НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ ДВАРИМ (ВТОРОЗАКОНИЕ) ВАЭТХАННАН

ЕДИНСТВЕННАЯ МИРОВАЯ РЕЛИГИЯ (5783-2023) ПРЕОДОЛЕНИЕ СВЕТОВОГО БАРЬЕРА (5779-2019) УТЕШАЙТЕ НАРОД МОЙ (5777-2017) РАВНЫ, НО НЕСРАВНЕННЫ (5776-2016) ЕВРЕИ ПО ОТЦУ, И ГОИ ПО ГАЛАХЕ (5773-2013) СЛУШАЙ, ИЗРАИЛЬ (5772-2012) СОБЛАЗН АССИМИЛЯЦИИ (5771-2011) ИНЫЕ БОЖЕСТВА (5769-2009) ЗРЕНИЕ И СЛУХ (5767-2007) ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА (5766-2006) ИЗБРАННАЯ ЭПОХА (5765-2005) ДВА ИМЕНИ ЕДИНОГО БОГА (5764-2004) УТЕШАЙТЕ НАРОД МОЙ (5763-2003) НЕ УБИЙ (5760-2000)

ЕДИНСТВЕННАЯ МИРОВАЯ РЕЛИГИЯ(«Ваэтханан» 5783 - 27.07.2023)

Предлагая свой эксклюзивный культ в качестве дополнительного всем прочим (ненасильственным) национальным культам, иудаизм открывает возможность инклюзии этих культов в самого себя.

В недельной главе «Ваэтханан» сказано: «А то взглянешь ты на небо и увидишь солнце и луну и звезды, все воинство небесное, и прельстишься, и будешь поклоняться им, и будешь служить им, которыми наделил («нахаль») Господь, Бог твой, все народы под небом. А вас взял Господь и вывел вас из горнила железного, из Египта, дабы вы были народом Его удела («ам нахала»)» (Дварим 4:19-20).

В этих словах Торы невольно просматривается общая концепция иудаизма, следующим образом сформулированная в Мехилте де р.Ишмаэля: «Я Бог всех обитателей мира, и все же связал Мое имя только с Израилем».

Иудаизм нередко определяется профессорами как «национальная» религия, в противоположность двум его дочерним «мировым» религиям – христианству и исламу.

Однако, предлагая себя всему миру, две эти религии предлагают себя в ультимативной, «джихадистской» форме. Они унифицируют человечество.

В действительности же, только иудаизм является мировой религией. Предлагая свой эксклюзивный культ в качестве дополнительного всем прочим (ненасильственным) национальным культам, иудаизм открывает возможность инклюзии этих культов в самого себя как в единую религию Единого Бога.

Смысл этот, однако, не лежит на поверхности. Поначалу кажется, что и иудаизм присоединяется к общему хору мировых «джихадистских» религий, припевающих: кто не с нами, тот против нас!

Действительно, слова «наделил» (народы) Раши поясняет так: «Он не воспрепятствовал им ошибочно следовать за ними, но дал им впасть в заблуждение, чтобы вытеснить их из мира».

Как мы видим, комментатор сводит на нет возможное понимание этих слов, как легитимацию язычества (одному уделено - одно, другим – другое).

И то верно, согласно традиции, запрет на идолослужение распространяется на все человечество, а не только на Израиль. Так Рамбам в «Гилхот малахим» (9:2) пишет, что сыновьям Ноаха в такой же мере запрещено служить «другим богам», как и евреям. И те и другие, по его мнению, подлежат за это нарушение смертной казни.

И все же, заключение это неоднозначно. Тот же Рамбам, рассматривая в следующей главе (10:1) вопрос ответственности сынов Ноаха за преступления, совершенные по ошибке, пишет: “Сын Ноаха, ошибочно нарушивший одну из семи заповедей, признается невиновным… Имеется в виду, что он нарушил невольно. Например, человек овладел замужней женщиной, не зная того, что она замужем. Однако если он знал, что она замужем, но не знал, что тем самым она ему запрещена, и он решил, что это позволительно вступать в интимные отношения с замужними женщинами, то он наказывается”, то же Рамбам отмечает и в отношении убийства. Убийц казнят даже в том случае, когда они считают убийство легитимным. Однако идолослужение в качестве заслуживающей наказания теологической ошибки Рамбам не называет.

Рав Ури Шерки объясняет это умолчание тем, что в действительности эта ошибка извинительна. По его мнению, строгий запрет на участие в языческих культах накладывается лишь на народы, населяющие территории, оказавшиеся под еврейским суверенитетом.

Таким образом слова «Увидишь солнце и луну и звезды, все воинство небесное, которыми наделил («нахаль») Господь, Бог твой, все народы под небом» вполне можно понимать как (делаемое задним числом, «бедиавад») подтверждение определенной легитимации язычества в отношении народов.

Как бы то ни было, на другой год после исхода (во время Суккота) евреи стали приносить в жертву 70 быков за 70 народов земли (Бемидбар 29.12–32), народов, которые находились в нативном языческом состоянии.

И так продолжалось до самого разрушения Храма, как сказано: «народы мира не знают, сколь многого они лишились с разрушением Иерусалимского Храма, ибо в те времена, когда Храм стоял, их грехи очищались, а теперь кто очистит их?» (Суккот 55а)

Более того, царь Шломо призывал «чужеземцев» приходить в Иерусалимский Храм (1 Мелахим 8.41–43), причем для того, чтобы тот мог принести жертву еврейскому Богу, от него не требовалось отказываться от своего язычества.

Жертвы приносили даже те, кто воображали богами самих себя – римские императоры. Гемара сообщает, что причиной Иудейской войны послужил отказ принять жертву кесаря, однако вызван этот отказ был вовсе не тем, что кесарь заблуждался (воображая себя божеством), а тем, что роговица жертвенного животного оказалась повреждена.

Рабейну Бехайе (в комментарии на главу «Ваелех») утверждает, что нигде в ТАНАХе пророки не требуют от народов отказаться от служения идолам.

Эта двойственность в отношении к идолослужению просматривается уже в самих словах: «Да не будет у тебя богов иных». «У тебя» - да, но «у них» - у народов, все не так однозначно. Обращаясь к «иным богам», народы в конечном счете адресуются Ему. По мнению рава Шерки, именно это утверждается в книге пророка Малахи: «Ибо от восхода солнца и до заката его велико имя Мое среди народов, и в каждом месте воскурено, и принесена (жертва) имени Моему, и дар чистый, ибо велико имя Мое среди народов, сказал Господь Цваот» (1:11).

Действительно, учитывая, что в те времена народы не ведали Бога Израиля, понять эти слова естественно в том смысле, что служение идолам являлось их способом служения Творцу.

Существуют совершенно неприемлемые для Всевышнего культуры и культы, носителей которых Он полностью истребил, как сказано: «Сотри память об Амалеке» (Двар 25:17-19), или «совершенно истреби их: Хетийца и Эморийца, и Кенаанея, и Перизея, и Хиввийца, и Йевусея, как повелел тебе Господь, Бог твой. Дабы они не научили вас делать подобное всем мерзостям их, какие они делали для божеств своих» (Дварим 20:17).

Но это как раз те культы, которые сопровождались промискуитетом и человеческими жертвоприношениями, т.е. такими деяниями, которые и без того караются смертью.

Но если преступный элемент в языческом культе отсутствует, то отношение Торы к нему снисходительное.

В этом отношении характерна история о покаянии языческого города Ниневии, рассказанная в книге Йоны. «И было слово Господне к Йоне, сыну Амиттая, такое: Встань, иди в Ниневию, город великий, и пророчествуй о нем, ибо злодейство их дошло до Меня». (1:1-2).

В чем же состояло «злодейство» ниневитян? Отнюдь не в идолослужении, которому в равной мере предавались также и жители всех прочих вавилонских городов. «Злодейство», вызвавшее гнев Всевышнего, заключалось в разбое. Так, Радак пишет: «Всевышний промыслительно следит за народами в том, что касается разбоя. Так было в поколении потопа, и в отношении жителей Содома, ибо наполнилась земля насилием. Но остальные преступления, совершаемые народами, не так важны Всевышнему, чтобы из-за них осуществлять промыслительное вмешательство, как Он это делает в отношении Израиля».

Признав Бога Израиля, ниневитяне вовсе не отказались от своих божеств, но в то же время были прощены.

В «Тосефте Сангедрин» (13:1) сказано: «Есть праведники среди народов мира, имеющие удел в мире грядущем». При этом далее выясняется, что такими праведниками могут быть и идолослужители. Более того, существует версия «Тосефты», в которой говорится: «Есть праведники среди идолослужителей, имеющие удел в мире грядущем». И ряд комментаторов открыто следует именно этой версии. Так, рабби Йехезкель Абрамский («Хазон Йехезкель») (1886-1976) поясняет: «несмотря на то, что они служители звезд, если дела их праведны, то они имеют удел в мире грядущем. Это же следует и из трактовки Рамбама «Гилхот Эдут» (11:10)».

А вот, например, что сказал Всевышний через пророка Йешаяу: «В тот день Израиль будет третьим Египту и Ашшуру; благословением будут они среди земли, Ибо благословил его Господь Цеваот, сказав: Благословен народ Мой – египтяне, и дело рук Моих – Ашшур, и наследие Мое – Израиль» (Йешаяу 19.19–25).

При этом следует отметить, что в те времена Египет и Ашшур были чуть ли не единственными государствами в мире, они представляли собой основную часть цивилизованного населения земли. Таким образом, сказанное пророком Йешаяу, по существу, распространяется на все человечество – оно может быть угодным Богу, когда признает Его, но все же оставаясь самим собой, а не превращаясь в евреев.

Наконец, даже по самому крайнему мнению, инородец вправе служить иным богам под страхом смерти, о чем свидетельствует история об Элише, исцелившем арамейского вельможу Наамана: «И спустился он, и погрузился в Иордан семь раз, по слову человека Божия, и вернулась к нему (чистота) тела его, и (стало оно) как тело малого ребенка, и он очистился. И возвратился он к человеку Божию, и пришел, и стал пред ним, и сказал: вот, узнал я, что нет Бога на всей земле, а только у Израиля… Но вот в чем пусть простит Господь раба твоего: когда пойдет господин мой (царь) в дом Риммона для служения там и обопрется на руку мою, и поклонюсь я в доме Риммона, то за мое поклонение в доме Риммона пусть простит Господь раба твоего в этом случае. И сказал он ему: иди с миром» ( II Малахим 5:14-19).

Но если нееврей не обязан «освящать Имя», не обязан гибнуть во имя Торы Израиля, то значит, он может и жить в соответствии обычаями своей страны, никак не восставая против них. Именно таково заключение Талмуда.

Рав Давид Галеви в книге «Осе леха рав» пишет: «к тому древнему исконному идолослужению, которое практиковали законченные язычники, в Талмуде имеются первые признаки умеренного отношения. Мы учили: «Идоложертвенное расценивается как падаль и оскверняет» (Хулин 13). Тем не менее, Гемара делает различие и в этом случае. Она различает между фанатичным язычеством, к жертвоприношениям которого недопустимо приближаться, и идолослужением рутинным, о котором сказал рабби Йоханан, что вне Эрец Исраэль имеются инородцы, которые практикуют язычество как обычай своих отцов… По моему мнению, во времена Талмуда даже настоящих служителей звезд и созвездий считали лишь придерживающимися обычаев». Более того, «Не существует идолослужения, в котором не заключалось бы искр святости,» - говорит Зохар.

Споря с Рамбамом, Ритба отметил, что идолослужители совершали свои жертвоприношения потому, что видели в них нечто святое и значимое, и соответственно, службы Иерусалимского храма извлекают искры из этих культов, и поэтому, когда Тора дает «образец скинии и образец всех сосудов ее» (Шмот 25:9), она возвращает рассыпанные искры святости к их истинному источнику.

Итак, строящееся на избрании Израиля еврейское единобожие предполагает наличие определенной истины также и в культурах и религиях народов мира. «Я привожу в свидетели небо и землю, что на Израиле и язычнике, на мужчине и женщине, на рабе и на рабыне, на всех них в соответствии с их делами почиет Святой дух», утверждается в мидраше «Танада вэ Элиягу» (9).

Это, конечно, не «идеал», не последнее слово иудаизма, все «чужие служения» ожидают того или иного рода исправления («тикун»). Но до той поры, пока не «наполнится земля знанием Господа, как полно море водами» (Йешайя 11:9), все не связанные с убийством и блудом культы имеют свое место.

Иудаизм и его Храмовый культ, отправляемый в единственном месте на планете, осуществляет инклюзию всего множества человеческих культов и культур, представляет собой единственную в своем роде мировую религию.

В конечном счете такого рода религия опирается на концепцию приемлемости для народов так называемого «соучастными идолослужителями».

Р.Герцог, бывший главным раввином Израиля в пору провозглашения его независимости, в своей книге «Законы Израиля в соответствии с Торой» пишет: «Сыновья Ноаха не предупреждены относительно «соучастного идолослужения»... «Соучастное идолослужение» - это богослужение, которое с одной стороны обращено к безначальному единому Богу, Творцу неба и земли, а с другой присоединяет к нему силы телесные или какую-либо из природных сил, или человека, который их воображением поставлен на божественную высоту, но так что первый признается основой, а второй - производным. Даже если это является идолослужением для евреев, так что они подлежат за него смертной казни или смерти по воле небес, для сыновей Ноаха в этом нет ничего запретного... Христиане нашего времени, даже католики, не являются идолослужителями».

В свою очередь Рамбам, в этом плане не отличавший христиан, делал это на том основании, что считал «соучастным» любое идолослужение.

В «Путеводителе заблудших» (гл. 36) он пишет: «Всякий, кто совершал служение идолу, не служит ему так, как будто нет другого божества, кроме него, и никогда не воображал ни единый из людей прошлого и не будет воображать кто-либо в грядущем, будто форма, сделанная из литого металла, из камня и дерева, и есть та форма, которая сотворила небо и землю и которая правит ими, в действительности же ей поклоняются как символу сущности, посредничающей между нами и Богом, о чем ясно говорит речение: «Кто не убоится Тебя, Царь народов? Ибо Тебе единому принадлежит это» (Иер 10.7). Здесь указывается на то, что, по мнению язычников, Бог является первопричиной».

Рав Кук в книге «Леневухей hадор» пишет относительно язычников: «Также во тьме идолослужения имеются люди с чистым сердцем, которые стремятся испытать и улучшить пути своего народа и, зная, что чистый истинный божественный свет выше их, направляют его согласно его ценности и обычаях, которые приведут его к лучшему завершению в будущем».

Тем более, по раву Куку заслуживают признания народы, которые в той или иной мере восприняли Тору: «Религии, основывающиеся на Торе и пророках, безусловно, имеют значительную ценность, поскольку те, кто их придерживается, близки к свету Бога и познанию Его славы, даже несмотря на то, что им не хватает основания… В любом случае их уже можно будет найти в них с помощью великих нравственных правил, взятых из них светом Торы, который также усилил в них чистые человеческие эмоции… Поэтому они непременно должны идти путями своих законодателей, которых придерживаются в их стране, к святым людям в соответствии с их ценностями и качествами… И каждая нация должна следовать советам своих великих лидеров, которых она поддерживает и принимает, которые по большей части были богобоязненными и думали о том, чтобы принести ей пользу во внутренней жизни. Следовательно, обычаи религий, которые определены великим исправлением и Праведниками народов мира, достойны того, чтобы их считали делом Божьим, и мы не должны их презирать.» (Р. Кук «Леневухей адор» Гл 14)

Полное исправление наступит, по-видимому, тогда, когда религии и народы перестанут презирать «Ветхий завет» и усмотрят корень человеческого единства в служении Израиля.

Исключительное положение иудаизма во всеобщем диалоге культов и культур подробно рассматривается в моей книге «Там и всегда»

ПРЕОДОЛЕНИЕ СВЕТОВОГО БАРЬЕРА(«Ваэтханан» 5779 - 15.08.2019)

Чтобы пробить световой барьер, живому существу нет необходимости разгоняться до безумных скоростей. Чтобы выйти за край вселенной, ему достаточно завершить свою микрокосмическую миссию, и в тот же миг унестись на бешеной скорости в неожиданно распахнувшийся перед ним черный тоннель.

Еврейский примитивизм

Глава «Ваэтханан» начинается словами: «И умолял я Господа в то время, говоря: Владыка Господи! Ты начал показывать рабу Твоему величие Твое и крепкую руку Твою; да кто же тот Бог на небе и на земле, который сделал бы подобное деяниям Твоим и подвигам Твоим? Дай перейду я и посмотрю на эту землю добрую, которая за Иорданом, на эту гору прекрасную и на Леванон. Но разгневался Господь на меня за вас и не послушал меня, и сказал мне Господь: полно тебе, впредь не говори Мне более об этом. Взойди на вершину горы и взгляни глазами своими на запад и на север, и на юг, и на восток, и посмотри глазами своими, ибо ты не перейдешь этого Иордана» (3:23-29).

Эпизод этот невольно озадачивает: величайший пророк, как ни один другой человек приближенный к Богу, созерцавший высшие миры, почему-то как малый ребенок стремится «пощупать» свою вожделенную цель, страстно желает узреть ее телесными глазами?

Почему так важно было Моше «посмотреть на эту землю добрую», ступить на нее своими ногами? И почему так важно было Всевышнему лишить его этой радости?

Может быть затем, чтобы научить Моше высшей мудрости, научить отрешенности, заставить понять, что оно того не стоит?

Для носителей многих вер такое истолкование само собой разумеется. Действительно, казалось бы, вся смысловая концентрация собрана не в иллюзорном, текучем материальном мире, а в мире идеальном, там, где вечность! И тем не менее, в иудаизме значимость материального посюстороннего существования чрезвычайно высока.

Эта парадоксальная диспозиция ценностей содержит ключ к самой величайшей загадке бытия – а именно его – этого бытия - дуальности, к загадке разделенности, даже разорванности существования на два мира – материальный и идеальный. Что за этим разрывом скрывается? Зачем приключился Большой взрыв, развернувший пространство и время, а в конце концов породивший видимый Космос и его пресловутого «наблюдателя»? Неужели Богу нельзя было ограничиться «наблюдателями» ангельскими? Этими блаженными обитателями идеального мира, исходно не подлежащими никакому тлену?

