ПУБЛИЦИСТИКА

ДАЙТЕ МИРУ ШАНС (08.12.1994)

Сегодня, 8 декабря исполняется 14 лет со дня гибели Джона Леннона. Великого музыканта и бунтаря, погибшего от руки маньяка.

Сама по себе насильственная смерть среди гениев – явление не такое уж редкое. Более того, смерть от руки тирана, от руки завистника, по меньшей мере смерть в изгнании - зачастую воспринимается нами как какой-то неотчуждаемый жребий истинной творческой личности, во всяком случае как дополнительная честь, ниспосылаемая небом своему любимцу.

Иногда мы опознаем причину гибели поэта даже в окружающей его душной атмосфере. Так, например, Владимир Высоцкий, умерший своей смертью за полгода до Леннона, воспринимался всеми как замученный советской системой, как погибший от тирании.

Однако в случае Леннона мы видим нечто не вполне обычное. Этот великий музыкант погиб от руки маньяка-поклонника, т.е. от руки человека, которого именно само искусство Джона Леннона в определенной мере и породило. А в такой гибели, надо прямо сказать, видится мало чести.

В самом деле, творчество Beatles, и в особенности Джона Леннона, отмечены, на мой взгляд, определенной двусмысленностью.

Прежде всего в этой двусмысленности следует, конечно, обвинить сам рокн-ролл. Эта музыка, укорененная не в голове, не в сердце, а где-то в гениталиях, с одной стороны всегда с неизбежностью вела к экзальтации, а зачастую так даже и вообще к каким-то трансам сродни тем, которые достигают при своих исступленных плясках дикари. С другой стороны подобная музыкальность с некоторых пор стала коррелировать с какой-то растительной, но одновременно и вполне воинственной (т.е. политически окрашенной) аполитичностью, с каким-то смутным молодежным протестом против мертвенности "общества потребления".

Эпатаж обывателей всегда был излюбленным занятием студенчества. Ничего предосудительного в этом, разумеется, нет. Однако в послевоенное время в любом такого рода эпатаже, в любом писке так называемой "контркультуры" нам всегда чудится также и голос Геббельса: "Когда я слышу слово "культура", моя рука тянется к пистолету".

Но кроме того, в ту пору, в пору холодной войны, эта двусмысленность рокн-ролла вообще и Beatles в частности весьма по-разному выглядела на Востоке и на Западе.

И пражские и парижские студенты в равной мере вдохновлялись рокн-роллом, в равной мере находились под сильнейшим впечатлением от Beatles. Но если подпитанная этим духом чешская молодежь противостояла коммунизму, то французская с коммунизмом заигрывала. Если на пражских студентов в 1968 году были брошены советские танки, если там разыгрывалась самая настоящая трагедия, то в это же самое время во Франции разворачивался фарс. Ушедшие в сексуальную революцию (пик сексуальной революции приходится как раз на 1968) студенты забаррикадировались в Сорбонне, загадили там несколько учебных классов и были разогнаны полицией.

Пражская весна и "Парижская весна" 1968 года выглядели в чем-то схоже, но в еще гораздо большем расходились. Если в первом случае молодежный бунт был противостоянием откровенной тирании, то во втором - это был акт чистого самоотрицания.

Впрочем, в контексте этой различной политической роли рокн-рола на Востоке и на Западе особенно стоит остановиться на идеалах пацифизма.

В тоталитарной державе, начиненной ядерным оружием, пацифистская проповедь воспринималась как Слово Бога живого. Перед этой проповедью благоговели, а Леннон, как один из ярких проповедников пацифизма, обоготворялся еще и по этой причине.

Блажен, кто выводил на заборах советских военных баз квакерскую куриную лапку, так называемый "pacific". Редко, действительно редко, доводится человеку в нашем мире совершать что-то столь же однозначно бесспорное, что-то такое, в чем ему не придется раскаиваться никогда.

Да, Beatles на Востоке, в России - это потрясение милитаристских основ. Каждая музыкальная фраза, сочиненная и исполненная этой группой, была глотком чистого воздуха, глотком свободы.

Но пацифизм на Западе? В ту пору само это явление выглядело капитулянтством.

