НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ ШМОТ (ИСХОД) ИТРО

ПЕЛЕНГАЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ (5779-2019) ДВА МОНОТЕИЗМА (5778-2018) НОВЫЙ ЗАВЕТ (5777-2017) СИНАЙСКОЕ ОТКРОВЕНИЕ (5776-2016) МАТРИЧНЫЙ СВЕТ (5775-2015) ЗА ПРАВА ДАМ, ГОСПОД И ЕВРЕЕВ (5774-2014) НАУКА И РЕЛИГИЯ (5773-2013) БОГ ВО МГЛЕ (5772-2012) ИСТОРИЯ ИЛИ РОДОСЛОВНАЯ? (5771-2011) «ЗОЛОТЫЕ БОЖЕСТВА» (5770-2010) НАИВЫСШЕЕ СОСТОЯНИЕ (5769-2009) ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ДИХОТОМИЯ (5768-2008) «НЕ ПОЖЕЛАЙ» (5767-2007) СУДНЫЙ ДЕНЬ (5765-2005) НЕБЕСНЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ (5764-2004) ОТКРОВЕНИЕ И УМОЗРЕНИЕ (5763-2003) ВЕРА И ПОНИМАНИЕ (5762-2002) СВОБОДА ПОД СТРАХОМ СМЕРТИ (5760-2000)

ПЕЛЕНГАЦИЯ ЦЕННОСТЕЙ («Итро» 5779 - 24.01.2019)

Человек, любящий только людей, даже и не ведая того, любит также и Бога. Человек, любящий только Бога, лишь мнит себя таковым, на деле же не любит никого. Однако все дело в том, что по большому счету невозможно любить людей, не возлюбив Бога!

Двуглавый закон

В недельной главе «Итро» описывается дарование Десяти Заповедей, запечатленных в дальнейшем на двух каменных скрижалях: по пяти на каждой.

На одной скрижали были записаны заповеди, регулирующие отношения между Богом и Человеком («бейн адам леАшем»), и на другой – между людьми («бейн адам лехаверо»).

На содержании этих заповедей никак бы не отразилось, если бы все они были записаны на одной таблице, пусть и в две колонки. Но они оказались полностью разделены, разделены как два независимых законодательных свода. Более того, скрижали эти между собой никак не были скреплены даже каким-то дополнительным внешним образом. Почему?

Быть может, потому что таким образом они могли занимать относительно друг друга разные позиции, каждая из которых обладает своей ценностью? Быть может, потому что «запеленговать» Высшую ценность можно лишь с двух точек слежения?

Итак, на первой скрижали было записано: «Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других Богов сверх Меня… Не делай себе кумира… Не произноси имени Господа, Бога твоего, попусту… Помни день субботний, чтобы святить его... Чти отца твоего и мать твою».

На второй: «Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не отзывайся о ближнем твоем свидетельством ложным. Не домогайся дома ближнего твоего; не домогайся жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (20:1-14).

При этом характерно, что нарушение большинства этих заповедей (как «ритуальных», так и «этических») каралось смертной казнью. За осквернение субботы нарушителя полагалось «забросать камнями» (сбросив предварительно со скалы), за убийство - обезглавить.

Как же сопрягаются между собой две скрижали? Как соотносятся заповеди, регулирующие отношения между Богом и Израилем, и заповеди, регулирующие отношения между людьми?

Приоритет этической сферы над ритуальной заявлен Торой вполне однозначно. Так у пророка Иешайяу мы читаем: «К чему Мне множество жертв ваших? – говорит Господь. - Пресыщен Я всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови быков и овец и козлов не желаю Я. Не приносите больше пустого дара; воскурение – мерзость для Меня; собраний, которые вы собираете в начале нового месяца и в субботы, не терплю Я: беззакония с празднеством. (Жертвы) ваши в начале нового месяца и празднества ваши ненавистны стали душе Моей, обузою они стали для Меня: устал Я терпеть их… руки ваши полны были крови. Омойтесь, очиститесь; удалите зло поступков ваших от очей Моих; перестаньте творить зло. Учитесь творить добро; требуйте справедливого суда; поддержите угнетенного, (верно) судите сироту; вступайтесь за вдову» (Иешайяу 1:10-14).

Характерно, что какая-либо симметрия между «воскурениями» и «справедливыми судами» явно отсутствует, так как нигде в ТАНАХе не сказано противоположного. Т.е. не сказано: «ваши справедливые суды; ваша поддержка угнетенных, защита сирот и вдов, ненавистны стали душе Моей, так как крови быков, овец и козлов вы не приносите Мне».

В трактате «Йома» (23.а) приводится история о том, как два священника бросились к жертвеннику, горя благочестивым желанием очистить его от пепла. При этом священник, подоспевший вторым, от досады ударил жертвенным ножом того, который его опередил. После этого отец зарезанного священника приблизился к телу сына и с облегчением воскликнул: мой сын еще в агонии, а значит, нож в ране остался неоскверненным! Нет препятствия для продолжения жертвоприношения!

Можно ли вообразить, чтобы Гемара представила случившееся как образец благочестивой ревности, а не как предел духовного ослепления?!

Верно, как за убийство, так и за осквернение субботы полагается одно и то же наказание, и все же имеются нюансы.

Мудрецы вывели из Торы ряд условий, делающих применение смертной казни практически невозможным. Во-первых, смертный приговор может быть вынесен только на основании показаний двух свидетелей преступления, а не каких-либо улик, а во-вторых, требуется, чтобы преступник был предупрежден относительно последствий, в том числе должен быть уведомлен относительно способа умерщвления.

В Талмуде сказано: «Сангедрин, приговаривающий к смерти раз в семь лет, называется кровавым; рабби Элазар бен Азария сказал: «Даже раз в 70 лет»; рабби Тарфон и рабби Акива говорили: «Если бы мы заседали в Сангедрине, смертные приговоры никогда бы не выносились», а раббан Шимон бен Гамлиэль сказал: «Если так, они бы умножили число убийц в среде Израиля» (Макот 1:10).

Итак, и нарушение субботы, и кровопролитие караются одинаково, т.е. исходно равно сурово, а результативно – равно смягченно. И все же на деле повелось иначе. На деле приведенные ограничительные правила мудрецы отнесли исключительно к преступлениям ритуального («бейн адам леАшем»), а не этического («бейн адам лехаверо») характера. На деле позволительно «умножать число» осквернителей субботы, но все же не убийц. От ответственности освобождает незнание только тех законов Торы, которые записаны на первой, а не второй скрижали.

Действительно, если казнить человека за нарушение субботы было почти немыслимо даже и во времена Храма, то смертные приговоры выносились убийцам даже и в гораздо более поздние времена, и даже в галуте, т.е. судами куда более низкой инстанции нежели восседающий на Храмовой горе Сангедрин. Впрочем, в знак признания некомпетентности вершить в данной ситуации суд Торы, средство казни должно отличаться от предписанного на Синае (см. Мишне Тора «Незикин» «Илхот роцеах» 4:8).

Христианство, вообразившее, что ритуальная часть Закона вовсе отменена, разумеется, подхватило соответствующий подход как свое знамя («не тот иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, на плоти»). А с победой секуляризма для ритуала, казалось бы, не осталось вообще никакого места. Как говаривал захваченный этим пафосом Иммануил Кант, «все, что человек сверх доброго образа жизни предполагает возможным сделать, чтобы стать угодным Богу, есть лишь иллюзия религии и лжеслужение Богу».

Этого подхода, как известно, фанатично придерживаются многие израильские интеллектуалы, воображающие, что храня вместо субботы свой причудливый моральный кодекс, они оказываются несоизмеримо ближе к Создателю, чем их примитивные пейсатые сородичи.

Да и, вроде бы, как иначе? Если сама Тора признает смертную кару за осквернение субботы фиктивной, то почему соблюдение субботы не посчитать «иллюзией религии»?

Банька с пауками

Прежде всего следует напомнить, что хотя казнить грешника за осквернение субботы по закону весьма затруднительно, добровольно евреи не раз шли на смерть, чтобы такого осквернения избежать. От иудея ожидается, что он погибнет, но не удовлетворит требование нарушить субботу, в той же мере, как и пролить невинную кровь.

Какой в этом может иметься смысл? Каким образом Всевышний даже и поныне не считает строгое соблюдение субботы «иллюзией» и «лжеслужением»?

Ответ достаточно прост. Невозможно любить ближнего, не любя при этом Бога. Иными словами, открытая приверженность заповедям второй скрижали («бейн адам лехаверо») подразумевает латентную верность Богу. И наоборот, почитание заповедей первой скрижали («бейн адам леАшем»), не подтвержденное приверженностью к заповедям скрижали второй, обнаруживает свою полную лживость.

Человек, любящий только людей, даже и не ведая того, любит также и Бога. Человек, любящий только Бога, лишь мнит себя таковым, на деле же не любит никого.

Однако все дело в том, что по большому счету невозможно любить людей, не возлюбив Бога!

«Я объявляю, - писал в своих дневниках Достоевский, - что любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой». «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна, и именно идея о бессмертии души человеческой, ибо все стальные "высшие" идеи жизни из одной ее вытекают».

Идея бессмертия, разумеется, вовсе не «высшая», что следует из слов самого же Достоевского, вложенных им в уста Свидригайлова: «Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится».

Итак, ничего «высшего» в «бессмертии души» нет, так как без Бога это бессмертие оборачивается кошмаром, в условиях которого «любовь к человечеству немыслима, непонятна и совсем невозможна».

Подлинная «Высшая Идея» - это идея личного живого Бога – Бога Авраама, Ицхака и Йакова, представленного исключительно заповедями Первой скрижали, полное забвение которых ведет к всеобщей ненависти, к вечности в баньке с пауками.

Делясь на два независимых свода, законы Торы позволяют «запеленговать» вдохновляющую их Высшую ценность.

ДВА МОНОТЕИЗМА («Итро» 5778 - 01.02.2018)

Я не компетентен вести межрелигиозную полемику с мусульманским миром и утверждать, что исламу больше идет суфизм, нежели джихадизм. Но евреям все эти крайности определенно не к лицу. В идею избрания вмонтирована идея плюрализма. Если арабский монотеизм видит свою задачу в том, чтобы все собой подавить, то еврейский в том, чтобы – все в себя включить.

Чужое служение

В недельной главе «Итро» описывается дарование Всевышним десяти заповедей: «И говорил Бог все слова сии, сказав: Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других Богов сверх Меня». (20:3)

Итак, откровение Бога народу Израиля сопровождалось полным запретом поклоняться кому-либо другому, кроме Него.

Запрет этот распространяется не только на Израиль, но и на все человечество. Сыновьям Ноаха в такой же мере запрещено служить «другим богам», как и евреям, пишет Рамбам в «Гилхот малахим» (9:2). И те и другие, по его мнению, подлежат смертной казни.

И все же заключение это неоднозначно. Тот же Рамбам, рассматривая в следующей главе (10:1) вопрос ответственности сынов Ноаха за преступления, совершенные по ошибке, пишет: “Сын Ноаха, ошибочно нарушивший одну из семи заповедей, признается невиновным… Имеется в виду, что он нарушил невольно. Например, человек овладел замужней женщиной, не зная того, что она замужем. Однако если он знал, что она замужем, но не знал, что тем самым она ему запрещена, и он решил, что это позволительно вступать в интимные отношения с замужними женщинами, то он наказывается”, то же Рамбам отмечает и в отношении убийства. Убийц казнят даже в том случае, когда они считают убийство легитимным. Однако идолослужение в качестве заслуживающей наказания теологической ошибки Рамбам не называет.

Рав Ури Шерки объясняет это умолчание тем, что в действительности эта ошибка извинительна. По его мнению, строгий запрет на участие в языческих культах накладывается лишь на народы, населяющие территории, оказавшиеся под еврейским суверенитетом.

Наконец, даже по самому крайнему мнению, инородец вправе служить иным богам под страхом смерти, о чем свидетельствует история об Элише, исцелившем арамейского вельможу Наамана: «И спустился он, и погрузился в Иордан семь раз, по слову человека Божия, и вернулась к нему (чистота) тела его, и (стало оно) как тело малого ребенка, и он очистился. И возвратился он к человеку Божию, и пришел, и стал пред ним, и сказал: вот, узнал я, что нет Бога на всей земле, а только у Израиля… Но вот в чем пусть простит Господь раба твоего: когда пойдет господин мой (царь) в дом Риммона для служения там и обопрется на руку мою, и поклонюсь я в доме Риммона, то за мое поклонение в доме Риммона пусть простит Господь раба твоего в этом случае. И сказал он ему: иди с миром» ( II Малахим 5:14-19).

Но если нееврей не обязан «освящать Имя», не обязан гибнуть во имя Торы, то значит, он может и жить в соответствии обычаями своей страны, никак не восставая против них. Именно таково заключение Талмуда. Рав Давид Галеви в книге «Осе леха рав» пишет: «к тому древнему исконному идолослужению, которое практиковали законченные язычники, в Талмуде имеются первые признаки умеренного отношения. Мы учили: «Идоложертвенное расценивается как падаль и оскверняет» (Хулин 13). Тем не менее, Гемара делает различие и в этом случае. Она различает между фанатичным язычеством, к жертвоприношениям которого недопустимо приближаться, и идолослужением рутинным, о котором сказал рабби Йоханан, что вне Эрец Исраэль имеются инородцы, которые практикуют язычество как обычай своих отцов… По моему мнению, во времена Талмуда даже настоящих служителей звезд и созвездий считали лишь придерживающимися обычаев».

Иной путь

Эта двойственность в отношении к язычеству просматривается уже в самих словах: «Да не будет у тебя богов иных». «У тебя» - да, но «у них» - у народов, все не так однозначно. Обращаясь к «иным богам», народы в конечном счете адресуются Ему.

У пророка Малахи сказано: «Ибо от восхода солнца и до заката его велико имя Мое среди народов, и в каждом месте воскурено, и принесена (жертва) имени Моему, и дар чистый, ибо велико имя Мое среди народов, сказал Господь Цваот» (1:11). Согласно раву Шерки, в этих словах Всевышний признает, что в конечном счете все язычники служат Ему.

Итак, строящееся на избрании Израиля еврейское единобожие предполагает наличие определенной истины также и в культурах и религиях народов мира. «Я привожу в свидетели небо и землю, что на Израиле и язычнике, на мужчине и женщине, на рабе и на рабыне, на всех них в соответствии с их делами почиет Святой дух», утверждается в мидраше «Танада вэ Элиягу» (9); а в Зоаре сказано: «не существует идолослужения, в котором бы не скрывалось искр святости».

Это, конечно, не «идеал», не последнее слово теологии, все «чужие служения» ожидают того или иного рода исправления («тикун»). Но до той поры, пока не «наполнится земля знанием Господа, как полно море водами» (Иешайя 11:9) все не связанные с убийством и блудом культы имеют свое место.

Христианский мир, долгое время крайне нетерпимо относящийся к прочим религиям, в какой-то момент пришел к аналогичным плюралистическим идеям, в следующих словах сформулированным Виктором Франклом: «есть множество языков, но разве многие из них не объединяет общий алфавит? Так или иначе, разнообразие религий подобно разнообразию языков. Никто не может сказать, что его язык выше других языков: на любом языке человек может прийти к истине, к единой истине, и на любом языке он может заблуждаться и даже лгать. Так же посредством любой религии может он обрести Бога - единого Бога».

Сформировавшийся в культуре Запада принцип плюрализма, уважающий и ценящий любую честную независимую позицию, является в определенной мере исправленным служением народов. Иудаизм и христианство, пусть и в самой предварительной форме, представляют собой пару; дополняют друг друга (как святое и будничное) в рамках единой концепции единобожия.

К сожалению, исламский монотеизм, сделавший ставку на полное и категорическое неприятие язычества, выбился из этого строя, противопоставил себя иудео-христианской цивилизации и прогрыз в бытии черную дыру.

После бойни учиненной ИГИЛом в ноябре 2017 года в салафитской мечети неподалеку от Эль-Ариша (305 погибших), Мордехай Кейдар написал статью, в которой рассказал о статье шерифа Бадия а-Нура в газете "Аль-Ахрам", озаглавленной так: "Почему египтяне не сочувствуют погибшим в Эль-Арише?". Автор описывает египетское общество через два дня после теракта: толпы на улицах, лавки, заполненные покупателями, люди в кафе и ресторанах, увлеченно следящие за футбольным матчем. Все как обычно. Ни одной демонстрации, ни одного лозунга против кровавых убийц, лишь вчера совершивших очередное злодейство в пределах страны. И суть этой проблемы, по мнению автора, не имеет отношения ни к власти, ни к разведке, ни к армии (как утверждают многие комментаторы). "Она заключена в нас самих, - считает он, - в египетском народе, который должен был бы стать преградой на пути террора. Почему в школах нет уроков, разъясняющих, какой ущерб наносят джихадистские идеи, и как важно нам самим суметь защитить себя от них? Почему в колледжах и университетах для студентов нет обязательного преподавания национальной идеологии, противостоящей этим разрушительным идеям?"

Автор не доводит свою мысль до конца, но и того, что им сказано, вполне достаточно для понимания главного вывода. Разрушительные идеи, ставшие неотъемлемой частью исламского религиозного дискурса, по его мнению, порочного, описывают суфиев как вероотступников, джихадистов же - как настоящих бойцов ислама, в рубящих головы они признают тех, кто возвращает исламу его былую славу, в массовых убийствах - торжество седьмого века в веке двадцать первом. И именно поэтому когда террористы убивают на Синае более трехсот молящихся в мечети суфиев, ничего страшного в этом, нет и можно спокойно продолжать жить дальше».

Я не компетентен вести межрелигиозную полемику с мусульманским миром и утверждать, что исламу больше идет суфизм, нежели джихадизм, что ситуацию еще можно разрулить. Но евреям все эти крайности определенно не к лицу. В идею избрания вмонтирована идея плюрализма. Если арабский монотеизм видит свою задачу в том, чтобы все собой подавить, то еврейский в том, чтобы – все в себя включить.

НОВЫЙ ЗАВЕТ («Итро» 5777 - 16.02.2017)

Под словом «вечность» (олам) подразумевается историческое время, ограничиваемое традицией шестью тысячелетиями.

Вечность Торы

В недельной главе «Итро» описывается дарование Торы: «И сошел Господь на гору Синай, на вершину горы, и призвал Господь Моше к вершине горы, и взошел Моше. И сказал Господь Моше: сойди, предостереги народ, чтобы они не порывались к Господу, чтобы видеть, а то падут из него многие. И даже священники, приближающиеся к Господу, должны освятить себя, а то разгромит их Господь. И сказал Моше Господу: не может народ взойти на гору Синай, потому что Ты предостерег нас, сказав: "огради гору и освяти ее". И сказал ему Господь: пойди, сойди, и взойдешь ты и Аарон с тобою; а священники и народ да не порываются восходить к Господу, а то разгромит Он их. И сошел Моше к народу, и пересказал им. И говорил Бог все слова сии, сказав: Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других Богов сверх Меня. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в воде под землею. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог-ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода, тех, которые ненавидят Меня, И творящий милость до тысячных родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои». (19:20-20:6)

Дарование Торы явилось историческим событием, имеющим свою дату - 6 сивана 2448 года от сотворения мира. Однако в событии этом с одной стороны открылось нечто предвечное, а с другой - содержалось также и нечто неизменное, нечто не предполагающее как-то «эволюционировать» в ходе дальнейшей истории.