Итак, Тора, определенно, ценит желание «насытить очи видением», и находит желание Моше «переступить Иордан» в высшей степени уместным. Более того, Тора на каждом шагу акцентируется не на потустороннем, а на земном воздаянии, она поощряет человека «хлебом досыта» и «дождями вовремя», она завлекает его «продлением дней», т.е., казалось бы, совершенно фиктивной приманкой, так как любой последовательности дней конец рано или поздно наступит («и это суета»).

Критики иудаизма видят в этой особенности примитивизм, бескрылый материализм, резко отличающий иудаизм от прочих «духовных» «просветленных» религий, приверженцы которых обращаются к техникам Высшей Силы с тем, чтобы она устранила их из этого мира, развоплотила навсегда, освободила бы их из «темницы плоти».

Ни Сократу, ни Сиддхартху Гаутаме, ни Мани не составило бы особого труда справиться со своим желанием пересечь реку. Они давно пришли к выводу, что ни к чему материальному на этой земле не следует стремиться. Они постигли, что высшее блаженство состоит в том, чтобы избавиться от обманчивых вожделений и погрузиться в созерцание вечных идей.

Иудаизму, разумеется, также знакома эта позиция. Еврейские мудрецы соглашаются с тем, что «в грядущем мире не едят, не пьют, не размножаются, не торгуют, не завидуют, не ненавидят, не соперничают, но праведники сидят в венцах и наслаждаются сиянием Шехины» (Брахот (17.а).

И в то же время подход иудаизма (равно как и примкнувшего к нему христианства) отмечен строгим паритетом между ценностью земной жизни и жизни грядущей. Как сказано в «Перкей Авот»: Рабби Яаков говорил: «этот мир — преддверие будущего мира; приготовь себя в преддверии, чтобы войти в чертог». Он говорил: «лучше один час раскаяния и добрых дел в этом мире, чем целая жизнь в мире грядущем; но лучше один час душевного покоя в мире грядущем, чем целая жизнь в этом мире». (Глава 4:16,17)

Преддверие

Особенность еврейского взгляда состоит в том, что признавая радикальное различие между «тщетным» преддверием и «незыблемым» чертогом, он придает им равную онтологическую значимость.

Сожаление: «Эх, не дожил, имя рек!» - вырывается из уст не только атеистов, но и верующих людей, казалось бы, должных понимать, что душа усопшего находится полностью в курсе текущих событий. Стремление «пощупать» свою земную цель хранится в генах иудеев, в генах, унаследованных ими от Моше.

Чтобы обрести вечное духовное зрение, необходимо на время воспользоваться зрением телесным. Рабби Хаим из Воложина в книге «Нефеш а-хаим» (1:11) приводит слова Талмуда: «У всего Израиля имеется удел мира грядущего («хелек леолам аба»)» и поясняет это изречение следующим образом: «Не сказано «в грядущем мире» - «беолам аба», что значило бы, что грядущий мир существует с момента творения сам по себе, и если человек удостоится, то получит в нем место, но истина состоит в том, что грядущий мир – это дело рук самого человека, который сам творит свою участь своими делами».

Сей временный мир – это мир шанса, мир возможности стать собой, поэтому весь он соткан из «ничего», из текущего меняющегося потока. «Мир сей» - это мир становления реальности, той реальности, которая, скрывшись в свой час за пеленой смерти, наполнит вечностью посмертное бытие, явит соразмерного Творцу «наблюдателя».

Как человек не находил себе помощника среди зверей, так Бог не находил его среди ангелов. Богу был необходим партнёр, соразмерный Ему по самости, по волеизъявлению, по царственному достоинству. И ради него – этого партнёра - Он и произвел Большой взрыв.

Но сотворение одновременно являлось также и отторжением, отделением творения от своего Источника. Не случайно на языке ТАНАХа слова «брия» - сотворение, используется также как «отсечение»: «И гора будет твоей, а так как лесиста она, то расчистишь («увереато») ее» (Йеошуа 17:18), «И забросает их камнями толпа, и изрубят («увера») их мечами своими» (Йехезкель 23:47).

Иными словами, Бог сотворил этот мертвенный преходящий материальный мир, чтобы в нем, в этом мире смерти, самостоятельно зародилась достойная Его жизнь.

Этот мир закономерно выглядит «темницей», выглядит «следственным изолятором» души. Но таким образом оторванная от высших миров, подвергающаяся строгому дознанию человеческая душа становится собой, становится достойной своего Создателя, или… исчезает, словно и не было ее.

Световой барьер

Итак, материальный мир – это та среда, в которой душа может осуществить волеизъявление, после чего «преддверие», «телесный изолятор» ею покидается. Как это происходит?

Границей между телесным миром и миром идей, безусловно, служит свет. Не обладая массой и протяженностью, он существует вне времени. Преодолевая расстояния в миллиарды световых лет с точки зрения внешнего наблюдателя, сам свет «наблюдает» себя присутствующим повсюду одновременно, включая момент Большого взрыва. Но, не обладая ни массой, ни протяженностью, свет вместе с тем на массы и протяженные тела воздействует. Свет соприкасается и с тем миром, и с этим. Свет – это барьер, разделяющий идеальный и материальный миры. Не «тело», а прежде всего свет – это темница души.

Один из первых мыслителей, обративших внимание на то, что световой барьер - это барьер, отделяющий мир реальный от мира идеального, был А.Ф. Лосев. В своей книге «Античный космос и современная наука» (1927) он пишет: «Можно признать возможность выхода за пределы мира. Однако это есть скорее не выход, а некое специфическое изменение того же самого мира. Современная физика, основываясь на принципе относительности, мыслит себе величину тела не абсолютной, но зависимой от движения. Тело укорачивается в направлении своего движения. Размер этого укорочения зависит от скорости движения тела и от скорости света. Теоретики относительности предполагают, что скорость невозможна больше скорости света. В этом весьма позволительно усомниться. Если же усомнимся, то мы должны рассуждать так. При скорости движения тела, равной скорости света, длина его равняется нулю. Но тогда масса его бесконечна и время его - бесконечно велико, т.е. есть вечность. Таким образом, платоновские идеи, вернее, тела, как абсолютные носители идей, или – абсолютные воплощенности идей, оказываются вполне мыслимыми математически. (Идея) это есть тело, движущееся со скоростью света, массивное в бесконечной степени и свое время собравшее во всей его бесконечности».

Мне кажется, что нет необходимости подвергать сомнению постулат непреодолимости светового барьера. Точнее, это преодоление, как мне кажется, следует искать не столько в «физической», сколько в «метафизической» плоскости. Все становится на свои места, если физическое учение о космосе дополнить метафизическим учением о микрокосмосе.

Наблюдатель не может вырваться из мира и наблюдать его снаружи, наблюдать как некое целое суверенное тело. Он не может этого сделать, уже хотя бы потому, что сам является частью этого мира (чтобы произвести подобный трюк, нужно быть бароном Мюнхгаузеном).

Выйти за пределы мироздания, так чтобы оказаться "снаружи" его, принципиально невозможно. Приближение к "краю" обращается возвращением в исходную точку. Таким образом, бессмысленно удаляться в мировое пространство. Край космоса следует искать повсюду, и именно ту точку, в которой космос способен увидеться нами как целое, т.е. стянувшимся в какую-то "физиономию", и следует признать этим краем, точкой бесконечной кривизны, точкой прорыва во-вне.

Многое станет нам понятным, если мы допустим, что такой точкой бесконечной кривизны, таким "краем" мироздания, таким его "внешним" ликом являются его многочисленные "внутренние" лики - а именно органические существа. Действительно, микрокосм – это не только человек (хотя он и в первую очередь). Как поясняет Рамбам, «при всем том, что мы говорили относительно подобия мирового целого человеческому индивидууму… эта аналогия целиком применима к любой животной особи... О человеке же это говорится благодаря присущему ему разума» («Путеводитель заблудших» Гл 72).

Чтобы пробить световой барьер, живому существу нет необходимости разгоняться до безумных скоростей относительно других существ, звезд и галактик. Чтобы «выйти за край вселенной», ему достаточно завершить свою микрокосмическую миссию, и в тот же миг унестись на бешеной скорости в неожиданно распахнувшийся перед ним черный тоннель, как сказано: «и отцветет миндаль; и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс; ибо уходит человек в вечный дом свой». Так преодолевается световой барьер, так временное протяженное тело, разрушаясь, высвобождает лишенную протяженности вечную душу: «и откатится золотая чаша, и разобьется кувшин у источника, и покатится колесо в яму; и прах возвратится в землю, чем он и был, а дух возвратится к Богу, Который дал его» (Коэлет 12).

УТЕШАЙТЕ НАРОД МОЙ («Ваэтханан» 5777 - 03.08.2017)

В Новое время преемственность римской власти с Западной цивилизацией с особой явственностью проявила себя в государственной символике США (эмблема орла, сенат, конгресс, Капитолийский холм).

Бессрочное пленение

К недельной главе «Ваэтханан», читаемой вскоре после поста Девятого ава, приурочена «автара» «Нахаму»: «Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш. Говорите к сердцу Иерусалима и возвещайте ему, что исполнен срок его, что прощена вина его, ибо принял он от руки Господа вдвое за все грехи свои» (Иешайя 40:1-2).

Это пророческое утешение однажды уже сбылось; сбылось, когда царь Кореш позволил изгнанникам вернуться в Иудею, и даже восстановить Иерусалимский Храм. Наше поколение удостоилось жить в пору, когда пророчество это исполняется вторично: к восстановлению Храма еврейский народ пока еще явно не готов, но уже почти половина его собралась в Святой земле.

Если вавилонское пленение затянулось на семьдесят лет, о чем было оповещено заранее («так сказал Господь: когда исполнится семьдесят лет Бавэлю, вспомню Я о вас и исполню для вас доброе слово Мое о возвращении вас на это место». Иерем 29:10), то продолжительность эдомского плена никакими пророками прямо не называлась. Во всяком случае, в «уравнениях», предлагаемых пророком Даниэлем («и будут они отданы в руки его на срок, и сроки, и полсрока» 7:25) неизвестных больше, чем известных, и не удивительно, что мудрецы не рекомендуют увлекаться их решением ("Да будут прокляты те, что исчисляют сроки" Сангедрин (97.б)). Более того, по словам Магараля, пленение это, вызванное грехом общего характера (беспричинной ненавистью), по сути своей является бессрочным, т.е. не имеющим внутренних причин к прекращению.

В пору восхождения Римской империи, многие народы были подавлены ощущением ее небывалой мощи. Казалось, что восставая против власти Рима еврейский народ шел против течения, о чем громко заявляли даже и некоторые его представители.

Йосиф Флавий в следующих словах описывает свое превращение еврейского повстанца в придворного римского писателя: «Он обратился с тихой молитвой к Всевышнему и так сказал в своей молитве. «Так как Ты решил смирить род иудеев, который Ты создал, так как все счастье перешло теперь к римлянам, а мою душу Ты избрал для откровения будущего, то я добровольно предлагаю свою руку римлянам и остаюсь жить. Тебя же я призываю в свидетели, что иду к ним не как изменник, а как Твой посланник» («Иудейская война» Кн.3.Гл 8.3).

По-своему еще более показательна приведенная Флавием речь галилейского наместника Агриппы, убеждающего восставшую Иудею одуматься: «Бесчисленные другие народности, воодушевленные еще большим влечением к свободе, смиряются; одни только вы считаете стыдом быть подвластными тому, у ног которого лежит весь мир. Какое войско, какое оружие вселяет в вас такую уверенность? Где ваш флот, который должен занять римские моря? Где те сокровища, которыми вы должны поддержать ваше предприятие? Не знаете ли вы разве, что значит римское государство? Мощь римлян на всей обитаемой земле непобедима. Но им всего этого еще мало было и их желания шли дальше; весь Евфрат на востоке, Дунай на севере, на юге Ливия, которую они прорезали до пустынь, и Гадес на западе — все это их не удовлетворило: они отыскали себе по той стороне океана (ὠκεανὸν) новый свет (ἑτέραν ἐζήτησαν οἰκουμένην) и перенесли свое оружие к дотоле никому неизвестным британцам. А вы что? Что вам внушает самоуверенность восстать против римлян?» (Кн 2 Гл 16.4).

Что же действительно побуждало их восстать?

Разумеется, вера в то, что все удачи Рима временные, а вечность Израиля не обманет («Нецах Исраэль ло ишакер» I Шмуэль 15:29).

Могли ли они ожидать, что выяснение этой истины затянется на сотню поколений?! Могли ли они предвидеть, что у «бессрочного» эдомского пленения откроется второе дыхание, что через полторы тысячи лет он обнаружит за океаном еще один Новый свет и там утвердит свой новый престол?

Термин «новый свет» - «orbis novus» был введен Колумбом по отношению к Америке сразу же после ее открытия, в 1492 году.

Слова из речи Агриппы, переведенные как «новый свет», по-гречески (на котором была написана «Иудейская война») звучат, как «другая отысканная Экумена». Иными словами, термин «Новый свет» Колумба не является заимствованием из Флавия. Но тем более поражает смысловая преемственность: заокеанская экспансия Европы XV-XVI веков являлась продолжением «заокеанской» экспансии древнего Рима, являлась ее обновленной расширенной версией.

Да, (западная) римская империя продержалась после Иудейских войн всего три столетия, однако ее «домейн» сохранился. Римская империя продолжила свое модифицированное существование в виде Европейской цивилизации, как в ее церковных, так и светских формах.

В Новое время преемственность римской власти с Западной цивилизацией с особой явственностью проявила себя в государственной символике США (эмблема орла, сенат, конгресс, Капитолийский холм).

Однако с самого своего начала Вашингтон, конечно, не представлял собой копию древнего Рима. Кроме модернизированной властной эдомской идеи, он впитал в себя также и духовные идеи Синайского откровения (в 1991 году Конгресс провозгласил, что Конституция США покоится на 7 заповедях сыновей Ноаха). С годами Вашингтон становился Римом все более ценящим Иерусалим, все более признающим его значение и права.

Эта трансформация не является неожиданностью для традиции. Так Рабейну Бехаей (ХI-ХII века) в комментарии на «Ваикра» (11:4-7) утверждает, что в конце концов Эсав не только прекратит преследовать Йакова, но поможет ему в строительстве Третьего Храма. А р.Авраам Кук замечает (по поводу встречи братьев после возращения Йакова из Месопотамии): “Видел я лицо твое, как лицо Божие” - так сказал по отношению к Эсаву Йаков - человек истины и простоты. И его слова не останутся напрасны. И братская любовь Эсава и Йакова... поднимет их”. (Игарот Гараи 112).

Кореш и Труман

Четвертое пленение Израиля (галут-Эдом) полностью еще не завершено. Однако по большому счету «срок исполнился»; времена, когда «все счастье перешло к римлянам», определенно подошли к концу.

С одной стороны, как и было предвещено («истреблю Я мудрецов в Эдоме и разум на горе Эйсава». Овадья 8), Запад теряет собственные базисные ориентиры; с другой – в лице симпатизирующих Израилю США - подает признаки духовного здоровья.

И сегодня в день, кода после поста Девятого ава принято утешать Божий народ, уместно привести признание президента Трумэна, сделанное им депутату кнессета раву Шломо Лоренцу: «Находясь в США, - вспоминает рав, - я встретился с президентом этой страны Гарри Трумэном. Г-н президент сказал мне: «Я рад возможности объяснить раву (Лоренцу), почему я решил признать государство Израиль, несмотря на то, что это (как казалось) противоречило интересам Соединенных Штатов, - ведь это означало отдать предпочтение шестистам пятидесяти тысячам евреев в их государстве вопреки воле десятков миллионов арабов вокруг него! И, как известно, в моем городе (в ответ на это решение) одна из газет вышла под заголовком: "Трумэн - предатель!»

И он продолжал свои слова: «В детстве я рос в таком месте, где по соседству жили еврейские семьи. Я очень уважал их; по субботам я зажигал и гасил свет в одной из этих семей и получал в награду кусочек халы. У моего отца был обычай читать со мной по воскресеньям Священное писание, и когда мы читали о персидском царе Кореше, который разрешил евреям вернуться в Иудею и отстроить Храм в Иерусалиме, я думал: однажды я стану президентом Соединенных Штатов Америки (а это, как он заметил, - мечта каждого американского мальчишки), и тогда я сделаю то же самое, что сделал в свое время царь Кореш! Мечта исполнилась, и когда ваш президент Хаим Вайцман приехал ко мне, привез в подарок свиток Торы и попросил меня приказать моему посланнику в Организации Объединенных Наций поддержать вашу страну, я вспомнил обо всем, что было у меня на сердце в детстве».

РАВНЫ, НО НЕСРАВНЕННЫ («Ваэтханан» 5776 - 18.08.2016)

Все люди одновременно и равны и несравненны. Всеобщность и Уникальность - это диалектическая пара, описывающая базисную конституцию человеческой личности

Парадокс избрания

В недельной главе «Ваэтханан» мы встречаем следуюшие слова: «Ибо народ святой ты у Господа, Бога твоего; тебя избрал Господь, Бог твой, чтобы быть Ему народом, дорогим достоянием из всех народов, которые на лице земли. Не по многочисленности вашей из всех народов возжелал вас Господь и избрал вас, ибо вы малочисленнее всех народов, но из любви Господа к вам и ради соблюдения Им клятвы, которою клялся Он отцам вашим, вывел Господь вас рукою крепкою и освободил тебя из дома рабства, из руки Паро, царя Египетского» (Дварим 7:6-8).

Итак, решительно выделяя сынов Израиля, Тора в то же время признает их коренную тождественность всем прочим людям.

По всему ТАНАХу встречаем мы эти, казалось бы, противоречащие друг другу высказывания, то превозносящие Израиль над народами, то рассматривающие его стоящим в общей шеренге. С одной стороны «У Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней, а только отцов твоих благоволил Господь любить и избрал позднейшее потомство их, вас, из всех народов, как это ныне» (10:14).

