ПУБЛИЦИСТИКАполитические статьи, напечатанные в израильской газете "Вести") |
После последнего теракта вновь стали много говорить о необходимости создания правительства национального единства. Подобного рода суждения высказывали Кагалани, Давид Леви, Арик Шарон, Арье Дери и другие члены правой коалиции, однако слева к такому плану относятся скептически. Перес прореагировал общими словами, а Барак и Бейлин категорически эту идею отвергли.
Единственный голос слева, который пламенно призывает к созданию такого правительства, принадлежит не политику, а литератору. Алеф Бет Иегошуа опубликовал статью, в которой утверждает, что в свете последних терактов необходимо немедленно отгородиться от автономии электронным забором. Для того же чтобы решить, где должен быть установлен такой забор, необходимо создать экстренное правительство национального единства.
Автор замечает, что практически все израильские парламентарии согласны сегодня делить страну с палестинцами. Вопрос лишь в количестве территорий, которые правые и левые готовы уступить. А значит нам просто надо всем вместе собраться и решить между собой на какое отступление мы согласны, ну а после этого единым фронтом начать дальнейшие переговоры с Арафатом.
Итак, мы видим, что человек весьма левых взглядов призывает вроде бы к тому же, к чему склоняются сегодня правые политические лидеры.
Так почему же Эхуд Барак против? Почему он твердит о каких-то сокровенных принципиальных отличиях его политики от политики Биби Нетантиягу? Что это за тайные отличия, которые препятствуют лидеру Аводы войти в правительство национального единства? Неужели они действительно не имеют того территориального эквивалента, о котором говорит Алеф Бет Иегошуа?
Почему бы в самом деле, Бараку и Нетаниягу как-нибудь не встретиться и не вычертить карту будущей границы с автономией? Какие еще разногласия останутся у Ликуда и Аводы после этого? Но все дело в том, что договор о границах с автономией между евреями - это фактически договор между ними о готовности вступить с Арафатом в войну за стратегические рубежи.
Норвежское соглашение не оговаривает постоянных границ, но молчаливо предполагает, что они практически полностью будут повторять контуры зеленой черты. Подписывая Осло, Рабин уже был готов пойти на самые крайние уступки.
Арафат же подписал соглашение прекрасно понимая, что он ничего не теряет. Если евреи отдадут ему все что он просит, как они уже сделали это в отношении Египта и Иордании, если за раздел Иерусалима ему, Арафату, нужно будет расплатиться всего лишь теплым объятием с израильским лидером, то это уже полдела, и дальше надо будет действовать по обстоятельствам. Если же евреи заупрямятся, если они не захотят отступать к границам 1948 года, то значит пришел его, Арафата, звездный час, и он приступит к вооруженному освобождению Палестины.
Это понимают все, это понимают Нетаниягу и Шарон, это понимают Барак и Бейлин. Единственный кто не понимает этого "алеф-бет" норвежского соглашения - это Алеф Бет Иегошуа.
Как и Рабин, "битхонист" Барак уже давно распрощался и с Иерусалимом, и с Иорданской долиной и с еврейскими поселениями. 3-4, ну может быть 5% ЕША он еще надеется сохранить за евреями. Нетаниягу же для таких уступок пока еще явно не созрел, ну а поскольку большего за столом переговоров добиться от Арафата невозможно, то связывая себя договором с Нетаниягу, Барак фактически дает добро на военную конфронтацию с ПА, т.е. вместе с Нетантиягу "срывает мирный процесс", "хоронит Осло".
Однако поскольку открыто говорить о своей капитулянтской позиции еще явно преждевременно (этак можно распугать весь свой электорат) Бараку приходится темнить и аппелировать к каким-то сокровенным принципиальным различиям между Ликудом и Аводой.
Геополитическая аксиома, сформулированная Голдой Меир после шестидневной войны, гласит, что между Иорданом и Средиземным морем нет места для двух государств. На основании этой аксиомы с легкостью выводится несколько политических теорем, одна из которых доказывает, что возможно создание либо палестинской автономии в пределах государства евреев, либо еврейской автономии в пределах палестинского государства.
