-прежнему сопутствуют трагедии. Многие люди, даже убежденные материалисты, сплошь и рядом проявляют готовность к самопожертвованию. Но в идеале культу героев и мучеников должна сопутствовать культура жертвоприношения. Пророк только потому мог уподобить Израиль «ведомой на заклание овце» (Йешайяу 53:1-10), что страдания и смерть жертвенной овцы в его глазах поддерживали и исправляли мир.

Языческие жертвы имели в виду «умилостивление богов», имели в виду замещение – перенос собственного страдания на другого субъекта. Культ Иерусалимского Храма идею замещения использует, но ей отнюдь не ограничивается. Главное его предназначение состоит в том, чтобы засвидетельствовать наличие жизни в самой смерти (что особенно просматривается в парадоксе красной телицы). Тьма предшествует свету, бытие является из небытия, таков парадоксальный порядок творения.

Это до такой степени так, что согласно Магаралю («Нецах Исраэль» 26), Храму от века было предназначено быть воздвигнутым на собственных руинах. Иными словами, даже самому жертвеннику еврейской религии было суждено разделить судьбу жертвы!

Мир творился из ничего, и таким же образом обновляется; последние смыслы ниоткуда кроме как из пустоты отчаяния не возникают. Смолкают позитивные доводы («И умолк Аарон»), наступает момент трагедии, в которой человек принимает на себя бремя бытия. Наиболее лаконично формулирует эту дилемму Тиллих в книге «Мужество быть»: «Бытие "объемлет" и себя и небытие. Бытие имеет небытие "внутри себя", как нечто такое, что вечно присутствует и вечно преодолевается в процессе Божественной жизни». Человеческая «реакция – это мужество отчаяния, мужество принять на себя свое отчаяние и сопротивляться радикальной угрозе небытия, проявляя мужество быть собой. Любой исследователь экзистенциалистской философии, искусства и литературы обнаружит характерную для них двойственность: с одной стороны, отсутствие смысла, ведущее к отчаянию, страстная критика этой ситуации, а с другой – попытка принять тревогу отсутствия смысла в мужество быть собой».

Кровавый культ Иерусалимского Храма предназначен с одной стороны научить нас осмысленности пронизывающих мир страданий, а с другой – свести эти страдания к минимуму. Последнее слово экзистенциальной философии – это возрождение Иерусалимского Храма.

Продолжение следует

К чему это клонит автор? – насторожится в этом месте проницательный читатель. - Он что, не в курсе, что на горе Мориа правят бал мусульмане? Он серьезно собрался там что-то еврейское построить?

На первых порах необходимо добиться отмены дискриминационных правил, установленных на Храмовой горе по отношению к иудеям и христианам. После освобождения Иерусалима евреям не была предоставлена возможность молиться на Храмовой горе, наподобие тому, как это было сделано в Хевроне в Усыпальнице Праотцев (куда на протяжении веков вход иудеям был закрыт). Восходить на Храмовую гору и добиваться отмены дискриминационных ограничений – таково требование момента.

Что же касается упомянутой задачи возведения Храма, то она может быть поставлена и достигнута только в рамках самого широкого национального консенсуса, а в пределе – в рамках общечеловеческого проекта.

Священники предстоят в Храме не только от лица еврейского народа, но и от лица всех прочих сыновей Ноаха. Согласно Талмуду, возвращение евреев в Сион должно быть скоординировано с волей народов. В трактате «Кетуббот» (111а) приводятся слова заклятия («не будите и не пробуждайте любовь»), трижды звучащие в Песне Песней (2:7, 3:5 и 8:4); заклятия, которые трактуются следующим образом: «Три заклятия - почему? Одно – чтобы не поднимались евреи стеной, другое – чтобы не бунтовали против народов мира, третье – ею заклял Всевышний народы мира, чтобы не порабощали они евреев слишком сильно». Это место Талмуда всегда трактовалось в том смысле, что массовое («стеной») возвращение евреев в Эрец Исраэль и восстановление их государства произойдет при минимальной поддержке народов, по меньшей мере, с их согласия.

Согласие это было дано Генеральной Ассамблеей ООН 29 ноября 1947 года. Но создание государства не предусматривало восстановление Храма. Государство послужило лишь началом избавления («тхилат агеула»). Однако продолжение следует.

Я не поручусь, что все войны Израиля уже позади, что вопрос строительства Храма будет решен исключительно в ходе мирных международных конференций, однако недооценивать их значения я также не могу.

Виленский Гаон в комментарии на Песню Песней говорит, что заклятие не «подниматься стеной» относится к Стене Храма. Слова эти естественно понять именно в том смысле, что «Дом молитвы для всех народов» будет возведен при поддержке всех народов.

Рабейну Бехаей в комментарии на «Ваикра» (11:4-7) утверждает, что «Третий Храм будет отстроен Эдомом, который вернет в исходное состояние то, что он разрушил». И мы действительно видим, что среди евангелистов идея восстановления Храма начинает приобретать известную популярность.

В Гемаре (Суккот 55а) сказано, что «народы мира не знают, сколь многого они лишились с разрушением Иерусалимского Храма, ибо в те времена, когда Храм стоял, их грехи очищались, а теперь кто очистит их?»

Пришло, наконец, время осознать, чего все мы лишились с разрушением Храма, пришло время задуматься о его восстановлении.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ («Шмини» 5777 - 20.04.2017)

«День восьмой» именуется Торой так же и «первым днем». Мудрецы усматривают в этом обстоятельстве глубокий смысл.

Восьмое нисана 2449 года

Недельная глава «Шмини» начинается описанием первого богослужения в Мишкане: «И было, на восьмой день призвал Моше Аарона и сынов его и старейшин Израилевых. И сказал Аарону: возьми себе бычка молодого для грехоочистительной жертвы и овна для всесожжения без порока, и представь пред Господа. И сынам Израилевым говори так: возьмите козла в жертву грехоочистительную, и бычка и ягненка однолетних без порока во всесожжение, И быка и овна в жертву мирную, чтобы зарезать пред Господом, и приношение хлебное, смешанное с елеем, ибо сегодня Господь является вам. И принесли то, что приказал Моше, пред шатер соборный, и подошла вся община, и стали они пред Господом. И сказал Моше: то, что повелел Господь, сделайте, и явится вам слава Господня» (9:1-6).

Эти первые слова главы «Шмини» являются продолжением последних слов предыдущей главы «Цав»: «И от входа шатра соборного не отходите семь дней, пока не исполнятся дни уполномочения вашего; ибо семь дней должно совершаться посвящение ваше. Как сделано было в сей день, (так) повелел Господь делать во искупление ваше. И у входа шатра соборного оставайтесь днем и ночью семь дней, и соблюдайте стражу Господа, чтобы не умереть вам; ибо так мне повелено. И исполнил Аарон и сыны его все, что повелел Господь чрез Моше» (8:33-35).

Начавшееся после Йом Кипура строительство Мишкана закончилось к первому нисану. Именно первого Нисана 2449 года пошел счет неделе очищения, завершившейся «восьмым днем», о котором идет речь в нашей главе.

В мидраше «Седер олам» отмечается, что этот «восьмой день» (после семидневного очищения) одновременно оказался «первым днем», причем первым в нескольких отношениях. В частности, он являлся первым днем недели (иными словами, очищение, предшествующее началу служения, не просто продолжалось семь дней, но дни эти соответствовали дням недели - седьмой день очищения был субботним днем). Но главное, «день восьмой» явился «первым днем» Храмового богослужения. Причем в связи с этим богослужением он именуется «первым днем» самом Торой.

Действительно, «восьмой день» после недельного очищения, был также и «первым днем» 12-дневного служения, как сказано: «И было, когда окончил Моше устанавливать скинию и помазал ее, и освятил ее и все принадлежности ее, и жертвенник со всею утварью его, и помазал их и освятил их, подошли начальники Израиля, главы отчих домов их, они же начальники колен, стоявшие над исчисленными... И Господь сказал Моше: по одному начальнику в день пусть приносят приношение свое для освящения жертвенника. И был принесший в первый день приношение свое Нахшон, сын Аминадава, от колена Иуды.... Во второй день принес Натанель, сын Цура, начальник Иссахара» (Бемидбар 7:1-18), и так далее вплоть до двенадцатого дня.

Итак, «день восьмой» именуется Торой так же и «первым днем». Мудрецы усматривают в этом обстоятельстве глубокий смысл.

В Талмуде сказано: «В день, когда Мишкан был окончательно собран, Бог радовался так же, как в день сотворения неба и земли». А в мидраше говорится: «Сказал раби Шмуэль бар Аба: «Что это за «первый день»?... Взгляни, как сказано о первом дне творения в Торе: «И был вечер и было утро. День один». Если сказано «день один», должно было бы сказано «день два» и «день три». Не сказано «день первый», но «день один». Но когда был построен Мишкан, когда в него сошла Шехина и пришли родоначальники колен со своими жертвами, тогда сказал Пресвятой, да будет Он благословен: в сей день был сотворен мир» (Бемидбар Раба 13:6).

Иными словами, первый день творения не был назван Торой в числе прочих дней, чтобы зарезервировать для него день начала служения в Мишкане. Но этот «первый день» (творения), является также и «восьмым» днем!

Это говорит о том, что с одной стороны Мишкан явился целью творения, а с другой, что он служит предвестием «восьмого дня», или как выразился в этой связи рав Ури Шерки - его посольством. Храм - это представительство восьмого дня в дне седьмом.

Но что тогда должен представлять собой Третий Храм? Возможно, он начнет строиться в ближайшее время и, как и его предшественники, явится только представительством «восьмого дня». Но в большей мере это соображение рава Шерки подводит к мысли, что Третий Храм связан с самим «восьмым днем», что он появится именно с его наступлением, ознаменует его.

Храм «восьмого дня»

Этот вывод согласуется также и со следующим традиционным подсчетом: после того, как Мишкан был построен, он 39 лет находился в пустыне. По прибытии в Эрец Исраэль он был помещен в Гильгале. Затем его перевезли в Шило. Оттуда Мишкан был переправлен в город Нов, и далее в Гивон. Затем был отстроен первый Иерусалимский Храм, а после его разрушения - второй. Таким образом обитель Всевышнего "разбиралась" и собиралась семь раз. На этом основании делается вывод, что на восьмой раз Храм будет отстроен окончательно.

Итак, много раз переносившийся Мишкан и Два Храма завершили свою дипломатическую каденцию, но очень похоже, что ожидаемый Израилем Третий Храм не будет «дипломатическим», что он явится знамением истории обновленной. Похоже, что восьмой раз воздвигаемый Храм, будет принадлежать наступившему «восьмому дню».

Мне остается лишь напомнить хронологию связанную с наступлением этого дня. Некоторые считают, что «восьмой день» давно в разгаре. Так Торнтон Уайдлер пишет: "Библия говорит нам, что Господь Бог создал человека на шестой день, после чего решил отдохнуть, но каждый из шести дней длился миллионы лет. Седьмой же день, думаю, был очень коротким. Человек не конец пути, а начало. Мы стоим сейчас в начале второй недели творения. Мы дети восьмого дня".
Но это конечно, не так.

В конце каждого Дня Творения сообщается о его завершении. «И был вечер, и было утро: День Шестой». Но относительно седьмого мы читаем: «И закончил Бог к Седьмому Дню работу Свою, которую Он делал, и отдыхал в День Седьмой от всей работы Своей».

Таким образом, Седьмой День не завершен, он продолжается. Счет Седьмому Дню открылся с началом человеческой истории, датируемой традицией 3761 годом до н.э. Завершится же Седьмой День с концом истории, ожидаемым к 2240-ому году, как сказано: «шесть тысяч лет просуществует мир» (Авода зара 9а).

Однако поскольку речь идет о Седьмом Дне, о Субботе, то видимо должно пройти еще некоторое время. Ведь суббота завершается не с выходом первых звезд, а приблизительно на четверть часа позже. Один час 6-тысячелетнего Седьмого дня составляет 250 лет (6000 разделить на 24), соответственно четверть часа это приблизительно 60 лет. Тем самым Восьмой День должен наступить не строго с исходом Седьмого Дня, а приблизительно на 60 лет позже, то есть около 2300 года.

Итак, общие соображения позволяют заключить, что возведение третьего Храма может оказаться событием достаточно отдаленным. Однако это все же не повод отказываться от веры в то, что оно может произойти в ближайшее время, в наши дни: в конце концов никакая «логика» не может воспрепятствовать Всевышнему заложить Третий Храм в качестве «посольского».

ДУХОВНАЯ ДИЕТОЛОГИЯ(«Шмини» 5776 - 31.03.2016)

Истина заключается не в «естественном свете», исходящем из предметов, а в Божественных определениях этих предметов. Вещи хороши или плохи не сами по себе, а по тому, как их оценивает их Творец.