Но с другой: «В тот день Израиль будет третьим Египту и Ашшуру; благословением (будут они) среди земли, Ибо благословил его Господь Цваот, сказав: благословен народ Мой – Египтяне, и дело рук Моих – Ашшур, и наследие Мое – Израиль» (Иешайя 19:24).

С одной стороны сказано: «Кто подобен народу Твоему, Израилю, народу единственному на земле, ради которого ходил Бог искупить его Себе в народ и сделать Себе имя, и совершить вам (деяния) великие и страшные в стране Твоей» (2 Шмуэль 7:23).

С другой: «Не таковы ли и вы для Меня, сыны Израилевы, как сыны Куша?» (Амос 9:7)

Что значит эта двойственность? Как одновременно можно быть и как все, и выше всех?

Как вообще мыслимо это парадоксальное раздвоение человеческого рода, которое в следующих словах формулирует Рамхаль: "Одно из глубочайших принципов управления миром, это разделение на Израиль и народы мира. Со стороны человеческой природы они выглядят совершенно одинаковыми, но со стороны Торы они весьма отличаются, и отделены друг от друга как два совершенно разных рода" (Часть 1. гл.4.1).

Разве не в пору возмутиться таким разделением? Разве не в пору, как это делает Руссо, усомниться в его возможности: «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального рода человеческого, не есть общий отец человечества».

Между тем это разделение зримо и не устраняется никакими ухищрениями. Так, А.Ф.Лосев остроумно замечает: «Иным непонятно, что половые члены есть нечто совершенно не сравнимое с прочими членами, хотя, в сущности, это ясно всякому точно так же, как и то, что евреи совершенно ни с чем не сравнимая нация и женщина – не сравнимое с мужчиной существо, хотя просветительский либерализм и долбит свой вырожденческий миф о всеобщем равенстве и равноправии» («Диалектика мифа»).

Но в действительности парадокс этот обнаруживается даже на более базовом уровне, на уровне отдельных человеческих личностей.

Согласно еврейскому видению, всякий человек не только равен всем остальным, но одновременно и «выше» всех, «выше» хотя бы в чем-то, то есть хоть в чем-то, но уникален, «несравним», «неподражаем».

Так в Талмуде сказано: "Адам был создан единственным... ради мира между людьми, чтобы не говорил человек человеку: "Мой отец больше твоего" и чтобы выразить величие Пресвятого. Ибо человек чеканит много монет одним чеканом и все они похожи друг на друга. А Царь над царями царей отчеканил всех людей чеканом Первого Человека, но ни один из них не похож на другого. Поэтому каждый должен говорить: Ради меня создан мир" (Сангедрин.37а).

Итак, все люди одновременно и равны и несравненны. Всеобщность и Уникальность - это диалектическая пара, описывающая базисную конституцию человеческой личности. Если сделать ставку или только на равенство, или только на несравненность, то человеческое достоинство рухнет. Если устранить уникальность, люди превращаются в шурупы, если устранить равенство, они превращаются в свору соперничающих эгоцентриков.

Итак, человек и всегда равен всем прочим людям, и всегда в каких-то свойственных только ему чертах больше каждого.

Избрание Израиля обыгрывает эту диалектику, предельным образом использует весь ее потенциал.

Впрочем, диалектика эта носит еще более общий характер и явственно просматривается в некоторых философских идеализациях.

Диалогика

Избрание Израиля в действительности лишь один из примеров ситуации, в которой один род объектов двоится, расщепляется на «два совершенно разных рода». В действительности, избрание Израиля, и шире, любое отделение святого от будничного - лежит в той логике дополнительности, или «диалогики», о которой пишет Владимир Библер в своей книге «От наукоучения – к логике культуры»: «Квантовая «теория» (первая зачаточная форма такой диалогики) уже не есть теория в классическом смысле слова. Ее единство не выдерживает формально-логического критерия. Оно не обеспечивается логикой непрерывного, последовательного выведения, доказательства, не опирается на единый, цельный, тавтологический, аксиоматический фундамент. Это - единство взаимообратимости. Не случайно, что в контексте принципа дополнительности предельный переход, продиктованный идеями соответствия, осуществляется совсем иначе, чем между теорией относительности и механикой Ньютона. Классическая механика здесь никак не может рассматриваться как частный, предельный случай механики квантовой (уравнение Шредингера в общем случае не переходит в уравнение Гамильтона - Якоби), классическая механика существенно (логически) отлична от механики квантовой, но классическая и квантовая теории взаимно (обязательно взаимно!) обосновывают друг друга. Теоретическое единство, спаянное принципом дополнительности, - это единство субъекта, переводящего одну ипостась квантовой теории в другую, одно определение в другое…: речь идет именно о двух логиках, поскольку различные теории исходят из различных коренных идеализаций: точки "causa sui" и точки "действия на другое"».

Но «causa sui» («самопричинность») и «действие на другое» лишь аналоги понятий «уникальности» и «всеобщности». Уникальность и всеобщность связаны друг с другом, как классическая и квантовая теория.

Логика «дополнительности» - это логика побега от того последнего всеразрешающего синтеза, по которому сох Гегель, и который навсегда остался в памяти людей как великий мираж.

По Гегелю Разум «на всех высотах и во всех глубинах водружает знак своего суверенитета». По Библеру, все ровным счетом наоборот: «Иная логика (логика бытия) воспроизводится в моей «работающей» логике в форме логики не-знания, не-понимания. Когда я мыслю, я с той же силой формулирую и то, что я понимаю в объекте, и то, что я в нем принципиально не понимаю, что является для меня изначальной загадкой, чем-то выходящим за пределы моего разумения. В понятие предмета столь же входит понятное в нем (объект познания как идеализованный предмет), сколь и непонятное, непонимаемое (объект познания как невозможность идеализованного предмета). И только, если есть то другое, мы имеем понятие, а не термин».

Руссо непонятно, каким образом общий Отец человечества мог начать с того, чтобы избрать Себе один народ. Ему понятно, если бы Он, как идеальное эпикурейское божество, на всех равным образом наплевал. Но чтобы понять хоть что-то, следует принять Его волю, как она есть.

ЕВРЕИ ПО ОТЦУ, И ГОИ ПО ГАЛАХЕ («Ваэтханан» 5773 - 18.07.2013)

По определению галахи, евреев по отцу не бывает, как не бывает двух пересекающихся параллельных прямых в геометрии Эвклида. Но в других геометриях параллельные пересекаются, и в других культурных определениях евреями по отцу люди оказываются. Определение галахическое и определение гражданское лежат в разных не пересекающихся плоскостях, между тем обе эти плоскости реальны, а не выдуманы кем-то назло друг другу.

Строгое определение

В недельной главе «Ваэтханан» сказано: «И предаст их тебе Господь, Бог твой, и ты поразишь их, то совершенно разгроми их, не заключай с ними союза и не щади их. И не роднись с ними: дочери твоей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына твоего; Ибо отвратят сына твоего от Меня, и они будут служить иным божествам, и возгорится гнев Господа на вас, и Он истребит тебя скоро» (7:2-5).

Итак, Тора предупреждает, что женившись на язычнице, еврей может под ее влиянием изменить Богу, но не утверждает, что это произойдет с еврейкой, если та выйдет замуж за язычника. В Талмуде (Кидушин 68 б) на этом основании делается вывод, что ребенок еврейки от инородца считается евреем, а ребенок язычницы от еврея – не считается.

Для объяснения этой галахи привлекаются так же и всевозможные рациональные доводы. Одни говорят, что влияние матери на маленького ребенка значительно сильнее, чем влияние отца. Другие отмечают, что мужчина практически всегда свободен в выборе своих сексуальных связей, а женщина очень часто несвободна, и тем самым мужчина «наказывается» за свою неосмотрительность, а женщина нет.

Как бы то ни было, закон этот прямым образом возводится к Синаю, и признается совершенно неоспоримым. Чтобы убедиться в его древности и авторитетности, достаточно перечитать 9 и 10 главы книги Эзры, в которой описывается, как вернувшийся из Бавеля Эзра потребовал от жителей Иерусалима, а затем и всей Иудеи развестись со своими иноплеменными женами.

В свете этого жесткого закона «еврей по отцу» выглядит таким же бессмысленным выражением, как «горячее мороженное», или «круглый квадрат». В рамках традиционного иудаизма не существует евреев по отцу, но существуют лишь гои по галахе. Так было, и так остается, и в то же время в век просвещения что-то в этом вопросе явно изменилось.

На протяжении веков невозможно было отделить национальную самоидентификацию еврея от его религиозной принадлежности, но секулярная культура явилась тем растворителем, который все же сумел расслоить эти ингредиенты, позволил отличить национальное еврейское начало от религиозного.

На протяжении веков еврейская община порывала с теми своими членами, которые прилюдно нарушали заповеди. Сын Израиля, публично нарушающий субботу, становился как бы инородцем («дино ка-гой»). Но дело в том, что тот, кто порывал с заповедями, в ту пору порывал также и с народом. В век просвещения сложилась совершенно новая ситуация: появилось немало людей, которые, публично нарушая заповеди, продолжали высоко ценить свое происхождение. В конце XIX века несколько таких предпринимателей, ведущих свои дела в Москве, были поставлены перед выбором: либо они крестятся и продолжают свой бизнес на легальной основе, либо лишаются всего своего имущества и высылаются в пределы черты оседлости. Услышав, что эти злостные нарушители субботы предпочли лишиться своих капиталов, крупнейший галахический авторитет того времени Хефец Хаим (р.Исраэль Меир аКохен (1838-1933) постановил: «тот, кто отказывается от всего своего имущества ради того, чтобы сохранить свою принадлежность к Израилю - не тот еврей, о котором галаха говорит, что он тебе как инородец, после того как публично нарушил субботу». Опираясь на это базисное постановление, рав Ури Шерки идет дальше и говорит, что в наше время национальная еврейская самоидентификация в первую очередь задается не соблюдением субботы, а службой в ЦАХАЛе.

Пропеллер еврейской истории

Итак, сегодня существование еврейского народа вне религиозного поля - общепризнанный факт. Между тем этот внерелигиозный народ пользуется отнюдь не галахическими, а собственными (т.е. «общепринятыми») критериями идентификации.

В современном мире доминантным при установлении национальной принадлежности служит не какая-то внешняя характеристика, не какое-либо внешнее определение (генофонд, владение языком, знание истории и т.п.), а самоощущение, самоопределение человека. Гершом Шолем рассказывает о своем брате, который даже и после катастрофы не изменил своей германской самоидентификации: «Что?! Гитлер будет решать за меня кто я?».

Сам Гершом выбрал по-другому, он предпочел стать израильтянином. Однако светским людям, делающим аналогичный выбор, далеко не всегда важно и интересно, кем были матери их самих и их друзей. В свете этого нормативного определения, человека, считающего себя евреем, не только бессмысленно, но и бесстыдно убеждать в обратном только потому, что его мать полька или британка.

Мать Рафаэля Эйтана (Рафуля), в течение шести лет бывшего главнокомандующим ЦАХАЛа, происходила из семьи русских субботников, в полном составе поднявшейся в Эрец Исраэль (у нее было шесть братьев и сестер). Но это ни в коей мере не мешало ему чувствовать себя «на все сто» евреем. Когда в кнессете обсуждались проблемы гиюра, Рафуль пользовался случаем и выходил на перекур. Он справедливо полагал, что проходить гиюр ему требуется не в большей мере, чем Шуламит Алони.

Умудренные галахой люди объясняют мне, что Рафуль просто ошибался, чувствуя себя евреем. Если ограничивать свой кругозор исключительно «Мишной Брурой», то такое фантастическое предположение действительно может возникнуть. Однако если иногда позволять себе заглядывать также и в другие источники, например, в автобиографическую книгу «Рафуль - повесть солдата», то станет ясно, что он ошибался в своих чувствах ровно в той мере, в какой генерал Пилсудский ошибался, чувствуя себя поляком, а генерал Скобелев - русским.

Правоверного идеалиста, умеющего не замечать еврея в каком-нибудь Вайнштейне с характерной внешностью и характерной болью за судьбу Израиля, но не с той бабушкой в родословной, можно сравнить только с Дон Кихотом, умеющим не замечать в мельнице мельницу.

Для меня евреи по отцу (по меньшей мере в тех случаях, когда они дорожат своим происхождением) - это такая часть еврейского народа, которая не обязана выполнять Тору, но это именно часть еврейского народа. И до тех пор, пока у таких людей не возникает собственно религиозного мотива проходить гиюр, он им решительно ни к чему. Для того, чтобы быть теми, кем они являются, эти люди не нуждаются ни в каких парадах гордости, достаточно службы в ЦАХАЛе, а в тех случаях когда это невозможно, просто чувства солидарности с ее военнослужащими.

По определению галахи, евреев по отцу не бывает, как не бывает двух пересекающихся параллельных прямых в геометрии Эвклида. Но в других геометриях параллельные пересекаются, и в других культурных определениях евреями по отцу люди оказываются. Определение галахическое и определение гражданское лежат в разных не пересекающихся плоскостях, между тем обе эти плоскости реальны, а не выдуманы кем-то назло друг другу.

Два этих определения еврейского народа – галахическое и светское (гражданское) - не отрицают друг друга, а лишь обнаруживают объемность еврейского бытия. Светская экзистенция нигде не пересекается с религиозной, они совершенно непроницаемы друг для друга, но по сути являются двумя проекциями на две разные плоскости одного священного бытия. То, что выглядит плоскостью в одном измерении, в другом - представляется ускользающей от взгляда полоской. И той и другой стороне нужно просто сделать небольшое усилие и признать, что перед ней не бессмысленная линия, а такая же бескрайняя полноценная поверхность, как и она сама. И вопрос евреев по отцу, как никакой другой, может процесс этого осознания облегчить.

Есть перспектива, в которой мы видим одну лопасть пропеллера, и не видим другую. Но они обе наличествуют, образуя предмет высокой тягловой силы. Более того, совмещение этих плоскостей (читай: превращение всего Израиля или только в гражданскую, или только в религиозную общину) – сводит на нет всю его мощь. Я не знаю, что будет завтра, и какие метаморфозы ожидают наше сознание, но я ясно вижу, что сегодня еврейская история продолжается только за счет того, что ее тянет двулопастной пропеллер национальной самоидентификации.

СЛУШАЙ, ИЗРАИЛЬ («Ваэтханан» 5772 - 02.08.2012)

h4>Произнесение «Шма» - это естественный порыв, в любой критической ситуация слова эти сами просятся на язык. Ведь в них заключено главное: в них провозглашается верховная власть Творца, в них призыв о помощи, в них готовность подчиниться Его воле, наконец, в них утверждается единение со святым народом… Этот опыт чтения «Шма» еще более впечатляет, если его сопоставить с опытом других предсмертных высказываний, если вспомнить, какие слова вырываются в критической ситуации у людей, не проникшихся единством власти Творца.

Святой народ

В недельной главе «Ваэтханан» записаны знаменитые слова: «Слушай, Израиль, Господь, Бог наш, Господь один» (6:4-8). Несколько раз в день религиозные евреи повторяют эти слова в составе повседневных молитв, а так же произносят их, когда оказываются в сложной ситуации. В самом деле, ни одна молитва не соответствует в такой степени напряженному жизненному моменту, нежели это исповедание. Произнося «Шма», еврей свидетельствует: что бы ни происходило, все остается под полным контролем Единого. Особенно это касается смертного часа. Реформистский автор Герман Вук пишет в своей книге «Это Бог мой»: «Шма» содержит один стих из Писания, который, возможно, все евреи в мире знают наизусть или по крайней мере часто слышали: "Слушай, Израиль, Господь, Бог наш, Господь един". Верующий еврей каждый день произносит этот стих поутру и перед сном. У евреев это - первая фраза ребенка, и она должна быть последней фразой человека в жизни. По этому поводу мне хочется рассказать об одном событии в моей жизни. Меня всегда удивляло: неужели действительно человек может в свой смертный час вспомнить и прочесть «Символ веры»? И вот однажды во время тайфуна в Тихом океане меня чуть не смыло с корабельной палубы; и я очень ясно помню, что в те короткие секунды, когда волна волокла меня в море, я подумал: «Не забыть бы прочесть «Шма» перед тем, как пойти ко дну!» К счастью, я успел вовремя ухватиться за какой-то трос, что отсрочило тот час, когда мне суждено в последний раз прочесть эту молитву».

Я прочитал книгу Вука в 70-х годах прошлого века (насколько я помню, это была первая книга, посвященная еврейской вере, которую я вообще держал в руках). Само по себе сказанное в ней относительно «Шма» не было для меня новостью. Я уже слышал, что эти слова произносят перед смертью, а мой дядя Исаак рассказывал, что читал «Шма» перед всяким ответственным делом, например, перед тем, как выступить с лекцией в университете.

Но, помнится, тогда я все же вместе с Вуком искренне удивился тому, как можно в момент смерти вспомнить еще о каком-то «обычае»? Со временем, познакомившись с еврейской жизнью ближе, я обнаружил, что произнесение «Шма» - это естественный порыв, что в любой критической ситуация слова эти сами просятся на язык. Ведь в них заключено главное: в них провозглашается верховная власть Творца, в них призыв о помощи, в них готовность подчиниться Его воле, наконец, в них утверждается единение со святым народом.