"Борьба за мир", осуществляемая многими западными либералами и проявляющаяся в демонстрациях исключительно перед американскими, но отнюдь не советскими представительствами, явственно ложилась в общий ряд борьбы за "право женщины распоряжаться своим телом" (эвфемизм, значащий право на беспрепятственное осуществление абортов), борьбы за права гомосексуалистов, права палестинских террористов и т.п. И это при всем том, что узники совести в коммунистических странах или те же европейские заложники в странах арабских не представляли для этих борцов ни малейшего интереса.

Эта странная тяга определенного рода либералов бороться за право на грех, на мой взгляд, напрямую связана с массовым искусством, и является отчасти его порождением.

В самом деле, в среднем приключенческом фильме, сходящем с голливудского конвейера, просматривается один характерный художественный прием.

Когда вам показывают сцену насилия, то скользнув по уродливому лицу насильника, камера дальше останавливается на чувственном животе жертвы, ее испуганных глазах и т.д. Когда же наконец появляется положительный герой, то вы наблюдаете прекрасную игру его мышц и бегство или смерть перепуганного злодея.

Иными словами, дав зрителю вволю понасиловать вместе с отрицательным героем юную и обворожительную героиню, ему тут же предоставляется возможность защитить ее вместе с положи тельным героем. В результате зритель уходит совершенно удовлетворенным: поучаствовав в изнасиловании, он в то же время в полной мере ощутил себя героем, наказавшим насильника! Дать человеку насладиться грехом, но оставить его при этом убежденным в своем благородстве - вот основная задача массовой голливудской продукции.

Либеральные правоборцы - дети именно подобного кинематографа. Им нестерпимо хочется ощущать себя героями и борцами с несправедливостью, сознавать себя людьми с "повышенным чувством ответственности", но в то же время хочется оставаться теми же мелкими прохвостами и блудниками, которыми они на поверку являются.

Виктор Франкл в таких словах характеризовал эту публику: "В сравнении с теми, кто подает секс под видом сексуального образования, нудистских марафонов и тому подобного, можно оценить честность обыкновенной проститутки: она не притворяется, что занимается своим делом ради блага человечества, несчастья которого, как многие авторы хотят нас заставить поверить, заключены в плохом оргазме и должны исцеляться соответствующе".

И надо сказать, что рокн-ролл, как массовое искусство, как примитивизм, как искусство тяготеющее к физиологической ритмике, если и не является заведомым проявлением подобного либерализма, то в значительной мере ему сопутствует.

В этом отношении не только музыка, но и социальная активность Beatles и главным образом Леннона действительно неоднозначны. Его авторитет в равной мере могут использовать и действительные ("пражские") пацифисты и правозащитники, и бутафорские ("парижские") либералы и маоисты.

При этом я вовсе не хочу сказать, что западный пацифизм насквозь либерален. Слава Богу, это движение, охватившее многие умы, зачастую вполне конструктивно, не говоря уже о том, что собственно массовое искусство как раз не очень-то его и культивирует.

В самом деле, ни для кого не секрет, что массовая западная культура как раз целиком проникнута насилием, а та оранжерея, в которой культура эта расцветает, США, славится своей высокой преступностью. И в то же время отвращение к убийству, к насилию вообще глубоко проникло в сознание современного человека, сегодня как никогда глубоко в сознании людей укоренилось представление о самоценности человеческой жизни. Если еще пятьдесят-сорок, даже тридцать лет назад любое европейское государство могло позволить себе ввязаться в любую войну, то сегодня достаточно несколько телевизионных репортажей с видами поступающих на родину гробов - и решительно начатую военную кампанию можно считать благополучно завершенной.

Слом этот явственно наметился во время вьетнамской войны, и роль Джона Леннона в его формировании достаточно очевидна. Сознания того, что нет большей ценности нежели человеческая жизнь, что ничто не может оправдать насилие, проникло в сознание масс в значительной мере благодаря образам ребячливой, дурашливой, не желающей принимать резоны "взрослого мира" четверки из Манчестера.

Когда кто-то из друзей Волошина упрекнул его в бездействии в ту пору, когда решается судьба России, поэт ответил: "Неужели ты можешь серьезно думать, что я возьму ружье и стану стрелять в другого человека только потому, что он иначе думает чем я".

Я бы осмелился сказать, что Джон Леннон сделал подобное отношение к войне (во всех его сильных и слабых сторонах) достоянием целого поколения.