Мадрид ориентировался на первую возможность, Осло ориентируется - на вторую. Только очень недальнозоркие люди полагают, что подписанное между Рабиным и Арафатом соглашение предусматривает лишь отступление Израиля за зеленую черту. Дальше Арафат будет действовать в зависимости от ситуации. С одной стороны он может попытаться спровоцировать глобальный арабо-израильский конфликт,
а с другой (под угрозой этого конфликта и при поддержке израильских арабов) добиться превращения еврейского государства в еврейскую автономию. Это единственное мирное сосуществование арабов с евреями, которое может устроить Арафата.
Причем в определенной мере архитекторы Осло именно эту опцию и имели ввиду. Осло - это не мирное соглашение, а пакт о капитуляции перед арабским миром. В одном из своих недельных обозрений "Ultima Thule" Дов Конторер произвел весьма интересный анализ понимания сути мирного процесса различными его сторонниками. Он распределил левых на три группы. Первая из них с искренней радостью желает самоликвидации Израиля и вполне сознательно стремится к превращению еврейского государства в еврейскую автономию. Представители этой группы не скрывают, что возлагают на мирный процесс именно эту задачу. Вторая группа относится к такой самоликвидации с сожалением, и вслух о ней вообще избегает упоминать. Тем не менее представители этой группы убеждены, что небольшой народец, теснящийся на узком и бесплодном участке земли, не может вечно противостоять десяткам огромных стран с необъятными человеческими и экономическими ресурсами. Эта группа желает мирного самоустранения Израиля и, не афишируя этого, прекрасно сознает, какой мир несет евреям Осло.
Наконец третья часть - возможно самая представительная - принимает риторику второй группы за чистую монету и чистосердечно считает, что речь идет о мире, т.е. о территориальном компромиссе, а не о самоликвидации сионистского государства.
Однако не менее интересно было бы произвести аналогичный анализ в лагере палестинцев. В самом деле, только ли Израилю угрожает Осло, или оно таит какую-то опасность также и для ООП? Рисковал ли чем-то Арафат, подписывая с Рабиным "Декларацию о Принципах"? Чего так боится арафатовская оппозиция?
Такого рода анализ может произвести только специалист, на роль которого я нисколько не претендую. Тем не менее один узкий аспект этой проблемы, а именно положение Арафата - оценить совсем не трудно. Недавно были обнародованы результаты экспертной оценки возможности повторного захвата оставленых ЦаГаЛом палестинских городов. Эту операцию, чреватую сотнями погибших с израильской стороны и тысячами со стороны палестинцев, отнюдь нельзя признать невыполнимой (как это пытаются представить сторонники самоликвидации Израиля).
Более того - подобное развитие событий очень вероятно на последних этапах переговоров. Ведь если Арафат столкнется с действительно непримиримой позицией Израиля по вопросу Иерусалима, поселений и стратегических территорий, то он будет вынужден либо смириться с этим как с данностью, либо - что гораздо более вероятно - ответить террором, влекущим военную операцию со стороны Израиля. В любом случае обе эти возможности знаменуют ограничение палестинского
суверенитета пределами автономии, и в любом случае на последних этапах Арафат вынужден будет балансировать между ними. Разумеется, вести твердую политику в условиях, когда оппозиция и ее придворная пресса на каждом шагу обвиняют тебя в "срыве переговоров", дело непростое. Но в приниципе, оказавшись в руках правых, Осло может обернуться такой же ловушкой для Арафата, какой оно является для Израиля, когда им управляют левые. Итак, если правое правительство будет твердо отстаивать духовно и стратегически значимые рубежи и если в результате Арафат примет условия правых, то палестинское образование не будет представлять катастрофической опасности для существования Израиля. Если же Арафат попытается ответить террором, то штурм палестинских городов с последующим уничтожением и изгнанием ооповских главарей может оказаться неизбежен.