Происхождение видов

В недельной главе «Шмини» дается подробный свод правил питания, сопровождающийся своеобразным подразделением живых существ на чистых и нечистых: «Вот живые существа, которых вы можете есть…: всякое с раздвоенными копытами, с расщепленными копытами, которое отрыгает жвачку, из скота – его можете есть…. Таких можете есть из всего, что в воде: всех, у которых есть плавники и чешуя, которые в воде, в морях или в реках… Все же, у которых нет плавников и чешуи, что в морях и в реках, из всех гадов водяных, из всех живых существ, которые в воде, – мерзость они для вас. И мерзостью да будут они для вас: мяса их не ешьте и трупа их гнушайтесь. Все, у которых нет плавников и чешуи, в воде, – мерзость они для вас. А этих должны вы гнушаться из птиц: орел, орел морской и гриф, и коршун, и сокол по роду его, всякий ворон по роду его;... Всякое летающее насекомое, ходящее на четырех, – мерзость оно для вас. Это однако можете есть: всякое летучее насекомое, ходящее на четырех, у которого есть пара голеней над ступнями, чтобы скакать ими по земле. Таких можете есть из них: саранчу с ее породою, солама с его породою, харгола с его породою и хагава с его породою. Всякое же (другое) летающее насекомое, у которого четыре ноги, – мерзость оно для вас, Этими вы оскверняетесь; всякий, прикоснувшийся к трупу их, нечист будет до вечера. И всякий, носивший что-либо от трупа их, должен омыть одежду свою, и нечист будет до вечера. Всякий скот, у которого копыта раздвоены, но не в разрез, и жвачки не отрыгает, – нечист для вас: всякий, кто прикоснется к ним, будет нечист. И всякий ходящий на лапах своих, из всех зверей, ходящих на четырех, нечист для вас; всякий, прикасающийся к трупу их, нечист будет до вечера. А кто понесет труп их, должен омыть одежду свою, и нечист будет до вечера; нечисты они для вас. А вот что нечисто для вас из мелких животных, ползающих по земле: слепыш, мышь и черепаха по роду каждого, анака, варан и ящерица, и хомэт, и сова. Эти нечисты для вас из всех ползающих; всякий, прикоснувшийся к ним мертвым, нечист будет до вечера» (11:1-32).

Как можно понять такое разделение животного мира на чистых не чистых? Существует ли какой-либо биологический признак, по которому Всевышний производил это отделение? Современного человека, выросшего на идеях дарвинизма, на достижениях палеонтологии и сравнительной эмбриологии, приведенное разделение обескураживает. Нет никаких точек соприкосновения с тем, чему учат в школе. Деление животных на чистых и нечистых не коррелирует ни с каким другим их делением, основывающимся на зримых биологических признаках. Нет никакого пересечения научных критериев классификации живых существ с критериями ритуальными.

Вот мы, было, подумали, что нечисты членистоногие, но оказывается и среди них имеются немногочисленные чистые виды. Вот мы видим, что все обитатели водной стихии рассматриваются как один класс живых существ (допустим, что в данном случае речь идет об экосистеме), но вдруг оказывается, что из всего этого нагромождения червей, молюсков, ракообразных, рыб, амфибий и китоообразных неожиданно выделяется вполне биологически определенный класс костных рыб (с плавниками и чешуей)!

Более того, разделение живых существ на чистых и нечистых не совпадает также с духовным «эволюционным древом» известным человечеству задолго до Дарвина, и построенного вроде бы на том же принципе духовного соответствия. Вот в каких словах учит об этом «эволюционном древе» Сведенборг: “Животные нашей земли вообще соответствуют чувствам; животные кроткие и полезные - чувствам добрым, дикие и бесполезные - чувствам злым; в частности же: быки и тельцы соответствуют чувствам, свойственным уму природному, овцы и ягнята - чувствам, свойственным уму духовному; птицы, смотря по природе своей, соответствуют разумным началам того и другого ума. По этой причине различные животные, как-то: быки, тельцы, овцы, козы, козлы, агнцы и ягнята, равно голуби и горлицы - употреблялись для священных служб, жертвоприношений и всесожжнений; при таком их употреблении они соответствовали духовным началам, которые по соответствию понимались на небесах» («О небесах, о мире духов и об аде" 110).

Понятно, что в конечном счете все чувства делятся на добрые и злые, на восходящие в рай и нисходящие в ад, и тот же Сведенборг сообщает: «Влиянием из Ада производится все, составляющее злые служения… Под злыми служениями разумеется все вредное в обоих Царствах, как в Царстве животном, так и в Царстве растительном, а также и все вредное в Царстве минеральном. … Достаточно назвать здесь только некоторые из них. Таковы в Царстве животном: Ядовитые Змеи, Скорпионы, Крокодилы, Драконы, Филины, Ястребы, Мыши, Саранча, Лягушки, Пауки, также Мухи, Трутни, Тараканы, Вши, Моль и, словом, все истребляющее зелень, листья, плоды, семена, пищу и питье, и наносящее вред скотам и людям. В Царстве растительном таковы все вредные, отравляющие и ядовитые травы, и такие же плоды, коренья и кустарники» («О Божественной любви и Божественной мудрости» 341. IV).

Однако не трудно заметить, что торанический принцип деления на чистое и нечистое, при всем внешнем сходстве с подходом Сведенборга, весьма заметно расходится с ним по результатам.

Мы видим, например, что Тора не знает нечистых растений. Ядовитые растения не запрещены для пищи с ритуальной точки зрения. Так, если кто-то обладает надежным рецептом отваривания мухоморов, он вправе ими питаться. С другой стороны, как мы только что прочли, бывают съедобные виды саранчи, а кроткий невинный кролик, или тот же благородный и преданный конь, которые согласно классификации Сведенбога вроде бы должны происходить из рая – по Торе нечистые животные. Верно, что они нечисты только в гастрономическом отношении, что играть с ними и ласкать их никому не возбраняется, но как тогда эта нечистота увязывается с их «морально-этической» чистотой?!

Более того, даже и внутри собственной логики некоторые положения учения о чистоте выглядят противоречивыми.

Здесь много неожиданностей. Так мы читаем: «ползающих по земле: слепыш, мышь и черепаха по роду каждого, анака, варан и ящерица, и хомэт, и сова. Эти нечисты для вас из всех ползающих; всякий, прикоснувшийся к ним мертвым, нечист будет до вечера», между тем труп змеи как раз почему-то нечистоты не распространяет, а мёд, представляющий собой отрыжку нечистой пчелы, вполне пригодная пища.

Сверхъестественный язык

Итак, мы не можем понять, на основании каких «естественных» свойств одни существа и продукты оказываются чистыми, а другие нет. Можно подумать, что не всегда так было. Можно предположить, что в древние времена, когда человек в совершенстве владел естественным языком предметов, он мог опозновать нечистоту более непосредственным образом. Однако и сегодня достаточно очевидно, что дело все же не в этом, что в вопросе «чистоты» смыслы заключены не в самих предметах, а обозначены в них Богом. Не наше исходное чувство, а именно Божественное слово формирует в нас непосредственное отношение к тем или иным продуктам. При этом с предельной четкостью выявляется главный принцип еврейской религиозности: Бог довлеет над разумом и чувством, а не разум и чувства довлеют над Богом.

Истина заключается не в «естественном свете», исходящем из предметов, а в Божественных определениях этих предметов. Вещи хороши или плохи не сами по себе, а по тому, как их оценивает их Творец.

Как говорил раби Шимшон Гирш: «Даже если бы мы смогли постичь самый глубокий смысл каждой заповеди, или Сам Всевышний раскрыл бы нам его, – мы и тогда были бы обязаны исполнять их не из-за того или иного смысла, а потому, что нам заповедал их Всесильный».

Тот, кто соблюдает кашрут, с легкостью примет эту мысль. Божественная диетология задает основу еврейского бытия, и погрешности в Божественной диете лишают еврея способности ориентации в духовном мире, а в конечном счете, и самой его уникальной связи с Создателем.

ДОМ БОГА («Шмини» 5774 - 20.03.2014)

Вопрос восстановления обители Всевышнего не связан напрямую с восстановлением храмовых жертв. Это два совершенно независимых комплекса заповедей. Жертвы на Храмовой горе должны приноситься вне всякой связи со строительством Храма, а Храм должен быть возведен вне всякой связи с жертвоприношениями.

Шатер откровения

В недельной главе «Шмини» описывается первое храмовое богослужение, первое жертвоприношение, совершенное в Шатре откровения через год после выхода сынов Израиля из Египта: «И вошли Моше и Аарон в шатер откровения; и вышли, и благословили народ. И явилась слава Господня всему народу. И вышел огонь от Господа, и сжег на жертвеннике всесожжение и тук; и увидел весь народ, и возликовал он, и пал на лицо свое». (9:22-23)

Итак, через год после выхода из Египта – за две недели до соответствующей даты - было совершено первое жертвенное богослужение Израиля в специально построенной для этого Скинии.

Заповедь «Пусть сделают Мне святилище» (Шмот 25:8), была дана в Йом Кипур 10 тишрея – то есть ровно через полгода после заповеди подготовки пасхальных агнцев, выполненной 10 нисана («И сказал Господь Моше и Аарону в земле Египетской, говоря: Месяц сей для вас начало месяцев; первый он у вас из месяцев года. Скажите всей общине израильской так: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый по агнцу на семейство, по агнцу на дом» (12:1-3).

В тот Йом Кипур Моше во второй раз спустился с горы Синай и народ получил прощение за грех золотого тельца. Неудивительно поэтому, что это прощение недвусмысленно связывается традицией с заповедью «Пусть сделают Мне святилище».

В частности в мидраше Танхума разъясняется, что до греха не было необходимости в Скинии (Храме), так как Шехина обитала в самом народе, теперь же возникла необходимость в выделении особого места для общения с Создателем.

Это предписание выглядит парадоксальным, во всяком случае, оно вызывает вопросы. Так в Мидраше “Шмот раба” говорится, что по поводу слов “И пусть сделают они Мне святилище, и буду обитать в среде их” (25:8), Моше выразил изумление. На что Всевышний ему ответил: “Это не так, как ты думаешь, Моше. Построй Скинию из двадцати балок на северной стороне, и из двадцати на южной и восьми на западной, и Я спущусь на землю и явлю Себя в этом ограниченном пространстве”.

Образец Скинии был дан самим Создателем, но при этом оказался достаточно типовым. В последние десятилетия на территории Иордании, Турции и Сирии были обнаружены следы храмов и жертвенников (датируемые II-м тысячелетием до н. э), по ряду своих параметров соответствующих тому, что описано в Торе.

Итак, после поклонения народа золотому тельцу Всевышний повелел воздвигнуть для Себя обитель, легко опознаваемую как обитель Божества, в комплекс которой входил жертвенник («И вошли Моше и Аарон в шатер откровения; и вышли, и благословили народ... И вышел огонь от Господа, и сжег на жертвеннике всесожжение»).

И все же вопрос обители Всевышнего не связан напрямую с вопросом жертвоприношений.

Жертвы

Действительно, для того чтобы принести жертву, достаточно просто жертвенника. С Храмом или без Храма, в Скинии или вне ее, но жертвы возносились бы в любом случае.

Так при явлении в образе неопалимого терновника Всевышний сказал: «Ведь Я буду с тобою, и вот тебе знамение, что Я послал тебя: при выводе твоём народа из Египта вы совершите служение («авода») Богу на этой горе» (Шмот 3:12).

О намерении сынов Израиля принести жертву в пустыне в Торе сообщается неоднократно. Например: «пойдешь ты и старейшины Израилевы к царю Египетскому, и скажете ему: Господь, Бог Иврим, явился нам, а теперь мы бы пошли на три дня пути в пустыню и принесли бы жертвы Господу, Богу нашему» (3:18).

Выйдя из Египта, они не принесли жертву, хотя и имеется упоминание о жертвеннике: «И построил Моше жертвенник, и нарек ему имя "Господь – Нисси" (Господь – чудо мое)» (17:15). Тем не менее, жертвы были принесены в самом Египте. В самом деле, исход был связан с жертвой, он был пропитан кровью жертвенных агнцев: «Агнец без порока, самец однолетний должен быть у вас; из овец или из коз возьмите его. И да будет он у вас в хранении до четырнадцатого дня сего месяца, тогда пусть зарежет его все собрание общины израильской в вечерние сумерки. И пусть возьмут крови (его) и наведут на оба косяка и на притолоку в домах, в которых будут есть его. И пусть съедят мясо в ту же самую ночь, жаренным на огне; с опресноками и с горькими зельями будут есть его. Не ешьте от него недопеченного, или сваренного в воде, а жаренного на огне, с головой его и с ногами, и с внутренностями его. И не оставляйте от него до утра; но оставшееся от него до утра сожгите на огне. И так ешьте его: чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посох ваш в руке вашей, и ешьте его с поспешностью; это пэсах Господень» (11:5-16).

Более того, тогда же была дана заповедь приносить в жертву пасхального агнца ежегодно (12:24).

Первое богослужение в Скинии всего на две недели упредило то ежегодное пасхальное жертвоприношение, которое в любом случае должно было бы совершиться.

Итак, вопрос обители Всевышнего и ее восстановления не связан напрямую с восстановлением храмовых жертв. Это два совершенно независимых комплекса заповедей.

Жертвы на Храмовой горе должны приноситься вне всякой связи со строительством Храма, а Храм должен быть возведен вне всякой связи с жертвоприношениями. Так во времена Эзры вознесение жертв началось еще до того, как Храм был восстановлен («С первого дня седьмого месяца начали они возносить всесожжения Господу, но храм Господний еще не был основан" (Эзра 3.6.).

Ученик Виленского Гаона раби Хаим из Воложина пишет в своей книге «Нефеш хаим» (4): «Когда Всевышний создал человека в мире, то установил его высшим образцом и дал ему силы, в середине разместив сердце. И таким же образом создал Всевышний и мир как единое целое, в центре которого размещено сердце, от которого зависит все прочее. А святая святых, где Шехина, где завеса, Крувим и Скиния – это сердце всей земли и всего мира...».

Итак, само строение, сам Храм – является важнейшим условием поддержания человеческого существования.

Что же касается возобновления жертвоприношений, то это отдельный вопрос, который по большому счету остается открытым.

В эсхатологические времена, когда, согласно учению Аризаля, животные подтянутся до уровня существ говорящих, их убийство станет недопустимым. В своей статье «Хазон цимхонут вэ шалом» рав Кук показывает, что согласно Торе в конце истории должны утвердиться идеалы вегетарианства, однако даже в этих условиях кровавые жертвоприношения должны продолжаться. Когда его сын Иеуда Цви отказался от мясной пищи, отец послал его учить шхиту. Вместе с тем, в книге «Леневухей адор» (включенную в издание: «Пинкасей арайя 2:1»), рав Кук признает, что в период торжества вегетарианских идеалов кровавые жертвы по решению Сангедрина могут быть упразднены, и приношения могут ограничиться растительными. Долгое время это место цензурировалось, но в прошлом месяце книга была, наконец, издана без купюр.