О Beatles безусловно можно сказать то, что однажды сказал в отношении себя Эдуард Рязанов - без них мир был бы злее.

При этом важно отметить, что в своем пацифизме Джон Леннон никогда не терял чувства меры, никогда не становился в собственном смысле "идеологом". Те формы, которые он находил для выражения своего "западного" политического протеста, вполне пересекались с духом нашего "восточного" соцарта, с его анекдотами на тему "борьбы за мир".

Так, например, в 1969 году Джон и Йоко провели своеобразную восьмидневную демонстрацию в защиту мира. Восемь дней они пролежали в нижнем белье в постелях гостиничного номера, общаясь с визитерами и отвечая на вопросы журналистов. На седьмой день Леннон экспромтом сочинил ту самую песню, которую сегодня на разные лады распевают наши израильские миротворцы: "Give Peace A Chance" - "Дайте миру шанс", вот ее слова:

All we are saing is give peace a chance.

Revolution, Integration, Masturbation, Flagellation,

Regulations, Integrations, Meditations,

United Nations, Congratulations.

Заканчивается песня перечислением героев этой исторической тусовки, начиная от John and Yoko и кончая Hare Krishna, Hare Krishna.

Израиль, как и Россия, серьезно отстают от Запада. Сексуальная революция, давно ставшая на самом Западе уделом сексменьшинств, у нас начинает только-только проникать в массы. То же и наш израильский пацифизм. Право, даже в этом отношении у нас есть чему поучиться у Леннона...

В самом деле, хотя в нашей миротворческой политике не больше смысла, чем во всем перечисленном Ленноном наборе слов, у нас, увы, к этой политике, к ее "шансам" относятся невпример серьезней.

Антивоенная деятельность Леннона не устраивала многих. Однако погиб он все же не от пули агента ФБР или агента КГБ, погиб он от руки одного из своих ополоумевших поклонников, от руки того, кого же сам он в какой-то мере взрастил.

Аналогия в данном случае, разумеется, достаточно отдаленная, и тем не менее она осмысленна.

Если в своем стремлении к миру мы будем исходить из того "шанса", который дает ему Арафат, то мы рискуем разделить даже не трагическую судьбу европейского еврейства, закланного руками свирепых внешних врагов, мы рискуем окончить свою славную четырехтысячелетнюю историю смертью от рук выращенных собственным прекраснодушием маньяков

ЭКСПРЕСС-СИОНИЗМ (22.09.1994)

Итак, минул год с тех пор, как Рабин и Арафат впервые пожали друг другу руки, и израильский кнессет признал это выдающимся историческим событием.

Я не хочу подводить итогов, не хочу загадывать на завтрашний день, но я хочу признаться, что с той поры всякий раз, когда я вижу над зданием правительственного учреждения наш бело-голубой сионистский стяг, мне вспоминается такой анекдот:

Прогуливаясь по Дерибасовской, один прохожий заметил над входом в подвальчик огромные бутафорские часы.

- Скажите, - спросил он, спустившись, - здесь ремонтируют часы?

- Нет, здесь делают обрезание.

- Простите, но почему же тогда над входом висят часы?

- А что, по-вашему, мы должны были там повесить?

Действительно, очень трудно посчитать нынешнее израильское правительство хоть сколько-нибудь сионистским. В какой-то мере сионистскими можно было бы назвать притязания палестинцев. Эти люди действительно стремятся к созданию собственного государства на территории исторической Эрец Исраэль, но с какой стати так называть нынешнее израильское правительство, "сторону дающую", как охарактеризовал ее Шимон Перес еще до всякого заключения Норвежского соглашения? А ведь оно вместе с тем так себя называет - сионистским!

Чтобы избежать путаницы, и в то же время как-то сохранить само это название, я бы предложил именовать нынешний политический курс, нынешнюю стадию нашей национально освободительной борьбы - экспресс-сионизмом.

И дело не только в том, что нынешние наши правители действительно полны экспрессии, что их речи признаются лучшими из тех, которые когда-либо вообще слышал Американский конгресс. Для подобного названия мне видится еще одна причина: загадочная, я бы даже сказал почти какая-то русская, страсть к быстрой езде...