Между тем в результате военного и политического краха ООП ситуация резко изменится. Осло будет навсегда погребено под руинами арафатовских вилл и бункеров. А перспектива возвращения к тому или иному варианту мадридской схемы окажется единственной перспективой для палестинцев.
В этом случае Осло явится всего лишь катализатором Мадрида.
Однако до той поры пока окончательно не решится, будет ли между Иорданом и Средиземным морем располагаться еврейское государство с палестинской автономией или палестинское государство с автономией еврейской, до той поры нервым лучше покинуть Эрец Исраэль.
Консервативные иудеи, затеявшие 9 аба молитву у стены Плача в составе смешанной мужской и женской группы, утверждают, что Стена Плача принадлежит всем, а не только харейдим, что Котель - это не ортодоксальная синагога и поэтому все имеют здесь право молиться как им вздумается.
Однако на самом деле именно потому что Стена Плача принадлежит всем, именно потому что Котель - это общественное место, здесь нельзя вести себя так, как принято у тебя дома, как это принято в твоей синагоге, а вполне определенным образом. В отличии от частного и общинного владений в общественных местах помимо уголовного кодекса действует также еще и кодекс административный, который основывается на одном вполне четком принципе: правила поведения в общественных местах должны ориентироваться не на реализацию прав отдельных лиц (сколь бы естественными они сами по себе не являлись), а на предотвращении неудобства для остальных граждан. Общественное место является местом ограничения некоторых наших частных прав, а не их реализации.
Так например, уголовный закон запрещает курить гашиш, но разрешает курить табак. Сигареты свободно продаются в каждой продуктовой лавке, казалось бы и право курить в общественных местах должно быть безусловным. Если кому-то табачный дым мешает, то пусть отойдет в сторонку. Однако административный закон предписывает отходить в сторонку именно курящим.
В этом отношении правила поведения у Котеля полностью соотвествуют общим требованиям к такого рода административным законам. Если курение кому-то мешает, то курящие вынуждены воздерживаться от курения, если совместная мужская и женская молитва оскорбляет чьи-то религиозные чувства, то мужчины и женщины в этом месте во время молитвы должны стоять отдельно.
Поэтому проведение совместной мужской и женской молитвы у Котеля, которое предприняли консерватиные иудеи в пост 9 аба, явилось вовсе не героической попыткой заявить о своих равных правах с ортодоксальными иудеями, а вульгарным нарушением общественного порядка.
Трудно оценить насколько сами участники этой акции сознавали ее чисто провокационный характер, однако в нашей стране имеется немало общественных деятелей, для которых организация подобных провокаций давно сделалась профессией.
В частности, еще год назад Яэль Даян заявила, что она будет бороться за право женщин молиться у Стены плача в мужской половине. Требование совершенно фантастическое. С таким же успехом Яэль Даян могла бы добиваться слома перегородок между мужскими и женскими залами во всех синагогах и даже мечетях страны.
Но в любом случае смысл ее требования очевиден. Даян прекрасно знает, что ортодоксальные евреи не станут молиться в обществе прекрасных дам, и призывая допускать женщин в мужскую половину Стены плача, она просто хочет помешать молитве религиозных евреев. Права женщин здесь решительно не причем.
Вообще наблюдая за правозащитной активностью израильских левых, легко можно обнаружить одну особенность. Права человека важны им не сами по себе, а лишь как орудие в достижении вполне посторонних, зачастую противоположных человеческим правам целей.
Евреи и палестинцы претендуют на одну и ту же землю, претензии и тех и других закономерны и правомерны. Однако откровенно борясь за победу лишь одной из сторон, поддерживая требования только палестинцев, израильские левые представляют это борьбой за права человека вообще, представляют себя не антисионистами, а именно правозащитниками.
