ПУБЛИЦИСТИКАполитические статьи, напечатанные в израильской газете "Вести" |
Спустя несколько лет после того, как Путин заступил на свою бессменную вахту, какой-то западный политик в полу-шутку отметил: «Когда-то СССР без устали убеждал мир в своем исключительном миролюбии, но его все боялись. Сегодня вы, русские, пытаетесь внушить нам, что вы чрезвычайно опасны, но вас никто не боится».
Обама не любил русских, но крепко вбил себе в голову, что дипломатия должна быть дипломатичной. В результате пришли времена, когда русские самым бесцеремонным образом угрожают Западу… - и тот трясется от страха!
Русские ощетинились и с досадой вспоминают о распаде «нерушимого Союза». Что стоит за российскими эволюциями XXI века?
Без сожаления распростившись с коммунистическими идеалами, Россия закономерно обратилась к поискам «русской идеи», идеи, которая может казаться вульгарным «империализмом», но которую невозможно адекватно осмыслить вне глубинного, религиозно-исторического контекста.
В том, что Римская империя через несколько десятилетий после принятия христианства раскололась на (соперничающие между собой) Западную и Восточную державы, видится тайна, которая не сводится к простому этническому греко-латинскому размежеванию.
На протяжении веков Запад и Восток формировали два параллельных христианских мира, и то, что после падения Византии Москва объявила себя ее восприемницей, Третьим Римом, предопределило противостояние «Святой Руси» Западу. Противостояние, дополнительно подкрепленное необъятными просторами страны (как говаривал Гейне, «народ, расположившийся на одной шестой части суши, просто не может не чувствовать себя космополитом»).
Русской душе тесно в своих национальных границах, она ищет для себя универсального вселенского применения. Примеряя к себе то православие, то коммунизм, то «общечеловеческие ценности», русский неизменно чувствует себя «всечеловеком». Сверхдержавность у русского народа в крови. Как некогда Риму противостоял Константинополь, так ныне Вашингтону противостоит Москва.
Между тем это внутри-христианское противостояние между Западом и Востоком слишком уж напоминает внутри-еврейское противостояние между Севером и Югом, чтобы не навести на мысль, что эти силовые поля задают координаты единого исторического процесса.
Сдается, что духовная подоплека обоих этих конфликтов коренится в одном источнике – в начавшейся еще в материнской утробе тяжбе Йакова и Эсава за первородство.
Первородство Йаков открыто у брата купил, но благословение – тайно похитил. Инициатива исходила от матери, у которой имелись свои родительские полномочия, но благословение все же далось обманом, который бумерангом вернулся к самому Йакову: вместо обещанной Рахели, тесть Йакова Лаван тайком подсунул ему в первую брачную ночь свою старшую дочь - Лею.
Традиция объясняет легкость этого обмана тем, что Рахель участвовала в отцовском заговоре и помогла сестре притупить бдительность жениха. Согласно мидрашу, Лея, как старшая, была сосватана старшему – Эсаву, и Рахель хотела избавить сестру от этого брака.
Как бы то ни было, в первую брачную ночь ничего не подозревавший Йаков телесно соединялся с Леей, а духовно - с Рахелью. В результате этого подлога произошло раздвоение исходно единого Мессианского рода, мессианское призвание расслоилось на преимущественно материальное (Машиах бен Йосеф), и преимущественно духовное (Машиах бен Давид).
«Телесный» потомок Леи, Йеуда, и его царственный род вырабатывает (недостающие ему) духовные качества, а «духовный» потомок Рахели, Йосеф, трудится на прагматической ниве, чтобы восполнить недостающие ему материальные задатки.
Как бы то ни было, раскол древнего еврейского государства на Северное и Южное царства произошел сразу после правления построившего Храм царя Шломо. На севере стали править потомки Йосефа, на юге – Йеуды.
Дальнейшее развитие эта тема получила в каббалистической теории грядущего содружества двух Машиахов.
Римская империя раскололась на Западную и Восточную через несколько десятилетий после того, как христианство стало государственной религией этой страны, т.е. вскоре после того, как Римская Империя объявила себя «духовным Израилем».