В романе «Иудейская война» Фейхтвангер в следующих словах описывает сцены, последовавшие вслед за разрушением Храма: «Вечер за вечером поднимались в горы печальные процессии; приговоренные несли на шее брусья своих крестов, их распятые руки уже были привязаны к этим брусьям. Ночь освежала висевшие тела, однако ночи были короткие, и как только вставало солнце, появлялись мухи и другие насекомые, слетались птицы и сбегались бездомные псы, ожидая поживы. Висевшие на крестах произносили предсмертное исповедание веры: "Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един!". Они повторяли эти слова, пока их губы могли шевелиться, они передавали их от креста к кресту»

Черная молитва

Этот опыт чтения «Шма» еще более впечатляет, если его сопоставить с опытом других предсмертных высказываний, если вспомнить, какие слова вырываются в критической ситуации у людей, не проникшихся единством власти Творца. Ветеран Второй мировой литературовед П. А. Николаев свидетельствует: «Вот утверждают, дескать, на войне ребята бросались в атаку, выкрикивали: «За Родину! За Сталина!». Но во время бега невозможно произнести этой фразы - дыхания не хватит. Бежит мальчик семнадцатилетний и знает, что погибнет. После каждой такой атаки во взводе погибала половина. И они выкрикивали мат. Они спасались этим, чтобы не сойти с ума. Есть мат, который священен. Когда идут по улице молодые разгильдяи с бутылками пива и девчонки рядом ругаются, у меня это вызывает рвотные чувства, потому что я воспринимаю как оскорбление по отношению к мату, с которым погибали дети России...» (Лит. газ., 2004, № 37. с. 11).

Своим сопоставлением смерти иудейских повстанцев со смертью русских красноармейцев я менее всего хотел отличить евреев от гоев. У русских людей имеются свои патенты благочестивой речи. Известны даже христианские молитвы встроенные в дыхание, и тем самым позволяющие взывать к милости небес на бегу, молитвы, которые Николаев просто не мог услышать. Своим сопоставлением я в первую очередь хотел отметить, что свято место не бывает пусто, что та территория, с которой устранена власть Единого («семнадцатилетние мальчики», о которых говорит Николаев, воспитывались в безбожии), рано или поздно подпадает под суверенитет нечистых сил.

Некоторые усматривают в матерщине «десакрализацию», т.е. карнавальную реакцию на мощный идеологический прессинг, которому веками подвергался русский народ. Но если даже мат это действительно юродство, соцарт, глухой бунт против бесконечной череды русских «вертикалей власти», то он знаменует собой такую «горизонталь протеста», что, как говорится, хоть стой, хоть падай.

Если мат это протест, то он оказывается лишь обратной стороной того властного беспредела, против которого якобы выступает. Если мат - это лекарство, то такое лекарство, которое (подобно гормональным препаратам) в действительности только усиливает болезнь. Если самочинная власть – это идол, то мат – это просто самая исподняя самая омерзительная его часть, в которой «аллегорическое» идолослужение тесно смыкается с самыми первичными своими формами.В самом деле, связь идолослужения с половой сферой неразрывна и вполне обоюдна. Многие формы языческого культа, связанные с плодородием, сексуальны по своей сути. В этом отношении достаточно напомнить о поклонении идолам в форме половых органов. Вот, например, как у Геродота описывается культ Диониса: «египтяне справляют праздник в честь Диониса почти совершенно так же, как и в Элладе. Только вместо фаллосов они придумали носить другой символ – куклы-статуэтки в локоть величиной, приводимые в движение с помощью шнурков. Эти куклы с опускающимся и поднимающимся членом женщины носят по селениям, причем этот член почти такой же величины, как и все тело куклы». (2:48). Соответственно и всякие заклятия, всякая брань, привлекающая сексуальную образность, не может не оборачиваться черной молитвой, не может не задевать и не привлекать к себе нечистые силы.

Ю. М. Лотман пишет: «Замысловатый, отборный мат - одно из важнейших средств, помогающих адаптироваться в сверхсложных условиях. Он имеет бесспорные признаки художественного творчества и вносит в быт игровой элемент, который психологически чрезвычайно облегчает переживание сверхтяжелых обстоятельств» (Лотман Ю. М. Не-мемуары // Лотмановский сборник. М., 1995, вып. 1, с. 14)

Видимо, человек знает, о чем говорит. Но многие знают и другое. Многие знают, что помощь иных богов так же ложна, как и они сами. И если поток безумных и циничных сексуальных фантазий у кого-то снимает сиюминутное напряжение, то происходит это счет того, что в долгосрочном плане общее напряжение только нарастает (эффект преднизолона).

Впрочем, мат – это лишь вершина айсберга, самая зримая и грубая его вершина. В действительности же всякая брань уводит человеческую душу в преисподнюю.

В трактате Шабат (33 а) сказано: «Из-за греха осквернения уст («нивлот а-пе») приходит много несчастий и возобновляются тяжелые невзгоды: молодые израильтяне гибнут, а вдовы и сироты взывают и остаются без ответа... Сказал Рава бар Шила, сказал Рав Хизда: всякого оскверняющего уста низвергают в гееном, как сказано: «Ров глубокий – уста чуждые; на кого прогневается Господь, тот упадет туда» (Мишлей 22:14)

Рассматривая эти слова в книге «Хидушей агадот», Магараль объясняет, что речь – это сокровенный образ самого человека, и когда его уста осквернены, то оскверненным оказывается и весь его образ: «Тот, кто совершает грех осквернения уст, тот повреждает саму основу человека, которая заключена в его устах... Человек – это существо говорящее. Именно таков перевод Онкелоса слов Торы «стал человек существом живым» (2:7) – «и стал человек существом говорящим». Потому-то из-за греха сквернословия «приходит много несчастий и возобновляются тяжелые невзгоды». Это соответствует этому греху, потому что он касается самого образа человека, а в образе заключено все».

Итак, сказанное относится ко всякой брани, ко всем «низким» понятиям, употребленным без прямой (галахической, медицинской, или какой-либо другой) необходимости; а в широком смысле - на все жаргонные формы речи. Что же касается «замысловатого, отборного мата», то его применение категорически противопоказано религией, и наблюдающееся в последнее время повальное внедрение этой лексики в повседневную речь и изящную словесность россиян – это не вопрос вкуса, это вопрос национального существования. На этом актуальном вопросе я постараюсь подробнее остановиться в следующий статье.

СОБЛАЗН АССИМИЛЯЦИИ («Ваэтханан» 5771 - 11.08.2011)

Очень остроумное объяснение словам о служении «богам, сделанным руками человеческими из дерева и камня» дает раби Иегуда Галеви в «Кузари». Он объясняет это как глубокое проникновение в культуру тех народов, которые служат дереву и камню. Причем под «деревом» им понимается крест – то есть христианская культура, а под камнем – Кабба, находящийся в Мекке Черный Камень - то есть культура мусульманская.

Дерево и камень

В недельной главе «Ваэтханан» мы встречаем следующее примечательное пророчество: «И рассеет вас Господь по народам, и останетесь малочисленными между народами, куда уведет вас Господь. И будете там служить богам, сделанным руками человеческими из дерева и камня, которые не видят и не слышат, и не едят, и не обоняют. Оттуда же искать станешь Господа, Бога твоего, и найдешь, если будешь искать Его всем сердцем твоим и всею душою твоею. При невзгоде твоей, когда постигнут тебя все эти предсказания, в будущие времена, возвратишься ты к Господу, Богу твоему, и будешь слушаться гласа Его, Ибо Бог милосердный Господь, Бог твой; Он не оставит тебя и не погубит тебя, и не забудет союза с отцами твоими, о котором Он клялся им». (4:27-31)

Итак, Тора предрекает, что еврейский народ будет изгнан из Эрец Исраэль за свои грехи, что он будет продолжать служить чужим богам в рассеянии, но в конце концов все же возвратится. После того, как в нашем поколении это последнее предсказание блестяще подтвердилось, невольно возникает вопрос: а действительно ли «нас постигли все эти предсказания»? В египетском рабстве сыны Израиля вроде бы в самом деле следовали обычаям местного населения, вроде бы в самом деле служили изваяниям, как сказано: «И Я сказал им: пусть отвергнет каждый мерзости (что пред) глазами его, и идолами египетскими не оскверняйте себя: Я – Господь Бог ваш. Но они восстали против Меня и не хотели слушать Меня; никто не отверг мерзостей, что пред глазами их, и идолов египетских не оставили они. И Я думал излить гнев Мой на них, истощить ярость Мою над ними в земле египетской». (Йехезкель 20:7-8). Тоже подтверждается и в книге Йегошуа Бин Нуна: «Теперь же бойтесь Господа и служите Ему искренно и истинно и отвергните божества, которым служили отцы ваши за той рекой и в Египте». (24:14)

Вернувшись в Эрец Исраэль, сыны Израиля также неоднократно поклонялись иным богам, но разве они предавались какому-то идолослужению, когда оказались в последующих изгнаниях? Разве они действительно служили каким-то богам из дерева и камня, пока оставались под властью Бавеля или Рима? Вроде бы как раз наоборот. Во всяком случае, мы определенно знаем, что в последнем эдомском галуте евреи проявляли исключительную верность Завету. Что же тогда может значить пророчество: «будете там служить богам, сделанным руками человеческими из дерева и камня»?

Раши предлагает понимать это предсказание в том смысле, что евреи будут служить не самим идолам, а их фанатам - идолопоклонникам, а «когда вы служите служащим им («богам, сделанным руками человеческими из дерева и камня»), вы как бы служите им самим». Но что значит служить идолопоклонникам? Только ли подневольную зависимость имеет в виду Раши? Да и разве можно такого рода зависимость вменить в грех?

Очень остроумное объяснение словам о служении «богам, сделанным руками человеческими из дерева и камня» дает раби Иегуда Галеви в «Кузари». Он объясняет это как глубокое проникновение в культуру тех народов, которые служат дереву и камню. Причем под «деревом» им понимается крест – то есть христианская культура, а под камнем – Кабба, находящийся в Мекке Черный Камень - то есть культура мусульманская.

Призрак ассимиляции

В самом деле, не нужно быть крупным специалистом по иудаике, чтобы обратить внимание на то, что еврейская культура так или иначе испытывала влияние со стороны своего окружения. И в первую очередь это касается именно христианского и мусульманского окружения. Живя в Израиле, трудно не заметить, в какой мере повлияли ислам и христианство на евреев, превратив одних из них в «сефардов», а других в «ашкеназов», отличия между которыми как на бытовом, так и на ментальном уровне, бросаются в глаза.

При этом характерно, что представители этих общин унаследовали даже психологические комплексы и амбиции своих «метрополий» - арабской и европейской культур. Как известно, душевно здоровые европейцы не проявляют к арабской культуре решительно никакого интереса, в то время как даже психически полноценные арабы пребывают в явной зависимости от европейской культуры. Ее успехи не дают мусульманам покоя, вынуждая постоянно доказывать свое превосходство над «неверными», причем не только в моральной и религиозной сфере (культ бессеребренников-шахидов), но порой даже и в сфере... научно-технической!

Следующее заявление Каддафи в полной мере отражает нынешнее состояние умов арабских интеллектуалов: «Арабы, искалеченные колониализмом, начали сомневаться в самих себе. Им уже не верилось, что основы современной цивилизации заложили арабы и мусульмане, что арабы и мусульмане создали такие науки, как астрономия, химия, арифметика, алгебра, медицина... Настало время показать, что ислам – это сила, призванная повести за собой все человечество».

Сефарды, в отличие от арабов, не потеряли голову и не утверждают, что Саудовская Аравия – это единственная теплица человеческого интеллекта, но они честно испытывают комплексы перед евреями - выходцами из западных стран, которых со своей стороны отличает чувство самодостаточности, перерастающее в снобизм. Простой наглядный пример: мы постоянно слышим об ограничениях, с которыми сталкиваются родители - сефарды, пытающиеся определить своего ребенка в религиозную ашкеназскую школу, но мы никогда не слышали об обратном явлении, о том, чтобы родители - ашкеназы стремились поместить своего ребенка в сефардский класс.

Но предельным выражением этой тенденции, является, разумеется, полное растворение европейских евреев в культуре "служителей дереву" (но не камню). К начавшейся в Новое время массовой ассимиляции евреев с полным правом можно применить слова пророка: «И распространилось имя твое между народами из-за красоты твоей, ибо совершенна она в великолепии Моем, что возложил Я на тебя, слово Господа Бога! Но ты понадеялась на красоту твою, и стала блудить, (пользуясь) именем своим, и изливала распутство твое на всякого проходящего, (говоря): Ему достанется (красота моя)".(Йезезкель 16:15)

Опираясь на те – сверхъестественные по существу - дарования, которые передал им Всевышний, евреи преуспевают в самых различных науках и искусствах, нередко относя эти успехи к своим заслугам, и забывая Того, кто наделил их святостью и талантом, пренебрегают Его Торой и даже глумятся над ее заповедями, по обычаю крещеного мира.

Это не значит, что похвальна обратная крайность – пренебрежение научными знаниями и прочими достижениями мировой культуры. Бог в такой же мере Бог будничного (Царь мира), сколь и Бог Святого (Израиля), и тот кто противопоставляет одно другому, кто презирает будничное и последовательно чурается его, тот несомненно компрометирует Всесвятого, то есть так или иначе оскверняет Его имя. Это значит, что корень ассимиляции, очень часто сопровождающейся антисемитизмом той или иной степени выраженности, лежит в непонимании дополнительности и взаимозависимости этих миров.

Рамбам в «Гилхот сангедрин 2:1» пишет о том, что судьи, назначаемые в Сангедрин, как великий, так и малый, должны быть людьми с самым широким кругозором. Наряду с выдающимися познания в области Торы, они должны обладать также и общими познаниями, а именно разбираться как в науках, так и в чуждых культурах и культах. Важно заметить, что Рамбам не говорит о том, что эти глубокие и широкие познания должны приобрести только какие-то исключительные, самые мудрые в Израиле судьи, что их – и только их надлежит учить внешней мудрости. Рамбам пишет, что судьи должны набираться из таких мудрецов, которые сами по себе глубоко знакомы с миром будничного, иными словами, что только они в полной мере компетентные иудеи.

Математику, физику, биологию, психологию и прочая и прочая привнесли в мир не служители Бога Живого и не "служители камня", их принесли "служители дерева". И галаха воздает им должное уважение, предписывая при виде светского ученого произносить следующее благословение: «Благословен…, который дал от Своей мудрости плоти и крови».

Но тот еврей, который, противопоставив будничности святость, самою ею полностью пренебрег, кто ни во что не ставит свое еврейство, кто эксплуатирует свою еврейскую искру, свою красоту, презирая ее, - тот еврей совершает роковую ошибку.

ИНЫЕ БОЖЕСТВА ("Ваэтханнан" 5769 - 29.07.2009)

Говоря о чужих богах и суде над ними, Тора в сущности говорит об открытости этого мира, о том что выйдя однажды из рук Творца, он вышел из них свободным, что в нем способна зарождаться его собственная, самочинная "божественность". Вера в торжество Божественной правды, вера в то, что «суд над богами» будет осуществлен, черпается из внутреннего мужества быть, а не из внешних догматических гарантий того, что все «под контролем».

Статус богов

В недельной главе "Ваэтханнан" мы читаем следующие слова: "Кто такой народ великий, к которому боги были бы столь близки, как Господь, Бог наш, при всяком взывании нашем к Нему?" (4:7) И далее: "Слышал ли народ глас Бога, говорящего из среды огня, - как слышал ты – и остался в живых? Или попыталось ли божество явиться взять себе народ из среды народа испытаниями, знамениями и чудесами, и войною, и рукою крепкою, и мышцей простертою, и ужасами великими, как все, что сделал для вас Господь Бог ваш, в Египте пред глазами твоими?» (4:33-34)

Эти, как и многие другие разбросанные в ТАНАХе высказывания, невольно подразумевают существование других богов. В самом деле, как вообще не существующее божество может быть «близко», или может «пытаться» вывести один народ из среды другого? Или, например, в книге Шмот сказано: «Кто как Ты, между богами, Господи?» (15:11), или «Над всеми богами египетскими произведу суд. Я Господь» (Шмот 12.12). Как можно судить того, кого нет? Ладно бы народы, которые верят в идолов. Их за их заблуждение, допустим, судить можно, но как судить сам плод их воображения?

В ТАНАХе, однако, встречаются и противоположные высказывания. В самой Торе мы читаем: "Познай же ныне и положи на сердце твое, что Господь есть Бог на небе вверху, и на земле внизу; нет другого". (Двар 4:39). А в псалме говорится: «Идолы их – серебро и золото, дело рук человеческих: Рот у них – а не говорят, глаза у них – а не видят; Уши у них – а не слышат,.. Пусть подобны им будут делающие их, всякий полагающийся на них». (Псал 115). Отрицание существования иных божеств встречается и в Талмуде. Так, в трактате Авода зара (55.а) мы читаем: «Сказал Зонин р.Акиве: Оба мы знаем, что в «чужом служении» нет ничего, однако мы видим, что люди уходят сломленными, а приходят крепкими. Отчего это? Ответил ему: Когда насылают на человека болезни, то заклинают их, чтобы шли только в определенный день и выходили только в определенный день, при помощи определенного исцеления или определенного снадобья. Когда пришло их время выйти, больной пошел в свой языческий храм. Сказали болезни: Не следовало бы нам выходить, но неужели из-за глупца, поступающего не так, как следует, мы нарушим клятву?»

Как же тогда понимать высказывания Торы, как будто бы подразумевающие существование иных богов? Тут впору вспомнить талмудическое выражение: «Тора говорит на языке людей», то есть использует фигуры речи, которые нелепо понимать буквально. Если у Бога Израиля имеется "мышца", то почему бы богам народов не иметь "существования"? Другими словами, прибегая к такого рода высказываниям, Тора может иметь в виду не реальные существа, а образы, живущие в сознании людей. Например, если я спрошу, бывают ли гномы высотой в метр, или может ли кентавр развить скорость 80 километров в час, то это не будет означать, будто я верю, что такие существа встречаются в природе. Вопрос мой будет обращен к сказке, к легенде: каковы параметры задаваемых ею фантастических персонажей?

Итак, намеки на «существование» языческих божеств в Торе вполне можно понимать как образы речи, а не как действительность.