Впрочем следует отметить, что подобная подмена не только израильское явление. Повсюду, например, те кто борятся за право человеческого эмбриона на жизнь, борятся за это конкретное право, в то время как те кто борятся за право женщины производить аборты, зачисляют себя в ряды профессиональных правозащитников, т.е. одновременно всегда борятся за целый пакет аналогичных прав, в частности за права сексуальных меньшинств.
Гомосексуалистов уже давно никто не преследует, их клубы процветают, а издания беспрепятственно распространяются. Но борьба продолжается. Общество непременно должно признать их сексуальные связи не менее полноценными нежели гетересексуальную супружескую связь. Самих гомосексуалов понять еще можно.
Они всегда будут жить невладах с совестью и поэтому всегда будут стремиться убедить себя и общество в своей абсолютной полноценности. Но зачем гетеросексуалам поддерживать все эти сомнительные мероприятия?
Нам говорят, что гомосексуалисты нуждаются в защите потому что общество их презирает, потому что их травят. Но в действительности мы видим совершенно другое: травят как раз тех представителей общественности, которые позволяют себе самые невинные высказывания относительно противоестевенности мужеложества.
Итак, зачем левым гетеросексуалам понадобилось прививать обществу любовь к гомосексуалам? Повидимому с одной единственной целью - деморализовать общество, релятивизировать самые глубинные человеческие ценности. Подобного рода правозащитники будут бороться за любое предприятие, способное пошатнуть общественные устои, но они никогда не поддержат какое-то естественное, человеческое право.
Возьмем, например, ту же Яэль Даян. Без этой особы не обходится ни один гомосексуалистский марш гордости, ни одна лейсбийская акция протеста у президентского дворца, но при этом даже странно подумать, что она может появиться на какой-нибудь манифестации родственников жертв арабского террора.
Правда эта дама активно поддерживает женщин не могущих добиться развода или женщин пострадавших от насилия со стороны собственных мужей. А эти протесты носят вполне человеческий характер. Секрет довольно прост: женщины, борющиеся против насилия в семье, примыкают к феминистскому движению, а это движение уже вполне можно использовать в качестве деструктивной силы.
Яэль Даян является на митинги пострадавших от насилия женщин только по той причине, что для нее это знак участия в феминистском движении, которое в свою очередь легко можно использовать для борьбы с национальными еврейскими ценностями и выросшими на их основе ценностями общечеловеческими (в частности, высоко подняв флаг женской эмансипации, можно попытаться отогнать от Котеля религиозных евреев). Все те права, за которые борется Яэль Даян, начиная правом на аборты и кончая правом на создание палестинского государства, весь этот "пакет" прав преследует только одну цель - помешать тому или иному подлинному человеческому начинанию.
Но почему бы не делать этого открыто? Зачем понадобилось облекать откровенное пакостничество в белые ризы правозащитной борьбы? Во-первых, так пакостить намного эффективней, а во-вторых - и это уже самое главное - так можно чувствовать себя не вредителем, а спасителем, так можно ощущать себя не разрушителем основ, а человеком с повышенным чувством ответственности за судьбу Израиля и мира. Общий прием голливудского кинематогрофа, позволяющий максимально увеличить сборы, гениально прост: в сцене насилия вам дают возможность вместе с насильником насладиться юным трепещущим телом, а затем в сцене возмездия вместе с ковбоем почувстовать себя защитником несчастной жертвы. Иными словами вам дают возможность согрешить оставляя при полном убеждении в вашей глубокой порядочности. Но как мы убеждаемся, такое бывает не только в кино.
Нельзя сказать, что в период правления Рабина-Переса Нетаниягу был самым популярным национальным лидером. Кто-то верил в него, но кому-то он казался недостаточно решительным. Что же касается большинства избирателей отдавших свои голоса за Биби, то они, пожалуй, и вовсе не интересовались личностью Нетаниягу, ибо основным подсознательным лозунгом той поры был: лишь бы не Перес!
Лозунг левых: "Биби - не годится" всем представлялся смехотворным. Ведь в ту минуту действительно казалось, что на пост премьер министра годится кто угодно, лишь бы не Перес.