Попытка Эсава вернуть украденное благословение, вернуть себе проданное им первородство, послужила причиной древней семейной розни; втянула его в воронку старых домашних дрязгов, чреватых рассечением мессианской миссии. В конце концов, согласно мидрашу, также и Эсав претендовал заполучить обеих сестер - и Лею, и Рахель.
В результате Эдом раскололся наподобие Израиля. Западная его сторона оказалась укоренена в рациональном, прагматическом строе, сторона Восточная тяготеет к «духовности».
Но чем обоснованней мессианские претензии России, чем более зацикливается она на своих «духовных исканиях» (обеспечивших ей некогда положение литературной сверхдержавы), тем навязчивее и обиднее делаются ее систематические провалы.
Провалов Запада также, разумеется, невозможно недооценивать.
«Невзирая на все незаконченное, порочное и преступное в европейском обществе, как оно сейчас сложилось, все же царство Божие в известном смысле в нем действительно осуществлено, потому что общество это содержит в себе начало бесконечного прогресса и обладает в зародыше и в элементах всем необходимым для его окончательного водворения в будущем на земле».
Эти слова Чаадаева, казавшиеся безусловно верными на протяжении всего XIX века, уже с самого начала Первой мировой войны потеряли свою былую силу: в течение четырех лет прогрессивные либеральные государства Европы истребили 20 миллионов своих граждан и покалечили 55 миллионов. Но то было лишь начало. Уничтожив во второй мировой войне 6 миллионов лояльных либеральному проекту евреев, европейцы наводнили свой континент исламистами, шаг за шагом уступая им духовную инициативу.
В свете последующей истории кажутся пророческими слова славянофила Шевырева, написанные в 1841 году: «В наших искренних дружеских тесных отношениях с Западом мы не примечаем, что имеем дело как будто с человеком, носящим в себе злой, заразительный недуг, окружённым атмосферою опасного дыхания. Мы целуемся с ним, обнимаемся, делим трапезу мысли, пьём чашу чувства… и не замечаем скрытого яда в беспечном общении нашем, не чуем в потехе пира будущего трупа, которым он уже пахнет».
Но духовное здравие Востока оказалось все же в еще более плачевном состоянии.
В 1847 году Белинский писал о России как о стране, «где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!». Религиозная жизнь при этом была полностью лишена столь необходимой ей свободы. Как писал в 1868 году славянофил Аксаков: «У ограды церковной стоят не грозные ангелы Божии, а жандармы и квартальные надзиратели как орудия государственной власти, - эти стражи нашего русского душеспасения, охранители догматов русской православной церкви, блюстители и руководители русской совести!»
С той поры изменилось лишь одно – у России накопилось несметное количество атомного оружия. Чаадаев язвил, что для того «чтобы заставить себя заметить, нам пришлось растянуться от Берингова пролива до Одера». Сегодня Россия напоминает о себе не только своими размерами, но и своими ядерными боеголовками.
Пару лет назад социальные сети облетел фрагмент передачи, в котором российский телеведущий с характерной блатной интонацией угрожал превратить США в радиоактивную пыль. Схожие бравады появлялись в средствах массовой коммуникации и после того, причем озвучивались они лицами самого разного социального статуса: бомжами, священниками, писателями, блондинками и, разумеется, политиками.
Но до самых недавних пор я все же не подозревал о масштабах распространения этой идеи.
Просматривая недавно популярные российские ток-шоу, я был поражен, в какой мере идея («в случае чего») похоронить мир под радиоактивным пеплом заполонила русские головы.
Когда ядерным апокалипсисом грозил Кремль, увенчанный красным знаменем, за этим просматривалось какое-то рациональное зерно. В конце концов, шло состязание Систем, каждая из которых позиционировала себя как вершину Прогресса.
Сегодняшний «русский мир», извлекший из нафталина насквозь политизированное православие, всерьез уже никого не рассчитывает им осчастливить. Современный русский человек уже не рассчитывает заразить человечество каким-то хранящимся только у него всепобеждающим учением. Единственная работающая сегодня русская идея – это идея («в случае чего») прикончить земную цивилизацию, так как им - русским больше всех «по фигу».