Во всяком случае такова трактовка иудаизма. В конечном счете, его символ веры сводится к одному единственному положению - «Тора дана с небес». В Бейт-Мидраше может обсуждаться любой самый вызывающий, самый крамольный вопрос, но только не предположение, что Тора была сочинена людьми, или занесена на Синай командой инопланетян.

"Вечность" законов Торы, поэтому, одно из важнейших положений иудаизма. Так Рамбам пишет: "Тора ясно и однозначно говорит о том, что законы ее вечны, в них не будет внесено изменений, ничего не будет добавлено к ним и ничто из содержавшегося в них не будет отменено... Цель пророка - не вводить новые законы, но призывать народ к исполнению заповедей Торы и предостерегать его от нарушения их" (Гилхот йоседей а-Тора 9:1)

В практической галахе некоторые изменения могут происходить, и даже порой происходят, однако они никогда не изменяют сам закон Торы, но лишь переоценивают границы его применимости в меняющейся действительности.

Быть может, самый наглядный тому пример - предпринятая рабби Иеудой Анаси запись Мишны, т.е. «запрещенное» превращение устного предания в письменный текст. Эта смелая реформа была предпринята со ссылкой на слова Псалма (119.126): «Время действовать ради Господа: они нарушили Тору твою».

Однако, при этом важно понимать также и то, что под «вечностью» подразумевается не бесконечный временной поток, а «историческое» время. Открывшаяся в истории вечная Тора была открыта для истории, и на пост-историю не распространяется.

Признаки тому обнаруживаются в самом Писании, утверждающем, что некоторые странности начнутся уже на закате времен.

Так относительно Песаха сказано: «И да будет вам день сей в память, и празднуйте его как праздник Господу в роды ваши; как установление вечное («хукат олам») празднуйте его... Соблюдайте (заповедь об) опресноках; ибо в сей самый день Я вывел ополчения ваши из земли Египетской; и соблюдайте день сей в роды ваши как установление вечное» (Шмот 12:14-17).

Между тем относительно этого «вечного» закона в другом месте сообщается о его грядущей трансформации, а тем самым и о его определенной «временности»: «Вот, наступают дни, – сказал Господь, – когда не будут больше говорить: "жив Господь, который вывел сынов Израилевых из земли Египетской", А (скажут): "жив Господь, который вывел и который привел потомство дома Израилева из страны северной и из всех стран" куда Я изгнал их; и будут они жить на земле своей» (Иерем 23:7).

Итак, под словом «вечность» Тора имеет в виду историческое время, которому задана своя мера, как сказано: «Шесть тысяч лет существует мир, и одну (тысячу лет) – (будет) разрушен» «Сангедрин» (97 а), или «Учили в доме учения (пророка) Элиягу: шесть тысяч лет существует мир. Две тысячи лет – хаос, две тысячи лет – Тора, две тысячи лет – время Машиаха» («Авода зара» 9а).

Таким образом правильнее сказать, что под словом «вечность» (олам) подразумевается историческое время, ограничиваемое традицией шестью тысячелетиями.

Откровение и умозрение

Соответственно, в трактате «Нида» (61.б) утверждается, что «заповеди упразднятся в будущем» («мицвот бтелот леатид лаво»).

Трактуются эти слова по-разному. Некоторые относят их ко дням Машиаха, некоторые ко дню человеческой смерти, а некоторые ко дню воскресения из мертвых. В этой связи в Гемаре даже обсуждается правомочность погребения человека в саване из «шаатнеза», т.е. в саване, сотканном из льняной и шерстяной ткани. Ношение такой ткани запрещено Торой («не надевай шаатнез – шерсть и лен вместе» (Двар 22:11), между тем, коль скоро после воскресения из мертвых заповеди будут отменены, то воскреснуть можно, вроде бы, и в облачении из шаатнеза.

В значительной мере в этом же контексте пророк учит и о «Новом завете»: «Вот, наступают дни, – сказал Господь, – когда с домом Израилевым и с домом Иудиным Я заключу новый союз. Не такой союз, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской, (не такой) союз Мой, который они нарушили, несмотря на то, что Я был им владыкою, – сказал Господь; А такой союз, какой заключу Я с домом Израилевым после тех дней: – сказал Господь, – вложу Я Тору Мою в глубину (души) их, и в сердце их впишу Я его, и буду Я им Богом, а они будут Мне народом. И не будет больше каждый учить ближнего своего и каждый – брата своего, говоря: "познайте Господа", ибо все они, от мала до велика, будут знать Меня, – сказал Господь» (Иерем 31:30-33).

С этой точки зрения может показаться, что христианство действовало в принятых рамках, что замещая «Ветхий завет» «Новым», оно руководствовалось пусть даже и превратно истолкованным, но все же некоторым положением Торы, пророчеством: «с домом Иудиным Я заключу новый союз».

Тем не менее отсылки к более разработанным положениям этого пророчества мы не видим. Христианство пришло к своей идее «отмены заповедей» не на основании учения мудрецов («заповеди упразднятся в будущем»), а на философских основаниях, на «общих соображениях».

Действительно, предпринятая апостолом Павлом реформа базировалась не на устном учении, а на интеллектуальной спекуляции, на своеобразном здравомыслии, на «упраздняющем закон» обобщении. Так, приведя посвященные «новому завету» слова пророка Йермиягу, Павел позволил себе следующий силлогизм: «говоря "новый", показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению» (Евр. Гл 8).

Причем этот аргумент Павел привел не в послании к коринфянам или галатам, а в послании к евреям! Уж им-то, казалось бы, он должен был предъявить аутентичный аргумент, т.е. указать на предание об «упразднении заповедей в будущем». Почему же он этого не делает?Почему предлагает силлогизм?По-видимому, Павел просто не был знаком с этим учением. Лишнее свидетельство того, что в эллинской учености Павел был наставлен гораздо серьезнее, чем в иудейской.

СИНАЙСКОЕ ОТКРОВЕНИЕ («Итро» 5776 - 28.01.2016)

Еврей обязан хранить чистоту своей веры, как персонал Палаты мер и весов обязан следить за тем, чтобы доверенные ему эталонные экспонаты не портились и не подменялись. Ведь если такое произойдет, мир утратит единство.

Врожденное чувство

В недельно главе «Итро» рассказывается о даровании Торы народу Израиля на горе Синай.

«И говорил Бог все слова сии, сказав: Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других Богов сверх Меня. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в воде под землею. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой» (20:1-5).

Итак, откровение Живого Бога народу Израиля началось с провозглашения Его исключительности. Независимо от статуса «других богов», независимо от вопроса подлинности их существования, Всевышний потребовал от евреев исключительной преданности себе одному. В этой заповеди Он даже не попросил служить и поклоняться Ему, Он лишь потребовал, чтобы этого не делали другим богам.

С чем связан этот ригоризм? Почему бы не позволить наряду с Создателем служить также и какой-то другой, подотчетной Ему силе?

Этот вопрос уместно рассмотреть в свете иной, дарованной на Синае заповеди, заповеди почитания родителей: «Чти («кабед») отца твоего и мать твою, дабы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (20:9-12).

Иногда говорят, что заповедь чтить родителей дана в силу того, что она не укоренена в самой человеческой природе, что если о детях всякий родитель заботится «инстинктивно», то дети «инстинктивно» как раз против родителей бунтуют, критически воспринимая их нотации и поучения. С годами уважение также не приходит автоматически, так что без заповеди, без выработки «условного рефлекса» - не обойтись.

Но это, конечно, очень поверхностный взгляд. У большинства животных связь с детенышами действительно продолжается только до тех пор пока те остаются несамостоятельными. Однако даже среди животных имеются виды, у которых нежные чувства между матерью и ее отпрыском сохраняются всю жизнь. Что же касается человека, то почитание родителей заключено в его природе гораздо сильнее и глубже, чем это кажется на первый взгляд.

Дети могут как будто безразлично относиться к родителям, но в то же время они очень болезненно переносят их бесчестье. Оскорбление отца или матери, обвинение их в чем-то недостойном задевает ребенка значительно глубже, чем собственное унижение, но это как раз и значит, что дети «чтят» родителей, чтят их вполне «инстинктивно».

Но это не все. Отец и мать являются также и поведенческими образцами. Даже когда ребенок бунтует против родителей, когда он сопротивляется их влиянию, он все же очень с родительским авторитетом считается. Фрейд пишет: «Великий Гете в пору расцвета своего гения, явно не уважавший чопорного и педантичного отца, в старости обнаружил черты, принадлежащие характеру отца. Но, видимо, еще поразительнее результат, когда противоположность между двумя лицами более определенна. Молодой человек, которому выпала участь расти рядом с недостойным отцом, развился, прежде всего вопреки ему, в превосходного, надежного и честного человека. В расцвете сил его характер круто переменился и теперь он повел себя так, словно взял за образец этого самого отца».

Знаменательное соседство

Между тем заповедь почитания родителей дана по соседству с заповедью соблюдения субботы: «Шесть дней работай и делай всякое дело твое; А день седьмой – суббота – Господу, Богу твоему: не делай никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец твой, который во вратах твоих. Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них, и почил в день седьмой. Посему благословил Господь день субботний и освятил его. Чти отца твоего и мать твою, дабы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (20:9-12).

В другом месте это соседство подчеркнуто еще более выразительно: «Бойтесь каждый матери своей и отца своего, и субботы Мои соблюдайте. Я Господь, Бог ваш» (Ваикра 19:3).

Раши поясняет соседство этих заповедей их иерархической соподчиненностью: «Писание повелевает о соблюдении субботы непосредственно после (повеления о) страхе перед отцом, тем самым говоря: Хотя Мною повелено тебе бояться отца, если он потребует от тебя нарушить субботу, не слушай его. И так же, что касается других заповедей».

Но по сути это значит, что образ родителей связан с образом Бога, что богобоязненность, религиозное чувство - такая же «инстинктивная» потребность, как и почитание родителей. Жажда небесного Отца в человеке даже более сильна, чем жажда отца земного.

Но если дети растут обычно в семье с отцом и матерью, то для человечества Божественное сиротство носит как раз исходный, врожденный характер. Ведь после изгнания из Ган Эдена связь с Богом была нарушена, человек оказался, как выражаются экзистенциалисты, «заброшен в мир», оказался без опеки, во всяком случае, без опеки явной. В этих условиях человеку естественно начать гадать, каков может быть образ его небесного Отца, в этих условиях ему естественно пытаться воссоздать этот образ на основании запросов своей души.

А.В.Ахутин в следующих словах говорит о важности всех человеческих культур, о их исходной равнозначности: «Каждая культура – бывшая и нынешняя – были и существуют всерьез, а не в качестве ступенек, этапов, каких-то недо-разумений, недо-бытий. Каждая культура – полноценный и общезначимый урок человеческого само-обучения, само-образования. Они поучительны целиком, как равноценные, равноосновательные, равномощные образы мышления и бытия».

К таким культурным явлениям без сомнения можно отнести все возникшие на земном шаре служения «другим богам». Религии народов - это гипотезы, предложенные самими людьми, это результаты «человеческого само-обучения, само-образования». Причем иудаизм признает их относительную ценность, как сказано: «не существует идолослужения, в котором бы не присутствовало искр святости» (Зоар).

Однако эти гипотетические образы божественного ни в коем случае не должны примешиваться к еврейскому культу, являющемуся не плодом догадки, а плодом откровения. В синайском откровении имело место не само-, а Бого-обучение, и ценность этого урока беспрецедентна.

Но если нееврею достаточно естественно смешивать истинный образ Отца, открытый Израилю, с тем образом, который он самостоятельно воссоздал и с которым свыкся («соучастное идолослужение), то еврею на такое смешение наложен абсолютный запрет: «Да не будет у тебя других Богов сверх Меня. Не делай себе кумира».

Еврей обязан хранить чистоту своей веры, как персонал Палаты мер и весов обязан следить за тем, чтобы доверенные ему эталонные экспонаты не портились и не подменялись. Ведь если такое произойдет, мир утратит единство.

МАТРИЧНЫЙ СВЕТ («Итро» 5775 - 05.02.2015)

Правда синкретизма

В недельной главе «Итро» описывается дарование Всевышним Десяти Заповедей, первые четыре из которых можно назвать собственно религизными, посвященными служению Создателю: «И говорил Бог все слова сии, сказав: Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других Богов сверх Меня. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в воде под землею. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог-ревнитель, карающий за вину отцов детей до третьего и четвертого рода, тех, которые ненавидят Меня, И творящий милость до тысячных родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои. Не произноси имени Господа, Бога твоего, попусту, ибо не пощадит Господь того, кто произносит имя Его попусту» (20:1-6)

Запрет на поклонение «другим богам», как известно, важнейшее положение Торы. И мы сможем лучше понять это требование, если обратим внимание на то, что в ту пору, когда евреи вышли из Египта, ни одна другая религия не имела каких-либо претензий к божествам смежных верований.

Более того, поклонение идолам соседствуюших народов являлось самым естественным и ожидаемым порывом всех идолослужителей древности. Так Римляне, покорив очередное племя, помещали его истуканов в свой пантеон.

За этой всеобщей верой древнего человечества скрывалась уверенность в том, что все люди обращаются в конечном счете к одной сущности, обращаются к «единому». Рано или поздно повсюду язычники приходили к убеждению, что "Существует лишь одна Истина - люди же называют ее разными именами. Вне времени и пространства, вне всяких законов причинности вечно пребывает Единое - Все". (Йог Рамачарака)

Между тем уже одна эта терминология говорит, о том, что единство всех религий обусловлено единством Космоса. Ведь Бог в сознании язычника включен в Космос, включен во «Все». Так Эпиктет пишет: «Изучив строение Вселенной, постигнув, что надо всем есть опережающее, доминирующее и всеобъемлющее «Всё», включающее Бога и людей, которое породило не только твоего отца и деда, но и все, что живет и произрастает на земле…, как не назвать себя гражданином мира? Как не назвать себя сыном Бога?».

Между тем Бог Торы не включен в космическое «Все», напротив, согласно синайскому откровению, «Все» размещено в Боге и поддерживается Им.

И когда Тора отделяет еврея от всеобщего религиозного единства, она подчеркивает, что он обращен не к Космосу, а к его Создателю. Еврей вправе обращаться исключительно к Первоисточнику.

Между тем, имея дело в рамках своей религии с Единым Космосом, язычник все же сохраняет определенный выход к Тому, кто космос Создал, и интуитивно Его подразумевает.

Так в «Путеводителе заблудших» (гл. 36) Рамбам пишет: «Всякий, кто совершал служение идолу, не служит ему так, как будто нет другого божества кроме него, и никогда не воображал ни единый из людей прошлого и не будет воображать кто-либо в грядущем, будто форма, сделанная из литого металла, из камня и дерева, и есть та форма, которая сотворила небо и землю и которая правит ими, в действительности же ей поклоняются как символу сущности, посредничающей между нами и Богом, о чем ясно говорит речение: «Кто не убоится Тебя, Царь народов? Ибо Тебе единому принадлежит это» (Иер 10.7). Здесь указывается на то, что, по мнению язычников, Бог является первопричиной».

При всем том, что и от любого сына Адама ожидается, чтобы он не поклонялся идолам, к участию в языческих культах нееврев традиция относится снисходительно, как сказано: «Идолослужители за пределами земли Израиля не совершают «чужого служения», ибо для них это – обычай предков», – (Хуллин 13б).

Представление Света

Из исследований, посвященных околосмертному опыту, видно, что Свет, являющийся покинувшим тело душам, воспринимается представителями разных религий по разному, в зависимости от их веры. В этом отношении очень любопытны околосмертные впечатления одного человека философского, можно даже сказать религиоведческого склада.

В 1982 году художник Меллен-Томас Бенедикт находясь в состоянии клиничской смерти пережил опыт, который описал в следующих словах: «Засиял Свет. Я повернулся к нему. Он был такой величественный! И он осязаем: вы его ощущаете. Он притягателен - у вас появляется желание идти к нему, как к родным матери или отцу на руки. …. Свет продолжал изменяться и принимал образы Иисуса, Будды, Кришны, мандалы, архетипов и символов. Я спросил Свет: "Что здесь происходит? Пожалуйста, Свет, разъясни. Я действительно хочу знать суть происходящего". В действительности я не говорил, а общение шло телепатически. Свет отвечал, что информация, переданная мне, состояла в том, что наша вера формирует обратную связь, когда мы предстаем перед Светом. Если вы были Буддистом, католиком или фундаменталистом, вы получаете информационный образ своей сути. У вас есть шанс взглянуть на это, исследовать, но большинство людей этого не делают. Я пришел к осознанию, что, то, как Свет проявлял себя, было матрицей нашего Высшего Я. Я могу утверждать, что Свет превратился в матрицу, мандалу человеческих душ, и я видел наше Высшее Я, и оно в каждом из нас является матрицей. Оно также служит проводником к Источнику; каждый из нас исходит прямо от Источника. И у нас у всех есть Высшее Я, или, Сверх Душа, как часть нашего существа. Оно открылось мне в своей истинной энергетической форме. Наше Высшее Я можно описать как канал связи, хотя оно не выглядит так, но это прямая связь с Источником. Мы все прямо связаны с Источником.

Итак, Свет показал мне матрицу, Высшее Я, и я понял, что все наши Высшие Я связаны в единое существо: все человечество - единое существо, мы в действительности одно и то же существо, в разных аспектах, но единое. Это не относится к какой-то одной религии. Этот образ пришел как обратная связь. Я видел мандалу человеческих душ. И это было самое прекрасное, что я когда- либо видел. Это было так захватывающе. Это было похоже на всю любовь, которую вы все жаждали, и это была та любовь, которая исцеляет, умиротворяет и возрождает».

Итак, согласно Бенедикту, Свет способен принимать образы, в которых у человека в его земной жизни возникала встреча с Истиной, но тем не менее, исходно он именно Свет, который неуместно путать с его «производными».

Запрет Торы «поклоняться другим богам» означает, что иудаизм - эта та культовая форма, в которой присутствует почитание самой «матрицы», а потому и всякое другое почитание, то есть почитание других религиозных форм (при том, что и они соприкасаются с матрицей) будет являться профанацией. Тот, кто знаком с Первоисточником, лишается права иметь дело с Его посредниками, возможно и способными служить средствами приближения к Нему для кого-то другого.

ЗА ПРАВА ДАМ, ГОСПОД И ЕВРЕЕВ («Итро» 5774 - 16.01.2014)

Нельзя сказать, что похоть имеет неограниченное право на самовыражение, и при этом не лишить права голоса Синайское откровение. Невозможно объявить гомосексуализм делом совести - и при этом не признать сионизм преступлением против нее.

Смена декораций

В недельном чтении «Итро» описывается дарование Десяти заповедей: «И сошел Господь на гору Синай, на вершину горы…. И говорил Бог все слова сии, сказав: Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других Богов сверх Меня. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в воде под землею. Не поклоняйся им и не служи им» (19:20-20:5)

Открывшись народу Израиля, Всевышний открылся также всему миру. В мидраше Танхума Акудум сообщается, что в тот момент Тора звучала одновременно на всех семидесяти языках, а пророки предвещали полное торжество единобожия: «будет Господь царем на всей земле, в день тот будет Господь один (для всех) и Имя Его едино» (Захар 14:9).

Церковь, как известно, объявила, что этот Божественный план реализовался в ее учении. Между тем в иудаизме христиане считались самозванцами, уже в силу только одного поклонения изображениям.

Кроме того, к евреям почитатели Пантократора относились даже хуже, чем их отцы – почитатели Зевса, и не удивительно, что в установлении крестов на месте бывших капищ иудеи видели лишь смену декораций.