Но почему: лишь бы не Перес? По одной простой причине: Перес, как и Рабин, выглядел заложником собственных миротворческих прожектов. Казалось, что те заведомо абсурдные шаги, на которые он шел, делались исключительно ради идеи, в которую он слепо поверил. Только тот кто не желает признавать свою ошибку, может так отрываться от действительности и отдавать территории в обмен на террор, а не на мир.
Реалист, кто бы он ни был, не станет осуществлять бесконечные уступки, до тех пор пока противоположная сторона не выполнит своих обязательств. Всем это казалось очевидным.
В самом деле, каждый раз когда Рабин и Перес передавали палестинцам очередной участок Эрец Исраэль, Арафат расплачивался одним и тем же залежалым товаром: обещанием отменить антиизраильские параграфы палестинской хартии.
Подобная ситуация выглядела настолько абсурдной, что ни кому и в голову не могло прийти, что кто-нибудь кроме Переса станет ее поддерживать. Но оказалось, что ситуация вышла из под контроля и поддерживает саму себя. Оказалось, что смертоносный абсурд опутал нас по рукам и ногам и с приходом к власти Нетаниягу не только не прекратился, но как будто бы даже удесятерился.
В сам момент прошлогодних кровопролитий, затеянных палестинской полицией, и вскоре после них, Нетаниягу вел себя совершенно адекватно и рассудительно. Правые оптимисты и левые пессимисты уже считали, что Осло пришел конец. Но не прошло и месяца, как абсурд вступил в силу.
Так, Арафат не соглашался на вывод израильских войск из Хеврона, до тех пор, пока ему не пообещают, что армия будет выведена заодно и из прочих участков Иудеи и Самарии. И Нетаниягу дал ему такое обещание.
Если бы так поступил Перес, его еще можно было бы понять, ведь он искренне хотел покинуть Хеврон. Но Нетаниягу не хотел этого! Перед выборами он утверждал, что считает недопустимым выводить наши войска из Хеврона.
Можно было бы понять, если бы Нетаниягу отдал Хеврон в обмен на изменение палестинской хартии, в обмен на выдачу террористов и т.п. Его было бы гораздо труднее понять, если бы он вышел из Хеврона просто даром. Но Нетаниягу вышел из Хеврона в худших традициях прежнего правительства, т.е. расплатившись за свое бегство обязательствами дальнейших уступок! Одна из этих уступок - обязательство передачи палестинцам дополнительных территорий Иудеи и Самарии, второй этап которой приближается. Вопреки грубейшим нарушениям последнего периода (узаконенным убийствам землеторговцев, участию палестинских полицейских в терроре) переговоры относительно реализации подписанных Пересом согашений велись до самого последнего момента, и судя по всему, Израиль находился на пороге очередной сдачи позиций.
Однако теракт на иерусалимском рынке неожиданно изменил атмосферу. Почти так же как и год назад, когда палестинская полиция открыла стрельбу по ЦаГаЛу, Нетаниягу заговорил повинуясь голосу разума, а не абсурда. А именно, он заявил о прекращении переговоров до тех пор, пока палестинцы не выполнят принятых на себя обязательств: в частности, пока Арафат не уничтожит инфраструктуру террористических организаций и не выдаст Израилю убийц, укрывающихся на терриории автономии.
При всем том, что Арафат обещал это сделать уже несколько раз, согласно абсурду Осло эти требования Нетаниягу расцениваются как провокационные и нереалистичные. Учитывая энергичные усилия американцев по примирению сторон, нельзя быть уверенным в том, что политической здравости нашему правительству хватит надолго. По всей видимости американцы уже очень скоро добьются какого-то компромисса, и израилитяне и палестинцы вновь сядут за стол переговоров. А значит, атмосфера абсурда вновь будет окружать нас на каждом шагу. Однако, по крайней мере мы будем знать, что в критическую минуту правительство Нетаниягу способно к адекватному реагированию, что на самом деле это очень хорошо (для евреев), что израильское правительство возглавляет не Перес.