Хочется верить, что это все же не последний ход самобытной русской мысли.
Уголовная ответственность за мужеложство была упразднена в Израиле в 1988 году. Статья эта не применялась и ранее, однако вскоре после ее официальной отмены проблема гомосексуализма стала освещаться прессой исключительно в одном плане - в плане защиты прав «сексуальных меньшинств».
Уже к концу XX-го века негативные высказывания в адрес однополой любви в СМИ стали совершенного немыслимы, и, напротив, стала складываться атмосфера нетерпимости по отношению к тем, кто не поспевали за новым правозащитным трендом и были заклеймены нелепым прозвищем «гомофобы».
Результат не преминул сказаться. Ныне даже раввины остерегаются высказываться против гей-парадов, а политики из кожи вон лезут, чтобы понравиться «гордому племени». Не так давно Сара Нетаниягу заявила представителям ЛБГТ-сообщества: «Я не государственный деятель, не глава правительства, но я говорю вам, что вы в его сердце». И это оказалось сущей правдой. После того, как 31 октября Кнессет отклонил законодательную инициативу, позволяющую производить детей на утеху гомосексуальных пар от суррогатный матерей, Нетаниягу распорядился разработать более гибкую версию этого закона, над утверждением которого пообещал «серьезно поработать».
Опросы общественного мнения уже несколько лет кряду показывают, что 70% израильтян поддерживают идею заключения брачных контрактов между однополыми партнерами, и даже высказываются за право таких пар на усыновление детей.
Причем выражение такого рода солидарности считается знаковым, т.е. служит чуть ли не главным признаком причастности человека к «разумному, доброму, вечному».
Любовь к гею (которого правозащитники «вывели из чулана», и который наделен теми же правами, что и «стрейты») сделалась первой заповедью либерала.
При этом, однако, мало кто отдает себе отчет в том, что любить либерал призван не всех геев, а исключительно гордых. Если человек с гомосексуальными наклонностями от этих наклонностей не в восторге, то он должен сидеть в своем чулане до конца своих дней и помалкивать.
Прессой не афишируется, что дискриминации в наши дни подвергаются вовсе не гомосексуалисты, а так называемые «экс-геи», т.е. люди с гомосексуальными наклонностями, стремящиеся наладить традиционную семейную жизнь. Этих людей травят за «ханжеский» отказ «быть собой», преследованию подвергаются лечащие их психиатры, ведутся (причем кое-где с успехом) кампании, требующие запрета конверсионной терапии.
Рост этих явлений привел к тому, что в США (по решению суда федерального округа Колумбия Вашингтона) экс-геи были признаны дискриминируемой группой, нуждающейся в защите властей (Protected class).
Чем вызван 180-градусный разворот общества по отношению к однополой любви?
Истинную причину, которой, как мне кажется, обязано своему успеху гей-движение, я назову ниже. Пока же познакомимся с мнением самих защитников «сексуальных меньшинств».
«Наука, – говорят они, - развеяла множество предрассудков. Отношение к геям лишь один из таких случаев. Современная психиатрия пришла к заключению, что однополая любовь совершенно нормативна. Пора положить конец тысячелетиям дискриминации».
Вроде бы все так: в 1974 году Американская Психиатрическая Ассоциация (АПА) исключила гомосексуализм из общего списка сексуальных отклонений. В 1992 году ее примеру последовала Всемирная организации здравоохранения, а к концу XX века этот новый стандарт приняли минздравы всех развитых стран, в том числе даже и РСФСР (1999).
Казалось бы, с чем здесь можно спорить? Между тем, решения эти и поныне подвергаются резкой критике в научном и медицинском мире. Множество специалистов, зачастую рискуя своей карьерой, и по сей день продолжают повторять: «а все-таки она вертится», продолжают повторять, что гомосексуализм – это патология, а не альтернативное здоровье. Они находят решение АПА и ВОЗА не профессиональным, а политическим.