Как известно, Рамбам считал христиан язычниками, искренне веря, что в той мере, в которой Единый Бог Израиля открылся христианам, Он открыт также и всем другим религиям. Так в «Путеводителе заблудших» (гл. 36) он пишет: «Всякий, кто совершал служение идолу, не служит ему так, как будто нет другого божества кроме него, и никогда не воображал ни единый из людей прошлого и не будет воображать кто-либо в грядущем, будто форма, сделанная из литого металла, из камня и дерева, и есть та форма, которая сотворила небо и землю и которая правит ими, в действительности же ей поклоняются как символу сущности, посредничающей между нами и Богом, о чем ясно говорит речение: «Кто не убоится Тебя, Царь народов? Ибо Тебе единому принадлежит это» (Иер 10.7). Здесь указывается на то, что, по мнению язычников, Бог является первопричиной».

Этот подход к христианству нельзя назвать единственным. Альтернативная более сбалансированная оценка в традиции также присутствует. Так тот же Рамбам пишет: «история с Йешуа из Назарета произошла только ради того, чтобы расчистить дорогу Мессии и подготовить весь мир к служению Всевышнему, всем вместе… Уже наполнился весь мир знанием о конечном избавлении, распространились слова Торы и заповедей, и дошло это знание до отдаленных островов».

А рав Яков Эмден (18 век) говорил: «Иисус принес в мир двойное благословение. Во-первых, он уничтожил идолопоклонство, удалил литых богов, которым поклонялись народы, и научил их семи заповедям потомков Ноя, и даже десяти заповедям Декалога, дабы не были они подобны диким зверям. А во-вторых, он дал им моральные законы, которые сделали их жизнь даже более суровой, нежели этого требует Тора Моше».

Римская правозащита

Признаюсь, что эта оценка всегда казалась мне более адекватной и справедливой, а концепция «смены декораций» - узкой и наблюдаемой исключительно с еврейской колокольни. В христианстве присутствует все же еще что-то кроме антисемитизма, а со времен реформации сама церковь стала признавать, что обросла языческой скорлупой. Как же можно отрицать, что внутри этой скорлупы теплится еврейская искра? Как можно думать наоборот, и представлять христианство холодным минералом, искрящимся лишь своим поверхностным слоем?

Относительно собственно религиозных христиан, среди которых немало искренних сионистов, эти возражения вполне можно оставить в силе, однако современная европейская культура, которую так или иначе породило именно христианство, в последнее время все более подпадает под классическую иудейскую оценку: и в своем собственно языческом и в своем обновленном обличии Эсав – все тот же Эсав!

В Риме, как известно, царила законность, никто не мог позволить себе делать то что вздумается, любое насилие могло совершаться только в рамках права, и оно совершалось. Кормление хищников человеческим мясом, чтобы они смелее бросались на гладиаторов, сами схватки между гладиаторами и множество других мерзостей – ограждались законом. Римский рабовладелец так же жестоко измывался над своим рабом, как и его персидский коллега, но если в восточных деспотиях истязания раба в значительной мере являлись проявлением стихийного бездумного произвола, то в Риме они были самым тщательным образом отрефлексированным правом.

Казалось бы, в Новой Европе классическое римское право под влиянием христианства полностью преобразилось, казалось бы, оно стало опираться на библейские ценности. В Новой Европе, помимо прав личности, права были признаны также у религий и народов. Так в начале ХХ-го века было признано право евреев на возвращение на свою историческую родину («Декларация Бальфура»).

Однако в какой-то момент в развитии европейского правосознания произошел явный сбой. Тенденция освобождения прав человека от диктата Синайского откровения в последние десятилетия все больше давала о себе знать, а в последние годы совершила решительный прорыв: легализация однополого сексуального сожительства под видом брака идет сегодня в ногу со все возрастающим давлением на Израиль, от которого требуется убраться из Иудеи и Самарии (на первом этапе полностью прекратить еврейское строительство).

В течение считанных лет на Западе были полностью обессмыслены такие, казалось бы, элементарные понятия, как «мать», «отец», «муж», «жена», так как любым из этих слов можно сейчас назвать все, что движется. Минпросы европейских стран переписывают учебники и даже сказки, чтобы лишить подрастающее поколение самой возможности адекватно ориентироваться среди полов.

Что явилось причиной этой революции, осуществленной гетеросексуальным большинством? Это признание абсолютных прав похоти, это признание права на воплощение любого сексуального каприза. Ограничения на секс, исходящие со стороны Синайского откровения и человеческой совести, объявлены вредоносными фобиями, жандармами психики, смело ищущей новых форм самовыражения. Сегодня в очереди на прием к правозащитникам стоят педофилия и инцест.

Тут действительно нет и не может быть компромисса. Нельзя сказать, что похоть имеет неограниченное право на самовыражение, и при этом не лишить права голоса Синайское откровение. Невозможно объявить гомосексуализм делом совести - и при этом не признать сионизм преступлением против нее.

Согласно Синайскому откровению (породившему не одну религиозную традицию), иудаизм – это религия исключительно сынов Израиля, предназначенная для исповедания исключительно в Эрец Исраэль. Формальное международное право, следящее за свободой вероисповедания, казалось бы, должно было гарантировать евреям возможность проживания в Обетованной земле. Но несмотря даже на то, что в документах ООН (восходящих к решениям Лиги Наций) право евреев селиться в любом участке Эрец Исраэль прямым образом оговорено, оно не будет даже принято к рассмотрению ни на одном европейском правозащитном форуме!

Нет правозащитника, который бы считал, что вы не вправе обвенчатся с вашей любимой козой (не так давно СМИ сообщали о таком бракосочетании). Скорее всего, он даже станет бороться за право вашей полукозлиной «семьи» усыновить ребенка. Однако при этом он категорически откажет еврею в праве селиться в Хевроне или даже в «восточном Иерусалиме».

Итак, если взглянуть на европейские народы в целом, то «высокомерная» еврейская оценка их духовных исканий получает самое печальное подтверждение: последние правозащитные тенденции европейцев отмечены тем же формализмом, что и классическое римское право. В современной Европе отстаивается дело любого полового вожделения и душится любое духовное и нравственное движение, ищущее опору в Синайском откровении – включая, отчасти, и традиционное христианство.

Поэтому те, кому не по душе пребывание в морально-правовом статусе трансвеститов, те, кто хотят отвоевать свое право оставаться дамами и господами, должны начинать с нуля – с права евреев на Эрец Исраэль, с права Бога быть таким, каким Он есть.

НАУКА И РЕЛИГИЯ («Итро» 5773 - 31.01.2013)

Сегодня при всех наших нанотехнологиях задача воскресения людей научными средствами выглядит столь же вздорной и фантастичной, как и во времена Федорова, однако, как некая предельная цель – она представляется вполне «логичной», во всяком случае, неплохо вписывающейся в общую логику того макроразвития живой материи, которое отмечают некоторые ученые, связывающие в единое целое биологическую эволюцию и технологический прогресс.

Новые решения древних проблем

В недельном чтении «Итро» мы читаем: «Сказал Господь Моше: так скажи сынам Израилевым: вы видели, что с неба говорил Я с вами. Не делайте при Мне Богов серебряных, и Богов золотых не делайте себе. Жертвенник из земли сделай Мне и приноси на нем всесожжения твои и мирные жертвы твои, мелкий и крупный скот твой; на всяком месте, где Я положу память имени Моего, Я приду к тебе и благословлю тебя. Если же жертвенник из камней будешь делать Мне, то не закладывай их тесанными. Ибо раз нанес ты на какой-либо из них тесло твое, ты осквернил его» (20:19-23).

Этот запрет использования тесанных камней при строительстве жертвенника строго соблюдался впоследствии. Так в книге Иегошуа мы читаем: «Тогда устроил Иегошуа жертвенник Господу, Богу Израиля, на горе Эйвал, Как заповедал Моше, раб Господень, сынам Израиля, согласно написанному в книге Торат Моше, – жертвенник из камней цельных, на которые не поднимали железа; и принесли на нем всесожжение Господу, и принесли жертвы мирные». (Иегошуа 8:30-31)

И действительно, жертвенник на горе Эйвал, обнаруженный в начале 80-х годов ХХ-го века археологом Адамом Зарталем, был собран из цельных камней, подаренных человеку «природой». Таким же образом строились и последующие жертвенники. Но как же тогда был построен Храм, камни которого вроде бы были обработаны? (I Малахим5:31-32)

Как сообщает Талмуд (Гитин 68), при строительстве Храма использовался загадочный червь – шамир, раздобытый царем Шломо у князя бесов Ашмадая. Случай, как мы видим, особый и, в сущности, не воспроизводимый. Поэтому при строительстве второго Храма использовались те же самые обработанные шамиром камни, сохранившиеся от первого Храма. Но как быть с Третьим Храмом? Где достать подходящий строительный материал для будущего святилища?

Ответ достаточно прост: при возведении третьего Храма камни можно будет обтачиваться алмазным диском!

Это не единственный случай, когда новейшие открытия и технологии оказываются как бы предугаданными древней традицией, когда они выглядят как бы содержащими ответы на вопросы, которые на протяжении веков казались не имеющими «пшатных» решений. Порой новые технологии вписываются в традиционное понимание таким образом, что без них это традиционное понимание кажется уже не полным. Истины, данные через откровение, самым неожиданным образом перекликаются с тем, что открывает наш век высоких технологий.

Так например, в книге пророка Иешайи мы читаем: «И волк будет жить (рядом) с агнцем, и леопард будет лежать с козленком; и телец, и молодой лев, и вол (будут) вместе; и маленький мальчик (будет) водить их. И пастись будут корова с медведем; детеныши их лежать будут вместе; и лев будет есть солому, как вол. И будет играть грудной младенец над норою кобры, и отнятое от груди дитя протянет руку свою к логову гадюки.». (Иешайя 11:1-10)

Немыслимость этих картин даже многих древних комментаторов вынуждала трактовать их аллегорически. Но современные научные достижения показывают, что не ошибаться могли также и те, кто верили в буквальную реализацию этих слов. В свете современных научных достижений слова пророка уже не кажутся чем-то немыслимым. С одной стороны, генетика хищников может быть перестроена в генетику травоядных, а с другой, пищу с любыми вкусовыми свойствами могут производить бактерии, так что одним живым существам не понадобится истреблять других.

Философия общего дела

Идея синергизма откровения и науки в весьма радикальной форме в свое время была высказана русским мыслителем Федоровым. Он пропагандировал веру во всеобщее воскресение… средствами науки! Известно, что его ученик Циолковский начал работать над созданием ракетного двигателя для того, чтобы развозить многочисленных воскресших по вселенной. Лев Шестов в следующих словах пишет об этой личности: «В краткой заметке было бы очень рискованно излагать идеи Федорова: они до такой степени непохожи на то, что обыкновенно нам приходится читать у философов, что при беглом, и потому поневоле схематическом, изложении легко могут показаться даже смешными. Так, между прочим, и было, когда однажды Толстой попытался в заседании Московского психологического общества ознакомить присутствующих с основными мыслями автора «Философии общего дела». Члены общества смеялись — и Толстой, возмущенный таким отношением, ушел из заседания и сложил с себя звание члена общества. Федоров был и в своем мышлении, и в своей жизни «святым» — т. е. ценил то, чего люди не ценят, и думал о том, о чем люди никогда не думают. Нет ничего удивительного, что он казался многим странным и нелепым чудаком».

Сегодня при всех наших нанотехнологиях задача воскресения людей научными средствами выглядит столь же вздорной и фантастичной, как и во времена Федорова, однако, как некая предельная цель – она представляется вполне «логичной», во всяком случае, неплохо вписывающейся в общую логику того макроразвития живой материи, которое отмечают некоторые ученые, связывающие в единое целое биологическую эволюцию и технологический прогресс (например, в сочинении Ури Шахара «Мессианский квадрат» эта прогрессия представлена одним графиком, имеющим логарифмическую природу).

Мало кто способен внятно сформулировать, в чем может состоять цель этого процесса. Между тем она становится ясной, как только мы определим как сам субъект развития, так и то, что этим субъектом вселенского развития наращивается. Назовем его микрокосмом, цель которого добиться максимальной свободы от макрокосма. Каждый момент эволюции имеется живой организм, максимально свободный от условий, диктуемых макрокосмосом: на каком-то этапе им был планктон, в какой-то момент им стал человек, с помощью ракеты ускоривший свои возможности передвижения в тысячу раз. Каковы же перспективы дальнейшего наращивания независимости микрокосма от макрокосма? Где предел?

Одна перспектива, которой нас пугают провозвестники «технологической сингулярности», прежде всего Вернор Виндж, состоит в возникновении компьютерного суперинтеллекта, который, выйдя из под человеческого контроля, будет самосовершенствоваться и в конце концов воцарится во вселенной. По мысли футуролога, железные монстры будут заняты обеспечением собственного энергоснабжения, игнорируя интересы биологических существ, и полностью изведут их из поднебесной. Согласно «железной компьютерной логике» Винджа, в результате вселенской макроэволюции на смену «мыслящему тростнику» должен прийти квантовый сверхразум.

Среди двух прогнозов, - Винджа и Федорова, со стороны кажущихся равно фантастическими – версия Федорова мне лично представляется менее вздорной. Логически эта цель (утверждение вечного индивидуального существования, а не просто рода, которое, кстати, также под угрозой) в гораздо большей мере соответствует общей цели прогрессирования микрокосма, а именно, цели его максимального освобождения от влияния макрокосмоса. Не секрет, что именно эту цель видит и религия: «Известно, что время Мессии, а особенно то время, когда оживут умершие, есть цель и совершенство сотворения этого мира, ибо для этого он сотворен с самого начала» (Тания 36).

БОГ ВО МГЛЕ («Итро» 5772 - 09.02.2012)

Если богопознание еврея напоминает квантовую физику, в которой прибор, взаимодействуя с предметом наблюдения, не оставляет надежды рассмотреть его как он есть «сам по себе», то богопознание христианина, произведенное через замочную скважину разума и мистики, в полной мере соответствует физике классической.

Сокрытый

В недельной главе «Итро» повествуется о даровании Торы на горе Синай: «А весь народ видел громы и пламя, и звук шофара, и гору дымящуюся; и как увидел народ, они вздрогнули и стали поодаль. И сказали Моше: говори ты с нами, и мы будем слушать, и пусть не говорит с нами Бог, а то умрем. И сказал Моше народу: не бойтесь, ибо для того, чтобы испытать вас пришел Бог и чтобы страх Его был пред лицом вашим, дабы вы не грешили. И стоял народ вдали, а Моше подошел ко мгле («арафель»), где Бог» (20:15-23).

Мгла, упоминающаяся в связи с явлением Всевышнего, встречается в Св.Писании не только в главе «Итро». Это описание повторяется также и в книге «Дварим»: «И вы приблизились, и стали под горой, а гора пылает огнем до сердца небес; тьма («хошех»), облако и мгла («арафель»)» (4:11)

А в псалме (Тегил 18:10-12) говорится: «И наклонил Он небеса, и сошел, и мгла – под ногами Его. И воссел на керува, и полетел, и понесся на крыльях ветра. И сделал мрак укрытием Себе, шатром вокруг Себя; темнота вод – (от) туч небесных». Что же это может значить, что Бог как будто обитает во мгле?

В каббале упомянутый «мрак» понимается, как сокрытие, как та непостижимая «составляющая» Бога, которая таится по ту сторону древа сфирот, которая уходит в Высшую корону. Прежде чем создать мир, создать человека, Всевышний образовал в себе самом конфигурацию, именуемую «древом сфирот», и именно с этой «человекообразной» стороной Творца в дальнейшем взаимодействуют Его творения. Иногда, правда, бывает, что и эта сторона скрывает свой лик, как сказано: «И возгорится гнев Мой на него в тот день, и оставлю Я их, и сокрою лицо Мое от них, и будет он истреблен, и постигнут его многие бедствия и невзгоды» (Двар 31:17). Но это некоторое дополнительное сокрытие, обусловленное грехами людей. Наряду с ним имеет место и некоторое «фоновое» базисное сокрытие, которое и именуется «мглой, где Бог».

Каков Всевышний сам по себе, вне связи со Своим творением, каков Тот, который именуется в каббале Эйн-Соф (Бесконечный) - остается, по вере иудаизма, вне человеческой компетенции.

Имеются явления Бога (Элоким) в этом мире, постигаемые в десяти сфирот, и имеется скрывающийся во мгле единый Господь (четырехбуквенное имя). Исповедание: «Слушай Израиль, Господь Бог твой, Господь един» подразумевает, что последнее единство охватывает все, что Эйн-Соф («Господь») и древо Сфирот («Бог») в конечном счете составляют Единство, но проникновение в эту тайну сталкивается с резкими ограничениями.

Вот как подъитоживает это положение Гершом Шолем: «Зохар проводит отчетливое различие между двумя мирами, которые оба представляют Бога. Один – первичный самый сокровенный мир, остающийся недоступным для чувственного или умственного восприятия кем бы то ни было, кроме Бога, мир Эйн-Соф; и второй, примыкающий к первому, дающий возможность познать Бога, мир, о котором в Библии сказано: «Отворите ворота, чтобы Я вошел», - мир атрибутов. Два эти мира в действительности образуют один мир, как пользуясь сравнением из Зохара, образуют единство уголь и пламя. Уголь, правда, существует и без пламени, но его скрытая сила проявляется только в этом свете. Мистические атрибуты Бога – такие же миры света, в которых проявляется темная природа Эйн-Соф».

Троица

Сравнивая в свое время еврейское учение о «пяти парцуфим» с христианским учением о «трех ипостасях», я писал: «Какое-то различение внутри Божества допускается и иудаизмом. Что иудаизм действительно запрещает, так это углубленную рационализацию этой различенности. Вам скажут, что иудейская «пятерица» - это нечто «совершенно другое», нежели христианская «троица», но в чем эта «другость» заключается, объяснить затруднятся. Последовательное выяснение вопроса, понимаются ли сфирот как атрибуты Божества, или же как его «лица», можно встретить лишь у секулярных ученых, например, у Гершома Шолема или Моше Иделя, но только не у самих каббалистов, во всяком случае, не у каббалистов Нового Времени. В популярной литературе «сфирот» иногда, правда, именуются «атрибутами» Всевышнего, но дело в том, что культовое отношение к ним совсем не такое, которое приличествует «атрибутам». В этом отношении весьма показательно размышление еврейского философа XIV века рабби Элиягу бен Элиэзера из Кандии, приводимые в одном исследовании Моше Иделя: “Есть такие, которые говорят, что десять сфирот являются самим Всесвятым. Есть такие, которые не считают их самим Всесвятым, но лишь присущими Ему качествами (атрибутами), прообразующими Его. И есть такие, которые говорят, что эти сфирот и не Всевышний и не Его атрибуты, а нечто находящееся между Всевышним и всем Его творением... Те, которые говорят, что сфирот являются самим Всесвятым, идут по пути христиан... Те же, кто говорят, что сфирот суть божественные атрибуты, двигаются по пути ишмаэлитов... Ишмаэлитам достаточно трех: мудрости, силы и воли, а эти идут дальше... Те же, кто выбрали третий подход, соединяющий каббалистический путь с путем философии, идут верно".

В связи с представлением о «обитающем во мгле» Боге мне представляется важным отметить еще одно существенное отличие между еврейской «пятирицей» и христианской «троицей», отличие, ускользнувшее от внимания рабби Элиягу бен Элиэзера из Кандии.