Таким образом те, кто угрожают превратить Иерусалим в «веганскую Мекку», должны усвоить: даже открывая фронт против кровавого еврейского культа, им нечего предъявить против восстановления Иерусалимского Храма.

СКВЕРНОЕ БОГОСЛОВИЕ («Шмини» 5773 - 04.04.2013)

«Скверному» богословию Гандлевского противостоит не какое-то другое богословие - мудрое и блестящее, а именно сама вера, даже «вдохновение веры». Таким образом, "по уму" любому человеку может быть только агностицизм, то есть корректное воздержание от заключений, не обеспеченных жизненным опытом; все же, что свыше того, достигается раскаянием и Божьей милостью.

В пределах абсурда

В недельной главе «Шмини» описывается гибель двух сыновей Аарона: «И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом. И сказал Моше Аарону: это то, что говорил Господь, когда сказал: близкими ко Мне освящусь и пред всем народом Я прославлюсь. И умолк Аарон. И позвал Моше Мишаэйла и Элцафана, сынов Узиэйла дяди Аарона, и сказал им: подойдите, вынесите братьев ваших из святилища за стан. И подошли они, и вынесли их в кутонэтах их за стан, как сказал Моше. И сказал Моше Аарону и Элазару, и Итамару, сынам его: волос ваших не отпускайте и одежд ваших не раздирайте, дабы вы не умерли и не прогневался бы Он на всю общину. Братья же ваши, весь дом Израилев, пусть оплакивают сожженных, которых сжег Господь. И из двери шатра соборного не выходите, а то умрете, ибо елей помазания Господня на вас». (10:1-7)

Этот трагический эпизод, столь напоминающий производственную аварию, невольно подводит нас к одной важной проблеме – к проблеме связи смысла жизни с религиозной верой.

Обычно такого рода трагические события приводят в качестве наглядного примера бессмысленности человеческого существования, и главной причины сомнения в бытии Божием. Тем самым между неразрешимыми «проклятыми» вопросами и неверием в Бога устанавливается прямая связь: если бы Бог был, Он бы не мог такого допустить! Если сцена не вяжется с «общим смыслом», то Режиссера нет.

Приведенный фрагмент из нашей недельной главы демонстрирует всю несостоятельность этого силлогизма с точки зрения тех, кто стоял в истоке религии и общался с Богом лицом к лицу. Реакция небес исходно не выглядела прозрачной; и на протяжении веков евреи старались понять, почему погибли Надав и Авиу (Раши приводит два источника: «Раби Элиэзер говорит: «Сыновья Аарона умерли из-за того, что вынесли галахическое решение в присутствии своего учителя Моше, а раби Ишмаэль говорит: «Опьяненные вином вошли они в Храм»).

Итак, ситуация с самого начала представлялась абсурдной и трагичной, но в то же время она не ставила вопроса о существовании Творца мира. Да, Он бывает страшен и непонятен, но как можно вообразить будто бы Его нет?! Как мы видим, вместо выражения сомнений в Его существовании все участники описанной сцены были обеспокоены в первую очередь продолжением богослужения и предупреждением дальнейших смертей.

Еще более ярко это отношение показано в книге Иова, который поносил Бога за обрушившиеся на него беды, но ни разу не выразил сомнения в Его существовании: «Человек, рожденный женщиной, скуден днями и пресыщен скорбью. Как цветок, он появляется и вянет, и убегает, как тень, и не устоит. И на него Ты отверзаешь очи Твои, и меня ведешь к суду с Тобой? Кто станет чистым от нечистого? Ни один! Если дни его определены, число его месяцев у Тебя, (если) Ты положил ему предел, которого он не перейдет, Отворотись от него, чтобы он отдохнул, доколе не окончит, как наемник, дня своего. Ибо для дерева есть надежда: если срублено будет, снова оживет, и побеги его (расти) не перестанут. Если одряхлел в земле корень его, и ствол его омертвел в прахе, Почуяв воду, расцветет оно и пустит ветви, как саженец. А человек умирает и изнемогает, а скончается человек – и где он? Как воды уходят из моря и река иссякает и высыхает, Так и человек ляжет и не встанет; не пробудятся, пока не исчезнут небеса, и не воспрянут ото сна своего. Спрятал бы Ты меня в преисподней, сокрыл бы меня, покуда не укротится гнев Твой, назначил бы мне срок, а (потом) вспомнил бы меня»(14:1-14).

Если Кант разработал религию в пределах только разума, то иудаизм (которому Кант противопоставлял свою философию) не боится - если потребуется - прослыть религией абсурда. При всем том, что рационализм и научное познание в чести у еврейской религии, Бог все же признается ею стоящим несоизмеримо выше разумных аргументов. Когда говорит Бог – логика смолкает, или точнее, ищется задним числом, о чем гласит знаменитый принцип «послушаемся и поймем» («наасе венишма»).

В самом деле, как нам заранее не понятны Его заповеди («Ни труп не оскверняет, ни вода не очищает, но так повелел Господь Всесвятой и мы не вправе ослушаться Его повелений». - объясняет р.Йоханан бен Закай ), точно так же нам до конца не понятны и Его решения. Созданная Богом жизнь зачастую действительно выглядит абсурдной («Человек умирает и изнемогает, а скончается человек – и где он?»), но вера в Него включает принятие абсурда, как свою неотъемлемую часть.

Кредо агностицизма

Замечательный российский поэт Сергей Гандлевский в своей книге воспоминаний «Бездумное былое» пишет: «Я не могу смириться со случайностью и бессмысленностью беды, не способен распознать в ней заслуженной кары. Ужасные болезни детей; стихийные бедствия, наобум губящие людей ничуть не хуже остальных и т.п., разом выбивают мои мысли из религиозной колеи. Разговоры про непостижимый промысел Божий уместны и оправданны в устах человека, испытывающего вдохновение веры. Но для человека трезвого, вроде меня, они были бы ханжеством и бесчеловечностью под личиной набожности. Лучше, честно и не мудрствуя, сойтись с самим собой, что или Бога нет вовсе, или Он не имеет никакого отношения к здешним представлениям о добре и зле, какими мы живем, пока живы… Это, скорей всего, скверное богословие, но другое мне не по уму. При этом я не материалист: материализм — ничуть не менее фантастическое объяснение мира, чем религия. По всей видимости, подобное умонастроение называется агностицизмом. Пусть так».

Прекрасная и ясная формулировка. «Скверному» богословию Гандлевского противостоит не какое-то другое богословие - мудрое и блестящее, а именно сама вера, даже «вдохновение веры». Как точно отметил Лев Шестов: «Из того, что человек погибает, или даже из того, что гибнут государства, народы, даже высокие идеалы, никак не "следует", что есть всеблагое, всемогущее, всеведущее Существо, к которому можно обратиться с мольбой и надеждой. Но если бы следовало, то и в вере не было бы никакой надобности; можно было бы ограничиться одной наукой, в ведение которой входят все "следует" и "следовательно"» («Власть ключей»).

Таким образом, "по уму" любому человеку может быть только агностицизм, то есть корректное воздержание от заключений, не обеспеченных жизненным опытом; все же, что свыше того, достигается раскаянием и Божьей милостью. И тут всякий человек свободен бросить вызов несчастью и найти Бога даже в нем. Виктор Франк приводит фрагмент из письма одного молодого человека, неожиданно узнавшего о том, что он неизлечим: «Я узнал о своем смертном приговоре, который был совершенно очевиден из слов врача.. - Я вспомнил фильм о корабле "Титаник", который смотрел когда-то давно. В особенности мне вспомнился эпизод, когда один парализованный - его играет Фриц Кортнер - произносит молитву, готовя небольшую группу таких же, как он, жертв к смерти, в то время как корабль погружается и вода поднимается все выше и выше вокруг них. Из кинотеатра я вышел глубоко потрясенный. Какой же это дар судьбы, подумал я тогда, сознательно идти к своей смерти. А теперь и мне судьба предоставляла подобное! У меня есть этот последний шанс проверить силу своего борящегося духа, только это борьба, исход которой предрешен с самого начала... Я хочу переносить ожидающую меня боль без наркотиков, насколько это вообще будет возможно... "Борьба за проигранное дело?" Исходя из нашей философии, подобную фразу необходимо вычеркнуть из книг. Ибо в расчет идет только процесс борьбы... И не может быть никаких проигранных дел... ".

Ни кому не по уму «богословие», но всем по сердцу вера, и свой окончательный выбор волен сделать каждый.

ПРАВЕДНОСТЬ И СВЯТОСТЬ («Шмини» 5772 - 12.04.2012)

Нравственные качества, «мидот» ценятся в еврейском мире чрезвычайно высоко, но усваиваются они в семье, в детских садах и начальной школе, а не в йешивах, где этическими вопросами занимаются в самом ограниченном объеме. В этом плане священническое служение еврея можно уподобить специализированной деятельности. Например, если человек нечист на руку, то его просто никто не возьмет работать в банк, однако человек, оказавшийся на должности банковского служащего, в первую очередь занят все же открытием счетов и вложением чеков, а не совершенствованием своего качества честности.

Тора и этика

В недельной главе «Шмини» приводится обстоятельная классификация живых существ с точки зрения их чистоты и нечистоты, при этом завершается глава следующими словами: «Всего, что ползает на чреве, и всего, что ходит на четырех, и всякого многоногого из всех гадов, пресмыкающихся по земле, их не ешьте, ибо мерзость они. Не оскверняйте душ ваших никаким пресмыкающимся гадом и не оскверняйтесь ими, так как станете через них нечистыми. Потому что Я Господь, Бог ваш, освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят, и не оскверняйте душ ваших никаким гадом, ползающим по земле; Потому что Я Господь, выведший вас из земли Египетской, чтоб быть вам Богом. Будьте же святы, потому что свят Я. Вот закон о скоте и о птицах, и о всяком существе, движущемся в воде, и о всяком существе, пресмыкающемся по земле; Чтобы различать между нечистым и чистым, и между животным, которое можно есть, и животным, которое не может быть едомо». (Ваикра 11:42-47)

Итак, «святость» согласно Торе, прямым образом связана с соблюдением кашрута, с тщательным различением между тем, что может, и что не может быть едомо. Если в христианской лексике, перешедшей в разговорную, слово «святой» означает прежде всего «высоко нравственный», то в еврейском понимании «святость» - это в первую очередь «отделенность», т.е. именно строгое соблюдение ритуальных предписаний вполне нейтральных вопросам морали.

Если в своей религиозной жизни христианин в первую очередь сосредотачивается на нравственных вопросах, то для иудея во главе всего стоит служение, преданность возложенной на него миссии, а именно «соблюдение заповедей», которые большей частью носят ритуальный характер.

Разумеется, религиозная жизнь еврея вовсе не лишена нравственного интереса, евреи трепещут перед Богом, благотворят и каются ничуть не меньше христиан, но к «заповедям», к «святости» все это вроде бы не относится. Крылатое изречение «отношение к людям предшествует Торе» («Дерех эрец кодем ле-Тора») с одной стороны ясно показывает, что в иудаизме главенствует, а с другой, что «Тора», «святое» - это сфера служения, а не сфера нравственности.

В этом отношении весьма показательны следующие слова Виленского Гаона: «Когда «йецер ара» подбивает человека учиться для достижения материальных благ или для получения поста раввина, и человек не может противостоять ему, лучше в такие моменты учить книги «мусара», пока «йецер» не оставит его, и тогда начать учиться». (8:18). Нравственные качества, «мидот» ценятся в еврейском мире чрезвычайно высоко, но усваиваются они в семье, в детских садах и начальной школе, а не в йешивах, где этическими вопросами занимаются в самом ограниченном объеме. В предисловии к одной из самых известных книг по этике - «Месилат Яшарим» автор (РАМХАЛ) следующим образом объясняет причину ее написания: «Немногочисленны представители той категории (людей), которые посвятят себя исследованию и изучению целостного служения (Всевышнему): любви, страха, приверженности и других разновидностей благочестия. И не потому, что такое не является важным для них. Ведь кого бы ты ни спросил, всякий скажет, что это основа великая. И пусть не заблуждается мудрый, полагая, будто мудрецом истинным можно быть, не уяснив себе всего этого. И все же мало внимания этим вопросам уделяют по причине их великой популярности и мнимой простоты, когда не видят необходимости в значительных затратах времени ради их изучения».

В этом плане священническое служение еврея можно уподобить специализированной деятельности. Например, если человек нечист на руку, то его просто никто не возьмет работать в банк, однако человек, оказавшийся на должности банковского служащего, в первую очередь занят все же открытием счетов и вложением чеков, а не совершенствованием своего качества честности.

И все же между нравственностью и служением существует связь, причем связь более тесная, чем это обыкновенно сознается. В конечном счете, этике, отношению к людям («дерех Эрец») учатся из той же Торы, и между «святостью» и «праведностью» существует явственная корреляция, как сказано: «Нет Торы – нет морали («дерех эрец»), нет морали («дерех эрец») нет Торы» (Пиркей авот 3:17).

Единая шкала

При всем том, что основные положения нравственности заложены в человеке изначально (будучи присущими тому Божественному образу, по которому он создан), для их развития необходим также и внешний источник. Без такого внешнего источника, без откровения все путается и извращается. Многие пороки – например, воровство - совершенно естественно усваиваются из окружения, причем усваиваются как добродетели. В воровской семье ребенок с самых ранних лет чувствует, что если он не взял что плохо лежит, то он слабак и ротозей, который сам не заслуживает ничего иного, как быть обкраденным. Увидеть мир по-другому ему неестественно и очень трудно.

Разумеется, совесть может пробудиться в любых условиях. Минутную вспышку отвращения к своим занятиям способен испытать даже самый закоренелый преступник, но для того, чтобы поставить совесть в основу поведения, необходим навык, необходима соответствующая культура, необходима ясная шкала ценностей, которая по большому счету представлена лишь в ТАНАХе.