Но в то же время возможно и иное, "реалистическое" понимание. Во-первых, в Торе ложные боги отождествляются с бесами ("Жертвы приносят бесам" Двар 32:17), существование которых традиция не отрицает. Во-вторых, из многочисленных мест ТАНАХа мы знаем, что не только простолюдины из еврейского народа, но и израильские цари были вовлечены в идолослужение, именно потому что были убеждены в реальности иных богов (наряду с реальностью Бога Израиля). В третьих, еврейская традиция – и в дальнейшем я еще вернусь к этому вопросу отдельно – в том случае, когда речь заходит об инородцах, способна оценить идолослужение как служение частично истинное. Что же скрывается за пронизывающим ТАНАХ сочетанием неподдельной жизненности «чужих богов» и напряженного соперничества с ними?

Как минимум, в этом сочетании можно усмотреть свидетельство открытости Священной истории, провозглашение ее подлинности, ее «всамделишности».

Открытость истории

Устоявшиеся религиозные традиции склонны представлять действительность как задачник, в конце которого приводятся все правильные ответы. Людям хочется видеть Творца абсолютным монополистом истории, жестко контролирующим все ее этапы и раздающим в конце времен заранее заготовленные призы. Однако в 19-20-х веках с приходом массовой секуляризации стало казаться, что ситуация «выходит из под контроля», что Творец находится в такой же трагической ситуации, что и Его творение. Об этом открыто заговорили многочисленные религиозные мыслители, в той или иной мере порвавшие с традицией. Так, характеризуя творчество Кьеркегора, Шестов пишет: "Мы присутствовали при беспредельном наращивании ужасов в душе Кьеркегора, и в этой раскаленной атмосфере ужасов родилось то великое дерзновение, когда человеку начинает казаться дозволенным не только героев библейского повествования, но и самого Творца неба и земли сделать "хоть издали, совсем издали" таким же изнемогающим и замученным, как и он сам: и это есть момент зарождения экзистенциальной философии". При этом сам Шестов заявляет: «Страшный суд - величайшая реальность. На страшном суде решается, быть или не быть свободе воли, бессмертию души – быть или не быть душе. И даже бытие Бога еще, быть может, не решено. И Бог ждет, как каждая живая человеческая душа, последнего приговора». Николай Бердяев пишет в своем сочинении «Смысл истории»: «Свобода заключает в себе такое темное иррациональное начало, которое не дает никакой внутренней гарантии, что свет победит тьму, что божественно заданная тема будет разрешена, что дан будет ответ на заданную Богом тему о свободной любви. Свобода может быть «роковой», она может повести по путям победы тьмы, которые ведут к истреблению бытия»…». При этом, по Бердяеву «история зачинается в недрах Абсолютного, в самой Божественной жизни…».

Между тем своему новейшему «секуляристскому» видению Бердяев находит более ранних предшественников: «Тьма заложена до самого возникновения различия между добром и злом... Это глубже всего, и это и есть первоначальный исток, который составляет, как учит Бёме и вслед за ним Шеллинг, «темную природу в Боге». В природе Бога, глубже Его, лежит какая-то изначальная темная бездна и из недр ее совершается процесс теогонический»

По мнению некоторых исследователей, эта «темная природа в Боге», о которой учили немецкие мистики, была заимствована ими из каббалы. Воздерживаясь здесь от каких-либо параллелей, я тем не менее не могу не отметить, что в каббале имеются моменты, которые вполне позволяют говорить и об открытости истории, и о том, что она «зачинается в недрах Абсолютного». В этом отношении достаточно напомнить о каббалистическом учении «Швират а-келим» - «разбиении сосудов», - некой теогонической коллизии, предшествующей грехопадению человека, и в известном смысле, даже вообще творению мира.

Но эта тревожная концепция как раз и подразумевает, что даже в существовании самого Бога не все так ясно и благополучно; что "хоть издали, совсем издали", но Бог Израиля действительно может выглядеть "таким же изнемогающим и замученным", как и сам Его избранник. Именно этим можно объяснить то обстоятельство, что по ходу истории начинают обретать реальность Его супостаты, «чужие божества». Парадоксальные высказывания Торы, высказывания намекающие на реальность "Баалов", могут отражать именно эту сложную действительность. Ревность Всевышнего по отношению к «иным богам» - это ревность по отношению к тому, что не все идет так, как того «хотелось бы». Говоря о чужих богах и суде над ними, Тора в сущности говорит об открытости этого мира, о том что выйдя однажды из рук Творца, он вышел из них свободным, что в нем способна зарождаться его собственная, самочинная "божественность". Вера в торжество Божественной правды, вера в то, что «суд над богами» будет осуществлен, черпается из внутреннего мужества быть, а не из внешних догматических гарантий того, что все «под контролем».

ЗРЕНИЕ И СЛУХ («Ваэтханнан» 5767 - 26.07.2007)

Слова: «И сказал Бог» подразумевают: «Слушай, Израиль». Всевышний воспринимается своим народом прежде всего посредством слуха. Он невидим, но Его слово постоянно доносилтся до людей, чему ТАНАХ приводит множество свидетельств. Евреи верят ушами.

Слушай Израиль

В недельной главе «Ваэтханнан» мы читаем знаменитое исповедание иудейской веры, знаменитый девиз, объединяющий народ Израиля на протяжении веков: «Слушай Израиль, Господь, Бог наш, Господь один» (6:4).

Примечательно, что само это обращение «Слушай Израиль» встречается в нашей главе еще и в других местах (4:1, 5:1, 6:3).

Этот призыв, многократно повторенный, невольно побуждает воспринять его в несколько более широком контексте и представить слух как чувство, наиболее близкое еврейскому духу. В самом деле, Тора – это Слово, это обращение Всевышнего к Израилю. Многократно повторен в Торе оборот: «И сказал Господь Моше...» Даже и творился мир тем же самым речением: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет» (1:3)

Но речь предполагает слух, ориентируется на него. Слова: «И сказал Бог» подразумевают: «Слушай, Израиль». Всевышний воспринимается своим народом прежде всего посредством слуха. Он невидим, но Его слово постоянно доносилось до людей, чему ТАНАХ приводит множество свидетельств. Евреи верят ушами.

В одной своей лекции рав Моти Элон заявил, что слух важнее зрения. В подтверждение своей мысли рав привел слова Торы: "А весь народ видел голоса и пламя, и звук шофара, и гору дымящуюся» (Шемот 20:18). То есть даже зрение воспринимает все те же голоса, все тот же звук.

Это очень точное и интересное наблюдение, которое подтверждается, в частности, тем, что согласно письменной Торе Всевышний творил мир речью («И сказал Господь»), а согласно Торе устной, письменный текст… предшествуют устной речи.

В самом деле, везде и повсюду письмо признается лишь мертвящей фиксацией живого устного слова. "Веды", "Авеста" и пр. – все это исходно устное Предание. В основу же иудаизма положен именно текст (Торы), - текст, по сути предшествующий описанным в нем событиям. В древней каббалистической книге «Сефер Йецира» говорится относительно букв еврейского алфавита: «Бог начертал их, вытесал их, соединил их, взвесил их, поменял местами и посредством их создал все творения и все, чему назначено быть сотворенным».

Но если текст воспринимается глазами (средневековые еврейские мистики даже медитировали на буквах), то мы должны были бы заключить обратное, а именно, что зрение в иудаизме важнее слуха.

Но все дело в том, что письменность – это та же речь, вторичная, «зрительная» речь. Человек читает глазами, но понимает написанное он практически тем же центром, который воспринимает слышимое слово (речевой центр и центр письма расположены в тесном соседстве в лобовой доле левого полушария). Причем сами эти центры сформировались у него именно в ходе речевого общения. Письменность – это вторичная речь. Все дети сначала учатся говорить и лишь потом (тем же мозговым центром) писать и читать, и еврейские дети не исключение. Более того, невозможно выучиться читать, первоначально не проговаривая текст, не читая вслух. Таким образом, в письменности парадоксальным образом люди как бы слушают глазами!

Но тем самым, объявив вторичную слуховую функцию зрения ее первичной функцией, евреи как бы подчинили зрение слуху.

Буквы – то есть то, что видно - предшествуют, по их мнению, всему прочему видимому миру. Но это значит, что все, что вообще видимо – в своей основе все же слышимо!

Оставляя в стороне позицию философии (ищущую смысл по ту сторону видимого мира) можно сказать, что у народов, напротив, значение зрения в целом выше, чем значение слуха. Как собственно и гласит так называемая «народная мудрость», лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Христианство, правда, несколько изменило ситуацию, привив еврейское (и философское) отношение к Слову также и ко многих другим национальным культурам ("В начале было Слово"). Однако исходно среди народов зрение явственно доминирует, и не удивительно, что в период Ренессанса европейцы вновь стали превозносить зрение над слухом.

Так Леонардо да Винчи писал: “Живопись представляет чувству с большей истинностью и достоверностью творения природы, чем слова или буквы, но буквы представляют слова с большей точностью, чем живопись. Мы же скажем, что более достойна удивления та наука, которая представляет творения природы, чем та, которая представляет творения творца, т.е. творения людей, каковыми являются слова; такова поэзия и подобное, что происходит через человеческий язык”

В этой связи показателен один эпизод. Между Леонардо и Микеланджело возник спор по поводу какого-то темного места “Божественной комедии”. Микеланджело не ответил по существу, а с легкостью уступив Леонардо первенство на звание «знатока Данте», упрекнул его в том, что он не умеет отлить из бронзы коня. “Микеланджело повернулся спиной и пошел прочь, а Леонардо застыл на месте и от этих слов покрылся румянцем”, - сообщается в хронике.

Своеобразное преимущество промежуточного между слухом и зрением сценического искусства над чисто литературным произведением приводит Анатоль Франс: «Очень многие, неспособные составить себе ясное представление о прочитанном, могут дать довольно точный ответ о том, что они видели на сцене. Книгу читают, как вздумается, вычитывают из нее или, скорее, вчитывают в нее, что угодно. Книга представляет все работе воображения. Поэтому грубые и вульгарные умы получают от нее по большей части слабое, поверхностное удовольствие. Напротив, театр все показывает наглядно, избавляя от необходимости воображать. И поэтому он удовлетворяет подавляющее большинство» («Сад Эпикура»)

Очарование Рассказчика

Между тем в этом пункте опять же нет однозначности. Например, тот же Леонардо да Винчи всю жизнь мечтал написать портрет Беатриче, описанной поэтическим словом в «Божественной комедии», но так никогда и не был удовлетворен своей работой. Трудно поверить, но перо Данте так и оставалось выразительнее кисти Леонардо!

Я уже не говорю о том, что существует множество литературных произведений, которые очень трудно экранизировать. Классический пример тому роман Булгакова «Мастер и Маргарита».

Оставив в стороне проблему «мистических» неудач, преследующих почти все постановки и экранизации этого произведения, можно отметить, что и любая доведенная до конца экранизация (например, с тем же Басилашвили в роли Воланда) в целом разочаровывает. И это понятно. Притягательность романа «Мастера и Маргариты» - обеспечивается прежде всего блеском языка, который при любой самой добросовестной экранизации неизбежно исчезает. Интересны не только герой, его ужимки, место действия и предметы обихода, но и манера их описания. Ткните случайно в любую страницу и убедитесь в этом. Я например, наугад открыл следующее: «Дом назывался «Домом Грибоедова» на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя – Александра Сергеевна Грибоедова. Ну, владела, или не владела – мы точно не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было... Однако дом так называли. Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума» этой самой тетке, раскинувшейся на софе». Ну как, спрашивается, это все можно экранизировать?

В романе всегда присутствует Рассказчик, в которого (если роман удался) мы всегда в конце концов влюбляемся. То же и Тора. Мы любим ее ради ее Рассказчика. Евреи – народ книги и поэтому для них слух неизбежно оказывается важнее зрения.

Но в чем состоит сущностное различие между зрением и слухом? В чем суть конкуренции между этими чувствами? Прежде всего, по-видимому, в том, что слух связан со смыслом, с пониманием, а зрение – с цельным образным восприятием, никогда до конца не сводимым к пониманию.

Это становится особенно ясно, если мы обратимся не к самим органам «зрения» и «слуха», а к соответствующим отделам центральной нервной системы. Как уже было сказано, хотя книги мы читаем глазами, а речи слушаем ушами – за их восприятие в равной мере отвечает левая половина головного мозга. С другой стороны, хотя музыку мы слушаем ушами, она воспринимается правым полушарием, отвечающим за цельное образное – преимущественно зрительное восприятие.

Иными словами, мы связываем зрение с цельным восприятием, а слух с аналитическим в силу преимущественного использования этих органов чувств для соответствующих целей.

Правое и левое полушарие действуют на паритетной основе, полностью обмениваясь информацией и формируя единое восприятие и единое поведение цельной личности. В последнем же своем пределе зрение и слух восходят к двум именам Единого Бога. Имя Элоким соответствует разуму, аналитическому началу (слух), Четырехбуквенное Имя – соответствует мудрости – цельному познанию (зрение).

Таким образом можно сказать, что в последнем счете между зрением и слухом существует полный паритет. И при всем том, что еврейского Бога нельзя видеть, но можно слышать; при всем том, что в целом евреи склонны превозносить слух над зрением, в Талмуде (Рош Ашана 25.б) также сказано: "да не будет слух больше зрения". А в нашем недельном чтении говорится не только «Слушай», но и «Смотри» (4:5)

ОТНОШЕНИЕ К ЯЗЫЧНИКАМ ("Ваэтханнан" 5768 - 15.08.2008)

Изменения в отношении к язычникам наметились достаточно давно – во времена Талмуда и даже раньше. И это понятно, с некоторых пор многие язычники утратили непосредственную веру в своих богов и участвовали в культах лишь из уважения к обычаю предков, понимая их аллегорически. Такой подход стал распространяться еще в период Второго Храма, мудрецы не могли этого не замечать, и очень может быть, что законы, ущемляющие неевреев, были включены в Мишну в качестве собственного еврейского "обычая отцов", а не как действовавшее в ту пору законодательство…

Милость и жестокость

В недавних своих статьях, посвященных антисемитизму, я объяснял талмудические дискриминационные постановления относительно неевреев тем, что они касаются лишь древних язычников, а не современных монотеистов и агностиков. Но в какой мере "древние язычники" заслуживают такого отношения, которое предписывает Гемара (не убивай язычника, но и воздерживайся от его спасения, в том числе не помогай языческой роженице приводить на свет ее чадо). В какой мере было оправдано истребление целых языческих народов?

В сегодняшней недельной главе "Ваэтханнан" мы читаем: "Когда введет тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идешь для овладения ею, и изгонит многие народы от лица твоего: Хэйтийцев и Гиргашеев, и Эморийцев, и Кнанеев, и Перизеев, и Хиввийцев, и Йевусеев, семь народов, более многочисленных и более сильных, чем ты, И предаст их тебе Господь, Бог твой, и ты поразишь их, то совершенно разгроми их, не заключай с ними союза и не щади их. И не роднись с ними: дочери твоей не отдавай за сына его, и дочери его не бери за сына твоего; Ибо отвратят сына твоего от Меня, и они будут служить иным божествам, и возгорится гнев Господа на вас, и Он истребит тебя скоро. Но так поступайте с ними: жертвенники их разрушайте и памятники их сокрушайте, и ашейрим (кумирные деревья) их вырубите, и изваяния их сожгите огнем" (7:1-5).

В этих словах, как и во многих других в Танахе, некоторые усматривают «жестокость Бога Израиля». Тот же Шахак с возмущением пишет: "Все эти народы должны быть полностью, до последнего младенца, истреблены, причем Талмуд и талмудическая литература повторяют библейские призывы к уже, казалось бы, нерелевантному геноциду давно несуществующих народов с большим жаром".

Действительно, Бог Израиля не всегда «сжаливался»: Он иногда искоренял целые народы, а однажды уничтожил даже все допотопное человечество. Но то, что кажется жестокостью благополучному человечеству, наблюдающему за текущими событиями из своего уютного далека, нередко в действительности является милостью, и наоборот. «Проявляющий милость к жестокому – жесток к милосердным», - учит нас Гемара. Проявил ли бы милость наш сытый обладатель прекрасной души к маньяку, со смехом выкалывающему глаза его детям, или сатанисту, приносящего их в жертву вместе с дворовыми кошками? Стал ли бы он всего лишь убеждать их в неправильности такого поведения? Нет сомнения в том, что даже тягчайшие убийцы – тоже люди, созданные по образу и подобию Божиему, но не является ли их изоляция от человеческого общества – в своем пределе смертельная изоляция - проявлением милости не только к их жертвам, но и к ним самим?

Язычники древности, несомненно, были очень мало похожи на современное цивилизованное общество потребления, привыкшее к правам и свободам как к самим собой разумеющимся. Для тех семи языческих народов, перечисленных в приведенном пасуке, которых по воле Всевышнего искоренял Израиль, самими собой разумеющимися были как раз безжалостные убийства. "Жестокие" законы Торы против идолослужителей - это лишь один из фронтов той войны, которую объявил язычеству Всевышний. Вот как говорит о том сама Тора: "Когда истребит Господь, Бог твой, народы, к которым ты идешь, чтобы изгнать их от себя, и ты изгонишь их, и поселишься в земле их, остерегайся, чтобы ты не попал в сети, следуя им, по истреблении их от лица твоего, и не искал богов их, говоря: "как служат народы эти божествам своим, так буду делать и я". Не делай так Господу, Богу твоему; ибо все, чего гнушается Господь, что Он ненавидит, делали они божествам своим; ведь даже сыновей своих и дочерей своих сжигают они на огне божествам своим» (Двар 2:29-31).

В эпоху патриархов, в эпоху исхода евреев из египетского рабства целые регионы были заселены чудовищами: человеческие жертвоприношения были широко распространены, в том числе даже у греков. Достаточно сказать, что не только сожжения на костре, но даже распятия на крестах исходно являлись не наказанием, а… "богослужением". Заставляя живых людей агонизировать на протяжении часов, а порой и дней, древние ливанцы и финикийцы надеялись умилостивить своего бога Таммуза и повысить урожайность своих угодий. Что же касается оргических культов, сопровождавшихся всеобщим блудом, то еще в период Второго храма ему предавались даже просвещенные греки (во время «дионисий»). Кстати, именно повсеместным распространением подобных культов объясняется так возмущающая Шахака талмудическая презумпция того, что все нееврейки – распутницы.