Говоря о «пяти парцуфим», говоря о «древе сфирот», иудаизм имеет в виду ту «составляющую» Бога, которая взаимодействует со своим творением, которая служит прообразом этого творения и потому внятна ему. Что же касается Бога сокрытого во мгле, Бога предвечного, то на Его знание каббала не претендует. Со своей стороны христиане, говоря о «трех ипостасях», имеют в виду именно такого «потустороннего» Бога, Бога существующего вне всякой связи со своим творением, то есть Бога, «обитающего во мгле».

В этой претензии на «прозрачность» Эйн-Софа усматривается определенное языческое привнесение. Во всяком случае представление об этой прозрачности было контрабандно доставлено из чисто языческого учения Плотина и его предшественников (Аммоний Саккас, Нумений Апамейский) о трех ипостасях. Для Плотина – философа и мистика – не пролегало пропасти между его собственным умом и «Умом космическим», а христиане целиком переняли этот подход. Если богопознание еврея напоминает квантовую физику, в которой прибор, взаимодействуя с предметом наблюдения, не оставляет надежды рассмотреть его как он есть «сам по себе», то богопознание христианина, произведенное через замочную скважину разума и мистики, в полной мере соответствует физике классической. Впрочем, у некоторых отцов церкви все же можно отметить крен в иудейскую сторону. Так Тертуллиан в книге «Против Праксея» писал, что троичность Бога первоначально существовала лишь в потенции, и реализовалась лишь при сотворении мира.

С другой стороны, встречаются христиане, вообще не признающие идею триединства. Вот что, например, писал христианин Сведенборг: «Я часто говорил об этом с ангелами, и они постоянно отвечали мне, что на небесах они не могут делить Божественное начало на три, ибо знают и постигают, что Божественное начало одно и что оно едино в Господе. Они также сказали мне, что люди, принадлежащие к Церкви и приходящие в тот мир с понятием о трояком Божестве, не могут быть приняты на небеса, потому что мысль их переходит от одного понятия к другому, а там нельзя думать о трех и говорить об одном. Всякий на небесах говорит как мыслит, ибо там речь мысленна или мысль словесна; вследствие чего те, кто в мире делил Божественное начало на три и составил себе о каждом отдельное понятие, не собрав их в одно и не сосредоточив их в Господе, не могут быть приняты. На небесах все мысли взаимно сообщаются; если б кто туда пришел, имея на уме понятие о трех началах, а говорил бы об одном, его бы тотчас разузнали и отвергли".

ИСТОРИЯ ИЛИ РОДОСЛОВНАЯ? («Итро» 5771 - 20.01.2011)

Грех целибата

Недельная глава «Итро» начинается словами: «И услышал Итро, жрец мидьянский, тесть Моше, обо всем, что сделал Бог для Моше и для Израиля, народа Своего, что вывел Господь Израиля из Египта. И взял Итро, тесть Моше, Циппору, жену Моше, после отослания ее, И двух сыновей ее, из которых имя одному Гершом, потому что сказал: пришельцем стал я в земле чужой; А имя другому Элиэзер, ибо Б-г отца моего мне в помощь и избавил меня от меча Паро. И пришел Итро, тесть Моше, и сыновья его, и жена его к Моше в пустыню, где он расположился станом у горы Божией. И дал знать Моше: я, тесть твой Итро, иду к тебе, и жена твоя, и оба сына ее с нею. И вышел Моше навстречу тестю своему, и поклонился, и целовал его, и спросили друг друга о благополучии, и вошли в шатер» (18:1-7).

Из этих слов явствует, что на протяжении долгого времени Моше жил без жены, что некоторые пытаются связать с его особой религиозной миссией. Между тем даже эти экзотические комментарии далеки от того, чтобы такое воздержание однозначно приветствовать. Так, возмущение Мирьям ("разве только с Моше говорил Господь, ведь и с нами Он также говорил" Бемидбар 12:1), некоторые объясняют именно тем, что отослав Ципору, Моше вообразил себя более приближенным к Всевышнему, чем другие пророки.

Далее в нашей недельной главе вроде бы опять же говорится о воздержании: «И сказал Господь Моше: пойди к народу и освяти его сегодня и завтра, и пусть вымоют одежды свои, Чтоб быть готовыми к третьему дню: ибо в третий день сойдет Господь пред глазами всего народа на гору Синай. И проведи границу для народа кругом, говоря: берегитесь восходить на гору и прикасаться к краю ее; всякий, кто прикоснется к горе, должен умереть. Да не прикоснется к такому рука, а камнями да будет он побит или застрелен; скот ли, человек ли, да не останется в живых. Когда же затрубит рог бараний, могут они взойти на гору. И сошел Моше с горы к народу, и освятил народ, и они вымыли одежды свои. И сказал он народу: будьте готовыми к третьему дню, не приближайтесь к женщине» (19:9-15).

Однако и этому требованию имеется совершенно постороннее - с моральной точки зрения – объяснение: в течение трех дней после супружеской близости женщина считается ритуально нечистой. Во всяком случае, именно такое объяснение дает Раши со ссылкой на трактат Шабат (86а).

Между тем если кто-то пожелает отыскать в Св.Писании подтверждение идеям целибата, то в других местах он не найдет даже и тех двусмысленных высказываний, которые имеются в нашей главе «Итро».

Воздержание от супружеской жизни никак не приветствуется также и в Устной еврейской традиции. Напротив, Талмуд содержит ряд радикальных высказываний прямо противоположного характера, как например: «Когда человек достигает 20-летнего возраста, то Всевышний спрашивает: когда уже этот человек женится, наконец?» или «Человек без жены - не человек».

Но в какой мере иудаизм далек от идеи целибата, особенно хорошо видно из истории с царем Хизкияу: «В те дни смертельно заболел Хизкияу; и пришел к нему пророк Йешаяу, сын Амоца, и сказал ему: так сказал Господь: "Сделай завещание дому твоему, ибо ты умрешь и не будешь жить". И повернулся он (Хизкияу) лицом к стене (храма), и молился Господу, говоря: Молю Тебя, Господи, вспомни ныне, что я ходил пред Тобою верно и всем сердцем, и делал я то, что угодно Тебе. И горько заплакал Хизкияу». (2 Малахим 20:1-3).

Гемара (Брахот 10) поясняет, что смертный приговор (причем и в сем мире, и в мире грядущем) был вынесен царю за воздержание от заповеди «плодитесь и размножайтесь». Хизкияу было открыто Духом Святым, что его дети будут вероотступниками, и он принял решение не производить их на свет вовсе. Именно это решение подвигло Всевышнего к тому, чтобы отнять у Хизкияу жизнь. Приговор этот, впрочем, был отменен после того, как царь одумался.

Безбрачие и эсхатология

Отношение христиан к вопросу брака и продолжения рода, как известно, долгое время оставалось другим. Целибат с самого начала показался христианам самым богоугодным видом аскезы, вплоть до того, что основатель ордена редемптористов Альфонсо Лигуори говорил: "Согласно древнему закону, евреи были народом, избранным Богом, в отличие от египтян. Согласно же новому закону, избранники Бога монахи, в противоположность светским людям".

Но как вообще в христианском сознании могла зародиться эта никак не подтвержденная Писанием идея? Очень часто евреи обвиняют христиан в антагонистическом противопоставлении духа и материи. Эта оценка совершенно ошибочна. В основе христианства лежит именно вера в воскресение плоти, и христиане наравне с иудеями всегда спорили с гностиками, действительно видящими в теле темницу души, а в материи – смерть в ее предельно чистом выражении.

Разумеется, немало повлияли на отношение к целибату общие платонические установки христианских теологов. Так, Флоровский следующим образом представляет учение св. Григория Богослова, для которого различие полов не относится к образу Божию, ибо не может быть возведено к Первообразу. "Посему, - заключает Григорий, - устроение естества нашего есть некое двоякое: одно, - уподобляемое естеству Божественному, и другое, - разделяемое на разные полы". Это второе "устроение" соединяет человека с природой бессловесной и скотской... Для человека, созданного по образу Божиему, не было и нужно разделение на полы, ибо размножение совершалось бы тем же недоведомым способом, "каким ангелы возросли до множества..." Только в грехопадении, выпадая вообще из равноангельского состояния, человек, утрачивает и этот образ бесстрастного размножения».

И все же даже эти рассуждения гностическими никак не назовешь: иудаизм хотя в определенной мере и возводит половое различие к «Первообразу», все же прекрасно различает между сотворением «по Его образу» и воспроизведением «по роду их». Невольно создается впечатление, что тяготение христиан к целибату обусловлено исходной ориентацией этой религии на «последние времена», спровоцировано словами ведомого на казнь Иисуса: «Дщери Иерусалимские! не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших. Ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!» (Лук 23:28). Эти, предвещающие бедствия слова, были поняты в конце концов в отрыве от всяких бедствий: блаженны неплодные!

Если еврей видит историю длящейся, то христианин – в основе своей свершившейся. Исходно христианин – это представитель последнего поколения человечества, а тот, кто воздерживается от деторождения, не просто оказывается последним в своем роду, он знаменует конец истории, он сопряжен с последним смыслом. Монастыри – это, таким образом, островки, на которых собираются сыны последнего часа, только они - истинные Ученики.

Излишне говорить, что эти общие соображения по поводу «конца истории» в еще меньшей мере способны отменить заповедь «плодитесь и размножайтесь», чем данное Духом Святым прозрение, что порожденный тобою сын не получит удела в мире грядущем. По-еврейски, история – это «толдот», то есть «родословная». Иными словами, пока не протрубил судный шофар, продолжение рода, деторождение – это базовая человеческая заповедь, которую никому не дано отменять.

На протяжении веков христианская цензура тщательно следила за тем, что бы талмудическое изречение «Человек без жены - не человек» преподносилось в трансформированной форме: «Еврей без жены - не еврей», но правда состоит в том, что заповедь «плодитесь и размножайтесь» распространяется именно на все человечество. Остается только добавить, что в лице протестантизма христианство в значительной мере преодолело свой родовой эсхатологический комплекс и перешло к более подлинному богопочитанию, вернулось к религиозному опыту, более приближенному к еврейской традиции.

«ЗОЛОТЫЕ БОЖЕСТВА» ("Итро 5770 - 04.02.2010)

Парадоксальным образом нарушение мелких внутренних предписаний карается строже, чем нарушение грубых внешних. Мы видим, что Шломо, действительно служивший «другим богам», то есть богам заведомо ложным, лишился полцарства, между тем Йеровам, всего лишь ложно послуживший истинному Богу, лишился не только всего царства, но и удела в мире грядущем.

Для внутреннего пользования

В недельной главе «Итро» рассказывается о том, как на горе Синай народу Израиля были даны десять заповедей, среди которых был запрет поклонения идолам и любым рукотворным образам: «Да не будет у тебя других Богов сверх Меня. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в воде под землею. Не поклоняйся им и не служи им» (20:4-5)

Между тем сразу же после произнесения Десятисловия Всевышний повторил ту же заповедь еще раз отдельно. Мы читаем: «А весь народ видел громы и пламя, и звук шофара, и гору дымящуюся; и как увидел народ, они вздрогнули и стали поодаль... И стоял народ вдали, а Моше подошел ко мгле, где Бог. И сказал Господь Моше: так скажи сынам Израилевым: вы видели, что с неба говорил Я с вами. Не делайте при Мне божеств серебряных, и божеств золотых не делайте себе». (20:16-20)

Что означает эта заповедь, в общих чертах вроде бы повторяющая только что произнесенную заповедь «не сотвори себе кумира»? Зачем отдельно упоминать серебро и золото, если уже имеется запрет на создание идолов из любых материалов?

Этот отдельный запрет связывается традицией не столько с внешними ложными культами, сколько с предостережением от ошибок внутри культа собственно иудейского, прежде всего от ошибок, связанных с культовым использованием тех двух керувов, которые размещались в "святая святых". Так, относительно слов «божеств серебряных» Раши пишет: «Это предостережение от того, чтобы керувы, которых ты делаешь, не были из серебра. Если вы вместо того, чтобы сделать их из золота, как повелено, сделаете из серебра, они будут предо Мною как божества».

Слова «и божеств золотых» Раши разъясняет следующим образом: «Это предостережение против того, чтобы не делали больше двух керувов». И наконец, слова "не делайте себе", трактуются Раши в том смысле, что «того, что при Мне на небе и при Мне в Храме, не превращайте в божества из серебра и золота, нарушив Мои повеления, а также не делайте их себе». Иными словами, для самого Всевышнего в Храме не только можно, но даже и нужно было сделать золотое изваяние двух керувов, но не поклоняться им самим.

Из приведенного комментария выясняется, что с нарушением именно этого запрета «не делайте при Мне божеств серебряных, и божеств золотых не делайте себе» связан грех «золотого тельца». Это не было поклонение какому-то «другому» ложному богу, это было ошибочное поклонение истинному Богу! По мнению Иегуды Галеви, отлив тельца, народ не сделал себе кумира и не поклонялся ему, он лишь самочинно изготовил себе «божеств золотых». Так, в книге Кузари он пришет: «их грех состоял в том, что они избрали предмет поклонения сами, а это было им запрещено. Они приписали связь с Божественным тому, что создали собственными руками и по собственному желанию, а не по повелению Бога» (Кузари 1:97) Иными словами, как в Храме Израиль поклонялся не керувам, а невидимому Богу «обитающему между керувами» (2 Шмуэль 6:2), также невидимому Богу, а не тельцу поклонился Израиль под горой Синай.

О грехе самочинного изготовления золотого тельца (вместо предписанных свыше керувов) уместно поговорить в связи с недельной главой «Ки тиса», между тем сейчас обратимся к другому аналогичному случаю, а именно к изготовлению двух золотых тельцов Йеровамом.

Грех Иеровоама

В трактате Сангедрин (90-а) говорится, что “все израильтяне имеют удел в мире грядущем… а те, что нет им удела в мире грядущем, это: отрицающие воскрешение, отрицающие, что Тора дана с небес и эпикоросы…. Аба Шауль сказал: трем царям и четырем простолюдинам нет удела в мире грядущем. Три царя: Йеровам, Ахав и Менаше… Четыре простолюдина: Билам, Доэг, Ахитофель и Гехезия”.

Чем же так провинился Йеровам, что удостоился персонального упоминания в качестве человека, не имеющего удела в мире грядущем? История его воцарения над Израилем, описанная в 1-ой книге Малахим (12-14), началась с того, что царь Шломо прогневил Всевышнего идолослужением, которому открыто предавался вместе со своими женами: «Построил Шломо возвышение Кемошу, мерзости Моавитской, на горе, которая пред Йерушалаимом, и Молеху, мерзости сынов Аммоновых. То же сделал он для всех чужестранных жен, которые приносили воскурения и жертвы своим божествам. И разгневался Господь на Шломо за то, что отклонилось сердце его от Господа, Бога Израилева... И сказал Господь Шломо: за то, что ты так поступал и не соблюдал завета Моего и уставов Моих, которые Я заповедал тебе, Я отторгну царство от тебя и отдам его рабу твоему». (Мелахим 12:6-11)

Далее Всевышний посылает великого пророка Ахийю из Шило к Йероваму со следующими словами: «Вот, Я исторгаю царство из руки Шломо и дам тебе десять колен; А одно колено останется за ним ради раба Моего Давида и ради Иерусалима» (12:29-33). Вслед за этим, по слову Всевышнего, еврейское государство распалось на два царства - царство Иудею, управляемое сыном Шломо Рехавамом, и царство Израиль, управляемое Йеровамом. Опасаясь, что единый для всех Иерусалимский Храм может вернуть его царство под скипетр потомков Давида, Йеровам «сделал двух золотых тельцов и сказал им (людям своим): довольно ходили вы в Иерусалим; вот божества твои, Израиль, которые вывели тебя из земли Египетской. И поставил одного в Бейт-Эле, а другого поместил в Дане. И было это грехом, (ибо) народ ходил к одному (из них) даже в Дан. И построил он дом с жертвенниками, и назначил жрецов из среды (всех колен) народа, которые не были из рода Леви... И поднялся он на жертвенник, который он сделал в Бейт-Эле, в пятнадцатый день восьмого месяца, месяца, который он самовольно назначил, и установил праздник для сынов Израилевых, и взошел на жертвенник, чтобы совершить воскурение.». (12:22-30)

После этого пророк Ахийя передал Йероваму следующие слова Всевышнего: «Поступал ты хуже всех, кто был до тебя, и пошел, и сделал себе иных богов и литых кумиров, чтобы гневить Меня, Меня же бросил себе за спину. За это наведу Я беды на дом Йеровама и истреблю у Йеровама (всякого) мочащегося к стене, заключенного и вольного в Израиле, и уничтожу дом Йеровама, как уничтожают нечистоты, до конца» (14:6-10).

В чем же состоял культ, который учредил Йеровам? Что он сделал, установив двух золотых тельцов, одного на северной, другого на южной точке своего царства? При всем том, что слова «сделал себе иных божеств» можно понять в том смысле, что Йеровам поклонился другому богу, правильнее сделать ударение на слово «себе», и рассмотреть этот пасук в связи с заповедью «божеств золотых не делайте себе», то есть не делай «себе», но Ему по Его повелению - делай.

Тогда станет понятно, что новый культ Йеровама был поклонением тому же Богу, который вывел его из земли Египетской, но только с помощью двух золотых охранников-керувов в форме тельцов. Это был альтернативный культ Бога Израиля, самочинно разработанный, «самовольно назначенный» по инициативе самого Йеровама, для того чтобы укрепить свое царство на религиозной основе.

Согласно Гемаре, Йеровам был величайшим знатоком Торы, и более того, получил от пророка Ахийи письмо, в котором говорилось, что народ обязан слушаться его даже в том случае, если он станет призывать к идолослужению. Культ, предложенный Йеровамом, был продуман и оригинален. Причем золотые тельцы играли в этом культе то же значение, которое в культе Иерусалимского храма играли золотые керувы, служившие местом пребывания для Шехины. Мальбим объясняет выбор Йеровама тем, что из четырех существ, поддерживающих небесную колесницу, для этого дела годились только тельцы. Керув уже был использован в Храме, лев является символом колена Иегуды, орел - нечистое животное. Таким образом остается телец.

Однако парадоксальным образом нарушение мелких внутренних предписаний карается строже, чем нарушение грубых внешних. Мы видим, что Шломо, действительно служивший «другим богам», то есть богам заведомо ложным, лишился полцарства, между тем Йеровам, всего лишь ложно послуживший истинному Богу, лишился не только всего царства, но и удела в мире грядущем.

НАИВЫСШЕЕ СОСТОЯНИЕ («Итро» 5769 – 20.02.2009)

Синкретистская вера

Как известно, Десять заповедей, которые провозглашаются в главе “Итро”, с достаточным уважением приняты повсюду. При всем том, что это признание не совсем точно соответствует иудейскому взгляду, в целом еврейский мир такое отношение к Десяти заповедям приветствует. Ведь в своей основе Десять заповедей повторяют Семь заповедей, данных сынам Ноаха, заповедей, которые народам положено и знать и выполнять. Более того, общий контекст Талмуда предполагает, что народы прекрасно осведомлены о существовании Творца неба и земли, а Рамбам утверждает, что “всякий, кто совершал служение идолу, не служит ему так, как будто нет другого божества, кроме него, и никогда не воображал ни единый из людей прошлого и не будет воображать кто-либо в грядущем, будто форма, сделанная из литого металла, из камня и дерева, и есть та форма, которая сотворила небо и землю и которая правит ими, в действительности же ей поклоняются как символу сущности, посредничающей между нами и Б-гом, о чем ясно говорит речение: “Кто не убоится Тебя, Царь народов? Ибо Тебе единому принадлежит это” (Иермиягу, 10:7). Здесь указывается на то, что, по мнению язычников, Б-г является первопричиной” (“Путеводитель заблудших”, гл. 36).