Пример тому - история христианства. Возможно, языческие народы и не были удовлетворены своим образом жизни и своей верой, но пока они не узнали из Библии о едином Боге, они, по их собственному свидетельству, ходили во тьме. «Евреи, – признает Ницше в книге “По ту сторону добра и зла”, – произвели тот фокус выворачивания ценностей наизнанку, благодаря которому жизнь на земле получила на несколько тысячелетий новую и опасную привлекательность…».

«Святость» и «нравственность» достаточно естественно рассматривать в разных плоскостях, однако все же в тесной связи друг с другом, и с соблюдением четкой субординации, которую полностью признает традиция: «Иго небес предшествует игу заповедей». «В выполнении всей Торы нет никакого смысла, если она не делается во имя страха Божия», - пишет Магараль (Хидушей агадот 1 стр 17). Но в том-то и дело, что при этом «святость» коренится в «богобоязненности», и самым глубинным образом сопряжена с ней.

В главе «Кдошим» не в связи с кашрутом, а в связи с интимными отношениями мы встречаем выражения весьма близкие к приведенным выше: «Говори всей общине сынов Израиля и скажи им: святы будьте, ибо свят Я, Господь, Бог ваш» (Ваикра 19:1-2).

Раши поясняет слова «святы будьте» следующим образом: «Сторонитесь запретных связей и помыслов преступных. Везде в Торе, где находишь повеление оградить себя от чего-либо, находишь также упоминание о святости. "Жену блудную и опороченную (не брать им)... Я Господь, освящающий вас". "И не опорочит он свое потомство... Я Господь, его освящающий". "Святы будут они... Жену блудную или опороченную" (21: 6-8).

Итак, о «блудной жене» и даже о «преступных помыслах» Тора иногда говорит приблизительно в тех же выражениях, что и о некошерной пище. Но это значит, что имеются точки, в которых «святость» нравственна, а «нравственность» - свята.

Итак, связь святости с нравственностью в еврейским сознании гораздо более глубока, чем это обычно считается: даже оставаясь разными реальностями, они могут переплетаться, выстраивая единую иерархию. Потомки Израиля, потомки Леви и сыны Аарона отличаются именно по «святости», никакого отношения к нравственности эти уровни не имеют, и в то же время существует мишна, которая сплетает «святость» и «нравственность» в один узел: «Священник предпочтительнее левита, левит предпочтительнее просто еврея, еврей предпочтительнее незаконнорожденного. Всегда ли [это так]? Только когда все эти люди обладают равными заслугами. Но если незаконнорожденный – мудрец, а первосвященник – неуч и невежда, незаконнорожденный мудрец предпочтительнее невежды-первосвященника» (Мишна, трактат Горайот, гл. 3).

Итак, мы видим, что при всем том, что «святость», т.е. «отделенность» от всего запрещенного, никак с «богобоязненностью» не совпадает, она ее целиком и полностью подразумевает.

СИМВОЛ НЕЧИСТОТЫ («Шмини» 5771 - 24.03.2011)

Свинья, будучи лишена (в отличие от приматов) родовых человеческих черт, в то же время очень точно уподобилась человеку, причем не только в его внутреннем устройстве, но также и в чисто внешних признаках: как человек свинья всеядна, как человек она лишена волосяного покрова. И наконец, по свидетельству каннибалов, свиное мясо мало чем отличается по вкусу от мяса человеческого.

Нечистые животные

В недельной главе «Шмини» даются законы, ограничивающие еврейскую кухню «чистыми» животными: «И сказал Господь Моше и Аарону, говоря им: Говорите сынам Израилевым так: вот живые существа, которых вы можете есть из всех животных, что на земле: Всякое с раздвоенными копытами, с расщепленными копытами, которое отрыгает жвачку, из скота – его можете есть. Только таких не ешьте из отрыгающих жвачку и имеющих раздвоенные копыта: верблюда, потому что он жвачку отрыгает, но копыта его не раздвоены, – нечист он для вас, и шафана (дамана), потому что он жвачку отрыгает, но нет у него раздвоенного копыта; нечист он для вас, И зайца, потому что (хотя) он жвачку отрыгает, но нет у него раздвоенного копыта; нечист он для вас, и свиньи, потому что (хотя) копыта у нее раздвоены и с разрезом, но жвачки она не отрыгает – нечиста она для вас». (11:1-7)

Итак, мы видим, что строго формально верблюд и заяц не менее нечисты, чем свинья. Между тем в общежитии отношение к ним совершенно разное. Некоторые религиозные евреи держат зайцев в своих домах для забавы детей. В древние времена верблюд использовался евреями в качестве важнейшей тягловой силы, а согласно пророчеству Исайи, в час прославления Иерусалима «Множество верблюдов покроет тебя,... золото и левону принесут и славу Господа возвестят». (Исайя 60:6)

В то же время совершенно немыслимо, чтобы славу Царя возвещали свиньи, а разведение свиней дело настолько не принятое, что даже израильское законодательство (с 1962 года) включает в себя так называемый «свиной закон», запрещающий выращивать в Израиле свиней.

Что же такого особенного находят евреи в свиньях? Отчего такая иррациональная невротическая реакция? Возможно, кто-нибудь объяснит эту неприязнь историческим контекстом, возможно, кто-нибудь вспомнит о том, что свинья считалась особо нечистой еще в Египте, а что при Антиохе это животное насаждалось силой. Возможно, кто-нибудь остановится на медицинских аспектах, и напомнит о том, что в южном климате свиньи являются разносчиками заболеваний.

Между тем любое такое объяснение остается неудовлетворительным, не будучи подтвержденным каким-то зримым непосредственным смыслом. Невозможно на протяжении веков сохранять отвращение к какому-то животному, если в нем действительно нет ничего исключительно отталкивающего на непосредственном уровне. Во всяком случае, пресловутая нечистоплотность свиней стоит последней в списке доводов против их использования в пищу.

Человекообразное парнокопытное

В том обстоятельстве, что Тора упомянула свинью после того, как уже указала общее правило определения нечистых животных, некоторые видят некий «пароль», намекающий на чудесное происхождение Св.Писания. Ведь свинья - единственное парнокопытное животное, которое не жует жвачки. Как Тора могла подчеркнуть это, если писавшие ее люди были знакомы только со своей фауной, если они не знали ни австралийских, ни американских животных, ставших известными науке только в 19-от веке?

Между тем наука обнаружила в свиньях не только эту внешнюю странность – быть единственным нежвачным парнокопытным. Наука обнаружила у свиньи и иные свойства, в первую очередь ее удивительное сходство с человеком: по целому ряду биологических параметров свинья является самым близким к человеку животным после приматов. Очень близкими у человека и свиньи являются набор хромосом, состав крови, размер внутренних органов, температура тела, давление, физиология пищеварения, гормональный цикл и многое другое. Свиньи болеют многими «человеческими» болезнями, что позволяет медикам и ученым испытывать на них медицинские препараты и привлекать для иных экспериментов. Свиные органы используются для пересадки человеку – и не отторгаются!

Итак, свинья, будучи лишена (в отличие от приматов) родовых человеческих черт, в то же время очень точно уподобилась человеку, причем не только в его внутреннем устройстве, но также и в чисто внешних признаках: как человек свинья всеядна, как человек она лишена волосяного покрова. И наконец, по свидетельству каннибалов, свиное мясо мало чем отличается по вкусу от мяса человеческого. Об этом малоафишируемом факте рассказывается, например, в романе Жюль Верна «Дети капитана Гранта» (Часть 3. Гл 6).

Мне не известен традиционный еврейский источник, упоминающий об этой особенности свинины, но трудно представить себе, чтобы сыны Израиля, на протяжении тысячелетий жившие в окружение народов, практиковавших человеческие жертвоприношения, нередко сопровождавшихся каннибализмом, могли этого не знать.

Свинья, таким образом, в собственно животном мире повторила, «спародировала» человека, повторила важнейшие человеческие свойства – его внешнюю наготу и его внутреннее устройство, а также вкус его мяса. Кстати, «вкус» на иврите обозначается тем же словом, что и «смысл» - «таам». Так что представляется весьма вероятным, что свинья не могла не отпугивать евреев, знакомых с этим фактом, не могла не внушать к себе брезгливости, а ее мясо не могло не вызывать мистического отвращения вне всякой связи с вопросом кашерности.

Но если наше предположение верно, если неприязненное отношение еврейского народа к свинье связано с ее шокирующей близостью к человеку, то как объяснить неоднозначное отношение к этому животному со стороны других народов? Что значит, что крещеный мир видит в свинье чуть ли не основной мясной продукт питания, в то время как народности, покорившиеся исламу, не только не едят свинину, но избегают всяческого соприкосновения с этим животным? Например, шахид никогда не взорвется поблизости от свиней, чтобы не оскверниться их кровью и тем самым не преградить себе дороги в рай. Это обстоятельство до того существенно, что израильские службы безопасности используют свиней для охраны стратегических объектов.

Отношение христиан легко объяснить их принципиальной установкой на пренебрежение ко всем «иудейским заблуждениям». Христианские народы исходно решили быть «выше» постылой «ветхозаветной мелочности», выше еврейской брезгливости и разборчивости в пище, как сказано: «И видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд... в нем находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: встань, Петр, заколи и ешь. Но Петр сказал:.. я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым» (Деяниях Апостолов 10: 10-15).

Что же касается мусульман, то их отношение к свинине можно усмотреть в общей природе их завистливого менталитета. Моше Фейглин в следующих словах характеризует мусульманскую духовность: «Арабы грабят не только материю, но и духовность. Мечеть на Храмовой горе не имеет для ислама никакой ценности, сама Храмовая гора столетиями была заброшена, что хорошо видно по старым снимкам. Она стала священной для мусульман только тогда, когда они украли ее у евреев. Могила Йосефа интересовала арабов как прошлогодний снег, когда она была под их властью, но как только ее отняли у евреев, там моментально построили мечеть и объявили это место священным. У них нет своей святости, поэтому даже ее им приходится воровать» («Мировая война»)

В доисламский период – в том же своем жарком климате - берберы употребляли свинину без малейших комплексов. До проповеди Магомета вкус свиного мяса ничуть не претил арабам, но позаимствовав у евреев их представление о чистых и нечистых животных, сыны Ишмаэля переняли также и единственное в своем роде еврейское отношение к свинье.

СВЯЩЕННИК И СТАЛКЕР («Шмини» 5770 - 08.04.2010)

Опасность, исходящая от Святыни еврейской религии, своей иррациональностью напоминает опасность, подстерегающая сталкера в Зоне... Но если в скинии категорически запрещено пить вино, то сталкер не отправлялся в Зону без бутылки.

За что?

В недельной главе «Шмини» описывается история гибели сынов Аарона, произошедшая в ходе первого богослужения в Скинии: «И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом. И сказал Моше Аарону: это то, что говорил Господь, когда сказал: близкими ко Мне освящусь и пред всем народом Я прославлюсь. И умолк Аарон. И позвал Моше Мишаэля и Элцафана, сынов Узиэля дяди Аарона, и сказал им: подойдите, вынесите братьев ваших из святилища за стан». (10:1-4)

В этой истории поражают два обстоятельства: во-первых, суровость самой кары, а во-вторых, неясность, за что она собственно последовала? Во всяком случае традиция предлагает два возможных объяснения: согласно первому мнению, «Сыны Аарона погибли потому, что вынесли галахическое решение в присутствии своего учителя Моше» (Сифра; Эрувин 63 а). Имеется в виду решение об огне, который следует возложить на жертвенник. Само решение не было ошибочным. Как объясняет Раши в связи с пасуком (1:7) Моше получил повеление использовать естественный земной огонь. Однако грех сынов Аарона состоял в том, что они приняли решение в присутствии Моше, как бы вместо своего учителя. Поэтому сказано: "огонь, чего Он не велел им", но повелел Моше.

Согласно второму мнению, сыны Аарона поплатились жизнью за то, что вошли в скинию в нетрезвом состоянии. Это объяснение основывается на том, что сразу за описанием их гибели дается запрет пить вино в святилище: «И сказал Господь Аарону, говоря: Вина и шейхара не пей ни ты, ни сыны твои с тобою, когда входите в шатер собрания, дабы вы не умерли; это устав вечный в роды ваши, Дабы могли различать между священным и несвященным, и между нечистым и чистым, И научить сынов Израэлевых всем уставам, которые изрек им Господь чрез Моше». (10:8-11)

По поводу этих слов раби Ишмаэль заключает: «Опьяненные вином вошли в Святилище (и поэтому погибли)». Раши со своей стороны поясняет: «Ты убеждаешься в этом, так как после их смерти Он предупредил остальных, чтобы не входили в Святилище опьяненные вином. Этому можно привести такую притчу, рассказанную в мидраше Ваикра раба: У царя был доверенный слуга. Однажды царь сурово покарал его, но никто не знал причины немилости. Когда же царь взял себе другого слугу, он предостерег его и дал ему определенные наставления. Из этого поняли, чем провинился первый слуга.

Второе объяснение представляется более убедительным. Во-первых, об этом говорит обет назирейства, предусматривающий воздержание от вина и от соприкосновения с мертвым телом. В Море невухим Рамбам пишет: «Тот, кто воздерживается от вина, называется «святым», и по святости своей поднимается на одну ступень с первосвященником, подобно которому запрещено назиру оскверняться мертвым телом даже «отца своего и матери своей». На такую высоту он возведен, потому что не прикасался к вину» (Морэ Невухим, ч. 3, гл. 48).