Решение АПА принималось без малейшего научного обоснования, исключительно под давлением «пациентов», а точнее тех, кто отказывались ими стать. На первом этапе Ассоциация согласилась исключить только (срывавших лекции и конференции) «крикунов», сохраняя диагноз в отношении тех лиц, у которых их однополое влечение вызывало неудобство. Но поскольку невротик, чувствующий себя дискомфортно, считается более здоровым, чем тот, который с собой в ладах, такое положение долго продолжаться не могло, и на следующем этапе, диагноз «гомосексуальность» был полностью удален из числа сексуальных расстройств.
Однако опрос, проведенный через 4 года, показал, что 68% американских психиатров с навязанной им реформой согласны не были.
Исключение гомосексуализма из списка сексуальных расстройств в 1992 году было достигнуто перевесом всего лишь в один голос (притом, что решение вообще принималось не психиатрами, а чиновниками).А еще через несколько лет после этого события, т.е. через четверть века после прецедентного решения АПА, ее представитель Мерсер признавал: «Психиатры все еще недостаточно подготовлены к разрешению психиатрических проблем своих пациентов, относящихся к сексуальным меньшинствам. Результаты международного опроса, проведенного моим отделом среди психиатров об их отношении к гомосексуализму, показали, что подавляющее большинство рассматривает гомосексуализм как девиантное поведение, хотя он был исключен из списка психических расстройств».
В прошедшие с той поры 20 лет подобных опросов, как я понял, не проводилось, но конкретных примеров убежденности психиатров в том, что гомосексуализм это «все-таки патология», привести можно сколько угодно.
Так профессор сексологии Г.С. Кочарян в своем докладе, прочитанном 15 мая 2014 года в Харьковской Медицинской Академии, называет следующие имена: «По нашему мнению, а также мнению ведущих клинических и судебных сексологов СНГ (Г. С. Васильченко, А. М. Свядощ, С. С. Либих, В. В. Кришталь, А. А. Ткаченко), гомосексуальность следует относить к расстройствам сексуального предпочтения (парафилиям). Это утверждение основывается на том, что гомосексуальные отношения исключают возможность воспроизводства человеческого рода. Такого же мнения придерживается известные профессора-психиатры Ю. В. Попов и З. И. Кекелидзе (Россия), а также многие профессионалы в США и, в частности, члены созданной в 1992 г. National Association for Research and Therapy of Homosexuality (NARTH). В настоящее время в России существует Межрегиональная общественная организация «Профессиональное объединение врачей сексологов», созданная в июне 2012 г. по инициативе врачей данного профиля при поддержке Федерального научно-методического Центра медицинской сексологии и сексопатологии, а также кафедры сексологии Северо-Западного медицинского университета им. Мечникова. Она выступает за традиционные семейные ценности, и к одному из критериев сексуальной нормы относит гетеросексуальность. Ее членами являются 42 специалиста. Среди них 18 профессоров, докторов мед. наук, доцентов и кандидатов мед. наук».
В пользу своей позиции профессор Кочарян приводит следующий очевидный аргумент: «Высказывание типа «гомосексуализм имеет право на существование», которое следует считать справедливым, не доказывают того, что он может и должен быть причислен к норме. Аналогичные высказывания могут быть сделаны и в отношении любой другой существующей патологии, так как она, так же как и гомосексуализм, имеет место у определенного процента лиц вне зависимости от того, хотим мы этого или нет».
В самом деле, даже если мы исключим уголовно наказуемые сексуальные расстройства (ту же педофилию, например), то почти все прочие перверсии будут признаны «имеющими право на существование». Никто и нигде не станет преследовать или принудительно лечить фетишистов, скопофилов или зоофилов (что же касается эксгибиционистов, то их в последнее время вообще стало трудно отличить от актеров «прогрессивных» театров). Многие из этих людей, так же, как и многие гомосексуалисты, вовсе не считают себя больными, но ВОЗ, тем не менее, продолжает квалифицировать их в качестве таковых!
Отец советской пат-анатомии И.В. Давыдовский (1887—1968) пропагандировал идею, согласно которой никакой «патологии» (и соответственно, «нормы») не существует, но имеет место лишь снижение степени адаптации организма: если у человека развилась сердечная недостаточность, он все тот же человек, просто медленнее передвигающийся, если у него шизофрения, то он все тот же человек, просто хуже ориентирующийся.