И еще одно соображение. По части богатства опыта противостояния абсурду трудно найти равного Натану Щаранскому. К сожалению существует множество причин, по которым ему трудно расчитывать на пост главы правительства, не говоря уже о том, что политические решения, касающиеся постоянных границ
Израиля, вполне могут быть приняты в текущей каденции нынешним премьер министром. Но по крайней мере включить Щаранского в делегацию по переговорам с палестинцами было бы вполне уместно.
Сто лет назад Герцель сказал относительно возможности создания еврейского государства: если вы захотите - это не будет только сказкой. Государство евреев возникло, но вот пришли Рабин с Пересом и сказали: если вы захотите - это останется только сказкой, и впустили в Израиль Арафата.
Неужели век сионизма - был лишь сладким сном, от которого нас ждет пробуждение в мучительный кошмар вечного рассеяния? Или быть может сон, кошмарный сон - это как раз Осло? Тому имеется одна аналогия. Так жизнь в СССР многим очень часто представлялась ночным кошмаром. Сталкиваясь на каждом шагу с совершенно иррациональными, абсурдными запретами людям иногда казалось, что от этого абсурда можно пробудиться. Казалось, что вот сейчас ты откроешь глаза и обнаружишь, что весь этот коммунизм тебе только приснился.
Теперь точно такое же ощущение нередко возникает всвязи с появлением Палестинской Автономии. То что законно-избранное израильское правительство впустило в свою страну десятки тысяч вооруженных боевиков ООП настолько абсурдно, настолько выпадает за пределы элементарной человеческой логики и фундаментального инстинкта самосохранения, что постоянно воспринимается именно как кошмарный сон, от которого хочется пробудиться.
Но если от советского кошмара мы однажды действительно проснулись, то в какой мере мы можем надеяться, что проснемся когда нибудь и от кошмара палестинского?
Ситуации в определенном отношении схожи. Западный мир подписал с Советским Союзом соглашение в Хельсинках. Израиль с палестинцами - в Осло. И то и другое соглашение являлось заведомо абсурдным, ибо в обеих этих соглашениях каждая из сторон заранее имела ввиду прямо противоположное тому, что имел ввиду ее партнер. В обеих случая Право вступило во взаимоотношения с Силой. У каждой из сторон при этом был свой расчет, каждая сторона надеялась, что подставляет ловушку для другой. Право надеялось по ходу дела перевоспитать Силу, Сила же, усмехающаяся наивности Права, намеревалась использовать его для своих целей.
Пессимисты уверяли что проиграет Запад, что хельсинские соглашения - это всего лишь ползучая экспансия коммунизма, его легитимация. Но оптимисты верили в противоположный исход, они полагали, что такой договор может привести к эррозии советской идеологии.
Аналогичная ситуация сложилась и в Израиле. Подпишем договор - решили Израильские левые - А там сама правовая динамика вынудит террористов перестроиться и принять новую мирную действительность.
Но Арафат, усмехаясь простоте своих Израильских партенеров в своем кругу никогда не скрывал, что видит в этом соглашении лишь удачный шанс уничтожить Израиль, лишь возможность реализовать давнишний план поэтапной ликвидации "сионистского образования". Имея за спиной удачный опыт перевоспитания коммунистического дракона, мы казалось бы могли с определенным оптимизмом смотреть и на наше израильское будущее.
Однако это не совсем так. Израильская ситуация отличается от советской по двум главным параметрам. Советский режим сформировался на традициях пусть и восточно-, но всеже европейской культуры. Советские люди с детства привыкли восхищаться декабристами, которые пожертвовали свои жизни ради
конституционного правления, советские люди всегда оставались открыты самой возможности демократии.
Но исламский мир проявил себя как мир, совершенно неподдающийся демократическим веяниям. Если повсюду секулярное плюралистическое мировоззрение вошло или входит как доминантная сила, то в странах ислама сохраняется господство традиционных норм. Сегодня различные кланы делят между собой министерства и ведомства точно также как десятелетия назад они делили пастбища. Надеяться, что именно в Израиле, где арабы наиболее радикализированы воцарит правовая атмосфера весьма трудно.