Но в какой мере сами народы, сами язычники признают это положение иудейской веры? Вне всякого сомнения, в своем высказывании Рамбам полагался не только на приведенные им слова псалма, но также и на тексты хорошо знакомых ему эллинских философов, постоянно упоминавших слово “теос” (бог) в единственном числе, подразумевая под ним именно некое единое верховное Божество. Аналогичные представления можно встретить и в иных древних источниках, прежде всего в текстах известных восточных учений. Более того, не секрет, что уже в древние времена языческие религии стали тяготеть к синкретизму, то есть признавать, что за всеми местными культами стоит некая единая для всех народов религия. Своеобразной вершиной этой тенденции явилось создание Римского пантеона богов: все покоренные Римом религии, словно советские республики (“национальные по форме”, но “социалистические по содержанию”) являли собой некий “нерушимый союз”.

Но неужели только техническая трудность “невидимости” еврейского Б-га позволила Ему избежать включения в этот сонм? Значат ли слова Рамбама, что и иудаизм придерживается синкретистского девиза: на вершине все тропы сходятся? Как вообще соотносится эта “имперская” вера в единство всех религий с тем единством, которое провозглашает иудаизм? Наконец, не связаны ли как-то эти божества (бог синкретистов и Б-г Израиля) с теми двумя враждебными богами, о которых учил Маркион, которого по праву можно признать первым идеологом сознания Амалека?

Многие синкретисты охотно включают еврейскую религию в общий ряд “благопристойных” вер. Так посвященный четырех суфийских орденов Инайят-хам (1882-1927) пишет: “Суфии не имеют предубеждения против каких-либо пророков и учителей, как это делают некоторые, обнаруживающие пристрастие к одним и нелюбовь к другим… Суфии всегда смотрели с безграничным уважением и благоговением на свою Возлюбленную - Божественную Мудрость - во всех одеждах и во все периоды ее жизни, какие бы имена и формы она не принимала, был ли то Авраам, Моисей, Иисус или Мухаммед”… В другом месте он ставит в один ряд восточные и монотеистические религии: “Этот идеал совершенства, именуемый у суфиев Бак, в исламе называется - наджат, в буддизме - Нирвана, в христианской религии - спасение, и в индуизме - Мукти. Это наивысшее состояние, какого только может достигнуть человек. Все древние пророки и мудрецы испытывали его лично и поведали о нем миру. Это наивысшее состояние Бак есть естественное состояние Бога”.

Нет сомнения в том, что разные религии имеют значительные отличия не только в своей практике и теологии, но и в обеспечивающем их мистическом опыте. И все же трудно отказаться от мысли, что, по меньшей мере, в каком-то одном пункте все мистики действительно переживают единое состояние, воспринимаемое ими как “наивысшее”.

Единое мистическое пространство

Этот синкретистский взгляд стал особо убедительным именно в последние десятилетия, после широкого распространения исследований, посвященных околосмертному состоянию. Оказалось, что посмертный опыт атеистов и людей самых разных исповеданий в целом однороден. В рамках именно этого опыта (пережитого им в 1982 году) художник Меллен-Томас Бенедикт пишет: “У меня состоялась беседа со Светом. Свет продолжал изменяться и принимал образы Иисуса, Будды, Кришны, мандалы, архетипов и символов. Я спросил Свет: “Что здесь происходит? Пожалуйста, Свет, разъясни. Я действительно хочу знать суть происходящего”. В действительности я не говорил, а общение шло телепатически. Свет отвечал, что информация, переданная мне, состояла в том, что наша вера формирует обратную связь, когда мы предстаем перед Светом. Если вы были буддистом, католиком или фундаменталистом, вы получаете информационный образ своей сути. У вас есть шанс взглянуть на это, исследовать, но большинство людей этого не делают. Я пришел к осознанию, что, то, как Свет проявлял себя, было матрицей нашего Высшего Я”.

Синкретисты самых разных времен и народов убеждены, что это “Высшее Я” скрывается за ликами исторических религий. Но что быть может самое интересное, описываемые ими мистические опыты единения с “Высшим Я” удивительно схожи: в этих опытах переживается слияние индивида со всем сущим, осуществляется отождествления “меня” и “всего”. Так Елена Блаватская пишет в “Голосе безмолвия”: “Отныне “Я” погрузилось в Единое Я, слилось с тем я, из которого излучилось твое бытие. Где же твоя индивидуальность, о ученик, где сам ученик? То - искра, исчезнувшая в пламени, капля в недрах океана, непреходящий луч, ставший “Всем” и вечным сиянием”. Ей вторит уже упомянутый выше Инайят-хам: “Суфии избирают путь любви и богопочитания, чтобы достичь своей высшей цели, ибо эта любовь привела человека из мира единства в мир разнообразия, и та же самая сила может взять его вновь в мир единства из мира разнообразия… Это духовное развитие заставляет индивидуального человека распуститься в океане вечного мира. Он достигает слияния с Б-гом, при котором исчезают сами понятия Б-г и человек”.

Глава суфийского ордена Ниматуллахи Джавад Нурбахш в книге “Рай суфиев” пишет: “Согласно Шаху Ниматоллаху (14 век, Иран), в начале совершающий поминовение (зэкр) думает, что это он поминает Б-га. Но в конце он осознает, что в действительности это Б-г поминает Б-га и, таким образом, перестает ощущать зэкр, ибо Б-г теперь стал и поминающим, и поминанием”…

Даниил Андреев в своем сочинении “Роза мира” в следующих словах рассказывает о пережитом им “наивысшем состоянии”: “Тихо дыша, откинувшись навзничь на охапку сена, я слышал, как Нерусса струится не позади, в нескольких шагах за мною, но как бы сквозь мою собственную душу... Торжественно бесшумно в поток, струившийся сквозь меня, влилось все, что было на земле, и все, что могло быть на небе. В блажестве, едва переносимом для человеческого сердца, я чувствовал так, будто стройные сферы, медленно вращаясь, плыли во всемирном хороводе, но сквозь меня; и все, что я мог помыслить или вообразить, охватывалось ликующим единством. .. Все было во мне той ночью, и я был во всем”.

Причем опыты единения с “Высшим Я”, описанные сотни и тысячи лет назад, мало отличаются от приведенных новейших. Вот слова Мейстера Экхарта: “Око, которым Б-г видит меня, есть око, которым я вижу Его, мое око и Его око - одно”. “Когда душа достигает этого, она теряет свое имя: она вбирает в себя Б-га, так что сама становится ничем, как солнце поглощает зарю, так что она исчезает”.

А вот как этот “наивысший” опыт представлен в Махабхарате: “Приобщаясь к Атману, йогин, зло в себе уничтожив, счастливо вкушает предельное блаженство соприкосновения с Брахмо. Все существа, пребывающими в Атмане, и Атмана, пребывающего во всех существах, видит предавшийся йоге, везде зрящий одно. Кто видит меня везде и все видит во мне, того я не утрачу и он не утратит меня. Кто меня, пребывающего во всех существах, чтит, утвердившись в единстве, как бы ни существовал он, этот йогин существует во мне” (Бхагаватгита 6. 28-30).

Древнегреческий философ и мистик Плотин пишет: “Если ты растворился во Всем, ты ничего больше не будешь искать…Ты соединился со Всем и не остановился на какой-либо черте его; …ты уже не говоришь больше: до этих пределов - это я. Отбросив “до этих пределов”, ты сам стал Всем. Ты и раньше Им был. Но поскольку что-то присоединилось к тебе в дополнение ко Всему, ты стал меньше, чем Оно, из-за самого этого добавления. Эта прибавка не имела ничего положительного, она абсолютно негативна. Став “кем-то”, перестаешь быть Всем, отрицаешь его”.

Итак, мы видим, что имеется некий опыт “слияния со Всем”, который не только весьма схож у людей самых разных культур и религий, но и воспринимается ими как “наивысшее состояние”.

Продолжение следует

ПСИХОФИЗИЧЕСКАЯ ДИХОТОМИЯ («Итро 5768 - 24.01.2008)

(Продолжение, начало в "Бешалах 5768")

...Трудности психо-физической дихотомии, прочно вошедшей во все поры нашей картезианской мысли, очень напоминают трудности современной физической "стандартной теории", не способной объяснить происхождение масс из энергии...

Святость и нечистота

В недельном чтении "Итро" рассказывается о даровании народу Израиля десяти заповедей. Между тем на себя обращает внимание, что приближение к открывающемуся народу Богу было смертельно опасно: «И сказал Господь Моше: сойди, предостереги народ, чтобы они не порывались к Господу, чтобы видеть, а то падут из него многие. И даже священники, приближающиеся к Господу, должны освятить себя, а то разгромит их Господь. И сказал Моше Господу: не может народ взойти на гору Синай, потому что Ты предостерег нас, сказав: "огради гору и освяти ее". И сказал ему Господь: пойди, сойди, и взойдешь ты и Аарон с тобою; а священники и народ да не порываются восходить к Господу, а то разгромит Он их» (19:21-24).

Мы знаем, что страх погибнуть от приближения к святыне был вполне оправдан. Писание содержит не одно описание такой гибели. В этом отношении достаточно напомнить о небесном огне, поразившем сыновей Аарона (Ваикра 10:1-3).

Причем это не единственный ряд событий, в которых приближение к Духу жизни - жизни лишает. Общепризнано, что слова Торы, спасительные для праведника, губительны для нечестивца. Действительно, Тора признается «Древом Жизни для придерживающихся ее» (Мишлей 3.18), но в то же время она является источником гибели для тех, кто обращается с ней недостойно, как сказано: «Всякий использующий Тору – искореняется из мира» (Недарим 62а), или «для забирающих в ней (Торе) вправо – она эликсир жизни, для забирающих влево – смертельный яд» (Шабат 88.б). Аналогичное высказывание приводится также в трактате Йома (2.б): «для того, кто удостоится, Тора – эликсир жизни, для того, кто не удостоится - смертельный яд».

Здесь невольно усматривается странное соответствие между святым и нечистым. Ведь и нечистое не только несет гибель, но при определенных обстоятельствах, начинает прислуживать святости! Неправильное приближение к святому (обычно несущему жизнь) способно убить, подобно тому как правильное приближение к нечистому (обычно несущему смерть) способно оживлять!

Устное предание содержит несколько историй такого парадоксально-позитивного использования праведниками нечистых сил. Например, в трактате Шаббат (89.а) говорится, что во время мора, когда Аарон «встал между мертвыми и живыми» (Бемидбар 17.12), он получил от ангела смерти некие сакральные знания. Согласно другой агаде (Гитин 68), шамир, с помощью которого обтачиваются камни при строительстве Храма, хранился у князя бесов Ашмадая, и царь Шломо получил это средство именно от него.

Являясь противоположными реальностями, Святое и Нечистое, по-видимому, имеют некоторые точки соприкосновения, точки структурного перехода.

Впрочем, можно взглянуть на эту гибельность святости даже более просто: Всевышний сильнее смерти, о которой Левинас сказал, что она некоторое предельное Другое: "Приближение смерти означает, что мы вступили в отношения с тем, что есть нечто совершенно другое; нечто несущее в себе свойство быть другим и притом не временно, так что мы могли бы вобрать его в себя в пользовании. Нет, такое нечто, само существование которого заключается в том, чтобы быть другим. Мое одиночество не подтверждается, а разбивается смертью".

Поставьте на место слова "смерть" слово "Бог", и вы поймете, что неосторожное приближение к Нему просто не может не убивать, что в каком-то аспекте Он не может не быть смертоносен.

Стандартная теория

Эта увязанность святости и нечистоты, Бога и смерти, подлинности и иллюзорности возвращает нас к теме, поднятой в предыдущей статье – к теме психофизической дихотомии.

Смысл этой дихотомии везде и повсюду усматривается именно в контексте смерти и иллюзии. Материя – это ничто, и если в этом ничём и можно усмотреть какой-то смысл, то исключительно "мелкий" дидактический смысл определения "чего-то". Благодаря "ничему" высвечивается "нечто". Это единственное, на что оно, «ничто», может сгодиться, после чего его следует выкинуть и навсегда забыть. Так считали эллинисты, так считали индуисты, так считали буддисты и т.д. Но только иудеи усматривали в этой паре не непримиримых врагов, а тесных партнеров. Согласно иудаизму, тело не является темницей души, материальный мир не является вырождением и гибелью мира идеального. Они именно вечная осмысленная пара.

Материя – это ничто, но в этом ничём воспроизводится, дублируется и навсегда утверждается дух. Вспомним, что согласно бесчисленному множеству мистических свидетельств, души умерших людей имеют тот же самый облик, который сформировался в их "телесных оболочках". Души могут существовать без тел, но задача священной истории состоит в том, чтобы в мире материи эти души воспроизвелись, и через воскресение навсегда утвердились, как сказано: «Вот Я открываю погребения ваши, и подниму Я вас из погребений ваших, народ Мой, и приведу вас в землю Израиля. И узнаете, что Я – Господь, когда открою Я погребения ваши, народ Мой, и когда подниму вас из погребений ваших. И вложу дух Мой в вас – и оживете. И дам вам покой на земле вашей, и узнаете, что Я Господь» (Иехезкель 37.12-14)

Итак, хотя наше неадекватное приближение к Всевышнему убивает, Его адекватное приближение к нам воскрешает.

Согласно общерелигиозной платонической интуиции, в нижнем земном мире нет решительно ничего, что бы не имело своего духовного прообраза в мире грядущем. Все отражает ту или иную идею. Вода соответствует идее жизни и очищения, дерево – познанию и т.д. Причем этот принцип касается пограничных предметов не в меньшей мере, чем самых что ни на есть центральных. Так, например, в свое время я пытался показать, что утверждение Торы, что в крови содержится душа, означает прежде всего то, что кровь соответствует идее души. Так же мне доводилось сравнивать выход души из тела с физическим рождением человека (черный тоннель – родовые пути, покинутое собственное тело - покинутое тело матери - и т.д.). Похоже, что психофизическая дихотомия также имеет один вполне природный аналог, а именно соотношение энергии и вещества.

В самом деле, в материальном мире также имеется своя дихотомия, страдающая той же трудностью, что и дихотомия психофизическая. Во всяком случае трудности психо-физической дихотомии, прочно вошедшей во все поры нашей картезианской мысли, очень напоминают трудности современной физической "стандартной теории", не способной объяснить происхождение масс из энергии.

"Стандартная теория" была предложена в 1974 году. К тому моменту в ходе наблюдений и экспериментов учеными были обнаружены уже более ста микрочастиц. Как-то нобелевский лауреат Энрико Ферми сказал своему студенту: "Молодой человек, если бы я мог упомнить названия всех элементарных частиц, я бы стал ботаником".

Понятно, что вопрос их упорядочивания и классификации стал выглядеть делом даже гораздо более затруднительным, чем классификация химических элементов в доменделеевскую эпоху.

Именно тогда произошел переворот, позволивший все свести к квантующимся полям. В рамках стандартной теории число "элементов" решительно сократилось и свелось к трем семействам, включающим по шесть кварков и по шесть лептонов. Эти элементы, которые взаимодействуют, обмениваясь виртуальными частицами, по существу описывают весь микромир. Причем стандартная теория хорошо согласуются с экпериментальными данными, и многое предсказала наперед.

Однако эта теория сталкивается также и с рядом трудностей, первая и основная из которых – неспособность объяснить происхождение массы.

Стандартная теория пытается объяснить появление массы у элементарных частиц (до того чисто энергетических) взаимодействием с так называемым полем Хиггса. Но поле это никогда никто не уловил экспериментально, оно введено чисто спекулятивно. И хотя в настоящий момент ученые интенсивно заняты поиском этого поля, положительные результаты совсем не гарантированы.

Так что в рамках существующей на сегодня научной теории возникновение масс также необъяснимо, как в рамках языческого мировоззрения необъяснимо возникновение материи.

«НЕ ПОЖЕЛАЙ» («Итро» 5767 - 08.02.2007)

Не нужно думать, что невозможно укротить зверя в себе. Этот зверь жив преимущественно нашим сознанием такой невозможности. С помощью Всевышнего победа над зверем в себе возможна и в сущности даже гарантирована... Именно поэтому возможно требовать исполнения по видимости невыполнимой заповеди «не пожелай».

Воля и дело

Среди десяти заповедей, о которых говорится в недельной главе «Итро», особое место занимает заповедь: «Не пожелай...»: «Не пожелай дома ближнего твоего; не пожелай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (20.14)

Запрет желания совершить противозаконное действие является отдельным запретом, причем имеется тенденция отождествлять это желание с уже реализованным действием.

Широкую огласку приобрело евангельское изречение: «Тот, кто взглянул на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».

Следует отметить, что иудаизм не только солидаризируется с этим высказыванием, но в ряде случаев даже заостряет его. Вот, что, например, говорится в трактате Ирувин (18): «Тот, кто передает женщине деньги из рук в руки с намерением посмотреть на нее, не избегнет ада, даже если он полон Торой и добрыми делами, как Моше рабейну». А вот, что мы читаем в трактате Йома (4): «Сказал реб Лакиш: «Зреть женщину глазами - больше чем обладать ею, как сказано: Лучше зримое глазами, чем то, к чему влечет душа» (Коэлет 6.9)».

Можно было бы подумать, что такое парадоксальное соотношение желаемого и действительного возможно только в случае женской прелести, что только в связи с ней вожделение приравнивается к обладанию и даже в чем-то превосходит его. Но в действительности соотношение это признается таковым также и в отношении других желаний. В том же трактате сказано: «Помышление о преступлении более тяжело, чем само преступление» (Йома 29).

Как это возможно? В определенном плане человеческая личность характеризуется не столько своими делами (которые будучи по виду благими, могут иметь ложную мотивацию), сколько именно своими помыслами и желаниями. Внутренние сокровенные желания составляют истинную суть человека.

Не только и даже не столько поступки, сколько желание, сокровенное желание души, так называемые «помыслы», являются подлинной основой человека, подлинным ядром его личности, и именно в соответствии с этими сокровенными помыслами он будет судиться.

Грозная заповедь «не пожелай», входящая в число десяти заповедей, призвана обратить наше внимание на то, что небеса принимают только цельного человека, а не «шизофреника», который желая одного, делает другое.

Эта дилемма выбора между непосредственным желанием и выстроенным им самим сознанием является для человека центральной. И проблему эту уместно было бы рассмотреть в контексте взаимоотношения человека и животного. Действительно, в человеке непрестанно борются зверь и человек, животная душа (нефеш) и душа Божественная (нешама).

Виктор Франкл: “Человек - это существо, которое всегда может сказать “нет” своим влечениям и которое не должно всегда говорить им “да” и “аминь”. Когда он говорит им “да”, это происходит всегда лишь путем идентификации с ними. Это и есть то, что выделяет его из мира животных. Если человек должен каждый раз идентифицироваться с влечениями (в той мере, в какой он желает их принять), животное идентично своим влечениям. У человека есть влечения - животное само есть влечения. То же, что есть человек, - это его свобода, поскольку она присуща ему изначально и неотделима от него, в то время как то, что у меня просто “есть”, я вполне могу потерять».