Итак, Тора объявила войну приверженцам развратных и изуверских культов, проживающим в непосредственной близости от еврейского народа. Однако при всем этом иудаизму чужда идея "джихада", идея насильственного подчинения народов своей вере. Иудаизм непримирим лишь по отношению к изуверским, каннибалическим культам, и приверженцев именно этих культов Гемара не обязывала спасать и помогать производить на свет.

Обычай отцов

Дискриминационные законы по отношению к язычникам, таким образом, можно квалифицировать как законы военного времени, и неудивительно, что они были упразднены в эпоху, когда истина монотеизма восторжествовала. Между тем важно отметить, что практика уклонения от оказания помощи язычнику, по всей видимости, была упразднена гораздо раньше, чем возникло христианство - еще в период Второго Храма.

Рав Хаим Давид Галеви в своей книге "Осе леха рав" (стр 63), рассматривая отношение иудаизма к христианству, касается и более широких аспектов этого вопроса. Так, он пишет: "При всем том, что христианство иногда принято считать язычеством – это неверно… Среди законоучителей Рамбам является единственным, кто придерживается такого мнения…. В христианстве имеются языческие элементы. Вера в троицу противоречит единству Всевышнего, а распространение статуй, изображений и крестов, которые признаются "святыми", безусловно, относится к идолослужению. И все же это совсем не то идолослужение, которое имело место в древние времена и к которому галаха относится со всей строгостью. Более того, даже к тому древнему исконному идолослужению, которое практиковали законченные язычники, в Талмуде имеются первые признаки умеренного отношения. Мы учили: "Идоложертвенное расценивается как падаль и оскверняет" (Хулин 13). Тем не менее, Гемара делает различие и в этом случае. Она различает между фанатичным язычеством, к жертвоприношениям которого недопустимо приближаться, и идолослужением рутинным, о котором сказал рабби Йоханан, что вне Эрец Исраэль имеются инородцы, которые практикуют язычество как обычай своих отцов…. По моему мнению, во времена Талмуда даже настоящих служителей звезд и созвездий считали лишь придерживающимися обычаев… С этой точки зрения можно сказать, что даже согласно Рамбаму христиане нашего времени – не настоящие идолослужители… "

Итак, изменения в отношении к язычникам, безусловно, наметились достаточно давно – во времена Талмуда и даже раньше. И это понятно, с некоторых пор многие язычники утратили непосредственную веру в своих богов и участвовали в (заведомо неизуверских) культах лишь из уважения к обычаю предков, понимая их аллегорически. Такой подход стал распространяться еще в период Второго Храма, мудрецы не могли этого не замечать, и очень может быть, что законы, ущемляющие неевреев, были включены в Мишну в качестве собственного еврейского "обычая отцов", а не как действовавшее в ту пору законодательство. Важно знать, какова была практика. А из той же Гемары (комплекс законов "даркей шалом"), мы ясно видим, что существовало немало язычников, с которыми сыны Израиля стремились поддерживать добрососедские отношения: "Следует предоставлять работу инородцу наравне с евреем, следует навещать больного инородца наравне с евреем, следует предавать погребение инородца наравне с евреем, ради мира" (Гитин 61.а).

В Иерусалимской талмуде (Бава кама 4:3) приводится история о том, как два римлянина, учившиеся в йешиве Гилеля, уличили еврейский закон в несправедливости к инородцам. Они привели ряд примеров, в частности, закон, запрещающий еврейке помогать нееврейской роженице, а также двойной стандарт в некоторых имущественных вопросах. В Талмуде говорится, что в тот же миг Гилель отменил неравенство в имущественной сфере, на основании "поругания Имени". Между тем о помощи роженицы в этом отрывке не говорится ничего. Очень может быть, это связано с тем, что закон этот попросту был отменен еще раньше, то есть считался относящимся лишь к язычникам, придерживающимся изуверских культов.

Из посторонних источников также видно, что евреи помогали инородцам еще в то время, когда Храм существовал. Например, в своем сочинении "Против Апиона" историк Йосиф Флавий пишет, что иудейский Законодатель "определил все, что необходимо давать всем нуждающимся без различия, а именно, им должно доставлять огонь, воду, пищу, указывать дорогу, непогребенного не оставлять без предания земле. Следует быть гуманным в своих постановлениях даже относительно врагов. Так, он не позволяет опустошать страну огнем и не разрешает срубать плодовые деревья. В одинаковой мере он запрещает грабить павших в битве, а относительно пленных он распорядился, чтобы они не подвергались ни малейшему насилию, особенно женщины. Он так развил в нас мягкосердечие и гуманность, что не забыл даже бессловесных животных". (Против Апиона. Книга 2. 29.)

ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА ("Ваэтханнан" 5766 - 03.08.2006)

Лучший из миров

В недельной главе «Ваэтханнан» Моше приводит Десять Заповедей, которые считаются теми заповедями, которые были начертаны на вторых скрижалях и которые незначительно отличались от предшествующих.

В частности, на первых скрижалях заповедь о почитании родителей выглядела следующим образом: «Чти отца твоего и мать твою, дабы продлились дни твои на земле, которую Господь Бог твой дает тебе» (Шмот: 20.12)

На вторых скрижалях эта же заповедь была представлена в следующих словах: «Чти отца твоего и мать твою, как повелел тебе Господь Бог твой, чтобы продлились дни твои и чтобы хорошо было тебе на земле, которую Господь Бог твой отдает тебе» (Дварим: 5.16)

Магараль пишет в «Дерех хаим» (на «Перкей Авот» 2.11): «То хорошее, что есть в сотворенном, сообщает всем творениям действительность и существование, в противном случае они бы не существовали вовсе. То есть когда мы видим создания, то их существование обеспечивается тем хорошим, что есть в них. Так первые скрижали завета не устояли, потому что в них не было сказано: и хорошо тебе будет».

Этот подход в сущности лишь другими словами перелагает традиционный взгляд на преуспевание грешника и страдания праведника.

Согласно этому подходу, праведник наказывается в этом мире за немногие имевшиеся у него грехи, а в грядущем мире получает награду за свои многочисленные добрые дела. Грешник же в этом мире получает награду за имеющиеся у него положительтные качества, а в грядущем мире сполна подвергается наказанию за свои злодеяния.

Но тем самым, - а Магараль подчеркивает именно это - и когда мы видим преуспевание злодея, и когда мы видим страдания праведника, мы должны концентрироваться на хорошем, замечать хорошую сторону, которая в обеих ситуациях присутствует.

Если нечестивец процветает, то не иначе как за счет каких-то своих положительных качеств. Однако он скоро прекратит свое существование, так как для вечности этих качеств недостаточно.

По своему это учение перекликается с известными словами Лейбница, что мы живем в лучшем, то есть наиболее хорошем из всех возможных миров.

Коррективы времени

Но что такое «хорошо» и что такое «плохо»? Согласно традиционному взгляду, хорошо то, что сотворено или предписано Творцом, а плохо то, что отклонилось от пути Творца.

Между тем нет сомнения в том, что Новое время внесло в этот, казавшийся всегда достаточно ясным, вопрос свои коррективы. Прежде всего изменилось отношение к «инакомыслию».

Действительно, испокон веков с точки зрения традиции «нечестие» касалось не только дел, но и образа мыслей человека.

Как явствует из трактата Сангедрин, вечности не удостаивается не только практикующий злодей, но и мухи не обидевший «инакомыслящий», а именно еврей, отрицающий воскресение мертвых, божественное происхождение Торы, читающий запрещнные книги и т.д.

Иными словами, люди этой категории существуют в этом мире благодаря каким-то своим достоинствам. Например, благодаря тому, что не обижают даже мух, но в мире грядущем их ждет быстрый и правый суд.

На этом самоочевидном подходе базировалась и христианская практика борьбы с ересями. Так Фома Аквинский писал: "Извращать религию гораздо более тяжкое преступление, чем подделывать монету, которая служит для удовлетворения потребностей временной жизни. Следовательно, если фальшивомонетчиков, как других злодеев, светские государи справедливо наказывают смертью, еще справедливее казнить еретиков, коль скоро они уличены в ереси"

Непросто найти положение, которое было бы труднее принять современному человеку чем это.

На протяжении веков стало ясно, что запретить свободный интеллектуальный поиск не только невозможно, но и духовно пагубно, что независимый критический подход «хорош», а борьба с ним – «плоха».

Итак, понятия «хорошо» и «плохо» в Новое время решительно трансформировались.

Агностицизм, то есть осознание невозможности достижения достоверных знаний в духовной сфере, сделался неотъемлемым элементом любого корректного мировоззрения.

Сартр пишет: «Мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой – в светлом царстве ценностей – у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки и у нас нет извинений»

Однако это не значит, что смысла нет. Он есть, но по меткому выражению Ницше, оказывается лежащим «по ту сторону добра и зла».

Виктор Франкл отмечает: «Достижим ли смысл? Возможно ли вновь оживить утерянные традиции или даже утраченные инстинкты? Или же был прав Новалис, заметивший однажды, что возврата к наивности уже нет, что лестница, по которой мы поднимались, упала?

Попытка дать человеку смысл свелась бы к морализированию. А мораль в старом смысле слова уже доживает свой век. Через какое-то время мы уже не будем морализировать, мы онтологизируем мораль. Добро и зло будут определяться не как нечто, что мы должны делать или соответственно делать нельзя; добром будет представляться то, что способствует осуществлению человеком возложенного на него и требуемого от него смысла, а злом мы будем считать то, что препятствует этому осуществлению».

Это требование времени хорошо усвоили многие религии. В частности практически все западно-христианские конфессии почти полностью прекратили взаимное переманивание верующих.

Традиционный модернизм

Между тем иудаизм, как религиозная традиция, стоит достаточно близко к пониманию добра как самостоятельного поиска смысла. Традиция иудаизма содержит целый ряд прозрений, предвосхищающих современный агностический подход.

Так комментаторы обращают внимание на то, что после каждого дня творения Всевышний смотрел на дело рук Своих и «видел Бог, что хорошо». Однако в шестой день, после того, как Он сотворил человека, Всевышний воздержался от соответствующей реплики и отнес ее ко всему творению, а не специфично к шестому дню: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (1.31.)

Это обстоятельство комментаторы объясняют тем, что человек не создан ни хорошим, ни плохим, что он просто создан. Хорошим ему надлежит стать самому, более того, хорошо для человека – это именно стать самому.

Излишне напоминать, что это древнее истолкование слов Торы предвосхищает прославленную сартровскую максиму: «в человеке существование предшествует сущности». Другими словами, человек волен сделать своей сутью зло или добро, но исходно никакой сути у него нет.

В своем сочинении «Путь Творца» Луцато пишет: "Творец пожелал, чтобы у человека была возможность свободно выбирать между добром и злом, и поэтому создал его независимым в этом от кого бы то ни было. И наоборот, Всевышний дал человеку силу быть побудительной причиной изменения самого мира и его творения согласно тому, что он выберет по своему желанию»

Итак, традиция иудаизма имеет свои генуинные средства избегать морализирования и взыскивать смысл как таковой. Другими словами, оставаясь вполне жесткой традицией, иудаизм способен взаимодействовать с миром ценностей, лежащих по ту сторону добра и зла. Иудаизм, как религия, способен выделить внутри себя зону свободного поиска смысла, поиска, с которым он будет способен продуктивно содружествовать.

К сожалению, эти возможности слабо используютя традицией, к сожалению, многие ловцы заблудших еврейских душ идут напролом, и обретя одну душу, отпугивают по меньшей мере две другие.

ИЗБРАННАЯ ЭПОХА («Ваэтханнан» 5765 - 18.08.2005)

Для Своего явления Всевышний выбрал не только гору Синай, но также и 2448 год от сотворения мира. И оценить мудрость Всевышнего значит одновременно оценить также и мудрость такого решения. Всевышний желает видеть свой народ в каком-то аспекте вечно принадлежащим тому моменту, той исторической эпохе.

«Справедливые законы»

В недельной главе «Ваэтханнан» мы читаем: «Храните же и соблюдайте и исполняйте, ибо это мудрость ваша и разум ваш пред глазами народов, которые, услышав обо всех этих уставах, скажут: «как мудр и разумен народ, этот великий народ». Ибо кто такой народ великий, к которому боги были бы столь близки, как Господь Бог наш, при всяком взывании нашем к Нему? И кто такой народ великий, у которого уставы и законы справедливы, как все это учение, которое я даю вам сегодня» (4.6-8).

Как нам следует понимать это пророчество?

Вроде бы никогда до сих пор народы не выражали особого восхищения законами Моисея. Над еврейскими обычаями насмехались и древние греки, и древние римляне. Более того, даже после того, как эти народы формально признали боговдохновенность Торы, их отношение ничуть не изменилось. Так, христианский апологет Иустин, не напрасно прозванный Философом, в следующих словах выразил общее «здравое» отношение народов к законам Торы: «Что же касается до чрезмерной разборчивости иудеев в пище, их суеверия в соблюдении субботы, тщеславия своим обрезанием, лицемерия в постах и новомесячиях, - все это так смешно и не стоит слова, что, думаю я, нет нужды тебе узнать об этом от меня… Также не достойно ли осмеяния тщеславиться уменьшением плоти как свидетельством особенного избрания, как будто за это они преимущественно возлюбленны Богом?»

Так относились к законам Торы в целом принявшие ее христиане два тысячелетия назад. А ведь с тех пор общая правовая и законодательная культура народов настолько развилась, что ожидать с их стороны восхищения законами Торы в будущем становится все труднее и труднее.

Со своей стороны еврейская традиция считает, что народы в принципе не способны понять смысла законов Торы, особенно «хуким». И уж по меньшей мере никто в Израиле не надеется, что когда-нибудь народы посчитают «справедливой» смертную казнь за нарушение субботы.

Например, в связи недельным чтением «Хуккотай» Раши пишет: «Сатан и народы досаждают евреям, говоря: «Что это за заповедь такая и какой в ней смысл?». Поэтому написано: «Вот установления («хуккотай») Торы», т.е. таков Мой указ и ты не должен искать ему объяснения».

Более того, устная традиция запрещает преподавать неевреям законодательную часть Торы, связанную не с ними, а с евреями.

Но как тогда эти народы вообще могут «услышать» разъяснения по поводу этих «уставов и законов» (хуким и мишпатим), если от них предписано эти законы скрывать?

Классический комментарий безмятежно минует эти вопросы. Так Раши ограничивается тавтологией и по поводу слов: «ибо в том ваша мудрость и проницательность ваша....» пишет: «Благодаря этому будете сочтены мудрыми и прозорливыми в глазах народов».

А претендующий на «просвещенный взгляд» комментарий XIX века «Сончино» в этой связи сообщает: «После того, как Александр Македонский завоевал Азию, эллинистический мир получил возможность познакомиться с евреями. Просвещенные носители эллинистической культуры, для которых монотеизм был совершенно новой идеей, высоко оценили философскую систему Торы и образованность еврейского народа (Дж. А. Смит). Но цель Творца - не только возвеличить сынов Израиля и придать им значимость в глазах народов мира, но и заставить их признать тот факт, что Божественное Провидение управляет историей человечества. Неожиданное появление на исторической арене племен, более двух столетий находившихся в рабстве, которые предстали как высоко организованный, процветающий и умеющий защитить себя народ, вызвало удивление мира. Люди пытались найти ответ на вопрос: "В чем секрет величия Израиля?". Поняв, что в основе всех достижений избранного народа лежит непоколебимая решимость исполнять Божественную Волю, они начали осознавать величие Бога Израиля. Этот стих Торы раскрывает нам суть миссии Израиля как избранного народа».

И далее: «Хорошо известно, что закон Торы представляет собой уникальную правовую и этическую систему, направленную на установление законности и справедливости в обществе. Человеческое общество усвоило принципы гуманности не благодаря Греции, а благодаря Израилю. Тот, кто не хочет видеть в книгах Торы записанное слово Всевышнего, прозвучавшее в момент раскрытия Божественного Присутствия, должен признать, что евреи являются сверхлюдьми, в корне изменившими ход мировой истории. Вклад еврейского народа в развитие нравственных основ общества был отмечен многими неевреями, в частности Львом Толстым».

Но в том-то и дело, что народы, принявшие такой общегуманитарный смысл «моисеева закона», отвергли при этом смысл собственно еврейский! В том-то и дело, что в глазах народов собственно еврейское понимание законов Торы выглядит ложным! А христиане, извлекшие из Торы «принципы гуманности», с презрением выбросили из нее обрезание и субботу.

Что же тогда значит приведенное пророчество? Как оно может сбыться?

Как мы можем ожидать, что народы признают законы Торы «справедливыми» не в том своем общегуманитарном смысле, на который напирают Иустин Философ, Лев Толстой и «Сончино», а в смысле собственно еврейском?

Этот вопрос заслуживает самого тщательного изучения. На мой взгляд, понять мудрость законов Торы можно только поняв мудрость избрания.

В принципе народы не хуже чем евреи способны признать и оценить справедливость разделения человечества на Израиль и народы, а специфические законы Торы как раз и являются таким разделением: Тора целиком предложена Израилю, но лишь частично предложена народам, причем сделано это таким образом, чтобы евреи посредством Торы отличались от народов.

Именно в осмыслении тайны избрания (т.е. тайны выделения «Своего» удела Тем, кому и без того принадлежит все) следует искать основание для всеобщего признания правды иудаизма. Зачем Всевышний избрал Израиль? Зачем Он создал человечество в человечестве? В трактате Бава Мециа (114) сказано относительно значения слово «человек»: «вы зоветесь человеком, а не они (народы) зовутся человеком». Однако при этом поясняется, что в одних случаях под словом «человек» имеется в виду все человечество, а в других только Израиль: везде, где в письменно и устной Торе пишется человек без артикля (адам), речь идет о евреях, а там где с определенным артиклем (а’адам) - о народах. Таким образом, приведенное выражение из Талмуда призвано лишь пояснить, в каких случаях под словом «человек» понимаются все люди, а в каких только евреи.

Но это значит, что традиция признает Израиль вторым человечеством, не отрицая смысла человечества первого.