Другая причина не способствующая особенному оптимизму состоит в реальных экономических и человеческих ресурсах. Советский Союз мог пасть только потому, что хельсинское соглашение в результате оказалось подкреплено программой звездных войн.
Когда одна сторона ставит только на Право, а вторая только на Силу, то выиграть может только Сила. Исход может оказаться иным только в одном единственном случае, а именно когда Право надежно защищено иной Силой, когда имеются могущественные судебные исполнители способные покарать нарушителя.
Но Норвежское соглашение как раз предполагает серьезное ослабление в военной области, ибо оно ведет к отторжению стратегических рубежей и уже допустило размещение вражеской армии в непосредственной близости от самых уязвимых центров страны. При этом против Израиля выступает не только арабский мир, против него выступает все человечество, включая ближайших союзников.
Нельзя целиком отвергать возможность мирного рассасывания палестинской проблемы, однако при этом надо отдавать себе полный отчет, что подобный исход гораздо менее вероятен, чем был вероятен самороспуск КПСС.
По меньшей мере, трудно поверить, что пробуждение от палестинского кошмара может произойти совершенно бескровно.
Как известно помимо конвенциональной войны древний Рим объявил древней Иудее также и войну терминологическую. Причем последсвия и той и другой войны сказываются и поныне.
После поражения восстания под предводительством Бар Кохбы основное население Иудеи по прежнему составляли евреи, однако император Адриан повелел переименовать нашу страну в Палестину, а нашу столицу в Эли-Капиталину - название созвучное с Эль Кудс - неправда ли?
Этот термин "Палестина" и сегодня многое предопределяет в ближневосточной политике. Во всяком случае если бы вместо этого наименования фигурировали бы другие, а именно Иудея и Самария, то ситуация рисовалась бы несколько в ином свете.
Однако многое в ближневосточных реалиях предопределила та терминология, которую ввела еще довоенная, преимущественно британская дипломатия. Так в строгом значении слова Палестиной именовался как западный так и восточный берега Иордана. Между тем создав палестинское государство на восточном берегу - так называемую Трансторданию, британцы сохранили термин "Палестина" только за западным берегом. Тем самым они во многом предопределили дальнейший спор евреев и арабов о Святой земле.
Но не менее коварными оказались и сами эти термины "западный и восточный" берег. Если Адриан для того чтобы стереть память об Израиле, об Иудее переименовал святую землю в Палестину, то в наше время эту задачу с гораздо больщим успехом выполняют так же и термин "West bank", "Западный берег".
Как известно в тексте соглашения между Израилем и ООП Иудея и Самария фигурируют даже не под термином Палестина, а именно под эвфемизмом - "западный берег реки Иордан".
Использование именно этого термина уже сразу предопределяет переговоры в пользу палестинцев. Ибо это название совершенно нейтрально к собственно исторической и географической реальности.
Однако коварство этого эффемизма отнюдь не исчерпывается его вытеснильной функцией. Никто вне Израиля никогда не слышал старой израильской песни написанной на слова Зеева Жаботинского: "два берега у Иордана и оба наши". Однако огромное количество людей убеждено, что именно так все в Израиле и обстоит.
Мой опыт общения с внешними к этой проблеме людьми показывает, что для подавляющего большинства из них термин "западный берег" в контексте палестинского вопроса всегда воспринимается, как "другой берег".
Мало кто из людей даже побывавших в Израиле, ориентируются на карте и могут точно сказать, который из берегов Иордана западный а какой восточный. Между тем общий логический и психологический контекст вынуждает их воспринимать действительность совершенно превратно, а именно воображать, что Израиль удерживает оба берега реки Иордан!
Ведь если ведется спор двух стран о каком-то береге, то несведущий сторонний наблюдатель всегда воспримет его в том смысле, что одна из сторон не хочет уступать второго берега, а не то что вторая сторона претендует на оба.