Итак, в каждом человеке живет зверь, человек же представляет себя самого в той мере, в какой он этого зверя укротил и преобразил.

Победа над зверем

Как известно, первоначально психология в лице Фрейда провозгласила полную бесперспективность попыток человека идти против своей природы. В результате такого компенсационного хода возникает лишь декомпенсационный невроз. Но уже тот же Франкл, высоко ставивший Фрейда, отверг такую оценку. Вот что он пишет: «Зигмунд Фрейд однажды сказал: «Давайте попробуем поставить некоторое количество самых различных людей в одинаковые условия голода. С возрастанием голода все индивидуальные отличия сотрутся, и вместо них появится однообразное выражение неукротимого побуждения». В концентрационных лагерях, однако, истинным было противоположное. Люди стали более различными. Маски были сорваны с животных и – со святых. Голод был одним и тем же, но люди были различны. В счет шли не калории».

Между тем религия на протяжении веков была прекрасно осведомлена об этой дилемме, а именно как об ограниченности возможностей человека в деле «укрощения зверя», так и о чудесной возможности подняться над зверем в себе.

На протяжении веков религия предлагала свои средства. Первый и самый простейший путь, известный религии – это придание дурным наклонностям позитивного применения. Хорошо известно, что преступник и криминалист произрастают из одной наклонности, из одного природного корня, но в то же время их человеческий выбор противоположен.

Виленский Гаон пишет: «Даже тот, чья натура дурна, не должен во всем идти против своей природы, ибо это у него не выйдет. Но следует приучать себя идти прямо в соответствии со своей природой. Например, тот, кто родился под знаком Марса, непременно прольет кровь. Но он может обучиться ремеслу резника – путь среднего человека, или моэла – путь праведника, и не стать грабителем. И об этом написано: «Воспитывай юношу в соответствии с его путем, и даже когда состарится – не свернет с него» (Мишлей 22:6)

И все же это не главное средство религии в борьбе с «йецер ара» - «дурным побуждением». Главное средство борьбы все же всегда было лобовое – а именно избавление от запрещенного желания посредством самоограничения и молитвы.

Вопреки наущениям психологов человек призван непрестанно продолжать борьбу, он призван не отвечать на зов страстей, призван игнорировать их, затыкать уши, моля Всевышнего об избавлении. И существует несметное количество примеров, когда Всевышний спасал человека от страстей.

Я приведу очень грубый, но быть может, самый распространенный и наглядный пример. В каждом ребенке гнездятся садистские наклонности. В той или иной мере все мальчики вымещают эти позывы на животных: как минимум на насекомых, в худшем случае - на млекопитающих и птицах. Те, кто мучают животных, как правило, не упускают случая причинить боль также и своим сверстникам. Многие из таких мальчиков, повзрослев, вымещают агрессивность на своих женах. Однако лишь единицы превращаются в практикующих маньяков. Большинство мужчин успешно изживают из себя садистские побуждения, и они не возникают у них ни при каких обстоятельствах.

Насколько естественно маленькому мальчику желать причинить боль живому существу, насколько естественно первые сексуальные фантазии сопрягать с насилием, настолько неестественны эти фантазии и чувства у взрослого мужчины. Между тем наивно полагать, что садистское чувство погасло в нем само. Если бы он нежно лелеял его, вместо того чтобы решительно отвергать, то в какой-то момент неизбежно пришел бы к чудовищному преступлению.

Садистские наклонности отличаются от всех прочих «помыслов» и запретных желаний только тем, что они в самом своем истоке однозначно опознаются человеческой совестью как недопустимые. Если всем своим существом маленький человек молит Всевышнего избавить его от накатывающегося на него деструктивного чувства, то в ответ он рано или поздно получает избавление. Если человек не желает слушать совести в этой сфере, как другие люди не желают слушать ее в отношении лжи, распространения сплетен, мелких или крупных краж и т.п., то он неизбежно превращается в садиста, явного или скрытого.

Итак, не нужно думать, что невозможно укротить зверя в себе. Этот зверь жив преимущественно нашим сознанием такой невозможности. С помощью Всевышнего победа над зверем в себе возможна и в сущности даже гарантирована... Именно поэтому возможно требовать исполнения по видимости невыполнимой заповеди «не пожелай».

Комментируя слова Торы «да владычествует («ваирду») над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом» (Берешит 1.26), Раши пишет: «ваирду» может означать как «властвовать», так и «опускаться». Если он (человек) удостоится того, то властвует над зверем и скотом, если же не удостоится, то опускается ниже их, и зверь управляет им».

Человек не отождествляется ни с добрыми, ни с худыми желаниями, он между ними, он – тот, кто решает, тот, кто не теряется в чувстве, а сохраняет отстраненное к нему отношение.

СУДНЫЙ ДЕНЬ («Итро» 5765)

Великий судный день

В недельном чтении «Итро» среди прочего рассказывается о судебном разбирательстве, которое вел Моше: «На другой же день сел Моше судить народ, и стоял народ пред Моше с утра до вечера. И видел тесть Моше все, что он делает с народом, и сказал он: что это такое делаешь ты с народом? Зачем ты сидишь один, а весь народ стоит пред тобою с утра до вечера? … нехорошо то, что ты делаешь. Истощишься окончательно и ты, и народ сей, который с тобою, ибо слишком тяжело для тебя это дело… высмотри из всего народа людей способных, богобоязненных, людей правдивых, ненавидящих корысть, и поставишь их над ними... И пусть судят они народ во всякое время, и будет, всякое дело важное донесут они тебе, всякое же дело малое судить будут сами; и будет тебе легче, и они понесут с тобою (бремя)… И послушался Моше голоса тестя своего, и сделал все, что он сказал» (18.13-24).

Судебные полномочия признаются иудаизмом Божественными, а в самом судопроизводстве усматривается богоподобие. Что же касается Божественного суда, то он позволяет нам в новом свете рассмотреть вопрос воскрешения из мертвых.

В прошлый раз был поставлен вопрос: какой смысл восстанавливать телесную оболочку, если в загробном мире душа и без того продолжает вполне полноценное существование? Что воскрешение ей дает?

Ответ на этот вопросы, по всей видимости, следует искать как раз в том Суде, который в конце времен будет осуществлен Всевышним, и который воскресению должен сопутствовать.

Действительно, в различных еврейских источниках (например, в книге Рамбана о вознаграждении) утверждается, что после воскрешения мертвых наступит Великий Судный день, в который все люди предстанут перед Всевышним как грозным Судьей. Насколько мне известно, лишь Абарбанель полагал, что человек судится лишь сразу после смерти и другого суда не ожидается. Но уже именно потому, что это мнение частное и экзотическое, легко можно заметить, что идея воскресения жестко спарена с идеей последнего суда.

Следует признать, что идея Великого судного дня на первый взгляд выглядит не менее излишней, чем идея воскресенья. Для чего, в самом деле, нужен этот суд? Ведь дело жизни каждого человека уже давно закрыто и приговор вынесен. Что нового здесь можно ожидать? Ведь ни поступки человека, ни персона Судьи не изменятся? Что в такой ситуации может быть пересмотрено?

По-видимому, если традиция говорит о повторном всеобщем суде, то она подразумевает, что его решения могут быть отличны от тех решений, которые ранее вынесли частные суды. Но если в человеке что-то может измениться, то наверно как раз в результате воскресения, которое так или иначе предполагает возможность повторного покаяния.

Идея Последнего суда и идея воскресения, выглядящие совершенно нелепыми порознь, приобретают глубокий и оригинальный смысл, когда рассматриваются в паре.

Действительно, в результате Страшного суда, когда выявится вся правда и всем станет явен и итог истории, и общий смысл Божественного плана, естественно ожидать, что человеку будет предоставлена возможность сделать свой последний решающий выбор между жизнью и смертью. Соответственно суд будет выноситься с учетом этого последнего выбора.

В нашей первой жизни мы поступали руководствуясь случайно полученным воспитанием и опираясь на весьма и весьма частичную информацию. Теперь же мы получаем полное знание и призваны заново определиться. Этот призыв и именуется воскрешением, «оживление плоти».

В самом деле, согласно представлению всех без исключения религий, в посмертии душа утрачивает способность радикально меняться, утрачивает возможность каяться. Все религии мира убеждены, что эта возможность имеется только у тех душ, которые обитают за «железным занавесом» посюстороннего мира.

С чем это связано? Прежде всего, по-видимому, с той разобщенностью воли и разума, которые (по свидетельству некоторых мистиков) сливаются в посмертии. Прижизненное разделение воли и разума подобно разделению властей в демократических государствах. Это разделение - гарант человеческой свободы. Взаимно влияя друг на друга, разум и воля в течение всей жизни меняют человека, определяют характер его стратегического выбора. Это тяжелая повседневная работа. В том же мире, как опять признают почти все религии, для праведников наступает покой, начинается вечная «пенсия» - благостное непосредственное существование, в котором воля и ум живут в добром согласии, если не вообще утрачивают всякую различенность.

Итак, не ведая того, человек при жизни питает силы рая или ада и сам питается ими. В момент же смерти душа фиксируется и устремляется к своему корню.

Но что все же значит, что при воскресении вновь создается «железный занавес»? Неужели достигнутая в посмертии возможность непосредственного созерцания Истины вновь будет утрачена?

Вакцина против смерти

Мы вправе допустить, что воскресение предполагает возвращение к той остаточной (ослабленной, как вакцина) смерти, которая скрывает Истину лишь для того, чтобы подчеркнуть ее и открыть, но одновременно также позволяет человеку «передумать» в момент Суда.

Из того, что говорит традиция об «оживлении мертвых», мы вправе предположить, что с воскресением у грешника возникает возможность еще раз оглянуться на свою жизнь в свете открывшихся всеобщих смыслов и либо отречься от зла, которое он совершил, либо напротив окончательно утвердиться в нем и тем самым уйти в небытие.

Загробный мир (называемый в иудаизме миром «грядущим») подразделяется не на верхний и нижний, а на райский и адский. Таким образом смерть, наблюдаемая в сем мире, в грядущем мире соответствует аду.

После всеобщего воскресения ожидается Великий суд, в результате которого души грешников, а тем самым и ад, должны, по-видимому, уничтожиться, и соответственно смерть (материя) должна приобрести свой окончательный вид – т.е. вид той ослабленной тени, благодаря которой возможно видеть свет, но не более того.

Многим памятны слова булгаковского Воланда, обращенные к Левию Матвею: «Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?... Не хочешь ли ты ободрать весь Земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?»

К этой проблеме многократно возвращается «Зохар», в котором в частности сказано: «Преимущество мудрости обусловлено существованием глупости, как преимущество света – существованием тьмы. Если не было бы тьмы, свет был бы невидим, и не было бы блага от него… Поэтому написано: Бог все сотворил в противоположении».

Но неужели отмеченная особенность земного мира полностью упразднится также и в мире грядущем? Ведь вроде бы свет действительно должен быть невидим, если тьмы не будет совсем. Но если это так, то значит тьма (материя) должна приобрести некую меру, но не исчезнуть совсем.

Иными словами, мы вправе предположить, что по воскресении материя перестанет быть прежним «железным занавесом» и станет чем-то вроде полупроницаемой мембраны, той самой полупроницаемой мембраны, которой поддерживается жизнь всякой плоти, начиная с самой примитивной бактерии и кончая слоном.

Действительно, жизнедеятельность организма поддерживается тем, что как между отдельными органами, так и между отдельными клетками существуют границы, существуют оболочки и полупроницаемые мембраны. По-видимому, каким-то аналогичным смыслом будут наделены и воскресшие тела. Эти тела будут ровно в той мере затемнять мир Истины, в какой это необходимо, чтобы он вообще оказывался видим.

Здесь, впрочем, следует отметить, что приведенное объяснение воскрешения плоти хорошо подходит для иудейского взгляда, но не вполне соответствует христианскому, согласно которому ад не уничтожается, а пребывает вечно. Ведь в этом случае ад обеспечивает тень, необходимую для проявленности света, и соответственно воскресение, т.е. воссоздание «ослабленной» материи выглядит делом избыточным. Во всяком случае, мне было бы трудно объяснить с чисто христианских позиций, какой преимущественный смысл может носить воскресение плоти сравнительно с вечным существованием души.

Впрочем, приведенное объяснение не затрагивает также и ряда иудейских традиционных представлений, связанных с воскрешением плоти, например, с учением о косточке луз. Эта косточка считается неистребимым остатком человека; согласно каббале, именно с нее начинается воссоздание плоти. Между тем, эта кость все же уничтожается в огне, и поэтому сожжение тела считается препятствием для его дальнейшего восстановления.

Комплекс этих представлений не вписывается в преподанное здесь объяснение и требует отдельного рассмотрения, связанного скорее с проблемой «научных гипотез», высказываемых Гемарой. Связать же воедино все моменты традиционных представлений, касающихся воскресения и Судного дня, задача очень и очень непростая.

Вообще следует отметить, что все те поиски, которые я предпринимаю в рамках этой рубрики, представляют собой плод анализа, который может и даже должен меняться по мере возникновения новых соображений и появления новой информации. Он никогда не претендует на то, чтобы быть исчерпывающим, и предполагает коррекцию.

Сказанное дважды справедливо в отношении таких сложных вопросов как воскресение и Суд. Во всяком случае, я нисколько не удивлюсь, если в Судный день столкнусь с какой-то иной действительностью, которой совершенно не предполагал.

НЕБЕСНЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ («Итро» 5764)

Народы и личности

Недельная глава «Итро» начинается следующими словами: «И услышал Итро жрец Мидианский, тесть Моше, обо всем, что сделал Бог для Моше и для Израиля народа Своего, что вывел Господь Израиля из Египта… И дал знать Моше: я тесть твой, Итро, иду к тебе, и жена твоя, и оба сына ее с нею… И радовался Итро всякому благу, что сделал Господь для Израиля, которого избавил от руки Египтян. И сказал Итро: благословен Господь, который избавил вас от руки египтян и от руки Паро, который избавил народ из-под власти египтян. Теперь познал я, что Господь выше всех богов» (18.1-12)

Как мы знаем, Билам тоже благословлял, пусть не Всевышнего, но Израиль («всякий благословляющий тебя благословен, и всякий проклинающий тебя проклят» 24.9), однако в еврейской традиции он признается величайшим злодеем.

В то же время соотечественника Билама Итро еврейская традиция вполне чтит. Так в отношении приведенных слов в Талмуде сказано: «Позор это Моше и шестистам душам Израиля, что не сказали «благословен», до того как не пришел Итро и не сказал «благословен Господь» (Сангедрин 94а).

Впоследствии Итро дал Моше дельный совет, который тот с благодарностью принял. Итро сказал: «послушайся голоса моего, я посоветую тебе, и будет Бог с тобою: будь ты для народа посредником пред Богом и представляй ты дела Богу, и объясняй им уставы и наставления и указывай им путь, по которому им ходить, и дела которые им делать. Ты же высмотри среди из всего народа людей способных и богобоязненных… и пусть судят они народ во всякое время, и будет, всякое дело важное донесут они тебе, всякое же дело малое судить будут сами, и будет тебе легче… И послушался Моше голоса тестя своего, и сделал все, что он сказал» (18.18-24)

Этот совет Итро также высоко ценится традицией. Таким образом, мы видим, что мидианский жрец Итро не только уверовал в Бога Израиля, но оказался оценен традицией иудаизма в качестве заслуживающего уважения мудреца.

Итро в последствии принял иудаизм, однако и до гиюра текст отзывается о нем с большим уважением. Иными словами, мы вправе воспринять Итро как классический образ благочестивого иноверца, о котором сказано: “Есть праведники народов мира, которые имеют удел в мире грядущем” (Тосефта, Санэдрин, 13:1).

Вместе с тем вспомним, что предыдущая недельная глава завершается рассказом об Амалеке, т.е. о народе беспредельно враждебном по отношению к Богу и к Израилю.

Таким образом словам «И услышал Итро жрец Мидианский, тесть Моше обо всем, что сделал Бог для Моше и для Израиля народа Своего, что вывел Господь Израиля из Египта…» предшествуют следующие слова: «И сказал Господь Моше: запиши сие на память в книгу и внуши Иегошуа, что Я совершенно сотру память Амалека из-под неба. И построил Моше жертвенник, и нарек имя ему «Господь - чудо мое». И сказал он: вот рука на престоле Господа, что война у Господа против Амалека из рода в род» (17.14-16).

Последовательность тематических отрывков Торы признается не случайной. Считается, что соседство различных тем чему-то учит относительно их внутренней сопряженности. То, что история о праведном инородце сопряжена с историей о неправедном народе, и поучительна и характерна. Во всяком случае, она гладко вписывается в общий подход иудаизма.

С точки зрения иудаизма, могут быть «праведники народов мира» («хасидей умот олам»), но не может быть праведного народа.

Исключение представляет собой только Израиль. Израиль отделен от всего человечества именно как народ, Израиль посвящен Богу именно как народ. Как пишет р.Моше Хаим Луцато в книге «Дерех Ашем» (4.7) , «в будущем мире не будет никаких других народов, кроме Израиля».

Быт и бытие еврея предложены ему самим Создателем - в них нет ничего природного. И наоборот, в национальном бытии любого народа есть только природа. И именно потому, что в народах как таковых нет святости, и она может присутствовать только в отдельных его представителях, народы всегда, так или иначе, противятся Израилю.

Мы сталкиваемся с этим феноменом на каждом шагу. Пусть и в разных соотношениях, но без сомнения во всех народах имеются люди, которые в арабо-израильском конфликте однозначно находятся на стороне Израиля и видят в нем жертву, а не агрессора. Но нет народа, который бы так думал. Во всяком случае, стоит представителям этих народов собраться вместе в ООН, как они единодушно выступают против Израиля. Причем даже американцы – единственный народ, задуманный его основателями подобным народу Израиля - даже этот народ не исключение, когда дело доходит до государственного представительства. Ведь США в такой же мере, как и Франция, Германия и Россия стремятся превратить Иудею и Самарию в «юденфрай», т.е. отвергают фундаментальное право евреев на исповедание своей веры там, где она только и может быть полноценно исповедана - в Эрец Исраэль.

Как бы то ни было, иудаизм, признавая, что отдельные инородцы способны унаследовать вечность наравне с евреями, не усматривает в существовании народов особого смысла.

70 быков, приносимых на праздник Суккот за 70 народов мира, шли по убывающей (в первый день приносилось 13 быков, в седьмой - 7). Гемара объясняет это в том смысле, что со временем силы народов будут ослабевать. И напротив, свечи в Хануку зажигаются по возрастающей (от одной в первый день до восьми в восьмой) чтобы подчеркнуть, что свет Торы в этом мире будет возрастать.

Р. Авраам Ицхак Акоген Кук в своей книге о Хануке пишет: «Очевидно, что множество национальных образов, которые присутствуют в мире, будут сокращаться, и чем больше будут народы приближаться к жизни по Божественной Торе, тем больше будут сокращаться их множественные образы».

Невозможно не заметить, что христианские народы пришли в сущности к такому же выводу. Христианство началось именно как интернациональное движение, в котором не было «ни эллинов, ни иудеев». Как выразился Пастернак в своем романе «Доктор Живого»: «в том, сердцем задуманном, новом способе существования и новом виде общения, которое называется Царствием Божием, нет народов, есть личности».

Это представление о великом интернационале, о едином человеческом братстве, пожалуй, в еще более рельефной и радикальной форме проступило в секулярном существовании. «Антипатриотических» высказываний мы встретим в Новое время несметное количество. Так, по словам Вольтера: «Для мыслящего человека нет ни француза, ни англичанина: кто нас просвещает – тот наш соотечественник».