Древний народ

Это объяснение имеет еще один любопытный аспект, а именно аспект исторический. Трудно спорить с тем, что вечные законы Торы давались людям определенной эпохи и определенных понятий, что они ориентируются на нечто присущее «своему времени».

Это можно в первую очередь видеть на примере тех законов, которые со временем утратили свою актуальность. Например, законы, допускающие многоженство или предписывающие левиратные браки. Не говоря уже о законах, которые не только не будут считаться современными людьми «справедливыми», но будут признаны дискриминационными. Как, например, можно признать «справедливым» закон, хотя и ограничивающий, но все же признающий институт рабства?

Но при этом характерно, что иудаизм утверждает, что все законы Торы хороши и неизменны. По сути это означает лишь то, что облик иудея в принципе привязан к определенному историческому моменту, что избранными оказываются не только народ, не только Земля, но и… определенный период истории. Итак, Всевышний избрал время не только в виде субботы, не только в виде ежегодно повторяющихся праздничных дат, но Он избрал его также и в виде определенной эпохи.

Для Своего явления Всевышний выбрал не только гору Синай, но также и 2448 год от сотворения мира. И оценить мудрость Всевышнего значит одновременно оценить также и мудрость такого решения. Всевышний желает видеть свой народ в каком-то аспекте вечно принадлежащим тому моменту, той исторической эпохе.

Мудрость Всевышнего явилась также и в том, чтобы обитая в современном ему мире, Израиль всегда оставался бы одновременно и «древним народом».

Иными словами отделив евреев, от всех прочих народов, Всевышний также невольно отделил и эпоху исхода от всех прочих эпох, отделил тот исторический момент от всех последующих Им порожденных исторических моментов.

Приспосабливаясь к меняющейся действительности, Законы Торы «не устаревают», а обнаруживают скрытые в них смыслы в новых условиях.

Евреи - это не только жители Земли Израиля, но и посланники древности, ревнующие о вечном исполнении даже тех обычаев и установлений, которые казалось бы носят «временный» характер.

И если мы усматриваем мудрость в избрании Израиля, то мы усмотрим мудрость и в избрании эпохи. Во всяком случае, евреи любят эту эпоху, любят ее также трепетно, как человек любит пору своего детства. И это совершенно «справедливо».

ДВА ИМЕНИ ЕДИНОГО БОГА («Ваэтханнан» 5764)

Две скрижали

В недельном чтении «Ваэтханнан» - с небольшими вариациями – вновь приводятся Десять заповедей. Однако в связи с этим чтением я бы хотел сегодня обратиться не столько к самим заповедям, сколько к тем скрижалям, на которых они были вытесаны.

В известной пасхальной песне, посвященной религиозным смыслам различных чисел - от одного до тринадцати, - относительно двух поется: Два – это две Скрижали завета.

Ответ, следует заметить, весьма неожиданный. Не Адам и Хава, не душа и тело, не два светила на небосводе, не Два Храма в Иерусалиме, не Две Торы (Письменная и Устная), не два мира (верхний и нижний, а также нынешний и грядущий), а Две Скрижали, т.е. в песне упомянуто именно то, что таково скорее по форме, чем по сути.

Действительно, вроде бы нет никакой внутренней необходимости в том, чтобы Десять Заповедей были размещены именно на двух скрижалях. Ведь «суть» представляют собой сами заповеди, которые вполне могли бы быть записаны и на одной скрижали, и на трех? Почему вопрос дизайна должен представлять какой-то интерес и отодвигать содержательные предметы (два Храма или две Торы)?

В связи с числом Два в еврейскую голову приходят в первую очередь именно Две скрижали Завета, и это, по всей видимости, свидетельствует о том, что в первую очередь для нее важна сама парность (а даже не то, чего она парность).

Выделение в качестве символа числа «два» именно двух скрижалей Завета как бы подчеркивает, что мир держится на парности как таковой, чего бы мы не касалась. Слова Мидраша, что после сотворения мира Всевышний занят лишь сочетанием брачных пар, истолковывается мудрецами в том смысле, что Всевышний «сочетает противоположности», как сказано в книге «Коэлет»: «Также и одно напротив другого сделал Бог».

Парность обнаруживает себя уже на уровне чисел, которые традиционно делятся на четные и нечетные. Действительно, не случайно, что кратность числу два представляется как какая-то фундаментальная характеристика чисел. Ведь никто не подразделяет числа на троичные, пятеричные и т.д. то есть кратные трем или пяти.

Итак, Десять Заповедей распределены по пять на двух скрижалях в силу парности всего сущего. На одной скрижали были записаны пять заповедей, посвященных взаимоотношениям между человеком и Богом, и на другой - пять заповедей, посвященных взаимоотношениям между человеком и человеком.

Таким образом, «субъектами» парности в данном случае оказываются «религия» и «государство». Они должны быть разделены, хотя они друг без друга и не мыслимы.

Однако на этом парность, связанная со скрижалями, не заканчивается. Действительно, уместно обратить внимание на то, что не только самих скрижалей было две, но что и самих пар также была пара: первые и вторые скрижали.

Согласно традиционному пониманию, вторая редакция Десяти заповедей, приведенная в главе «Ваэтханнан», соответствует вторым скрижалям, данным взамен первых, разбитых Моше после греха золотого тельца.

Заповеди на двух новых скрижалях располагались так же, как и на двух первых – по пяти на каждой, и так же первые посвящены взаимоотношениям между человеком и Богом и вторые - между человеком и человеком.

Чем же отличается вторая пара скрижалей от первой, и могут ли они сами составить собой пару?

Среди прочих деталей можно отметить, что на вторых скрижалях было написано «Почитай отца твоего и мать твою, как повелел тебе Господь Бог твой, чтобы продлились дни твои и чтобы хорошо было тебе на земле, которую Господь Бог дает тебе» (Двар 5.16), в то время как на первых было сказано: «Почитай отца твоего и мать твою, дабы продлились дни твои на земле, которую Господь Бог дает тебе» (Шмот 20.12)

В «Дерех Хаим» (стр 99) Магараль пишет, что первые скрижали были разбиты потому, что в них отсутствовало слово «хорошо».

Таким образом первые скрижали держались за счет качества суда, - и точно так же, как и мир, построенный на этом качестве, - не устояли. Вторые же скрижали построены были на суде и на милости, и устояли, как и мир, основанный на суде и на милости.

Итак, Две пары скрижалей можно свести к двум именам Всевышнего, к имени Элоким, соответствующему мере суда, и к Четырехбуквенному имени, соответствующему качеству милости.

Вниманию читателей

Читатели, следящие за моими публикациями, по всей видимости, уже обратили внимание на то, что всякую встречающуюся в Торе парность я имею склонность сводить к двум именам Единого Бога, а именно к имени Элоким и к Четырехбуквенному имени. Этим наблюдательным читателям я бы хотел сообщить, что объединил статьи, посвященные теме Двух Божественных Имен, в одну книгу под общим названием «Два имени Единого Бога», которая увидела свет в издательстве «Гешарим».

Книга представляет собой сборник комментариев к полному годовому кругу недельных чтений Торы, публиковавшихся в рамках рубрики «Еврейская жизнь» на протяжении четырех последних лет, и дополнительно переработанных в свете идеи двух имен Всевышнего.

Мне видится, что исповедание Двух Имен - это одно из самых глубинных прозрений иудаизма, о котором в то же время мало известно, а если и известно, то лишь как о некой фольклорной периферической идее, а вовсе не как о центральной теологической концепции.

Теология Двух Имен, насколько мне известно, действительно никем никогда последовательно не разрабатывалась. Но вместе с тем она на каждом шагу подразумевается, и вполне могла бы послужить теоретической основой иудаизма.

В самом деле, уча о том, что Бог един, всякий монотеизм сталкивается с фундаментальной трудностью. Единое нельзя ни с чем соотнести, нельзя идентифицировать, нельзя мысленно зафиксировать, а потому в последнем счете нельзя и исповедать. Книга Рамбама «Морэ невухим» - по сути одно сплошное доказательство того, что между самим Единым и Его исповеданием пролегает бездонная пропасть.

Пока мы рассматриваем Всевышнего как Творца, жить еще как-то можно. Пара наличествует: Творец – творение (в иудаизме такого рода теология именуется «маасе берешит»). Однако всякая попытка рассмотреть Его Самого по Себе вне связи с миром («маасе меркава») наталкивается на фундаментальные противоречия. Если он Един, то сравнивать Его не с кем, а следовательно невозможно и мыслить.

В ряде случаев монотеизм следует по тропе, проторенной неоплатонизмом, предлагая так называемую апофатическую теологию. Однако если бы монотеистические теологи ограничивались только апофатической теологией, они были бы чистыми неоплатониками, а не исповедниками Бога Израиля.

Как же монотеистические религии могут выходить и выходят из этого положения?

Как известно, христианство решило проблему Единого, провозгласив догмат троицы. Вот как вырисовывает эту ситуацию православный теолог В.Н.Лосский: «Апофатизм, свойственный богомыслию Восточной Церкви, не тождествен безличной мистике, опыту абсолютной Божественной внебытийности, в которой исчезает как человеческая личность, так и Божественное Лицо. Предел, которого достигает апофатическое богословие... это не есть какая-то природа или сущность; это также и не лицо, это – нечто, одновременно превышающее всякое понятие природы и личности, это – Троица».

Согласно христианской догматике Бог един в трех лицах. Человек может зреть Единого Бога, потому что внутри Себя Он представлен тремя Лицами. Между ними существует иерархическая, но не сущностное различие.

В триединстве провозглашается в сущности тот самый принцип, который мы некогда сформулировали в общем виде в отношении общины: личность – это всегда часть, но одновременно так же и все то целое, чего она часть.

Вот как выражает это положение Лосский: «Речь здесь идет не о материальном числе, которое служит для счета и ни в какой мере не приложимо к области духовной, в которой нет количественного возрастания. В частности, когда это число относится к нераздельно соединенным Божественным ипостасям, совокупность которых («сумма», если выражаться не совсем подходящим языком) всегда равна только единице (3 = 1), тройственное число не является количеством, как мы это обычно понимаем: оно обозначает в Божестве неизреченный Его порядок».

Таков подход христиан. Ислам, слывущий последовательным монотеизмом, не идет дальше соотнесения Единого с его атрибутами.

В сущности это трюк, так как атрибуты выражают отношение к миру, и поэтому эта теология является разновидностью теологии «маасе берешит», а не «маасе меркава».

Может создаться впечатление, что в учении о двух именах Единого Бога и в учении о десяти сфирот иудаизм (на интеллектуальном уровне) движется по стопам ислама, а именно говорит об атрибутах Единого.

Однако дело в том, что диалектика двух имен гораздо глубже, чем взаимодействие атрибутов, хотя, разумеется, Два Имени действительно характеризуются свойствами атрибутов: Имя Элоким соответствует суду, Четырехбуквенное Имя – милости. Однако в первую очередь это все же Имена, а не качества, и их легче понять как два субъекта внутреннего диалога, а потому и как предмет «маасе меркава».

Если так позволительно выразиться, в двух Своих Именах Всевышний ведет внутреннюю беседу с Самим Собой. Он един, но двоится во внутреннем диалоге.

При этом важно отметить, что эта логика принципиально основывается на паре и последовательно уклоняется от перехода в триединству. Для иудаизма субъект – это всегда пара субъектов, хотя в этом смысле он и третий субъект. Однако этот третий субъект внешний, а не внутренний по отношению представляемой им паре.

В книге «Дерех Хаим» (стр 102) Магараль в следующих словах выражает эту логику: «У человека имеется три аспекта. Один аспект со стороны сил душевных, второй со стороны сил телесных, и третий со стороны человека самого. Потому что не эти отдельные части существуют сами по себе, а третий аспект включает в себя два других – душевный и телесный».

Иными словами, душа и тело являются парой, образующей цельного человека. Этот цельный человек – третья действительность, однако это действительность пары. Но эта же самая логика обнаруживается в диалектике Двух Имен. Например, некоторые евреи сопровождают выполнение многих заповедей следующим посвящением: «Во Имя единства Пресвятого, да будет Он благословен, и Шехины Его» («Пресвятой» соответсвует Четырехбуквенному имени, «Шехина» – имени Элоким). Здесь Единство мыслится именно как третья действительность, но в то же время воспринимается она как пара Двух Имен, а не как третье дополнительное Имя.

Пара Имен как следующее Единство (по отношению к каждому из Имен в отдельности) связано не с внутренним, а с внешним диалогом, т.е. оно относится к диалогу между Творцом и творением.

Со своей стороны христианство рассматривает Единство именно как внутреннюю, а не как внешнюю характеристику. Григорий Богослов в следующих словах сопоставляет христианский и еврейский подходы: «Троица замыкается в совершенстве, ибо Она первая преодолевает состав двоицы. Таким образом Божество не пребывает ограниченным, но и не распространяется до бесконечности. Первое было бы бесславным, а второе – противоречащим порядку. Одно было бы совершенно в духе иудейства, второе – эллинства и многобожия».

Я не знаю, что конкретно имел в виду Григорий Богослов, утверждая, что иудеи «бесславно» фиксируются на «двоице», но попал он, похоже, в самую точку. Как бы то ни было, представление о двух Именах может лечь в основание оригинальной иудейской теологии, с началами которой интересующиеся могут познакомиться в моей книге «Два имени единого Бога».

В Израиле книга должна появиться на прилавках в ближайшие две недели. Заказать ее можно в издательстве «Гешарим» по телефону 02-624-25-27/32.

УТЕШАЙТЕ НАРОД МОЙ («Ваэтханнан» 5763)

Страдание, обращенное к миру чисел

Пост 9 аба и следующая за ним суббота, в которую читают отрывок из книги Иешайи (40.1): «Утешайте, утешайте народ Мой» располагают к тому, чтобы именно в их свете рассмотреть недельную главу Торы «Ваэтханнан».

Часто обращается внимание на то, что Первый и Второй Храмы были разрушены в один день. Ведь это содержит утешение. Невероятные совпадения невольно наводят мысль на Божественный промысел. Если человек благодаря цепи немыслимых случайностей и чудесных совпадений избежал, казалось бы, неминуемой гибели, то он неизбежно видит в этом руку Всевышнего, и благодарит Его. Но когда невероятные события сопровождают трагическое событие, в этом также содержится знак и утешение. Всевышний как бы говорит: «Видишь, Мне ничего не трудно сделать, но Я сделал именно это и прошу тебя принять эту ситуацию»

Когда в трагической ситуации Всевышний напоминает человеку о Своем могуществе созданием невероятного стечения обстоятельств, то человек ободряется, он видит, что все под Его контролем.

Разрушение двух Храмов в один и тот же день пусть и не самое внушительное совпадение (вероятность всего 1/365), но тем не менее достаточный знак для того, чтобы приободрять последующие поколения еврейского народа и поддерживать надежду на то, что изгнание закончится и Храм вновь будет отстроен.

Не так давно я натолкнулся в интернете на авторский сайт Елены Косиловой (http://elenakosilova.narod.ru/), подзаголовок которого гласит: «Человек - это страдание, обращенное к миру чисел». Мне думается, что эта формулировка необычно точно соответствует еврейскому отношению к миру.

В мире совпадений, в мире игры мертвых законов, а стало быть в последнем пределе - в мире чисел еврей распознает знамения Того, кто скрывается за этими мирами, Того, кто вызвал эти миры к существованию. Я приведу только один пример еврейского «страдания, обращенного к миру чисел», взятый мною из сборника воспоминаний, составленного Яффой Элиаш - "Хасидские истории о Холокосте": "1 сентября 1943 года, всего за несколько дней до Рош-Ашана, Самуил под конвоем смерти ехал в поезде из Лодзи в Освенцим. Более удачливый, чем другие, он прошел свою первую селекцию у печально известного доктора Йозефа Менгеле, который признал его "здоровым евреем". Перед закатом, когда клеймо обожгло его тело, он мельком взглянул на свою руку и тотчас понял, что выживет. Его номер был 145053. В сумме это было восемнадцать - цифровое значение слова "хай", слова - "живой".

То, что два Храма поочередно были разрушены в один и тот же день, относится к этой же самой «числовой поддержке» Свыше, которую получил узник Освенцима под номером 145053. Страдание действительно обращено к миру чисел, так как именно в них оно надеется распознать след Создателя. Поговорим же о некоторых числах, связанных с Откровением.

Десятисловие

В недельном чтении «Ваэтханнан» вторично приводятся Десять Заповедей. И именно о них, точнее о числе этих заповедей, хотел бы я сегодня поговорить, чтобы обратить внимание на некоторые «совпадения».

Моше напоминает и повторяет: «Я стоял между Господом и вами в то время, чтобы пересказать вам слово Господне - ибо вы боялись огня и не всходили на гору. Он сказал: Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя богов других кроме Меня» (5.6)

Итак, первая заповедь «Я Господь...», вторая - «Да не будет». Мне не раз доводилось слышать удивленные замечания, что первая заповедь вовсе не заповедь, что фактически заповедей всего девять.

Действительно, первая заповедь «Я Господь» - это скорее благая весть, обуславливающая все остальные заповеди. Но как мы видим, традиция относит ее к заповедям, включает в общее число.

Аналогичную странность можно отметить и в отношении «Десяти речений», которыми создавался мир, и с которыми Десять Заповедей традиционно сопоставляются. Действительно, в трактате «Перкей Авот» (5.1) сказано: «Десятью речениями создан мир». Иными словами, в книге Берешит (с 1.3 по 2.18) десять раз повторяется выражение: «И сказал Бог».

Между тем на себя обращает внимание, что законченная картина сотворения мира сопровождается девятью речениями. Первое речение: «И сказал Бог: да будет свет» (1.3) и последнее: «И сказал Бог: вот, Я дал вам всякую траву...» (1.29).

Десятое речение – «И сказал Бог: Нехорошо быть человеку одному» (2.18) притягивается из второго дополнительного описания. Иными словами, оно стоит особняком, но включено в общий счет.

Итак, мы видим, что в обоих истоках Торы используется Девятка, и в обоих случаях традиция находит способ представить ее как Десятку.