Мы прекрасно знаем, что Польша восточнее Германии, однако если бы, например, кто-нибудь заявил, что Германия должна уступить Польше западный берег реки Одр, то по одной этой интонации мы бы заключили, что Германия удерживает какой-то неположенный ей участок по другую сторону реки разделяющей два народа.
Использование этого лживого термина "West Bаnk" создает устойчивую аберрацию: "зачем этим евреям еще и Западный берег, хватит с них Восточного".
К той ситуации, в которой оказался сегодня Израиль, его подвело множество самых разнообразных упущений. Так многие считают, что серьезным просчетом явилась сделка с Джибрилем. Более тысячи террористов вернулись тогда в свои дома в Иудее и Самарии в обмен на освобождение нескольких израильских военнопленных в Ливане. Именно эти террористы явились впоследствии главными зачинщиками и лидерами интифады.
Кроме того грубым, политическим просчетом признается поощрение мусульманского движения на территориях с тем, чтобы составить конкуренцию ООП. Ведь в результате подобной политики возник ХАМАС, и дело кончилось тем, что Организация Освобождения Палестины была приглашена в Израиль для его усмирения.
Однако данную инициативу по всей видимости следует признать ошибочной дважды. Ибо если уж Израилю имело смысл поощрять в среде палестинцев какое-то религиозное движение, чтобы отвлечь их от терроризма, то ставку следовало делать на христианство.Разумеется, палестинцы-христиане относятся к Израилю без малейших симпатий. Но во-первых в этом отношении они лишь равняются на своих собратьев мусульман, задающих общий настрой, а во-вторых даже при этом они практически не участвуют в терроре.
Если бы соотношение христиан и мусульман в Иудее и Самарии было обратным, то Рабину и Пересу, по всей видимости, не пришло бы в голову зазывать в Эрец Исраэль Арафата, для того чтобы тот помог им справиться с интифадой. Эмиграция палестинцев-христиан и их массовый переход в ислам в немалой мере предопределили нынешнее положение на территориях.
Когда в 1967 году израильские войска вошли в Иудею и Самарию, даже Рамалла была еще по преимуществу христианским городом. Но к тому моменту, когда в 1995 году израильские войска покинули крупные палестинские города даже, Бейт Лехем стал уже по преимуществу мусульманским. Смягчить, если не сломить подобную тенденцию, было в силе израильских политиков.
Не следует обольщаться относительно христианского дружелюбия к нам. Но вместе с тем нельзя не признать, что отношение христиан к иудаизму в данный исторический момент просто несопоставимо с отношением к нему мусульман.
Если христианство в силу единого с евреями источника может позволить себе веру в возвращение евреев в Сион и даже его поддержать, то ислам, целиком заместивший Тору Кораном, в принципе не способен к сочувственному отношению к иудаизму. Между тем израильская политика унаследовала в этом вопросе чисто средневековый подход, т.е. подход, сложившийся в ту пору, когда основными гонителями евреев были не мусульмане, а христиане.
Впрочем в формировании подобного предпочтения по всей видимости сыграл роль также и солидный теологический подтекст: христиане имеют вид язычников, а мусульмане имеют вид чистых монотеистов. Однако опираясь на эту видимость, делая ставку на ислам, израильские политики выглядели примерно так же, как выглядел Миттеран в двухсотлетнюю годовщину французской революции.
Тогда, в 1989 году он пригласил на день рождение Французской республики Горбачева, потому что тот представлял "республику", но не пригласил шведского короля, потому что это "ретроград", который помазуется на свое царство лютеранским епископом.
В отношении писателей иногда говорят, что их книги должны быть умнее их самих. От политиков следовало бы ожидать ровно того же. Однако на деле мы сплошь и рядом сталкиваемся с совершенно противоположным явлением. Реальная политика очень часто выглядит гораздо глупее тех политических лидеров, которые ее проводят.