Во-вторых, немедленное наказание смертью (характерное, как разъясняет Магараль в «Дерех Хаим», для осквернения Имени) за неуважение к учителю нигде в Писании не приводится, в то время как смерть в результате ошибочного поведения в святилище встречается сплошь и рядом. Схожие реакции описываются и в других книгах ТАНАХа. Например, «когда им входить в шатер соборный, пусть они омываются водою, чтобы им не умереть» (Шмот 30:19). А чего стоит, например, история с Узой, умертвленным небесами при попытке поддержать пошатнувшуюся скинию! (2 Шмуэль 6:6-9) Опасение погибнуть при соприкосновении со Святым выражается на страницах Писания неоднократно («говори ты с нами, и мы будем слушать, и пусть не говорит с нами Бог, а то умрем» Шмот 20:19). Кстати, описав гибель, постигшую сынов Аарона, Тора продолжает говорить о той же смертной каре, также вызванной довольно странными и на первый взгляд неожиданными причинами: «И подошли они, и вынесли их в кутонетах их за стан, как сказал Моше. И сказал Моше Аарону и Элазару, и Итамару, сынам его: волос ваших не отпускайте и одежд ваших не раздирайте, дабы вы не умерли и не прогневался бы Он на всю общину. Братья же ваши, весь дом Израилев, пусть оплакивают сожженных, которых сжег Господь. И из двери шатра соборного не выходите, а то умрете, ибо елей помазания Господня на вас. И сделали они по слову Моше». (10:5-7)

Итак, гибель сынов Аарона правдоподобнее объяснить именно тем, что они допустили оплошность, о которой говорится в следующем же отрывке:«вина и шейхара не пей ни ты, ни сыны твои с тобою, когда входите в шатер собрания, дабы вы не умерли».

Пьяному море по колено

В свое время в связи с историей гибели сынов Аарона (в статье «Суровая святость» 20.04.2006) я сравнивал Скинию с Зоной из «Пикника на обочине». Ведь в центре Зоны Стругацкие поместили некий шар, которому можно было молиться, и который исполнял человеческие желания. Чем не божество (к которому сталкер обращается как к «всемогущему, всесильному, всепонимающему»)? Но кроме того, опасность, подстерегающая сталкера в Зоне, своей иррациональностью напоминала опасность, исходящую от Святыни еврейской религии. Я писал: «В этом, и некоторых других описаниях того, как люди при соприкосновении со святыней наказывались немедленной смертью, происходящее начинает напоминать фантазии Тарковского на тему Соляриса или Зоны... Перед нами как будто бы какая-то неведомая грозная сила. Человек, приближающийся к Ковчегу Завета или к Храму, как будто бы превращается в какого-то сталкера, способного лишь чисто эмпирически усвоить странные правила смертельной игры...»

В той статье я пытался показать, что отмеченное сходство между Скинией и «Зоной» чисто внешнее, и что оно обусловлено тем, что грех «осквернения Имени» карается равно сурово, независимо от того, преднамеренно или непреднамеренно он совершен. Между тем это различие дополнительно подчеркивается как раз отношением к спиртному. Ведь если в скинии категорически запрещено пить вино, то сталкер не отправлялся в Зону без бутылки. Во всяком, случае так себя ведет Рэд Шухарт из «Пикника на обочине» братьев Стругацких: «Рэдрик вытащил из-за пазухи флягу, отвинтил крышку, и прикрыв глаза, сделал несколько медленных глотков.

- Глотнешь? – предложил он, обтирая ладонью горлышко фляги. – Для храбрости...»

Явление это достаточно известное. Люди пьют не только на радостях, и не только с горя, но иногда действительно также и для храбрости. Выпив, они становятся более уверенными в себе и, как следствие этого, более решительными и успешными. В некоторых ситуациях находящийся навеселе человек способен добиться чего-то большего, чем трезвый.

Однако алкоголь не только расслабляет человека, не только снимает напряжение, не только делает человека решительнее. Бесспорно, что алкоголь дает человеку также и какого-то ангела – хранителя, что отражено в русской пословице: пьяному море по колено. В самом деле, при всем том, что пьяницы влипают в самые нелепые истории, ломают конечности, замерзают в сугробах и т.п., наблюдающие их со стороны люди часто удивляются также и их феноменальному везению, не понимают, как пьяницы так легко отделываются, как преодолевают препятствия и выходят сухими из воды?

В агаде о князе бесов Ашмадае (Гитин 68), у которого хранился червь – шамир, необходимый для строительства Храма, рассказывается, что Ашмадай вывел на дорогу пьяницу, то есть выступил именно в роли его ангела. Кто знает, может быть, именно этот Ашмадай хранит также и всех прочих горьких пьяниц?! Тогда становится особенно понятно, почему «вина и шейхара не пей, когда входите в шатер собрания, дабы вы не умерли»: с тем, кто находится под воздействием алкоголя, в Храм проникает нечистый дух.

В свете же столь разного эффекта от приема алкоголя в Зоне и в Скинии видно, насколько они действительно различны. Шар из Зоны – в действительности не Бог, а Ашмадай. Придумать из головы можно только идолослужение, истинную же религию можно только получить в дар от Бога.

РЕЛИГИЯ И ФИЛОСОФИЯ («Шмини» 5768 - 27.03.2008)

Иудаизм имеет вполне традиционные основания, которые позволяют ему без задней мысли и зависти усматривать праведность и причастность истине во многих, если вообще не во всех представительных религиях. Иудаизм своеобразен именно тем, что он исходно плюралистичен; тем, что он не стремится сталкивать религиозные общины по принципу их "спасительности" и "гибельности". Рав Авраам Ицхак Кук пишет: "Относительно других вер… я считаю, что в задачи Израиля вовсе не входит вредить им и разрушать их, подобно тому как мы не намереваемся нарушать законов, установленных в мире народами, но призваны лишь улучшать и возвышать их. В особенности это касается тех вер, которые присоединились к источнику Израиля".

Гений философии

В недельной главе "Шмини" описывается первое храмовое Богослужение, в ходе которого: "явилась слава Господня всему народу" (9:23).

Не так давно обращаясь к теме славы Господней, я привел следующую мишну "Хагига": "Всякий, кто не дорожит славой Владыки, лучше бы ему было не являться на свет" – и соответствующий комментарий Рамбама: "Это означает, что для него – не быть среди людей и принадлежать другому виду живых существ было бы лучшим существованием, чем существование в качестве человека, который стремится познать вещь не подобающим для этого путем, и не в соответствии с ее природой…", и далее: "под этими словами подразумевается тот, кто не дорожит своим разумом, ведь разум и есть слава Господа. И поскольку он не осознает величия этой вещи, дарованной ему, то оказавшись беззащитным перед своими влечениями, он становится подобным животному".

С Рамбамом трудно не согласиться: человек лишь тогда человек, когда он мыслит. И галактики есть, и камни есть, и звери есть, и люди есть. Но быть в таком же только смысле, в каком есть галактики, человеку явно недостаточно, ему мало физически наличествовать, для него существенно "отражать" в сознании свое бытие. Только тогда он по-настоящему есть. "Мыслю" для человека – это и есть "существую". Ценность, если угодно, "слава" бытия усматривается не столько в самом его наличии, сколько в осознании этого наличия. Как сказал рави Акива: "Любим человек тем, что создан по образу Божию, и дополнительно любим тем, что знает, что создан по образу Божию» (Перкей авот 3.18)

Но отражать в сознании собственное бытие, то есть самоидентифицироваться, на деле означает непрерывно сравнивать. Как физическое зрение постоянно сканирует окружающее, а застывший глаз ничего не видит, так же и ум: он меркнет, если не сравнивает. Разум – это способность соотнесения, способность сопоставления.

Это базисное свойство человека в своем предельном виде проявляется в философии. Причем некоторые "сопоставления" философов нередко буквально шокируют людей. Неудивительно, что философия имеет своих мучеников. Первый из них, Сократ, был отравлен согражданами, эта же участь угрожала Аристотелю, бежавшему из Афин, а некто Зоил и вовсе был распят (за свою рационалистическую критику Гомера).

В лучших своих проявлениях философия являлась подвигом и несла людям утешение, сродное с тем утешением, которое несет религия (вспомним "Утешение философией" Боэция). Иными словами, философия определенным образом причастна моральной "славе", и ее путь может сближаться с путем религии.

Между тем философия – это все же не религия. И любящая все сравнивать философия уже давно выяснила для себя, в чем состоит разница между ней и религией. Если начало философии – удивление, то начало религии – это благоговение, восхищение и трепет.

Религия утверждает, что для того чтобы быть человеком, недостаточно лишь последовательно и грамотно "сравнивать" и "отражать". Для того чтобы быть человеком, прежде всего необходимо благоговеть, необходимо замечать, в присутствии Кого ты постоянно находишься. Однако для того чтобы испытывать это благоговение, человеку опять же необходимо уметь отражать, уметь сопоставлять. Чтобы в этом убедиться, достаточно привести небольшой, но всем хорошо знакомый пример - религиозную нетерпимость.

Поругание Имени

Лев Толстой (представляющий собой в данном контексте пример скорее именно гонимого мыслителя, нежели гонимого верующего) в следующих обидных словах сравнил эту общую для всех религий склонность признавать лишь свою правоту: "Я сближался с верующими разных исповеданий: католиками, протестантами, старообрядцами, молоканами и др. И много я встречал из них людей нравственно высоких и истинно верующих. Я желал быть братом этих людей. И что же? То учение, которое обещало мне соединить всех единою верою и любовью, это самое учение в лице своих лучших представителей сказало мне, что это все люди, находящиеся во лжи, что то, что дает им силу жизни, есть искушение дьявола и что мы одни в обладании единой возможной истины. И я увидал, что всех, не исповедующих одинаково с нами веру, православные считают еретиками, точь-в-точь так же, как католики и другие считают православие еретичеством….. Говоришь себе: да не может же быть… Что-нибудь тут есть. Есть какое-нибудь объяснение, - и я думал, что есть, и отыскивал это объяснение, и читал все, что мог, по этому предмету, и советовался со всеми, с кем мог. И не получал никакого объяснения, кроме того же самого, по которому сумские гусары считают, что первый полк в мире Сумский гусарский, а желтые уланы считают, что первый полк в мире - это желтые уланы. Духовные лица всех разных исповеданий, лучшие представители из них, ничего не сказали мне, как только то, что они верят, что они в истине, а те в заблуждении"

Конфессиональная рознь предполагает какую-то неправдоподобную способность уклоняться не то что от "интеллектуальной честности", но вообще от элементарного мыслительного процесса. В диалоге "Гиппий большой" Сократ задает свой знаменитый вопрос: что такое прекрасное? Кто-то ему отвечает, что это прекрасная девица, кто-то, что прекрасная лошадь. Но Сократа интересует другое, он спрашивает что такое "прекрасное само по себе", то прекрасное, которое опознается и в девице, и в лошади?

Человека влечет истина сама по себе и праведность сама по себе. Человек оказывается (удерживается) в той или иной конфессии, потому что видит праведность в ее приверженцах. Однако если при этом он категорически отказывается признавать наличие этой праведности у людей других вер, он производит более чем странное впечатление. Это как если бы один человек видел прекрасное только в прекрасных цветах, второй только в прекрасных девушках, третий только в прекрасных рыбах и пр.

Праведность, как и красота – это то, что опознается само по себе и влечет богобоязненные души в ту или иную конфессию (как кто-то разводит рыб, а кто-то сажает цветы), но при этом немыслимо, чтобы эта праведность перестала бы узнаваться в представителях других вер. Когда человек согласен отмечать признаки праведности только у лиц определенной конфессии, речь вне всякого сомнения идет об идеологии. Оскорбление человеческого разума, каковым является запрет сравнения и сопоставления – это не защита религии, а осквернение Божественного имени. Мне остается только отметить, что иудаизм оригинален и силен как раз тем, что способен своими традиционными средствами вписаться в тот мир философско-демократических соображений, которые я только что представил.

Иудаизм имеет вполне традиционные основания, которые позволяют ему без задней мысли и зависти усматривать праведность и причастность истине во многих, если вообще не во всех представительных религиях.

Характерно, что в своем перечне нетерпимых вер Толстой не указывает иудаизм. Скорее всего, это случайность. Во всяком случае по моим наблюдениям многие религиозные евреи так же страшатся мысли, как и многочисленные православные, исламисты и другие "истового верующие" сыны Адама. Не так давно мне довелось слышать выступление рава Йоава Малхи, который доказывал пагубность свободного исследования ("махшева мешутетет"). По его мнению, мыслить хорошо в пределах заданной учителем темы, но что сверх того – то пагубно для души. Более всего меня поразило, как один слушатель, прекрасно понявший задание, в простоте сердца спросил: как же выйти из этого "мыслительного цикла" ("маагалль хамахшева"), - то есть попросту, как перестать думать?

Рав ответа не дал. Сказал лишь, что вопрос показывает, что его слушатель находится на верном пути. Поистине евреи – люди, и ничто человеческое им не чуждо. Но все же беспристрастный анализ показывает, что в целом иудаизм своеобразен именно тем, что он исходно плюралистичен; тем, что он не стремится сталкивать религиозные общины по принципу их "спасительности" и "гибельности". В Талмуде провозглашается, что среди всех народов есть праведники, имеющие удел в мире грядущем. Рав Авраам Ицхак Кук пишет: "Относительно других вер… я считаю, что в задачи Израиля вовсе не входит вредить им и разрушать их, подобно тому как мы не намереваемся нарушать законов, установленных в мире народами, но призваны лишь улучшать и возвышать их. В особенности это касается тех вер, которые присоединились к источнику Израиля", далее рав Кук пишет о примирении Иакова и Эсава (Игерет 113).

В вопросах истины иудаизм традиционно не различает между "своими" и "чужими". Так по мнению раби Моше Хаима Луцато, разделенность на Израиль и народы сохранится также и в мире Грядущем (Дерех Хашем (часть 2 гл 4.7), однако она будет носить не сущностный характер, а такой же функциональный, который она носит в мире этом. Избавляется все объединенное человечество, а не отдельно Израиль. Так Луцато пишет: "Поскольку человеческий род был создан с добрым начало и злым началом и свободой выбора, то не исключена возможность того, что какие-то индивидуумы будут хорошими, а какие-то плохими. И в конце концов, плохие должны быть отвергнуты, а хорошие собраны вместе, и будет сделана из них одна общность, которой предназначен мир Грядущий и постигаемое в нем истинное благо" (Часть 2 гл.2.2).