Но почему? Почему бы честно не говорить о девяти заповедях и девяти речениях?

Не трудно заметить, что аналогичная картина наблюдается и в отношении десяти сфирот - десяти фундаментальных качеств и откровений Всевышнего.

Действительно, «десятая» сфира, а именно первая «Кетер» или последняя «Малхут» - в зависимости от того какую перспективу мы примем - будет отделена от девяти остальных. Она как бы не идет в счет.

Если мы взглянем «снизу», выделив «Малкут» как сфиру, связующую верхний и нижний миры, то выстраивается три ряда «горизонтальных» сфирот: верхний ряд (Хохма, Кетер и Бина), средний (Хесед, Тиферет и Гвура) и нижний (Нецах, Йесод и Ход)

Если мы взглянем «сверху» и рассмотрим отдельно Кетер, поскольку это качество характеризует трансцендентное в Божестве, Эйн-Соф, то тогда мы получим три вертикальных ряда: левый «Бина – Гвура – Ход» средний «Тиферет – Йесод – Малкут» и правый «Хохма – Хесед – Нецах»

Ответ на эту странность лежит в самом значении слова «сфира» - цифра. Цифр десять, но числовых значений, которые они выражают - девять. Ноль - не число, а десятка... принадлежит не первой десятке, а уже второй, т.е. выделена из общего ряда!

Совершенные числа - это Единица и Девятка, рассмотренные в дополнительности друг к другу, и только таким образом создающие совершенное число Десять. Поэтому Десять заповедей состоят из одной единственной заповеди «Я Господь» и девяти остальных. Поэтому мир был сотворен девятью речениями, а затем отдельным речением была создана женщина.

Девятка

Но коль скоро и заповедей можно выделить Девять, и мир был сотворен девятью речениями, то не будет излишне изучить свойства этого числа – Девять.

В приписываемом Ямвлиху трактате «Арифметическая теология», где даются метафизические характеристики различных чисел, девятка характеризуется довольно бледно. Автор не усматривает в ней никаких особенных выдающихся свойств. Между тем свойствами она обладает уникальными. Начнем с того, что девятка, точнее квадрат три на три, «магически» заключает в себя натуральный ряд чисел. Девятка образует так называемый «магический квадрат».

«Магическим квадратом» именуют квадратную таблицу из целых чисел, в которой суммы чисел вдоль любой строки, любого столбца и любой из двух главных диагоналей равны одному и тому же числу.

Числа от одного до девяти можно расположить так, что сумма всех столбцов и диагоналей составит 15 (замечу попутно, что 15 - это гематрия одного из имен Всевышнего).

8	1	6
3	5	7
4	9	2

Магических квадратов составлено множество. В XVI веке астролог Корнелий Генрих Агриппа построил квадраты 4-го, 5-го, 6-го, 7-го, 8-го и 9-го порядков.

Эти таблицы всегда впечатляют, и математики вплоть до сего дня решают задачи, связанные с «магическими квадратами».

«Магические квадраты» могут быть самыми разными, но все они примечательны также и тем, что в них всегда вписывается натуральный ряд чисел. Т.е. любые девять последовательно стоящих чисел натурального ряда от минус до плюс бесконечности вписываются в магический квадрат «три на три», любые шестнадцать последовательных чисел вписываются в квадрат «четыре на четыре» и т.д.

Но квадрат второго порядка (два на два) магическими свойствами не обладает. Таким образом, Девятка – это некий минимальный исходный «квадратный ключ» натурального ряда, его мера, его символ и его выражение.

Мы видим, что Девять заповедей (равно как и Девять речений и Девять сфирот) создают Один «квадрат», порождая «совершенное число» - Десять.

В этом факте заключается свой глубокий смысл. Ведь это подтверждает предположение, что человечество пользуется десятичным исчислением не потому, что «естественный арифмометр» состоит из десяти пальцев, а потому «естественный арифмометр» образован десятью пальцами, что Всевышний именно в Десятке видит совершенное число!

Магический квадрат однозначно показывает это. Действительно, мы может записать натуральный ряд чисел не только в десятичном исчислении, но и в любом другом – в двоичном, троичном, шестнадцатеричном. Но результат будет тем же самым – этот ряд впишется в квадрат три на три!

Но тем самым Девятка (три на три) неким «естественным» образом выделяется среди всех способов исчислений, тем самым десятичное исчисление начинает выглядеть «объективно» подходящим для натурального ряда чисел!

Именно Девятка - это ключ к натуральному ряду чисел, именно десятичным поэтому должно быть и исчисление!

Впрочем, у Девятки имеется еще одно любопытное свойство. Оно правда не вполне уникально, в том смысле, что такой эффект будет наблюдаться при любом исчислении (например этим свойством девятки будет обладать семерка при восьмеричном исчислении или пятнадцать при шестнадцатеричном), тем не менее его вполне уместно отметить.

Девять, будучи помноженное на любое число, образует число, сумма цифр которого равняется девяти. Так 2х9 = 18 и 1 + 8 = 9; 3х9 = 27 и 2 + 7 = 9; 4х9 = 36 и 3 + 6 = 9 и т.д.

Впрочем, иногда эта сумма подскакивает до 18, т.е. до пары девяток, но как мы уже выяснили, 18 легко приводится (1+8) к той же Девятке. Однако кратность девяти не исчезает ни при каких условиях.

Таким образом, в общем виде теорема гласит: сумма цифр любого числа кратного девяти - равна или кратна девяти.

Но что это за странная операция – суммирование цифр в числе? Как мы помним, ее проделал узник Освенцима Самуил после того, как впервые увидел выжженный на его руке концлагерный номер - 145053.

Это операция используется при некоторых каббалистических расчетах, и ее результат именуется «миспар катан». Такой способ «сокращения» гематрии преподан в «Тикуней Зохар». «Миспар катан» каббалисты считают характеристикой Олам Га-Асия – Мира действия. Символом этого мира служат единицы, а не «высокие» порядки. Свести гематрию слова к однозначному числу значит определенным образом выяснить, как данное понятие представлено в мире действия (в соответствии с тем или иным смыслом однозначного числа).

Самуил привел свой концлагерный номер 145053 к 18, но его можно было бы просуммировать и дальше, тогда бы получилась Девятка (1+8). (Разумеется, номер 145053 кратен девяти. В нем 16117 Девяток).

Но какой смысл может иметь подсчет суммы цифр числа? Что получает человек, суммируя единицы в каждом порядке? Какой математический смысл может иметь сложение количества тысяч с количеством сотен, десяток и единиц в одном числе?

Очевидно, что это подсчет начальствующих; это сложение начальников разных рангов. Хотя, следует отметить, что законы иерархического подчинения в мире чисел своеобразны. Они отличаются от тех, что приняты у людей.

Например, имея армию из 3456 воинов, мы пересчитываем ее командиров следующим образом: 3 тысяченачальника + 34 сотника + 345 десятников. Всего 382 командира. У натурального ряда чисел тоже есть свои тысяченачальники, свои сотники и свои десятники, однако «армия» формируется там по иному принципу.

Больший начальник поглощает здесь всех меньших и берет на себя их полномочия, как только их число «округляется». Например, число 99 в «армии» цифр означает - 9 десятников и 9 вольнонаемных (сами себе начальники). Всего 18 начальников. Однако как только добавляется единица, то 9 десятников и 9 вольнонаемных мгновенно переквалифицируются в рядовых и на их месте появляется один сотник. Было 18 начальников – стал 1. Итак, «Миспар катан» - это подсчет начальствующих в «армии» цифр, это общее суммирование командиров разных рангов.

Но тогда природные свойства девятки порождать из кратных себе чисел «миспар катан», равный девяти - это свойство, как бы выражающее сам каббалистический метод. Девятка - связывает миры! Девятка – символ связи миров! Она собирает начальствующих всех разрядов. Это такое же ее неотчуждаемое свойство, как вкладывать в себя натуральный ряд чисел.

Итак, мы видим, что сотворив мир Девятью (плюс одним) речениями и дав нам Девять (плюс одну) заповедей, Всевышний дал нам знак, что Он Властитель мира чисел.

Он как бы говорит нам: «Вы только взгляните, какие замечательные свойства придал Я числу Моих заповедей!»

НЕ УБИЙ («Ваэтханнан» 5760)

Верховная заповедь

В главе “Ваэтханнан” Моше повторяет историю получения Торы и пересказывает десять заповедей: “И приблизились вы и стали под горою, а гора горела огнем до сердца небес - мрак, облако и мгла. И говорил Господь вам из среды огня: голос слов вы слышали, но образа не видели, только голос. И объявил Он вам завет Свой, который повелел вам исполнять, десятисловие, и написал его на двух скрижалях каменных” (4.12-13).

“Лицом к лицу говорил Господь с вами на горе из среды огня; а я стоял между Господом и вами в то время, чтобы пересказать вам слово Господне, - ибо вы боялись огня и не восходили на гору, - Он сказал: Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства, да не будет у тебя богов других, кроме Меня. Не делай кумира... Не произноси имени Господа, Бога твоего попусту... Соблюдай день субботний... Чти отца твоего и мать твою... Не убивай, и не прелюбодействуй, и не кради и не свидетельствуй ложно... и не желай жены ближнего твоего...” (5.4-18)

Десять заповедей считаются основой всех остальных. Другими словами, шестьсот тринадцать заповедей признаются своеобразной детализацией десяти.

Но при этом стоит отметить, что заповедь “не убий” выделяется даже в этой десятке. В Торе написано: “кто злонамеренно умертвит ближнего своего лукаво, то от жертвенника Моего бери его на смерть” (Шмот 21.14). Это право распространялось даже на священника, участвующего в богослужении. Иными словами, откровенный и наглый убийца не может найти укрытие даже у жертвенника, не может рассчитывать на то, что его преступление покроет святость Храма. Во второй главе первой книги Мелахим описывается именно такой случай: военачальник Йоав пытался найти укрытие в Храме, но царь Шломо все же казнил его, так как Йоав убил двух человек. Причем об этом праве “брать от жертвенника” не сказано по отношению ни к какому другому преступлению.

Три греха: идолослужение, убийство и кровосмешение (в этот запрет включена так же и связь с замужней женщиной) считаются иудаизмом самыми тяжкими. О них сказано: “умри, но не преступи”. Но как мы видим, в определенном смысле убийство отмечено особой строгостью даже в этом узком кругу особо тяжких грехов.

Если ты можешь спасти свою жизнь ценою убийства другого человека (обычный способ вербовки палачей), то ты не имеешь права этого делать, ибо, как сказано в Гемаре: “твоя кровь не краснее крови другого”.

Итак, твоя кровь так же красна, как и кровь другого, но все же ты должен ее пролить, лишь бы не оказаться причастным к убийству, лишь бы самому не посягнуть на святость человеческой жизни! Этот парадокс стоит того, чтобы его попытаться дополнительно осмыслить.

Платонический анализ

В самом деле, если пролитие крови неизбежно, то почему предпочтительнее, чтобы это была наша кровь, а не кровь другого? Ведь они одинаково красны. Значит, все дело упирается в категорическое нежелание человека втягиваться в убийство, лишать кого-то жизни.

У нас в мире может быть невыполненная важная миссия, у нас могут быть чрезвычайно серьезные обязательства, но все это отступает: мы должны умереть, но только не лишить жизни человека, миссия которого, возможно, уже выполнена, и у которого может не иметься никаких обязательств.

Прежде чем попытаться вдуматься в то, с чем связан императив “не убий”, я бы хотел обратить внимание на то, что отношение современного человека к убийству приблизилось к традиционно-иудейскому.

Возможно, в разные эпохи и в разных культурах по-разному оценивалось значение каждой из десяти заповедей, но нет сомнения, что в Новое время наиболее важное значение стала приобретать именно заповедь “не убий”. Современный человек из одного только любопытства может принять участие в любом (неизуверском) языческом культе, это будет для него всего лишь волнующим соприкосновением с “востоком”. Современный человек может не видеть серьезного порока в супружеской неверности, во всяком случае, общественное мнение считает бестактным вмешиваться в “личную жизнь” и как бы то ни было порицать изменника или изменницу. Между тем убийство вызывает у этих же людей неподдельное возмущение и отвращение.

Разумеется, человек может убить и при этом не совершить преступления: так, он убивает на войне или в порядке самообороны. В некоторых случаях, когда человек убивает в порыве сильной страсти, или в результате оскорбления, к нему также могут отнестись вполне снисходительно. Однако убийство как устранение другого человека ради достижения каких-то конечных благ вызывает у большинства людей однозначное отвращение и устойчиво отторгается современной цивилизацией.

Но что в последнем счете стоит за этой категоричностью? Что мы вкладываем в понятие “святость человеческой жизни”? Или выражаясь языком Платона: что представляет собой эта святость сама по себе?

В самом деле, если бы мы лишали жизни вечное существо, существо, которое не отрави мы его, никогда бы не умерло, наши угрызения совести еще могли бы быть понятны. Но ведь убийца лишает жизни смертных людей, которые и без него долго бы не протянули? Что же имеет ввиду его совесть, когда она так громко протестует против “устранения” тех, кто “становится на его пути”? Если же мы верим в загробную жизнь, то тогда наши страхи, вроде бы, еще менее понятны. Откуда эти “мальчики кровавые в глазах”, коль скоро мы верим, что невинно убитые достигают небес? Почему мы так боимся “устранять” неугодных, если действительно верим, что наша жертва отправляется в рай? Если религия учит, что человек, претерпевший насилие, человек лишенный жизни даже скорее будет принят небесами, нежели человек благополучный, то откуда такое непримиримое отношение к его палачам? Ведь они вроде бы только помогают душе достичь вечного пристанища? За что карать вечным осуждением того, кто чуть-чуть сократил чью-то скоротечную временную жизнь?

Однако одно то, что такие вопросы никогда не возникали даже у Смердякова, одно то, что они видятся совершенно нелепыми, ясно показывает, что под “святостью человеческой жизни” мы понимаем не нечто “временное”, а напротив, вполне “вечное”.

Страх нормального человека оказаться причастным к убийству вызван присущей ему интуицией, что он покушается на жизнь как таковую, что отнимая у кого-то “временную” жизнь, он посягает на жизнь вечную, отрицает последнюю основу бытия. Или иными словами, что его действие во временном мире имеет вечный прообраз в мире грядущем.

Время и вечность, мир этот и мир иной завязаны друг на друге. Несколько огрубляя ситуацию, можно сказать, что в мире грядущем человек все знает, но ничего не может. В этом же мире все наоборот: в этом мире мы толком ничего не знаем, движемся наощупь и живем одними слухами, однако совершенные нами поступки образуют устои вечности. Поэтому тот, кто во временном мире не опознал в ближнем образ Бога и убил его, отверг мир вечный. В последнем счете именно этот страх заставляет всех вменяемых людей относиться к этому греху со страхом.

Кровь по совести

Итак, человеческая жизнь - это уникальное творение, это пишущийся набело роман, который обеспечивает и наполняет содержанием вечное существование. Это единственный видимый образ Всевышнего в этом мире, и поэтому посягательство на него воспринимается как “отрицание основ” даже секулярным человеком. Даже неверующий человек, говоря о человеческой жизни, не умеет применить иного слова нежели слово “святость”.

Тем не менее существует сфера, в которой то самое большинство, которое шарахается от убийства как от высшей духовной порчи, неожиданно начинает его приветствовать, и это - идеологическая сфера. В этом отношении идеологии как раз весьма преуспели в оправдании убийства, так что именно последние сто лет оказались самыми кровавыми в человеческой истории. “Во времена идеологий, - пишет Камю, - необходимо разобраться, каково твое отношение к убийству.... С того часа, когда по недостатку темперамента преступник прибегает к помощи философской доктрины, с того часа, когда преступление само себя обосновывает, оно, пользуясь всевозможными силлогизмами, распространяется так же, как сама мысль. Раньше злодеяние было одиноким, словно крик, а теперь столь же универсально, как наука. Еще вчера преследуемое по суду, сегодня преступление стало законом”.

В “Преступлении и наказании” Достоевский дал весьма точное определение убийства на идеологической основе - “кровь по совести”. Но в действительности (кроме оговоренных случаев) совесть всегда против крови. Как гениально сформулировал это гуманист Кастелио в его полемике с Кальвином, сжегшим на костре отрицателя троицы Сервета: “Убить человека - не значит защитить какое-либо учение, это лишь значит убить человека”.

И в этой области человек обязан перепроверять себя непрестанно. Если его идеология подразумевает ненависть к другим, если он дегуманизирует носителей иных культур, то тем самым при известных обстоятельствах он допустит и их “автаназию”.

И о том, насколько либеральное общество близко к такому идеологическому преступлению, показывает его отношение к абортам.

Силлогизмы, которые приводят в оправдание абортов те, кто к ним прибегают, решительно ничем не отличаются от геббелевских силлогизмов. Не существует никакого признака, на основании которого человеческий эмбрион можно было бы не посчитать полноценным и полноправным человеком.

Эмбрион лишен сознания? Но и недельный младенец так же лишен сознания! Отсутствие сознания само по себе вообще еще ничего не означает. Ведь если оценивать человека только по этому признаку, то мы бы (вслед за Гитлером) сочли возможным умерщвлять не только слабоумных, но даже и просто спящих людей. Не менее дикими и циничными выглядят аргументы либералов о “праве женщины распоряжаться своим телом”. Если даже признать, что плод - это член тела женщины, что правомерно, осмысленно и даже соответствует определенным религиозным представлениям, то он одновременно и независимое существо. В данном случае имеет место “двойной суверенитет”, который предполагает, что женщина может располагать этой частью своего тела только к его благу.

Официальная статистика в бывшем СССР однозначно показывает, что число жертв абортов в несколько раз превышает число жертв сталинского террора! Но вот коммунисты давно лишены возможности казнить людей, а избиение младенцев внутри материнских утроб продолжается и поныне. В либеральном обществе, как и в тоталитарном трудно найти людей, которые по меньшей мере своим молчанием не были бы причастны к этому тяжкому преступлению.