В советском союзе нам долго прививалась мысль, что религия отвлекает угнетенные массы от классовой борьбы посредством обещаний загробного блаженства, что благодаря ее посулам верующие довольствуются крохами, падающими с барского стола, вместо того чтобы выгнать из-за него этих самых бар.

Здесь, в Израиле, мы постоянно слышим прямо потивоположное. Считается, что никто так не умеет устраиваться в жизни, как религиозные. И в аримии они не служат, и работать не работают, и денег у них тьма. Но истина, похоже, как всегда оказывается где-то посредине.

Верующие умеют пожить и в этом мире и в мире грядущем. Хорошо известно из самой Торы, что преуспевание в этой жизни - это дар за благочестие. И в то же время не менее хорошо известно, что "всякий, кто получает награду ныне, тот расходует свою долю в будущем мире. Ибо только в грядущем мире получают награду за Тору" (Шемот раба 52,3).

Однако атеисты, стремящиеся во чтобы то ни стало обеспечить себе единственно достоверное земное существование в той же самой мере, в какой религиозные наследуют оба мира - не наследуют ни одного.

Как бы то ни было то, что касается активных участников классовых битв, опасающихся, что за гробовой доской рассчитывать им не на что, и намеревающихся поэтому получить награду именно в этой жизни, то и их идеалу также не трудно подыскать религиозную аналогию.

Стремление к благополучной мирной жизни, при всем том, что желание это отнюдь не предосудительное, превратившись в самоцель, начинает принимать черты эсхатологической утопии. Когда же подобная утопия начинает строиться не просто в какой-то там одной отдельно взятой (европейской) стране, а в стране, которая согласно религиозным представлениям является земным раем, то у нас появляются все основания подозревать, что мы имеем дело с каким-то латентным мессианизмом.

Спокойная, сытая, мирная жизнь, которую обещают Израилю в скором будущем его нынешние кормчие - это идеал, конечно же, псевдоэсхатологический. Да, когда-то был сионизм, когда была борьба, были идеалы, но теперь мы хотим наконец просто пожить в свое удовольствие. Хотим наискорейшим образом завершить сионистскую программу пусть даже и оставшись при этом без самого Сиона. Пора уже наконец сионизму превращаться в историю, сколько в самом деле можно быть "государством в пути"? Пора уже наконец и нам обзавестись общепризнанными международными границами.

Иными словами, мы хотим безо всякого страха смотреть по телевизору кадры нашей доблестной военной хроники, созерцать и изучать все это, как почивший в Бозе созерцает драму, продолжающуюся в поднебесье. Но участвовать во всем этом!? Извините!

Итак, как это прекрасно, просто изучать свою доблестную историю! И для этой углубленной научной работы должны быть созданы все необходимые условия: нас должен окружать безоблачный мир. Мир без границ.

Таким образом, когда левый демагог хочет уже в этом мире эмансипироваться от истории, когда он хочет так же безучастно созерцать события недавнего прошлого, как доводится это в религиозном представлении лишь почившим праведникам, то уже в силу одной только специфики его местонахождения он превращается в лже-мессианского провозвестника.

И не случайно поэтому это стремление к построению Гонконга на территории исторической Эрец Исраэль находит свое выражение в культе скорости. Мир - это последний росчерк сионизма, некое его завершение, некий его итог, должен не просто наступить, но он должен наступить немедленно! Мир должен прийти стремительно, как тать в ночи!

И здесь надо отметить, что тот отвратительный, немыслимо противоестественный союз с преступной организацией, год которого мы в эти дни отмечаем, пусть даже и неумышленно, но так же отдает эсхатологией.

В самом деле, сегодня на Ближнем Востоке созидается непросто "горячий мир", а самое настоящее Мессианское Царство, почти что рай. Хотя, разумеется, ортодоксальная религия предрекает грешникам муки геенома, на ее собственной периферии экзальтированному религиозному воображению нередко рисуются иные, более радужные картины, картины примирения жертв с убийцами, и агнцев с волками! Однако никто никогда не пытался воплотить этот сомнительный райский идеал в жизнь. То что творится сейчас в Израиле - дело беспрецедентное. В самом деле, где еще в мире, когда еще в истории устраивались ритуальные рукопожатия организаторов терактов с родственниками уничтоженных ими детей? Это сценки из заведомо неземной уже жизни! Сценки, которые с полным правом можно было бы назвать загробными.