БУКВА И ДУХ («Шмини» 5767 - 12.04.2007)

У Торы имеется не только центральная идея, но и центральное слово, и центральная буква... Однако при этом все же трудно ожидать, чтобы между центральной идеей и центральными буквами и словами вовсе не имелось бы никакой корреляции.

Три центра Торы

В недельном чтении «Шмини» мы наталкиваемся на два примечания. Возле пасука: «Козла же жертвы грехоочистительной искал да искал Моше, но он сожжен был; и разгневался он на Элазара и на Итамара, оставшихся сынов Аароновых, говоря:» (10:16) курсивом набрано: «середина Торы по словам».

Возле пасука «Всего, что ползает на чреве, и всего, что ходит на четырех, и всякого многоногого из всех гадов, пресмыкающихся по земле, их не ешьте, ибо мерзость они» (11:42) указано: «середина Торы по буквам»

Как я уже упоминал, в недельной главе «Цав» указывается центр Торы по пасукам: «И возложил на него наперсник, и в наперсник вложил урим и тумим» (8:8).

Что стоит за этими странными примечаниями, которые, встреться они в любой другой книге, вызвали бы закономерное недоумение?

Борхес в следующих словах излагает метод каббалы: "Тора - это священная книга. Бесконечный разум снизошел к выполнению человеческой задачи - созданию книги... Святой Дух снизошел до литературы и написал книгу. В этой книге нет ничего случайного. Наоборот, во всем, что написано человеком, всегда есть что-то случайное... Если бы какой-нибудь сервантист сообщил, что "Дон Кихот" начинается с двух односложных слов, заканчивающихся буквой "N", что затем следует слово из пяти букв, потом идут два двусложных слова, затем слово из шести букв, и если бы он сделал из этих своих наблюдений выводы, его бы немедленно сочли сумасшедшим. Библию изучают именно таким способом".

Действительно, для еврейской экзегетики свойственно отношение к священному тексту как к некоему организму, независимому от литературного смысла этого текста. При этом общее пристальное отношение традиции к буквам решительно возрастает, когда текст трактуется методами каббалы.

Вот, например, что говорится в одном из самых древних каббалистических текстов «Сефер Йецера» относительно роли двадцати двух букв еврейского алфавита: «Бог начертал их, вытесал их, соединил их, взвесил их, поменял местами и посредством их создал все творения и все, чему назначено быть сотворенным».

Вдумаемся, можно ли иначе относиться к тексту, написанному такими буквами, если не рассматривать его с самых разных, подчас совсем не текстологических сторон?

Тогда нам покажется даже вполне закономерным, что у Торы может иметься не только центральная идея, но и центральное слово, и центральная буква... Однако при этом все же трудно ожидать, чтобы между центральной идеей и центральными буквами и словами вовсе не имелось бы никакой корреляции.

Поисковая активность

В этом отношении вполне уместно попытаться рассмотреть осмысленность пасуков, слов и букв, оказавшихся в центре Торы.

Центральный пасук, как мы помним, рассказывает об урим и тумим. Центр по словам разместился между словами «искал» «искал» («дараш» «дараш»), а центральной буквой является буква «вав» в слове «гихон» «утроба».

Возможный смысл центрального пасука я обсудил в прошлой статье. Он состоит в приобретении прямого, открытого знания, о котором свидетельствует один переживший клиническую смерть мужчина: «Там действительно есть знания и информация – любые знания. И ты впитываешь это знание... как-то неожиданно ты вдруг начинаешь знать все ответы на все вопросы. Как будто ты мысленно сосредоточился на одном месте в этой школе и – р-раз! – знание автоматически струится в тебя потоком из этого места».

Говоря о центре Торы по словам, невозможно не удивиться тому, что этот центр приходится между двумя одинаковыми словами - «дараш», что значит искал, исследовал.

То есть исследование, поиск ни с чем и ни с кем не делит своей значимости. По-началу это может показаться нам странным. Казалось бы самые главные ценности – это любовь и знание, восходящие к двум Именам Всевышнего. Вот если бы центр пришелся между словами «люби» и «знай», или хотя бы между «хохма» (мудрость) и «бина» (разум), тогда бы это действительно впечатляло...

Однако, «хохма» и «бина» сами коренятся в «кетере» (корона), сфире, соответствующей воле Всевышнего. Иными словами, имеется нечто предшествующее любви и знанию, и это общая поисковая активность, то есть некое первичное жизнеутверждающее побуждение, которое только на следующем этапе дифференцируется и адресуется кому-то (любовь), или чему-то (знание). Воля к жизни, поисковая активность предшествуют всему, определяют все, являются условием человеческого бытия.

Об авторе, оставленном своей музой, иногда с пренебрежением говорят: он исписался. Но что в этом такого страшного? Большинство людей и вовсе ничего не пишут. Они как бы исходно «исписаны». Что же, презирать их за это? Кроме того, хороший писатель вообще берется за перо лишь в том случае, если не находит интересующие его вещи в уже написанных книгах.

По-видимому, дело не в том, пишет человек или нет. Смысл слова «исписался» подразумевает, что жизнь показалась нашему автору лишенной тайн, что он во всем разуверился, со всем согласился, ко всему стал равнодушен. Он лишился того горения, с которым пришел в этот мир. Грубо говоря, он оказался задавлен и даже сломлен жизнью. Но ведь это со всяким случается, не только с авторами. Поэтому гораздо более важным критерием является… чтение. Более важным является выяснение вопроса: «исчитался» ли человек?

Итак, важно, что человек доискивается до сути, важно, что он не останавливается, что он копается в собственной голове или в чужих книгах, и прежде всего в Книге Книг, «ищет да ищет» в ней.

Наконец, центр Торы по буквам приходится не между буквами, а на саму букву – букву «вав», находящуюся не только в чреве Торы, но и в чреве самого слова «чрево» («гихон»).

Примечательно, что буква «вав» является одной из трех букв, входящих в Священное Имя, это собственно Божественная буква (в тексте Торы в этом месте она увеличена в размерах).

При этом буква «вав» является союзом «и». Союз «и» - это суммирующий союз, союз уводящий в бесконечность и в этом смысле вполне соответствующий Бесконечному.

Но у этого союза, у этого междометия имеется также одно чудесное свойство - свойство оборачивать время. Это не просто союз «и», но союз «и» переворачивающий. Например, сотни раз встречается в Торе выражение: «Ва-идабер Ашем» - «И сказал Господь». Но строго грамматически здесь имеется один нюанс. Слово «давар» значит сказал, слово «идабер» - скажет. Однако оборот «ва-идабер» буквально значит не «и скажет», а... «и сказал».

Итак, благодаря букве «вав» будущее превращается в прошлое, а прошлое преподается в форме будущего. «Вав» таким образом – это символ господства над временем, символ того господства, которое является, пожалуй, самым важным, самым ключевым свойством Бога Истории.

В этом отношении опять же знаменательно, что числовое значение буквы «вав» - шесть. Ведь шесть – это мера времени. Действительно, время измеряется в шестеричной (дюжинной) системе отсчета (шесть дней творения, двенадцать месяцев и соответственно двенадцать часов дня и ночи и т.д.).

Причем, если число букв нечетное и буква «вав» находится именно в центре Торы, то число слов и пасуков четное. То есть центр находится между, находится в пробеле.

Таков беглый, непритязательный и в сущности формальный анализ центральной буквы, центрального слова и центрального пасука Торы в соответствии с ее духом, то есть в связи с ее центральной идеей и в свете этой идеи.

СУРОВАЯ СВЯТОСТЬ ("Шмини" 5766 - 20.04.2006)

Сталкеры Скинии

В недельной главе «Шмини» приводится история гибели сыновей Аарона, последовавшей вслед за низведением «чуждого огня»: «И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом» (Ваикра 10.1-2).

Трудно найти человека, который, читая эти слова, не испытал бы определенного недоумения, не задался бы вопросом: кто этот Бог Израиля, у которого столь непредсказуемо резкие реакции? За что собственно пострадали Надав и Авиу?

В традиции существуют два наиболее принятых объяснения этому случаю. Согласно одному толкованию, сыновья Аарона находились в момент священнодействия в нетрезвом состоянии, согласно другому, они взялись трактовать смысл закона в присутствии своего учителя (Моше).

Между тем ответы эти озадачивают еще больше. Неужели за такие невинные проступки может следовать смертный приговор? Откуда такая резкость? Что за ней стоит?

Итак, приведенные объяснения не позволяют полностью освободиться от опасения, что сыновья Аарона соприкоснулись не с личным Богом, требования которого всегда морально осмыслены, а с какой-то безликой силой, воздействия которой никак не связаны с миром морали и человеческих аргументов.

В этом, и некоторых других описаниях того, как люди при соприкосновении со святыней наказывались немедленной смертью, происходящее начинает напоминать фантазии Тарковского на тему Соляриса или Зоны... Перед нами как будто бы какая-то неведомая грозная сила. Человек, приближающийся к Ковчегу Завета или к Храму, как будто бы превращается в какого-то сталкера, способного лишь чисто эмпирически усвоить странные правила смертельной игры...

Чего стоит, например, история, рассказанная во 2-ой книге Шмуэля (6.5-7): «Давид и весь дом Исраэйлев играли пред Господом на всяких (музыкальных инструментах) из кипарисового дерева, и на киннорах, и на арфах, и на тимпанах, систрах и кимвалах. И когда дошли до Горэн Нахона, Узза протянул (руку) к ковчегу Божью и поддержал его, так как волы тряхнули его. И воспылал гнев Господа на Уззу, и поразил его там Бог за его оплошность, и умер он там у ковчега Божья».

Морально осмысленное и вроде бы вполне положительное действие (поддержать Ковчег) карается смертью! Как это следует понимать? Как традиция объясняет этот эффект?

Грех осквернения Имени

В «Путеводителе заблудших» Рамбам следующим образом объясняет произошедшее с сынами Аарона: «Что же касается «избранных сынов Израиля» (Шмот 24.11), то они дерзновенно простерли свою мысль и постигли нечто, однако их постижение было несовершенным, и потому говорится о них: «И видели они Бога Израилева, и под ногами Его нечто вроде прозрачного сапфира» (24.10), и не сказано просто: «И видели они Бога Израилева». Ибо основное содержание речения – осуждение их за то, как они видели, а не описание того, что они видели, ведь они были осуждены за форму своего постижения, в той мере, в какой оно содержало в себе телесность. И было это вызвано их посягательством на познание Бога прежде достижения ими совершенства. И заслужили они смерть, но заступился за них Моше, и дана была им отсрочка – до тех пор, пока не сгорели одни из них в Тавере (Бемидбар 11.1-4), а Надав и Авигу – в шатре соборном, о чем повествует истинное предание» (Бемидбар раба 15.24). И если такое случилось с ними, то тем более мы, недостойные, - или тот, кто еще менее достоин, чем мы, - должны направлять помыслы и усилия» (83)

Итак, Рамбам видит причину гибели сынов Аарона в грубой неадекватности восприятия ими Божественного образа.

При всем том, что осуждающий «антропоморфизм» подход Рамбама многими воспринимается достаточно критически, общая оценка, высказанная в «Путеводителе», представляется весьма убедительной: гибель приходит из-за неадекватности восприятия Всевышнего, из-за той панибратской близости, которую уместно назвать святотатством - «осквернением Имени».

Даже в нашей человеческой жизни существуют отношения, в которых неадекватность оскорбительней любого сознательного оскорбления. А запанибратство с Именем Всевышнего, именуемое на философско-теологическом жаргоне «имманентизмом» - это именно оскорбительная неадекватность. Малейший намек на восприятие священных предметов как предметов посюсторонних означает их профанацию.

Небесно-полевой суд

Между тем особого внимания заслуживает здесь не только суровость Божественной реакции, но также и еще две ее особенности. Во-первых, наказание следует стремительно, а во-вторых, оно следует независимо от того, сознательно или ошибочно было совершено святотатство.

Дело в том, что если все прочие преступления рассматриваются и подвергаются наказанию в рамках сложной юридической системы, то любые нарушения, связанные со Святынею, решаются как будто в рамках «полевой» юриспруденции.

Действительно, в Талмуде (Хулин 46.б.) сообщается, что за грех осквернения Имени не бывает отсрочки в наказании. Если расплата за любое другое преступление может производиться «в кредит», то в случае осквернения Имени «оплата» осуществляется на месте, и «наличными».

С другой стороны, в акте осквернения Имени в каком-то аспекте стираются различия между такими, казалось бы, противоположными характеристиками преступления, как преднамеренность и непреднамеренность.

В «Перкей авот» сказано: «Рабби Йохана б. Брука учил: за скрытую хулу против имени Божьего воздается всенародно, независимо от того, совершено ли это кощунство невольно или умышленно» (4.4).

Итак, осквернение Имени - явление столь недопустимое, что для его пресечения наказание вступает в силу немедленно, причем независимо от того, сознательно ли человек пошел на него или по ошибке, а также тайно или публично он действовал.

Именно это обстоятельство создает пугающее впечатление соприкосновения с какой-то загадочной силой, а не с личным Богом, требования которого всегда аппелируют к человеку, и в последнем счете к его пониманию.

Подводя итог, можно сказать так: нам следует понять, что там, где Всевышний вступает в мир, человек призван отступить; что там, где присутствие Всевышнего достигает осязаемого характера (Ковчег завета, Храм), человек призван свое осязание ограничить. Приведенные в ТАНАХе случаи суровых и немедленных приговоров задают нам ту дистанцию по отношению к Святому, без которой религиозное поклонение попросту неадекватно.