Шопенгауэр в «Афоризмах житейской мудрости» писал: «…самый дешевый вид гордости - гордость национальная. Ибо кто ею одержим, обнаруживает этим отсутствие в себе каких-либо индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться, так как иначе ему незачем было бы хвататься за то, что у него общее с миллионами. У кого есть выдающиеся личные достоинства, тот, напротив, всего яснее видит недостатки собственной нации, так как они постоянно у него на глазах. А всякий жалкий бедняга, у которого нет за душой ничего, чем он мог бы гордиться, хватается за последнее средство - гордиться той нацией, к какой именно он принадлежит»

А вот что говорит Лев Толстой: «…патриотизм есть пережиток варварского времени, который не только не надо возбуждать и воспитывать, как мы это делаем теперь, но который надо искоренять всеми средствами: проповедью, убеждением, презрением, насмешкой». («Патриотизм или мир?»).

Однако это распространившееся среди народов представление иудаизма о том, что в Царствие Небесное войдут не народы, а личности, больно ударило по самим евреям. Просветители применили это правило к евреям в той же мере, как к полякам и к немцам. Все формы «еврейского национализма» - начиная традиционной религиозностью и кончая сионизмом, воспринялись ими в лучшем случае как пережиток.

Что же касается европейских оппонентов просвещенного взгляда, т.е. националистов, то с их стороны еврейство вызвало еще более испепеляющую ненависть.

То обстоятельство, что иудеи с одной стороны отрицают чужие национальные ценности, а с другой видят ценность в собственной нации, вызвало в националистах мрачную подозрительность, перерастающую в жгучую ненависть.

В ХХ-ом веке еврейский мир оказался между двух огней, между огнем либералов и националистов, в ХХ-ом веке еврейский мир оказался затерт между жерновами двух тоталитарных вырождений этих подходов: коммунизма и нацизма.

Один из первых гуманистов Эразм Роттердамский без малейшей иронии признавался: «Если быть добрым христианином означает ненавидеть евреев, то тогда все мы добрые христиане». Сегодня ситуация не изменилась. Сегодня этот подход можно перефразировать иначе: «если защита прав человека состоит в депортации иудеев из Иудеи, то тогда все мы добрые правозащитники».

Современные правозащитники заступаются за гомосексуалистов, за женщин желающих изгнать плод, за тяжких убийц (отстаивая их право на жизнь) и т.д. Но выстраданная тысячелетиями мечта еврейского сердца вернуться на свою родину не имеет права на существование. Чувства еврея к Обетованной земле табуированы. Желание еврея поселиться в сердце Эрец Исраэль воспринимается просвещенными народами даже более ложным, чем желание исламского фундаменталиста подчинить все человечество законам шариата (во всяком случае, такой вывод легко делается на основании опроса, согласно которому 60 процентов европейцев видят в Израиле большую угрозу миру, нежели в Иране).

Людей, как известно, иногда охватывают сомнения, а не управляется ли мир «злобным существом»? Что касается европейцев, то по-своему они недалеки от истины. В самом деле, если они задумаются над тем, что мир управляется тем самым Богом, в которого они верят, но что при этом Он целиком и полностью на стороне Израиля, то кем Он для них оказывается, если именно не «злобным существом»? Ведь Бог Израиля считает Своими уделом не ЕС, и не Генеральную Ассамблею ООН, а именно Израиль. Всевышний самый убежденный сионист.

И не народы, а отдельные личности, образующие истинный небесный интернационал, признают это. Я бы мог привести десятки просионистких высказываний самых разных людей, но за неимением места ограничусь лишь высказыванием, принадлежащим не просто частному лицу, но именно правозащитнику - Мартину Лютеру Кингу. В своей книге «Это моя вера» он писал: «Тот, кто критикует сионизм, критикует евреев. Все мы радуемся осуществлению Божественного обещания, видя, что народ Божий наконец возвращается на свою родину, которая у него была украдена. Быть антисионистом - это значит отрицать за евреями фундаментальное право, то право, которое мы считаем незыблемым для всякого африканского племени.... Антисионизм - это антисемитизм».

Израиль и Церкви

Я лично не считаю, что в приведенных антипатриотических цитатах Вольтера, Шопенгауэра и Толстого содержится вся правда. В земном мире человеческое, т.е. духовное существование не может не быть национальным. Во-первых, человеческая коммуникативность в подавляющем большинстве случаев ограничивается именно национальными пределами («Когда я вижу как течет французская кровь, мои волосы встают дыбом», - говорила принадлежащая всему миру Жанна д’Арк). А во-вторых, индивидуальная самобытность всегда укоренена в самобытности национальной. Поэтому можно смело сказать, что за патриотизмом стоит нечто большее, чем за приверженностью той или иной футбольной команде.

Однако если на земле союз «почвы» и «духа» достаточно закономерен и не предосудителен, то в вечности ситуация, по-видимому, другая. Очень трудно предположить, что в Царстве Небесном сохранятся общины, основанные на национальной почве. Единство языка в том мире, где общаются с помощью мысли, утрачивает былое значение. Не менее трудно поверить, что те привычки к некоторым бытовым условиям, которые в этом мире иногда могут сближать людей больше, чем общие идеалы, что эти привычки сохранят свой базисный характер также и в грядущем мире.

Да, многие сложившиеся в этом мире отношения переходят в вечность. Так в книге Зогар говорится: «Так мы учили: в час, когда человек покидает мир, его отец и его близкие находятся с ним, и он видит и узнает их. И все те, подле кого будет его обитель в Том Мире, на той же ступени, все они собираются и находятся с ним, и сопровождают душу его до того места, где будет место его».(1.217)

По свидетельству многих религий, каждая душа, приходя в тот мир, встречается с душами своих родных и друзей, а также с душами тех, с кем она близка по духу и которые поэтому спешат пригласить ее в свое братство. Так Сведенборг пишет: «(души усопших) как бы сами собой влекутся к подобным себе; с ними они, как со своими и как дома, с другими же, как с чужими и как не у себя» (44).

Но разве кто-то считает, что подобные братства почвеннические? Те, кто и в том мире влекутся только к душам своих единокровных, могут наполнять собой только адские сообщества.

Как ни подходи, но в вечности национальное существование не может служить тем основанием для единства, которым оно очень часто, и по праву, является в этом мире. Но это значит, что в том мире неевреи объединяются не по национальным признакам, а по религиозным.

Как сказал рабби Моше Хаим Луцато, «в грядущем мире не будет никаких других народов, кроме Израиля». Это так, потому что все «национальное» в еврейском мире является «религиозным».

В грядущем мире Израиль будет отделен не от народов, а от Церквей, т.е. от религиозных общин, представляющих собой союз дружественных личностей. Однако само отделение Израиля сохранится. Израиль - это «единственный народ на земле», который остается таковым и на небе.

ОТКРОВЕНИЕ И УМОЗРЕНИЕ («Итро» 5763)

Мудрец и пророк

В недельном чтении «Итро» приводится следующий эпизод: «На другой же день сел Моше судить народ, и стоял народ пред Моше с утра до вечера. И видел тесть Моше все, что он делает с народом, и сказал он: что это такое делаешь ты с народом? Зачем ты сидишь один, а весь народ стоит пред тобою с утра до вечера? И сказал Моше тестю своему: ведь приходит ко мне народ вопрошать Бога. Когда бывает у них дело, доходит оно до меня, и я сужу между одним человеком и другим, и объявляют уставы Божии и наставления Его. И сказал тесть Моше ему: нехорошо то, что ты делаешь. Истощишься окончательно и ты, и народ сей, который с тобою, ибо слишком тяжело для тебя это дело: не сможешь один совершать его. Теперь послушайся голоса моего, я посоветую тебе, и будет Бог с тобою:…высмотри из всего народа людей способных, богобоязненных, людей правдивых, ненавидящих корысть, и поставишь их над ними... И пусть судят они народ во всякое время, и будет, всякое дело важное донесут они тебе, всякое же дело малое судить будут сами; и будет тебе легче, и они понесут с тобою (бремя)… И послушался Моше голоса тестя своего, и сделал все, что он сказал» (18.13-24)

Эпизод весьма примечательный. Моше передал не что-нибудь, а свои судебные полномочия другим людям не по указанию Всевышнего, а по совету инородца!

Тора вникает во всякую мелочь, скрупулезно разъясняя всевозможные детали, начиная с того, как должны выглядеть те или иные храмовые принадлежности и кончая тем, как следует отправлять естественные надобности в походных условиях. Но вот мы видим, что в таком важном вопросе, как передача судебных полномочий, во-первых, евреям был предоставлен простор для собственной догадливости, а во-вторых, была использована не еврейская мудрость, а мудрость инородца.

Рассмотрим все по порядку. Сначала о соотношении пророчества и мудрости вообще, а потом об отношении еврейской традиции к мудрости нееврейской.

Традиция предоставляет значительную свободу в деле интерпретации закона, как и в общем обнаружении смыслов Торы. Пророк и мудрец дополняют друг друга. Причем существуют ситуации – и приведенная в нашей недельной главе история к ним явно относится – когда, как сказано в Талмуде: «мудрец предпочтительнее пророка» (Бава-Батра 12.а)

В общем случае пророчество и мудрость не перекрывают друг друга, они едва-едва соприкасаются, а в ряде случаев обнаруживают даже взаимное отторжение. Принятие религии – любой религии – сверхразумно. Поэтому, хотя философствование оправдано и даже необходимо для успешного развития религиозной мысли, в целом религия и философия - оппозиционная пара.

Так, Шестов неоднократно показывает, что когда религия обнаруживает готовность к сотрудничеству с разумом, то разум поглощает ее и выхолащивает всю ее самобытность. А Библер в своей работе «Философия и религия» отмечает, что философия - это извечный оппонент религиозной истины, и что их подходы несовместимы. Что по этому поводу можно сказать?

Во-первых, Шестов почему-то все же любил называть себя философом, а тот же Библер признавал, что понятия возникают не откуда-нибудь, а из не-понятий («Надо в контексте логики обосновать логику бытием как внелогическим началом… Для логики самое трудное – ввести в логику (воспроизвести в понятиях) процесс изобретения понятий, переход от не-понятия к понятию»)

В том-то и дело, что пророчество и мудрость – это устойчивая пара, ибо как не существует «беспредпосылочной философии», так же не существует и «предпосылок» без философии. Никаким откровением не дано воспользоваться, если не думать, не рефлексировать, не понимать. Напряжение, возникающее между верой и разумом, сродни напряжению двух крыльев, поддерживающих тело птицы в воздухе.

Со времен Августина Блаженного, провозгласившего: «верю чтобы понять, понимаю чтобы поверить» традиционное христианство пытается сохранять баланс между двумя этими началами.

Но как я попытаюсь сейчас это показать, иудаизм также исходит из полного паритета между знанием и верой, между умозрением и откровением.

«Мудрость предшествует Торе»

Как мы знаем из агады, Авраам начал искать Всевышнего самостоятельно. Он пришел к идее Единого Бога путем собственных размышлений, и только после этого Всевышний открылся ему.

Эта агада подтверждает идею иерусалимского раввина Мордехая Броера, высказанную им в своей книге «Перкей моадот». Р.Броер обращает внимание на то, что еще прежде чем Всевышний обратился к Авраму со словами «Уйди из земли твоей» (Берешит 12.1), тот уже был по пути в землю Кнаан, так как еще раньше вышел туда со своим отцом: «И взял Терах сына своего Аврама.. и вышли вместе из Ур-Каздима, чтобы идти в землю Кнаан» (11.31). Р.Броер истолковывает это обстоятельство в том смысле, что за всеми деяниями, рассказанными в книге Берешит, лежит два мотива - естественный и сверхъестественный, коренящиеся в двух именах Единого Бога. Таким образом при всем том, что умозрение и откровение питаются разными источниками, они могут и даже призваны сотрудничать.

В предисловии к своей книге «Дерех хаим» («Путь жизни»), представляющей собой комментарий к трактату «Перкей Авот», Магараль прямым образом затрагивает эту тему. Он начинает свое рассмотрение стихом: «Ибо заповедь – светильник, и Тора – свет, и назидательные обличения – путь жизни» (Мишлей 6.23).

Сначала Магараль разъясняет, что у разума нет возможности показать, что следует прилепиться к Всевышнему, потому что это прилепление сверхразумно. И все же он находит аргументы в пользу разума, как предшественника веры, как сторонника традиции. Он пишет: «назидательные обличения – путь жизни (дерех хаим)» - это не заповеди Торы, но то, что дано человеческому разуму постичь во всех его делах, которыми он живет, и это именуется путем жизни (дерех хаим). В мидраше Ваикра Раба (89) сказано: «Ограждался путь к древу жизни двадцать шесть поколений. Земная мудрость (дерех эрец) предшествует Торе».

Рассматривая затем порядок трактатов в разделе «Незекин», Магараль пишет: «Двадцать шесть поколений мир управлялся земной мудростью (дерех эрец), которая есть человеческий рассудок. И этот путь предшествует пути Торы, которая исходит от Всевышнего, да будет Его имя благословенно. В соответствии с этим установлен и порядок трактатов. Сначала «Свидетельства», потом «Поучения отцов» и потом «Чужое служение». Порядок этот установлен в соответствии с разумом, так как суд сообразуется с разумом, и нельзя было иначе установить порядок трактатов. И потому сказано: «Земная мудрость предшествует Торе». Потому что земная жизнь управляется посредством разума. Сначала идет трактат «Свидетельств», потому что свидетельство задают суд, а потом следует трактат «Поучение отцов», потому что все слова отцов от мудрости и знания, которые обязывают человека, как обязывает его суд…. То что сказано в «Поучении отцов», не имеет отношения ни к заповедям предписывающим, ни к заповедям запрещающим, но лишь к разуму».

Итак, мы видим, что хотя Магараль признает, что между разумом и верой наличествует разрыв, что разум не может привести человека к вере, но тем не менее, по его убеждению, без разумной подготовки вера также невозможна. Двадцать шесть поколений (от Адама до Моше) ушло на эту подготовку. И по меньшей мере в этом смысле «земная мудрость предшествует Торе».

Итак, само откровение, сама традиции признает, что первое движение к вере начинается со стороны разума; что такой порядок верен. Но сказав это, традиция справедливо ожидает, что и разум в какой-то момент признает ее (традиции) фундаментальность.

Итак, герменевтический круг не только не отрицается иудаизмом, но находит в нем свое выражение. Но каково отношение иудаизма к нееврейской мудрости?

Нееврейская мудрость

Уже из одной истории, рассказанной в нашем недельном чтении, видно, что евреи не видят для себя ничего зазорного в том, чтобы обращаться к мудрости неевреев.

Аристотель писал: «Должен ли человек философствовать? Человек либо должен философствовать, либо не должен. Если человек должен философствовать – вопрос исчерпан. Если человек не должен философствовать , то он должен хотя бы для обоснования этого положения все же пофилософствовать. Таким образом человек должен философствовать в любом случае». Эта истина так же верна для всех людей – для евреев и неевреев, как верны для всех людей теоремы Эвклида. Как и все люди, евреи должны философствовать, т.е. руководствоваться не только тринадцатью традиционными методами истолкования Торы, но и общими рациональными принципами, разработанными философами. Причем об этой надобности философствовать, как мы выяснили, говорит сама же традиция: «Земная мудрость предшествует Торе».

Разумеется, здесь имеет место определенная амбивалентность. С одной стороны, нееврейские знания выглядят конкурентными по отношению к знаниям еврейским. В традиции нередки высказывания в духе следующего, принадлежащего Виленскому Гаону: «В заслугу того, что евреи отдаляются от изучающих теологию, нееврейскую ученость и естествознание, они удостоятся в будущем света Всевышнего». (Эвен шалем 11.4)

Любому язычеству еврейский мир всегда был и будет противопоставлен. Иудаизм с одной стороны радикально выделяет себя из общего «нееврейского» культурного ряда, но с другой все же сохраняет к нему самый живой интерес.

Ведь в том то и дело, что отличаясь от народов в том, что касается религии, с точки зрения разума евреи ничем от нееврев не отличаются, и могут пользоваться мудростью народов безо всякого ограничения. Как сказано: «Тот из народов мира, что говорит мудрые слова, зовется мудрецом» (Мегилла 16.а)

Это амбивалентное отношение к нееврейской культуре в следующих словах сформулировано в «Тании»: «Если кто-либо занимается нееврейскими премудростями, это причисляется к пустым занятиям, ибо приводит к греху небрежения изучением Торы, как об этом сказано в законах об изучении Торы… Нееврейские премудрости более нечисты, чем пустые занятия… Разве только человек изучает эти премудрости, чтобы ими воспользоваться, т.е. для того чтобы иметь заработок, который бы обеспечил возможность служения Всевышнему, или же он умеет обращать эти премудрости в служение Богу – именно с такой целью их изучали Рамбам и Рамбан и их последователи». (Тания 8)

Однако в таком умении нет ничего особенно выдающегося. Всякий твердо верящий во Всевышнего еврей не может не увидеть во всяком ценном знании мудрость Того, чьим словом создан мир. Поэтому не удивительно, что Рамбам не только сам много занимался нееврейскими науками, но и считал это полезным для многих евреев, так что его ученики даже разрабатывали соответствующие общеобразовательные программы. Например, комментатор «Путеводителя заблудших» Йосеф Каспи, развивая принципы, высказанные Рамбамом в 34 главе, разработал специальную программу, которую он преподносит в письме к своему двенадцатилетнему сыну. «Прилежно занимайся Торой, Писанием и Гемарой на протяжении двух последующих лет, пока тебе не исполнится четырнадцать лет. Вслед за этим установи себе часы для повторения пройденного и посвяти основное время математическим наукам: сначала изучи книгу чисел рабби Авраама ибн Эзры, затем - книгу Эвклида, после этого книгу ал-Фараби и способы вычисления планетных движений, одновременно установи часы для чтения нравоучительных книг… - книги Притчей, Эклезиаста, «Поучение отцов» с комментарием автора «Путеводителя» и его же предисловием, а также «Этических законов» из «Мишне Тора» и этики Аристотеля… Все это ты выучишь за два года. К тому времени тебе исполнится шестнадцать лет, и ты установишь часы для занятий Торой, Писанием, книгами рава ал-Фаси…. Большую часть времени посвяти науке логики… Когда же тебе исполнится двадцать лет, то, не прекращая изучение указанных книг, начни заниматься Божественной наукой, «Метафизикой» Аристотеля и книгами его учеников, а также «Путеводителем».

В «Мишне Тора», разъясняя какими качествами должен быть наделен судья, Рамбам пишет: «Членами Сангедрина как Великого, так и Малого, назначают лишь людей мудрых и понятливых, видных знатоков Торы, наделенных широкими знаниями, знающих отчасти и другие науки: медицину, математику, астрономию и астрологию, обычаи гадальщиков, чародеев и колдунов, глупости идолопоклонства и тому подобное, чтобы иметь возможность судить об этих вопросах».

Итак, еврейскому мудрецу не вредит, когда он оказывается знаком с ученостью (и даже глупостью) народов мира, а не только с Торой. Так было всегда, и тем более так приличествует нашему времени, сама структура которого рационалистична. Только та традиция может быть убедительной и успешной, которая формирует свою позицию основываясь на понимании духовной ситуации современности, а не на ее игнорировании.