Стоит ли удивляться тому, что в Израиле находится достаточно иванов карамазовых, торопящихся сдать свой входной билет на эту трапезу с фаршированным левиафаном.

Но как я уже сказал, все же самым выдающимся признаком нынешнего "мирного процесса" является его авральность, его достойная нашего космического века скорость. Сионизм срочно, в экстренном порядке сдает дела. План "Газа-Иерихон - сначала", на месяц выбившись из графика из-за стрельбы в Махпеле, опережая и без того сумасшедшие сроки, оговоренные в норвежском соглашении, сегодня стремительно перерастает (под тем же цинично-идиотским названием!) в отступление к границам 1948 года. Даже относительно Иерусалима у нас нет полной уверенности, что торг о нем еще впереди.

На сирийском фронте также уже никто не говорит, что спор идет о ("пропорциональной миру") глубине отступления "на Голанах". Предмет переговоров с Сирией - это исключительно скорость нашего бегства с Голан. "Немедленный мир" может быть достигнут только в обмен на "немедленное отступление". Неудивительно, что раскусив специфику момента, Хуссейн бросился к столу переговоров.

Итак, триумфу шестидневной войны сегодняшний Рабин хочет противопоставить триумф шестидневного мира. Блиц-мир, экспресс-мир, немедленный, молниеносный мир - вот та священная корова, в жертву которой приносится сегодня тысячелетняя надежда еврейского народа на возвращение в Сион.

Но поскольку ничего другого вывесить над своей лавочкой нашим землеторговцам пока еще невозможно, то и происходящее именуется все тем же сионизмом. Но вот именно для того чтобы как-то все же отличить его от сионизма классического, я бы и хотел назвать нынешний левацкий сионизм - скоростным, т.е. экспресс-сионизмом.

Кто-то скажет, что дело тут не столько в идеологии, сколько в грядущих выборах, т.е. что вся эта скорость навязана извне страхами не успеть сдвинуть все с мертвой точки до следующей каденции. Но если это так, если скорость переговоров действительно обусловлена исключительно задачей осуществить необратимый развал страны, то это как раз только идеологией и можно объяснить!

"Разрушать до основания", с тем чтобы потом на обломках строить "свой мир" как раз очень в духе классических утопистов. Это классический для левых путь сочетания "высоких и прекрасных" идей с самыми низменным расчетом. И если Рабин еще может производить впечатление человека хоть в какой-то мере идейного, то лавирование Переса выглядит уже как "политика" самого заурядного лагерного капо.

Однако с одной стороны за пару лет действительно не просто разрушить страну, строившуюся десятилетиями, а с другой стороны левые вполне могут придти к власти и на следующих выборах еще раз.

Ведь пожалуй самое пагубное из всего того, что таки удалось левым добиться, так это навязать обществу убеждение в том, что миром является только тот мир, который достигается исключительно немедленно. Суть же всей этой молниеносности сводится к следующему: как только в арабском мире находится первый попавшийся "партнер", готовый признать право Израиля на существование, все его условия немедленно и безоговорочно должны быть выполнены. Любая попытка выторговать себе что-либо кроме права на существование в границах 1948 года, сопровождается дружным шиканьем: "арабы никогда на это не согласятся".

Однако во-первых, следует напомнить, что за год бурного романа между Аводой и ООП от последней до сих пор не удалось добиться даже и этого минимума, ибо она так и не отменила параграф своей хартии об уничтожении государства Израиль в тех самых границах 1948 года, а во-вторых, существует общее правило, согласно которому торговец "никогда" не отдаст товар ниже его стоимости,.. только до той поры пока тот не подгнил, однако после того - уступит за любую цену. Цена всех этих арабских "никогда" может измеряться максимум десятилетиями. Т.е. до того момента, пока не станет ясно, что с одной стороны нефть иссякла, а с другой - заселение евреями Иудеи, Самарии и Голан носит столь же необратимый характер, что и заселение прибрежной полоски, известной под эвфемизмом "центр страны", и с существованием которой, как пытаются уверить нас те же левые, арабский мир действительно смирился.