ПРАВО НА ОШИБКУ («Шмини 5765 - 31.03.2005)

Расплата за ошибку

Недельная глава «Шмини» начинается следующими словами: «И было, на восьмой день призвал Моше Аарона и сынов его и старейшин Израйлевых. И сказал Аарону: возьми себе бычка молодого для грехоочистительной жертвы и овна для всесожжения без порока, и представь пред Господа. И сынам Израйлевым говори так: возьмите козла в жертву грехоочистительную, и бычка и ягненка однолетних без порока во всесожжение» (9.1-3)

Далее мы читаем: «И приступил Аарон к жертвеннику, и зарезал бычка в жертву грехоочистительную, которая за него» (9.9).

Итак, уже первое богослужение сопровождалось принесением первосвященником жертвы за его собственные невольные грехи. Следует подчеркнуть, что эта жертва - «за грех» (курбан хатат) приносилась именно за невольные грехи, т.е. за ошибки.

Далее в нашей главе описывается некая невольная ошибка сынов Аарона, за которую они поплатились жизнью: «И вошли Моше и Аарон в шатер откровения, и вышли, и благословили народ. И явилась слава Господня всему народу. И вышел огонь от Господа, и сжег на жертвеннике всесожжение и тук, и увидел весь народ и возликовал он, и пал на лицо свое. И взяли сыновья Аарона, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом» (9.23-10.2)

Существует две основные версии относительно того, какая ошибка была допущена сынами Аарона. Согласно одному мнению, сыны Аарона вынесли галахическое решение в присутствии своего учителя (Моше), согласно второму – они приступили к богослужению в нетрезвом состоянии.

Между тем в любом случае ясно, что, во-первых, сыны Аарона поплатились именно за ошибку, а не за какое-то сознательное преступление, а во-вторых, эта ошибка связана с ошибочным пониманием. Но почему Всевышний так сурово относится к такого рода ошибкам?

Этот вопрос особенно интересно выяснить в связи с учением Дерриды, легализующим любые прочтения текста. Согласно предложенной им теории деконструктивизма, ошибочных прочтений не бывает. Каждое понимание оправдано и осмысленно. Читатели заведомо «неповинны» в том, что обнаружили в тексте такие смыслы, которые сам автор вовсе не намеревался туда вкладывать.

Не секрет, что теория Дерриды выводит из себя многих – причем и авторов и исследователей, т.е. и тех, кто стараются ясно выразиться, и тех, кто стремятся все неясное в чужих высказываниях прояснить.

Как бы то ни было, если деконструктивизм говорит о «смерти автора», то многие авторы находят эти слухи несколько преувеличенными.

Воскрешение Автора

Кажется очевидным, что если искажение исторических событий в угоду идеологии является заведомой ложью, то придание нового смысла известному тексту не только дозволительно, но в каком-то отношении является предписанным. Однако у всего имеется своя граница.

В мидраше сказано, что у Торы имеется семьдесят ликов, т.е. семьдесят прочтений. Число семьдесят символизирует полноту, символизирует множество. Но все же множество не бесконечное. Ликов Торы именно семьдесят, а не семьдесят одно. Иными словами, существуют такие трактовки текста, которые выпадают за пределы его базисного понимания, которые профанируют намерение и замысел автора, и которые поэтому правомочно определять как ложные.

Как уже было сказано, деконструктивизм, провозгласивший «смерть автора» и возложивший ответственность за смысл текста в первую очередь на читателя, отрицает саму возможность «ошибочного» прочтения – любое истинно.

Между тем этому в целом правомерному подходу невольно хочется указать пределы. Что, например, понял Гитлер в тех книгах своих великих соотечественников, которые приказал сжечь? При этом, однако, нельзя сказать, что тот, кто предал аутодафе «Майн кампф», что-то в нем не понял, или понял «не так». Это с одной стороны.

Но главное даже не в этом. Главное, что деконструктивизм не учитывает того, что автор может воскреснуть и предстать вместо своего текста. Он может предстать и «подвергнуть деконструкции» все заметки своего читателя.

Каковы же тогда могут быть критерии истинной деконструкции? По-видимому, диалогичность. Каждый писатель – одновременно также и читатель, читатель своего критика. А каждый читатель, когда он высказывает связные суждение о прочитанном – так или иначе превращается в писателя. Таким образом, принцип «безошибочности» понимания сохраняется до того момента, пока между автором и читателем ведется диалог, до того момента пока сохраняется искренняя заинтересованность обеих сторон «докопаться» до истины, понять.

Автор может засчитать за истинное всякое «ошибочное» (т.е. то которого он исходно не имел в виду) прочтение его текста, но лишь до тех пор, пока это «ошибочное» прочтение апеллирует к нему самому. Если читателем позабыто лицо автора, то теряется всякая ценность его открытий.

В своей статье «Похвала глупости» Шестов приводит следующее адресованное ему замечание Бердяева: «на этом месте я ловлю автора «Апофеоза». Что такое свободная мысль? Это уже некоторая предпосылка, ведь всякая мысль есть уже результат переработки переживаний, опыта тем убийственным инструментом, который мы называем разумом, в ней уже обязательно есть последовательность». Лев Шестов следующим образом прореагировал на это замечание: «Что правда – то правда. Поймал. Только зачем ловить было? И разве так книги читают? По прочтении книги нужно забыть не только все слова, но и все мысли автора, и только помнить его лицо. Ведь слова и мысли только несовершенные средства общения».

Лицо Автора

В отношении чтения священных текстов это положение тем более справедливо. Всевышний не обычный автор, Его возможности постигать смыслы собственного текста и предвосхищать ход мысли Своих критиков огромны. Я не стану решать, как Он отнесется к трактовке Своего произведения самаритянами, караимами и саббатианами. Вполне возможно, что Он учтет чистосердечие этих читателей Торы и прислушается к их трактовке наряду с трактовкой традиционной. Однако я определенно решусь выразить общие критерии, на основании которых можно судить о подлинности того или иного подхода.

Я бы сказал так, пока читателем не забыто лицо Божественного Автора, всякая его трактовка Текста будет снисходительно этим Автором принята, но если Его лицо будет позабыто, то не будет принята никакая.

Некоторые исследователи отмечали, что гностическое прочтение библейских текстов прекрасно вписывается в деконструктивистский подход и потому вполне легитимно.

Между тем уместно обратить внимание, что последовательное прочтение Священного текста, делающееся вопреки Авторскому замыслу, рано или поздно приводит к его отвержению, к прекращению чтения, к полному забвению Авторского лица.

Так гностик Маркион дочитался до того, что объявил ложным весь ТАНАХ и отказался включить его в свой канон. Аналогичные попытки селекции книг Священного Писания производились и позже. Например, либеральный теолог первой половины прошлого века Гарнак писал в своей монографии, посвященной Маркиону: «Отвергнуть Ветхий завет во втором столетии была ошибка, которую отвергла великая церковь; удержать ветхий завет в 16 веке была судьба, от которой реформация не смогла уйти. Но сохранение его в протестантизме с 19-го века есть следствие религиозной и церковной косности».

Но основоположник ислама Мухаммад превзошел всех. Он еще в 7-ом веке отверг тексты «ветхого», а заодно с ним и «нового» заветов, представив свое их понимание, как исходный священный текст.

Тем самым у нас имеются все основания полагать, что ни прочтение Маркиона, ни прочтение Мухаммада, ни прочтения ряда других чересчур вольных харизматов не входят в число тех Семидесяти ликов Торы, которые являются полнотой выявления всех ее истинных смыслов.

МЕРА НЕТРЕЗВОСТИ («Шмини» 5762)

Загадочная смерть

В недельном чтении «Шмини» описывается первое богослужение, совершенное в Мишкане, в Скинии Завета, на восьмой день подготовки священников: «И было, на восьмой день призвал Моше Аарона и сынов его и старейшин Израиля. И сказал Аарону: возьми себе бычка молодого для грехоочистительной жертвы и овна для всесожжения без порока, и представь пред Господа… И сказал Моше: то, что повелел Господь, сделайте, и явится вам слава Господня.» (9.1-2)

Завершается это описание следующими словами: «И вошли Моше и Аарон в шатер откровения, и вышли, и благословили народ. И явилась слава Господня всему народу. И вышел огонь от Господа, и сжег на жертвеннике всесожжение и тук, и увидел весь народ и возликовал он, и пал на лицо свое. И взяли сыновья Аарона, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом» (9.23-10.2)

Сцена эта выглядит загадочной и пугающей. Первое жертвоприношение, совершенное в Мишкане, завершилось гибелью сыновей Аарона, причем эта гибель сама оказалась мало отличима от жертвоприношения! Что же касается причины этой гибели, которую указывает Тора – «принесли пред Господа огонь чуждый» - то она и вовсе может вызвать недоумение. Со стороны Бог Израиля выглядит в этой сцене как какая-то загадочная Сила, реакции которой опасны и непредсказуемы.

При этом стоит отметить, что Надав и Авиу не были отмечены какой либо греховной наклонностью, как например сыновья священника Эйли, которые «были люди негодные: не знали они Господа» (I Шмуэль 2.13). Напротив, Тора перечисляет сыновей Аарона в ряду избранных духовидцев: «И взошел Моше и Аарон, Надав и Авиу, и семьдесят из старейшин Израиля. И видели они Бога Израиля, и под ногами Его как образ кирпича из сапфира и, как самое небо, по чистоте» (Шемот 24.11)

Что же произошло? Что за скандал разразился во время первого жертвоприношения в Мишкане? Как понимает этот эпизод иудейская традиция?

Для объяснения этого эпизода Раши приводит два источника: «Раби Элиэзер говорит: «Сыновья Аарона умерли из-за того, что вынесли галахическое решение в присутствии своего учителя Моше, а раби Ишмаэль говорит: «Опьяненные вином вошли они в Храм. Знай, что после их смерти предупредил (Всевышний) остальных священников, чтобы не входили в Храм пьяными»

Раби Элиэзер имеет в виду, что сыны Аарона не слышали от Моше закона о том, что кроме огня, который вышел от Бога, следовало еще и людям зажигать огонь на жертвеннике, - и сделали это по своему разумению в присутствии Моше. Таким образом, их грех заключался в том, что они как бы сами толковали закон, в то время как такое право принадлежало только Моше.

Раби Ишмаэль дает свое объяснение на основании слов Торы, которые приводятся в этом же отрывке, чуть ниже: «И сказал Господь Аарону, говоря: Вина и хмельного не пей ни ты, ни сыны твои с тобою, когда входите в шатер собрания, дабы вы не умерли, это устав вечный в роды ваши, дабы умели различать между священным не священным, и между нечистым и чистым» (10.8-9).

То, что сыновья Аарона погибли до того, как прозвучал закон, согласно которому пьяный священник не может приближаться к жертвеннику, не смущает комментаторов. Так, Раши ссылается на приведенную в мидраше притчу о том, как царь казнил приближенного за то, что тот зазевался, а лишь потом издал соответствующий указ.

Между тем мы хорошо знаем, что вино имеет литургический смысл. В псалме (104.15) Всевышний восхваляется за хлеб, выводимый из земли, и за вино, «веселящее сердце человека». Вино возливается на жертвенник, им освящается суббота. В трактате «Недарим» рассматриваются слова Торы относительно назира о том, что «священник… искупит его от прегрешения против души» (Бемидбар 6.11). Талмуд спрашивает, против какой души согрешил назир, и отвечает: «Это за то, что он лишил себя вина».

В отношении Храма ограничения на потребление вина были жестче, но сам запрет не был полным. Не только израильтянин, но даже священник мог войти в Храм, если он выпил меньше «ревиита» (86 грамм) вина. А Раши поясняет, что если человек пил вино с перерывами и оно было разбавлено водой, то можно было выпить и «ревиит». В чем здесь дело?

«Вино веселит сердце»

Нетрудно заметить, что пьянство разрушительно для любого дела, для любого серьезного предприятия. Алкоголь может полностью застопорить любой творческий процесс. Играем ли мы в шахматы, читаем ли лекцию по физике, проводим ли полостную операцию или даже просто выкладываем кирпичную стенку, можно заранее сказать, что даже не очень большая доза алкоголя способна загубить все наше дело.

Стакан водки могут выдать перед боем пушечному мясу, но никто никогда не станет подпаивать перед операцией бойца спецназа. Даже простейшая физическая работа заметно замедляется, если ей предаваться в нетрезвом виде. Между тем повсеместно считается, что общению спиртное не мешает. Во всяком случае, многие люди любят при встрече принимать горячительные напитки и не только не кончают свои встречи дракой, но расходятся дружелюбно и в добром расположении духа.

Почему в отличие от любого другого человеческого начинания, вино не только не разрушает общение, но будучи используемым в разумных дозах, ему даже способствует? Почему товарищеское общение в отличие от любого другого предприятия не только выдерживает натиск винных паров, но в определенном отношении даже облегчается?

По-видимому, потому что опьянение каким-то образом общению соответствует, отражает какие-то его природные свойства. Опьянение не препятствует общению, потому что дружеское общение по самой своей сути не направлено на вхождение в круг каких-либо деталей, напротив, в дружеском общении люди стремятся от всяких подробностей и функциональных «технических» деталей отрешиться, им хочется переживать другого человека вполне бескорыстно, восторженно и в сущности не трезво.

Трезвость – это одна из самых важных характеристик истинной духовности. Это безусловно и неоспоримо. Но вместе с тем, духовность предполагает и определенную меру нетрезвости, предполагает свой «ревиит». Человек, не умеющий при определенных обстоятельствах оказаться нетрезвым, не способный отказаться от расчета – обнаруживает определенный духовный ущерб.

Не только праздные гуляки во время встреч ведут достаточно бессодержательные разговоры. Все нормальные люди отмечают значительные события своей жизни (например, свадьбу, брит милу, бар мицву) дружескими собраниями, в ходе которых они пьют вино и не ведут ни деловых, ни ученых бесед. Они довольствуются видом друг друга и именно в этом находят смысл такого рода сборищ.