Теория эта вызывала множество нареканий, в которые здесь нет места вдаваться, но она хотя бы была внутренне непротиворечива, и если бы ВОЗ воспользовалась разработками Давыдовского, это еще как-то можно было понять. Но произвольно вычеркнуть из списка человеческих недугов лишь один из них – это такое оскорбление человеческого интеллекта, которое не все Homo sapiens способны принять как должное.
Итак, «галилеева» непоколебимость психиатров более чем понятна. Решение (АПА от 1974) удалить из числа патологий исключительно гомосексуализм, продолжая признавать расстройствами все прочие перверсии, лишено всякой логики и носит посторонний медицине характер.
Полным отсутствием научного характера отмечен также и единственный «научный» довод сторонников однополого секса: гомосексуальные отношения являются «нормой», так как аналогичное явление наблюдается также и в животном мире!
Вообще-то, если бы оно действительно в животном мире наблюдалось, то и там бы считалось расстройством. Животные тоже могут быть больны. Но дело в том, что среди животных такой патологии как раз не встречается!
Биология – наука, жестко подчиненная принципу целесообразности. Любому феномену, анатомическому или физиологическому, непременно отыскивается биологический смысл. Так, например, линька ракообразных объясняется необходимостью их роста; задержка наступления чувства насыщения во время еды объясняется необходимостью запаса калорий.
Имеется также и биологическое объяснение запрыгиванию одних самцов на других, сопровождающемуся фрикционными телодвижениями. Этологи видят в таком поведении не половой акт (который как таковой отсутствует), а его имитацию, направленную на достижение лидерства в стае.
В природе не встречается вожаков, «опускающих» других самцов, и при этом теряющих интерес к особям противоположного пола. В природе не встречается живых существ, занимающихся биологически бессмысленным осеменением каловых масс.
В этой связи уместно отметить еще одну немаловажную деталь. По целому ряду анатомических и физиологических причин пенис животного не может проникнуть в анальное отверстие другого самца. Лишь человеку дано было открыть, что прямая кишка является эрогенной зоной, приближающейся по своей чувствительности к гениталиям. Иными словами, радости анального секса теоретически доступны всем людям, и проблемность гей-пропаганды состоит в том, что она совершенно практически начинает втягивать человечество в свою клоаку.
Не так давно в журнале «Journal of Sexual Medicine» были опубликованы результаты опроса взрослых мужчин (799) и женщин (718), жителей Квебека. Опрашиваемые заполнили анкету, указав свои сексуальные фантазии, а также описали в подробностях самую любимую из них.
«Один из самых неожиданных результатов, — пишет руководитель исследования Кристиан Жойаль (Christian Joyal), - частота таких мужских фантазий, как секс с шимейлом (существом, имеющим облик женщины и мужской пенис), анальный секс между гетеросексуалами, а также наблюдение за тем, как партнерша мужчины занимается сексом с кем-то еще. Эволюционная биология не может объяснить изобилие таких фантазий».
Но их как раз очень хорошо объясняет изобилие порно-продукции и гей-пропаганды, окружающее западного потребителя с первых дней сексуальной революции (50-летие которой человечество отметило в этом году).
Не медицинские соображения, а беспрецедентное давление сексуальных революционеров привели к исключению гомосексуализма из списка перверсий!
«Как этой группе эмоционально раненных мальчиков и девочек, - спрашивает доктор психиатрии Джозеф Николоси (Joseph Nicolosi), - а ныне взрослых, известной как «гей-сообщество», удалось не только внедрить воображаемое освобождение в массовую культуру, но и привлечь на свою сторону законодателей, общественных деятелей, университеты и церкви?
Апологеты гей-движения воспользовались вопросом права на подлинную идентичность как клином, чтобы провести свое определение человеческой сексуальности - и, по сути, самой человеческой природы. То мощное оружие, которое время от времени вновь пускается в ход, это история «coming out» («выход из чулана»). Именно эта одна общая история повторяется почти слово в слово на протяжении последних 30 лет повсеместно — от комитетов АПА в 1973 году до ток-шоу Опры Уинфри.