Однако, если мы верим в то, что арабы способны принципиально смириться с нашим существованием в границах 1948 года, то с еще большим основанием нам следует верить в то, что когда-нибудь они смирятся и с нашим существованием в границах образовавшихся в результате шестидневной войны! Ведь в этих границах у них по крайней мере будет гораздо меньше соблазна нас уничтожить, соблазна, который делается совершенно непреодолимым если мы действительно отступим к границам 1948 года!

Нам говорят, что у правых нет альтернативного плана, нет альтернативы "миру". Однако у правых нет лишь альтернативного плана "немедленному миру", т.е. миру на любых тех условиях, которые предложит (многократно битая!) арабская сторона. Что же касается плана "своевременного" мира, то он хорошо известен: отстаивать жизненно и исторически важные рубежи с тем, чтобы в своем существовании полагаться на Святого, да будет Он благословен, и собственные силы, а не на Америку и на честное слово террористов. И тогда в свое время мир должен прийти.

Сионизм как одна из стадий еврейской истории программа долгосрочная, рассчитанная не один десяток лет, и даже не одно столетие. И попытка в такой мере ускорить его, чтобы в одночасье завершить, чтобы "остановиться на достигнутом" более чем сомнительная попытка.

АВГУСТОВСКИЕ АНАЛОГИИ (14.09.1993)

Где-то в начале августа Виктория Мунблит поделилась с читателями газеты «Вести» своими соображениями о всегдашней тревожности августовских дней. Вот уж действительно как в воду глядела! После встречи Переса с Абу-Мазеном, завершившаяся подписанием исторического пакта между правительством партии Труда и ООП, пакта о разделе Эрец Исраэль, произошла именно в августе 19-го числа. Среди множества августовских исторических аналогий, в том числе связанных с двумя августовскими разрушениями нашего Храма и августовским же подписанием приказа об окончательном решении еврейского вопроса, я бы хотел выделить еще одну – не столь выдающуюся, но многим из нас памятную.

Ровно за два года до подписания Норвежской Декларации о принципах в Москве было обнародовано Заявление советского руководства. Документы эти, на мой взгляд, во многих отношениях сходны.

Во всяком случае, когда я услышал о соглашении между правительством Аводы и ООП, я испытал то же самое ощущение тошноты и нереальности происходящего. Тогда, московским августовским утром 1991 года, услышав текст Заявления и решив, что все и в самом деле кончено, я с поспешностью направился в центр российской столицы для того, чтобы запастись батарейками – ведь теперь снова предстояло слушать «вражеские голоса». Однако в центре Москвы оказалось довольно много чудаков вроде меня, которые с недоумением обнаружили, что ГКЧП объявило лишь о своем намерении ввести чрезвычайное положение, выдавая его за свершившийся факт.

Вышло так, что, целиком живя в мире прежних своих представлений, когда им достаточно было вымолвить слово, чтобы оно стало «делом», путчисты своим Заявлением сами выдали свои планы. И планы эти оказались предотвращены, причем события, как мы помним, развивались стремительно.

События вокруг норвежского соглашения раскручиваются не столь быстро, и правительство пока не торопится ознакомить народ с громадьем своих планов. И все же в прерывистом дыхании наших миротворцев мне чудится нечто похожее на одышку тех неудачников из московского августа двугодичной давности, а потому я позволю себе прогнозировать падение нынешнего правительства.

Ведя переговоры о мире в грубейшем противоречии со всеми своими предвыборными обещаниями, приправляя каждый свой маневр очередным враньем, торопясь раздать за спиной народа «территории» таким образом, как если бы речь шла сбыте крупной партии подгнивших бананов, совершая все это с одной явной целью – поставить общество перед «свершившимся фактом», наши миротворцы делают неизбежными не только досрочные выборы, но и свое на них поражение.

Как и тогда в Москве, это ощущение передалось мне на демонстрации. Когда видишь море людей, которые никогда не смирятся с этим гибельным планом, становится ясно, что замысел правительства обречен, несмотря на весь ажиотаж, царящий вокруг него как в арабском мире, так и в престольном граде Вашингтоне.

Подобно ГКЧП, правительство Аводы хочет поставить народ перед «свершившимся фактом». Ибо разве может наш великодушный народ, народ давший миру Библию, обмануть надежды всей миролюбивой общественности планеты? Но этот народ может! И Рабину, сему знатоку всех тайн еврейской души, не худо бы осознать это обстоятельство.