В своей статье «Похвала глупости» Шестов приводит критическое замечание Бердяева, обращенное в его адрес: «на этом месте я ловлю автора «Апофеоза». Что такое свободная мысль? Это уже некоторая предпосылка, ведь всякая мысль есть уже результат переработки переживаний, опыта тем убийственным инструментом, который мы называем разумом, в ней уже обязательно есть последовательность». Лев Шестов следующим образом прореагировал на это замечание: «Что правда – то правда. Поймал. Только зачем ловить было? И разве так книги читают? По прочтении книги нужно забыть не только все слова, но и все мысли автора, и только помнить его лицо. Ведь слова и мысли только несовершенные средства общения».

Я думаю, что читать книги можно по-разному. Иногда вполне можно и «половить» автора. Но такой способ, который предлагает Шестов, безусловно уместен, и соответствует как раз такому роду общению, которое мы особо ценим и к которому в первую очередь стремимся. Подлинное общение осуществляется глубже представлений, требующих детального логического обоснования. Не говоря уже о том, что люди могут не соглашаться друг с другом, но это нисколько не мешает их взаимной приязни.

Но такого рода общение буквально хочется назвать «нетрезвым», независимо от того, сопровождалось ли оно употреблением вина или нет. Ведь в истинной дружбе, как и в любви, человек хочет быть именно нетрезвым. В этом отношении знаменательна та аллегория, с которой начинается «Песнь песней»: «Пусть он целует меня поцелуями уст своих! Ибо ласки твои лучше вина» (1.1)

Именно поэтому (по крайней мере в разумных количествах) вино не вредит дружескому общению, в то время как для вычисления интегральных формул, хождения по канату, и даже просто для проведения философского семинара алкоголь – это явная и грубая помеха.

Два предстояния

В отношении степени нетрезвости Галаха различает несколько уровней. Как и священникам в Храме, человеку разрешается становиться на молитву «шмоне эсре» (а коэну произносить благословения) в том случае, если они выпили не больше «ревиита». Если человек выпил больше, чем «ревиит», и все же стал молиться молитвой «шмоне эсре», то хотя исходно это и запрещено, его молитва все же будет признаваться принятой, если он не путался в словах.

Относительно чтения «Шма» мнения мудрецов разошлись. Одни считают, что при чтении «Шма» действуют те же правила, что и в случае «шмоне эсре», другие считают, что читать «Шма» можно даже в том случае, если было выпито более «ревиита». И, наконец, в отношении благодарственной молитвы после еды («биркат амазон»), на спиртное не существует никаких ограничений. В Торе сказано: «И будешь ты есть и насытишься, и благословлять будешь Господа Бога твоего» (8.10), а под «насыщением» понимается также и опьянение. К этому же относится также и пение любых религиозных песен, включая тегилим. Это пение разрешено при любой степени опьянения (кроме того скотского, в котором находился Лот).

Таким образом мы видим, что галаха различает два состояния общения со Всевышним – там, где Он воспринимается как Царь, предстоять перед которым можно лишь трезвым, во всяком случае употребление вина в этом случае резко ограничено. И там, где дистанция между человеком и Всевышним отсутствует, где отношения заведомо нетрезвые и употребление вина не возбраняется.

Итак, религия предполагает два аспекта предстояния: в одном аспекте человек стоит перед Царем над царями царей, и здесь он должен различать между «святым и будничным». В другом аспекте отношения доверительные, в которых граница не установлена, и человеку дозволительно видеть во Всевышнем только заботливого Отца.

Что же касается сынов Аарона, то они, по-видимому, пострадали не только за нарушение дистанции, но и за то, что они взялись решать галахический вопрос в нетрезвом виде. А здесь, как и в любой ответственной деятельности, алкоголь категорически противопоказан.

ТРЕТИЙ ХРАМ И ТРУПНОЕ ПОЛЕ («Шмини» 5760)

Цикл и история

“И было, на восьмой (“шмини”) день призвал Моше Аарона и сынов его и старейшин Израилевых и сказал Аарону: возьми себе бычка молодого для грехоочистительной жертвы и овна для всесожжения без порока и представь пред Господа” (9.1-2) - этим описанием первого богослужения в скинии (после семидневной подготовки священников) начинается недельное чтение “Шмини”.

К этому времени с момента исхода прошел ровно один год. “И было: в первом месяце второго года, в первый день месяца, был воздвигнут шатер” (Шмот 40.17). Это совпадение трудно признать случайным. Скиния давно была построена и Всевышний мог бы и раньше повелеть начать жертвоприношения. Но Он явно приурочил начало служения к первому нисана.

Первого нисана евреи получили свою первую заповедь - заповедь исчисления времени: “месяц сей да будет у вас началом месяцев”, а через год, первого же нисана, началось регулярное ежедневное жертвоприношение в скинии.

Пожелание Всевышнего, чтобы прошел ровно год, говорит о том, что годовой цикл несет в себе определенный религиозный смысл. Но при этом знаменательно также и то, что тот годовой цикл, который обновился в этот “первый день первого месяца”, одновременно был и “восьмым днем” ( “шмини”) - то есть днем, символизирующим собой как раз выход из (недельного) цикла. Ведь в результате греха первого человека, совершенного в субботу, восьмой день так и не настал, после той субботы наступил первый день недели. Поэтому “восьмой день” символизирует в иудаизме прорыв в святость.

Таким образом приурочив восьмой день (священнических приготовлений) к новолетию, Всевышний как бы показывал, что священная история, история Израиля, история Скинии и Храма (т.е. история пришествия Шехины и ее последующего изгнания) - это история в собственном смысле слова, это движение к Истоку, как к Результату.

Возрождение или развязка?

Строительство Третьего храма представляется многим эсхатологической задачей, своеобразным мессионизмом, усилием выхода из истории. Эти подозрения трудно признать справедливыми. Храм предназначен именно для нашего, причем грешного, мира. Поэтому восстановление храма - это как раз возвращение в Историю, а не уход из нее.

Константин Фрумкин в статье “Последовательная парадоксальность святого города” (“22” №107) пишет: “тысячелетия отковали особое религиозное отношение к городу - символу как к невосполнимой потере - и это чувство стало ценным само по себе, оно стало содержательнее всех связанных с городом легенд... Потеря стала важнее вещи, а чувство потери стало важнее всего... Главнейшая еврейская святыня Иерусалима - т.н. стена плача... лишь напоминает о том, чего нет. Стена оказывается свидетельством утраченного храма. Придя к стене плача, еврей попадает в позицию, в которой с наибольшей рельефностью проявляется отсутствие у него его Храма. Стена плача - это точка, из которой Храма в наибольшей степени нет”.

Это весьма верное наблюдение. Евреи веками приходили плакать к Стене, но не помышляли о восхождении на саму Храмовую гору. Ничто так не свидетельствует об этой глубинной трансформации, как стихийное проявление радости, охватившей людей в день освобождения Иерусалима. Израильские парашютисты, быстро преодолев Храмовую гору, не задержались на ней, а спустились с нее, и здесь, у стены плача, проливали свои - на этот раз радостные - слезы. А через три часа Моше Даян и вовсе распорядился снять с Золотого купола израильский флаг. В этом спонтанном поведении сказался сложившийся за века новый стереотип еврейского отношения к храму: из повседневной действительности он превратился в отдаленную заоблачную мечту.

Но это вовсе не значит, что этот новый стереотип правилен и “историчен”. Первый и Второй храмы существовали в истории, Шехина обитала в них, и нет никаких оснований думать, что строительство Третьего храма синонимично концу света.

Однако при этом нельзя отрицать, что определенными, если не “эсхатологическими”, то “мистическими” проблемами строительство Третьего храма все же отмечено.

По-видимому, в этом вопросе стоит выделить два аспекта - человеческий и божественный. В пределах человеческих возможностей находится возобновление жертвоприношения на месте медного жертвенника, расположенного вне мечети.

Однако строительство Третьего храма - задача гораздо более сложная и без непосредственного божественного участия, пожалуй, неразрешимая. И дело даже не только в том, что на месте святая святых стоит мечеть. В строгом смысле слова, для начала строительства Третьего храма необходимы какие-то особенные явления. В агаде говорится, что Третий храм начнет строиться с небес, а галаха предъявляет к нему свои требования. В частности, описание Третьего храма, данное в 40-й главе книги пророка Иехезкеля, отличается от описания Первого храма, известного по книге Шмот.

Строители Второго храма должны были возвести его именно по описанию Иехезкеля, но так как они не имели соответствующих разъяснений, то возвели нечто среднее. Рамбам пишет в “Мишне Тора” в “Гилхот бейт Габехира” (1.4): “Здание, которое построил Шломо, описано в “Малахим”, здание, которое предстоит построить, по тому как это описывается у Иехезкеля, не разъяснено, и те, кто строили Второй храм во времена Эзры, построили его и по образцу здания Шломо и по тем словам, которые разъяснены у Иехезкеля”.

Таким образом Второй храм содержал в себе как элементы Первого, так и элементы Третьего храма, но Третий храм по идее должен быть построен таким, каким он представлен только у Иехезкеля. А для этого, по мнению того же Рамбама, необходимы дополнительные откровения.

Без этих дополнительных откровений можно восстановить подобие Первого и Второго храма, но нельзя воздвигнуть в собственном смысле слова Третий храм, во всяком случае тот храм, который видел в своем откровении Иехезкель (даже если по счету он будет третьим).

Но, повторяю, это не значит, что не следует делать предварительных шагов, что не следует стремиться к восстановлению храмовых служб, религиозный смысл которых весьма велик и не ограничивается искуплением грехов.

Два полюса бытия

Действительно, предназначение Иерусалимского храма является более широким, чем это может показаться на первый взгляд. Храмовая служба, образно выражаясь, была призвана противостоять царству смерти, противостоять тому трупному полю, которое образовалось с грехом Адама и павшим на него заклятием Всевышнего: “смертью умрешь”( Берешит 2.17) .

Значительное место в нынешнем чтении уделяется вопросу о чистых и нечистых животных. Нечистые животные недозволены в пищу, а прикосновение к их трупам делает человека нечистым с ритуальной точки зрения: “Всякий скот, у которого копыта раздвоены, но не в разрез, и жвачки не отрыгивает, - нечист для вас: всякий, кто прикоснется к ним, будет нечист. И всякий ходящий на лапах своих, из всех зверей, прикасающийся к трупу их, нечист будет до вечера” (11.26-27)

Трудно изъяснить, почему все насекомые запрещены в пищу, а именно определенного вида саранча - нет. Здесь может иметь место лишь один Божественный произвол, и верующие должны следовать заповеди еще до того, как они поняли ее смысл, тем более, что этот смысл может быть понят неверно. Однако человек не может запретить себе спрашивать и пытаться понять причины той или иной заповеди, и коль скоро он занимается этим, то общий принцип более менее ясен - это все тот же платонический принцип соответствия, т.е. принцип выявления присущей данному предмету идеи.

Как мы видим, трупы нечистых животных служат источником ритуальной нечистоты. Но при этом главным и фундаментальным ее источником является именно человеческий труп. Так, священники в принципе не могут прикасаться к трупам (Ваикра 22.4), а всякий прикоснувшийся к трупу израилитянин, для того чтобы войти в храм, должен пройти недельный обряд очищения.

Итак, труп - прежде всего человеческий труп, труп еврея - признается в иудаизме главным источником, “отцом” нечистоты, от которой может избавить только пепел рыжей телицы, а иными словами, все то же храмовое жертвоприношение.

Если Иерусалимский храм - это полюс святости, то не какое-либо “чужое служение” с его идолами, а имено труп является в иудаизме противоположным полюсом, другим полюсом бытия. А потому можно сказать, что в последнем своем пределе храмовое богослужение посвящено именно преодолению смерти, ограничению того трупного поля, которое в настоящее время охватывает всю планету.

Как я уже отмечал, согласно платоническому созерцанию все предметы светятся какими-то смыслами. Трудно найти человека, который бы отрицал, что все вещи несут какой-то смысл. Например, все нормальные люди мгновенно очаровываются детскостью, молниеносно опознавая ее в детенышах самых разнообразных животных. Очертания всех новорожденных, по меньшей мере новорожденных млекопитающих, чем-то одинаково трогательны.

Все предметы этого мира по своему что-то говорят человеку и используются им сообразно непосредственно узнаваемым в них смыслам. Так, женщины душатся духами, а не керосином, и украшают свои дома цветами, а не скелетами.

Но среди природных предметов есть и такие, которые выражают нечто противоположное Всевышнему, и первый из этих предметов - это действительно человеческий труп.

В мире имеется немало отвратительных зверей, но то, что более всего отталкивает и внушает иррациональный страх - это именно труп. Что же опознается в трупе? По-видимому, смерть. Труп - это не просто безжизненное физическое тело, вроде камня; труп - это бытие с отрицательным знаком. Труп - это не только результат смерти, труп - это самое лицо этой смерти. В трупе мы узнаем смерть точно так же, как в щенке узнаем детскость. Поэтому не удивительно, что мистики самых разных религий отмечают трупный характер лиц у обитателей ада.

Храм и труп, как бы являются прообразами праведности и злодейства. В Талмуде говорится: “Злодеи при жизни именуются мертвыми, а праведники и по смерти именуются живыми”. Это значит, что хотя в этом мире трупы праведников такое же обычное явление, как вид здравствующих злодеев, в мире истины праведники обретают жизнь, а грешники обретают видимость трупов.

Но в земном “историческом” мире граница этого разделения очерчивается именно храмовым богослужением, для участия в котором кающийся человек должен очиститься от ритуальной нечистоты, освободиться от влияния трупного поля.


 

Недельная глава Торы -

Aryeh Baratz: arie.baratz@gmail.com      webmaster: rebecca.baratz@gmail.com