Я видел, как представители духовенства тепло аплодировали историям «coming out». А почему нет? Ведь «обрести себя» и «быть тем, кто есть ты на самом деле» - это популярные темы конца XX века, имеющие для них героическое и привлекательное звучание. Несомненно, человек, рассказывающий историю «coming out», искренен. Он имеет в виду то, что говорит, но аудитория редко смотрит дальше его слов, чтобы понять его «coming out» в более широком контексте.
Вторым фактором стало то, что сама по себе сексуальность находится в кризисе; наши определения семьи, общества, рождения, брака и гендера претерпели фундаментальные изменения. Все эти изменения служат праву индивида стремиться к сексуальному удовольствию. Хотя гей-правозащитное движение следовало на волне движения за гражданские права, но свою идеологическую силу оно продолжало черпать от движения за сексуальную свободу.
Наше время - это время культурной беззащитности перед риторикой движения в защиту прав сексуальных меньшинств. Лицам, страдающим извращениями (в традиционном психоаналитическом смысле слова), удалось внесли путаницу в два наиболее существенных вопроса человеческой реальности: различие между поколениями и между полами. В гей-идеологии мы видим именно такое стирание различий. Мидж Дектер говорит, что мы — культура, которая обращается с детьми как со взрослыми (достаточно взглянуть на сексуальное просвещение в начальной школе), в то самое время как взрослые действуют как дети».
Итак, беспрецедентный успех гей-пропаганды объясняется тем, что она оказалась подхвачена всеми борцами за сексуальную свободу, имя которым Легион.
Легализация гомосексуализма в качестве «здоровья» явилась тем тараном, с помощью которого Легион сокрушил врата Разума, и ворвавшись в подсознание просвещенных народов, водрузил там знамя сексуальной свободы.
Хартия этой свободы, насколько мне известно, неписаная, но она незамысловата, и сформулировать ее совсем не трудно: «Человек волен совокупляться любым способом с любыми количеством партнеров любого пола и любого возраста, любой степени родства и любого биологического вида, а также со всеми неодушевленными предметами, будь они реальны, изображаемы или воображаемы».
Отмывание гомосексуализма в качестве «нормы» наилучшим образом послужило достижению этого «идеала» - идеала высшего человеческого раскрепощения.
Среди либералов бытует мнение, что последним оплотом нетерпимости к этому идеалу сегодня остается только религия – эта опостылевшая теплица человеческих предрассудков. Однако в действительности негативную позицию по отношению к сексуальной вседозволенности занимает также и всякий вменяемый агностик.
Еще в самом начале сексуальной революции Виктор Франкл предупреждал о ее последствиях: «Мы живем в “обществе изобилия”, средства массовой информации заливают нас потоками стимуляции, и мы живем в век противозачаточных средств. Если мы не хотим утонуть в этом потоке, погрузиться в тотальный промискуитет, то мы должны научиться различать, что существенно, а что нет, что имеет смысл, а что нет, за что отвечать, а за что нет».
Действительно, в той же мере, в какой поведение животного отличает целесообразность, поведение человека отличает осмысленность. В сексуальной сфере смысл заключается не в «становлении собой» путем отождествления себя с дежурной похотью, а прямо в противоположном – в контроле над ней, диктуемым человеческим достоинством.
Как писал тот же Франкл, «человек – это существо, которое всегда может сказать «нет» своим влечениями которое не должно всегда говорить им "да" и "аминь". Это и есть то, что выделяет его из мира животных. Человек должен каждый раз идентифицироваться с влечениями (в той мере, в какой он желает их принять), животное идентично своим влечениям. У человека есть влечения - животное само есть влечения. То же, что "есть" человек, - это его свобода, поскольку она присуща ему изначально и неотделима от него, в то время как то, что у меня просто "есть", я вполне могу потерять».
Сексуальная свобода, таким образом, подразумевает полную утрату свободы человеческой, и то, что израильтяне, включая главу их правительства с его выдающимся IQ (180), на 70% потеряли способность различать «что существенно, а что нет, что имеет смысл, а что нет, за что отвечать, а за что нет» - по-настоящему страшно.