Многие считают, что в наш век все должны заниматься тайным учением - каббалой, что такова особенность нашего времени. Об этом я судить не берусь. Но мне думается, что сегодня всем евреям было бы невредно научиться ориентироваться в нееврейской мудрости. Всему есть свое время под солнцем, время запираться в гетто, и время выходить из него.

ВЕРА И ПОНИМАНИЕ («Итро» 5762 - 31.01.2002)

Дарование Торы

В недельном чтении “Итро” рассказывается о даровании Израилю Торы, или точнее тех десяти заповедей, которые услышал еврейский народ, стоящий у склона горы Синай. Позже эти десять заповедей будут записаны самим Всевышним на отдельных нерукотворных каменных скрижалях.

Десять заповедей признаются основой всех остальных предписаний Торы, но примечательны они еще и тем, что их слышал весь народ, а не только Моше, после того как он уединился на горе Синай.

Начинаются Десять заповедей следующими словами: “Я Господь Б-г твой, который вывел тебя из земли египетской, из дома рабства”. Иными словами вначале Вс-вышний представился народу, явился ему. Лишь после этого явления прозвучали сами заповеди. На языке Талмуда этот порядок определяется словами “Иго небес” предшествует “игу заповедей” (Брахот 13а, 14б).

Это одна особенность, сопровождавшая дарование Торы, особенность, которую мы отмечаем со стороны Вс-вышнего: Он начинает не с предписания, а с откровения, не с общего поучения, а с личного обращения.

Другая особенность дарования Торы состоит в том, что со своей стороны народ так же открылся Вс-вышнему, т.е. выразил готовность принять на себя “иго заповедей” каким бы оно не оказалось. Вот как описывается в Торе этот эпизод: “Если вы будите слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим дражайшим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля. А вы будете у Меня царством священников и народом святым. Вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым. И пришел Моше, и созвал старейшин народа, и изложил им все эти слова, которые заповедал ему Господь. И отвечал весь народ вместе, говоря: все, что говорил Господь, исполним” (Шемот 19.5-9). Слова: “Я Господь” прозвучали для евреев, уже после того как они согласились принять на себя Тору, не спрашивая наперед, что в ней говорится.

В следующем недельном чтении “Мишпатим” (24.7) мы прочтем еще более выразительную фразу: “И взял книгу завета, и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что говорил Господь, сделаем и поймем”. Эти слова однозначно понимаются комментаторами в том смысле, что преданность Вс-вышнему, выполнение Его предписаний опережает понимание их смысла.

Правда, в книге Дварим (5.24) приводится иной порядок: “мы будем слушать и исполнять”. Но характерно, что согласно существующей традиции считается, что “сделаем и поймем” евреи сказали, когда услышали обращение к ним Б-га, а “будем слушать и исполнять”, когда Моше пересказал услышанное от Б-га по их просьбе.

Итак, мы видим, что Вс-вышний и народ шли навстречу друг другу. Евреи сначала доверились Вс-вышнему, но и Вс-вышний все же сначала Сам открылся, а уже потом дал заповеди.

Существует агада, согласно которой Тора предлагалась так же и другим народам. Сначала Вс-вышний предложил Тору эдомитянам. “А что там написано?” - спросили эдомитяне. “Там сказано не убий”, - последовал ответ. И эдомитяне отказались, ибо сочли эту заповедь для себя невыполнимой. Тогда Вс-вышний обратился к ишмаэлитам. Они также поинтересовались, что там записано и отвергли предложение из-за запрета на воровство. Тогда Всевышний предложил Тору Моаву, но и моавитяне отказались принять Тору, на сей раз из-за заповеди “не прелюбодействуй”. И лишь Израиль сразу согласился. Только Израиль ответил: “сделаем и поймем”; только еврейский народ сказал: “все, что говорил Господь, исполним”.

Таким образом, в основе дарования Торы стояла готовность еврейского народа исполнить ее вне зависимости от того, что в ней написано. Именно эта же готовность явилась той отличительной чертой еврейства, которая позволила сохранить преданность Торе на протяжении веков и выполнять ее в наше время, когда множество заповедей выглядят устаревшими.

Герменевтический круг

При этом стоит обратить внимание на то, что приведенная выше агада повествует не просто обо всех народах, а о народах, произошедших из той же семьи, что и Израиль, о народах, которые произошли от трех праотцев еврейского народа. Иными словами, описанным в агаде народам Тора так или иначе действительно предлагалась. Во всяком случае, праотцам этих народов предлагалось то самое призвание, на высоте которого Тора была открыта миру.

Вс-ышний выбирал между Авраамом и родоначальником моавитян Лотом, между Ицхаком и Ишмаэлем, между Иаковом и Эсавом, родоначальником эдомитян. Но Он выбирал во многом так же и на основании того, как выбирали они (“если ты налево, то я направо” Берешит 13.9).

Агада рассказывает о том, что эти народы не получили Тору из-за присущих им пороков, из-за того, что они были одержимы страстями к убийству, воровству и прелюбодейству. Но разве Израиль свободен от страстей? Разве сластолюбивым моавитянам не удалось впутать сынов Израиля в блуд, так что народ оказался на краю гибели? (“И начал народ блудодействовать с дочерьми Моава” Бемидбар 25.1). Мы учим, что Првый Храм был разрушен за три греха: за грех идолослужения, за грех убийства и за грех блуда. Иными словами, по меньшей мере два греха из названых в агаде проявились также и в еврейской среде.

Но может быть, тогда дело все же не в самих страстях, а в чем-то другом, в несогласии этих народов приобретать “кота в мешке”?

И Авраам, и Ицхак, и Иаков готовы были принять требования Вс-ышнего заранее, не справляясь наперед в чем эти требования будут состоять и не рассчитывая, справятся они или нет. Но Лоту, Ишмаэлю и Эсаву это в голову не пришло. Они по-человечески пожелали заранее разобраться в том, что им предлагается и соизмерить со своими силами и возможностями.

В евреях есть какая-то ревность, какая-то восторженная преданность, которая оказалась почему-то очень дорога Вс-ышнему. Однако и желание сначала во всем разобраться также не выглядит для Него кощунством.

Действительно, как тогда можно объяснить, что две родственные иудаизму религии – христианство и ислам – зародились в недрах именно упомянутых в агаде народов? В этом отношении эту агаду можно даже назвать пророческой, ведь она записывалась еще тогда, когда ислам не возник, а христанская церковь еще не связывалась с Эдомом (в ту пору с ним связывался еще только языческий Рим).

В этой агаде действительно важно и интересно, что тем народам, которым Вс-ышний так или иначе предлагал Тору, но которые от нее отказались, все же некоторым образом была открыта Его религия. Те народы (или те патриархи, которые эти народы породили) выработали свое отношение к Вс-ышнему, выработали свой образ веры, получили свои религии откровения, к которым примкнуло подавляющее число народов. И другой Мидраш опять же пророчески рассказывает, что 70 народов земли разделились; что 35 народов последовали за Эсавом и 35 за Ишмаэлем.

Не заглядывая в суть этих религий, можно вместе с тем заметить одно – они рефлексивны: понимание и вера соотносятся в них иначе, чем в иудаизме. Так если в иудаизме вера, исполнение заповедей однозначно предшествует пониманию, то в христианстве понимание и вера строго сбалансированы. Это выражено в знаменитом парадоксе Августина, именуемом герменевтическим кругом. Звучит этот парадокс так: “Понимай, чтобы поверить…, веруй, чтобы понять”.

Подробнее о продуктивности этого парадокса и еврейском отношении к нему я расскажу в следующий раз. Пока же замечу, что ситуация обратная еврейской, при которой понимание предшествует вере, соответствует в лучшем случае философии (как говорил Сократ, для того чтобы быть добродетельным, надо знать, что такое добродетель), в худшем – идеологии. И когда христианство стало отказываться от своего парадоксального подхода, то оно породило именно такую рационалистическую культуру. Вот в каких словах описывает ее становление Шестов: “Философы строили более или менее сложные философские здания, а с их трудами знакомились другие философы, как с образцами умственной оригинальности, единственно и предназначенной для того, чтобы пленять ученых. Жизнь шла своим чередом и не давала философам править собой... И в конце концов сами философы вовсе не думали о том, чтобы их книги переделали что-нибудь в жизни. Но уже в XVIII веке произошло неслыханное явление. Философы ворвались в жизнь. Книжная мудрость вышла к людям и овладела их умами. То, что прежде было исключительно предназначено для ученых, по своему призванию долженствовавших не жить и потому требовавших для себя специальной духовной диеты, было провозглашено лучшей пищей для всех людей. Философия - с одной стороны - нашла себе блестящих, гениальных адвокатов, с Вольтером во главе, а с другой стороны, она пришлась по вкусу времени, искавшему всяких взрывчатых веществ, чтобы скорее освободиться от давно всех тяготивших общественных цепей. Произошло великое событие во Франции. Отрубили голову Б-у, чтобы иметь право отрубить голову королю”.

Но какова в этом контексте позиция ислама, как в нем соотнесены понимание и вера? На первый взгляд может показаться, что точно так же как и в иудаизме. Ведь даже слово “ислам” означает “покорность”. Между тем есть основания опасаться, что в этом аспекте ислам лишь внешним образом имитирует иудаизм, оставаясь противоположным ему по сути. Создается впечатление, что понимание в исламе представлено верой, выдано за веру, но что в основе ислама лежит именно некоторое произвольное понимание.

Я вовсе не собираюсь утверждать, что Магомет был обманщик. Я не сомневаюсь, что он получил Коран из другого мира, что Коран имеет мистическое происхождение. Но вместе с тем хорошо известно, что еще задолго до своих мистических переживаний Мухаммед знакомился и с иудаизмом и с христианством, набираясь разного рода идей, которые явственно в Коране отражены. И это понятно, каким бы ни было откровение, оно не может предвосхитить ту культуру, через которую преломляется, оно осмысляется этой культурой, а не только ее формирует. Иными словами, нет никакого противоречия в том, что Мухаммеду открылся тот самый дух, который был сроднен его комплексам перед иудаизмом и христианством.

Что действительно противоречиво, так это то, что книга, которая претендует представлять собой последнее совершенство, претендует на то, что она предшествует миру и является “Б-жественным атрибутом”, что эта книга содержит мелочные полемики с двумя религиями, которые пришли в мир намного раньше самой этой книги! По форме являясь чем-то вроде Мидраша (т.е. исследования), Коран не желает удовлетвориться этой служебной ролью и претендует быть самим первоисточником!

Итак, если еврей ставит во главу угла веру и порой не дорожит пониманием вовсе, а христианин их парадоксально уравнивает, то мусульманин, похоже, лукаво подменяет своим пониманием саму веру, выдвигая это понимание на первый план.

Ислам спорит с иудаизмом и христианством, объявив свои аргументы откровением свыше. Иногда это носит характер неприкрытого изменения первоначального текста Торы, который ислам объявляет искаженным. Вот, например, как представляет Коран реакцию евреев на дарование Торы: “Вот Мы взяли договор с вас и воздвигли над вами гору: “Возьмите то, что Мы вам даровали, с силой и слушайте”. Они сказали: “Мы услышали и не повинуемся” (2.87).

СВОБОДА ПОД СТРАХОМ СМЕРТИ («Итро» 5760)

Автономная мораль

Недельное чтение "Итро" посвящено получению Торы на горе Синай, и, разумеется, в центре этого чтения стоят десять заповедей. Пять из них говорят об отношении между Богом и человеком и пять между человеком и человеком.

Эти десять заповедей прозвучали для всего Израиля и были записаны на отдельных скрижалях. Остальные законы Всевышний сообщил Моше наедине. Однако выделяются десять заповедей не только этим. По утверждению комментаторов все 613 заповедей включены в эти десять. Таким образом десять заповедей законно считаются основой морали. Не только евреи, но и народы, по меньшей мере христианские народы, признали их высокое значение.

Смысл других дарованных на Синае заповедей не обладает той заявкой на моральный универсализм, которым отмечены десять повелений, произнесенных Всевышним отдельно в уши шестисот тысяч еврейских душ.

Но именно благодаря этой своей универсальной заявке заповеди "не убий" и "почитай отца твоего и мать твою" (в отличие, скажем, от заповеди "не вари козленка в молоке матери его"), столкнулись в Новое время с неожиданными трудностями.

До века просвещения человек искал опору для своих поступков исключительно вовне, во внешней морали, однако в XVII-XVIII столетиях ситация изменилась, человек обнаружил свою собственную краеугольность. В истоке XVII века Шекспир провозгласил устами Гамлета, что "порвалась связь времен", а в конце XVIII века Кант декларировал полную автономию мысли и морали.

Человек Нового времени неожиданно обнаружил, что внешние авторитеты потеряли над ним былую власть, что только он сам является источником морального закона.

"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне", - писал Кант. Но именно поэтому внешние нравственные предписания стали восприниматься как чуждые нравственности.

"До тех пор пока практический разум имеет право направлять нас, - писал Кант, - мы будем считать поступки обязательными не потому, что они суть заповеди Бога, а будем считать их божественными заповедями потому, что мы внутренне обязаны совершать их".

Десять тысяч заповедей

Эта мысль властно вошла в человеческую жизнь, лишая религию ее прежнего авторитета даже при сохранении формальной веры в ее истины. Религия обиженно замкнулась в себе, и все попытки применить ее к новым условиям не принесли каких-либо ощутимых результатов. В частности, попытки Мориса Лазаруса и некоторых других еврейских мыслителей примирить закон Моисея с учением Канта выглядели бледно и неубедительно.

Виктор Франкл (1905-1997), выдающийся философ и психолог, прошедший через нацистские лагеря, в таких словах говорил о господстве автономной морали: "Во времена, когда десять заповедей теряют, по-видимому, свою безусловную значимость, человек более чем когда либо должен учиться прислушиваться к десяти тысячам заповедей, возникающих в десяти тысячах уникальных ситуациях, из которых состоит жизнь. И в том что касается этих заповедей, он может опираться и полагаться только на совесть".

Однако данный подход все же не учитывает, что десять заповедей - это не просто внешний моральный кодекс, но прежде всего Слово Бога Живого. А стало быть вопреки всему, десять заповедей по-прежнему сохраняют свою уникальность и живость. Как по внутренним моральным законам человек снисходит к просьбе другого человека, так же он откликается и на призыв (приказ, требование) Всевышнего.

Франкл верно говорит о "десяти тысячах заповедей, возникающих в десяти тысячах уникальных ситуациях", но при этом стоит обратить внимание, что десять заповедей всегда будут просматриваться в них. Человеческие поступки всегда будут формироваться не только на основании внутреннего "морального закона", но и под влиянием призывающего голоса Всевышнего.

И ничто так не подтверждает этого, как одна история из жизни самого Виктора Франкла. "Незадолго до того, как США вступили во вторую мировую войну, - рассказывает Франкл, - я получил приглашение из американского посольства в Вене прийти и получить визу для въезда а Штаты. В то время я жил в Вене со своими родителями. Они, разумеется, не ждали от меня ничего иного, нежели что я получу визу и поспешу уехать. Но в последний момент я начал сомневаться, спрашивая себя: "Следует ли мне делать это? Могу ли я так поступить?" Потому что мне внезапно пришло в голову, чем это будет для моих родителей, а именно: через пару недель - такова была ситуация в то время - они будут брошены в концентрационный лагерь, т.е. в лагерь уничтожения. И должен ли я оставлять их на произвол судьбы в Вене? До сих пор я мог избавлять их от этой участи, поскольку возглавлял отдел неврологии в Еврейском госпитале. Но если бы я уехал, ситуация тут же изменилась бы. Размышляя о своей ответственности, я почувствовал, что в такой ситуации естественно просить совета у неба. Я отправился домой и, когда пришел, заметил кусок мрамора на столе. Я спросил отца, откуда он взялся, и отец сказал: "О, Виктор, я подобрал его на месте, где стояла синагога" (она была сожжена национал-социалистами). "А почему ты взял его с собой?" - спросил я. "Потому что это часть двух плит, на которых написаны десять заповедей", - и он показал мне сохранившуюся позолоченную еврейскую букву на мраморе. "Я могу сказать тебе больше, если хочешь, - продолжал он - Эта буква является сокращением одной из десяти заповедей". Я в нетерпении спросил: "Какой же?". Ответ был: "Почитай отца твою и мать твою, и продлятся дни твои на земле". Тут же я решил остаться в стране вместе с родителями, отказавшись от визы.

Вы будете правы, утверждая, что это - проективный тест, что я, по-видимому, принял решение в глубине души еще до этого и лишь проецировал его на подвернувшийся кусок мрамора. Но если бы я увидел в куске мрамора всего лишь карбонат кальция, это тоже было бы результатом проективного теста, т.е. выражением того чувства бессмысленности,... которое я называю экзистенциальным вакуумом".

Итак, в тех десяти тысячах ситуаций, в которых человек принимает уникальные нравственные решения, во-первых, всегда будут просматриваться фундаментальные десять заповедей Торы, а во-вторых, они будут восприниматься именно как заповеди, т.е. не только как требование моей совести, но одновременно и как требование Всевышнего.

Впрочем, эту проблему соотношения свободного формирования убеждений с их навязанностью извне уместно рассмотреть в связи с известной Агадой, рассказывающей о даровании Торы.

Страх бесстрашия

Агада эта основывается на следующем стихе: "И вывел Моше народ навстречу Богу из стана, и стали у подножия горы. А гора Синай дымилась вся от того, что сошел на нее Господь в огне". (19.17)

Мидраш рассказывает, что в тот миг, когда евреи встали у подножия горы, она нависла над ними, угрожая погрести их, если они не примут Тору.

Эта Агада уже давно вызывала немало недоумений, кривотолков и последующих сказаний, призванных сгладить то негативное впечатление, которое она может произвести.

В частности считается, что впоследствии евреи воспользовались этой Агадой как предлогом для того, чтобы не выполнять заповеди. Однако в дни Ахашвероша они приняли Тору уже с чистым сердцем и отказались утверждать, что приняли ее не по доброй воле.

Р. Шломо-Эфраим Лунчиц (Кли Якар), живший во Франции в XVI - XVII веках, считает, что это вообще не было угрозой уничтожения, а лишь аллегорией, призванной показать сынам Израиля, что если они откажутся от Торы, то будут духовно мертвы.

Знаменитый комментатор ТАНАХА и Талмуда р.Шломо Ицхаки (Раши), живший в XI веке, считает, что эта угроза относилась лишь к принятию Устной Торы, так как согласие принять письменную Тору евреи выразили уже ранее, сказав "выполним и послушаемся".

Если даже у комментаторов живших до Нового времени эта Агада вызывала определенную неловкость, то что говорить о современных людях, которые признают лишь автономную мораль и решительно не понимают, как что-то духовно продуктивное может основываться на страхе?

В современном мире любовь признается единственным ключом к сердцу человека, страх же расценивается как грубая отмычка, способная лишь сломать его. Какой-то американский президент, кажется, Рузвельт, сказал, что свобода от страха - это первая и главная из всех человеческих свобод.

Как же такое великое откровение Свободы, каковым является Тора, могло прийти в мир путем запугивания? Зачем устная Тора наговаривает такие странные вещи на Тору письменную, которая рассказывает лишь о добровольном ее принятии?

Как это не парадоксально, но быть может, только современный человек способен усмотреть в этой странной Агаде свой смысл и свою духовную подлинность.

Так Виктор Франкл писал: "По крайней мере сегодня, в век общества изобилия, большинство людей страдает не от избытка, а от недостатка требований... Есть одна особенность американской культуры - паническая боязнь быть авторитарным, даже директивным... Массовый панический страх того, что смысл и цель могут быть нам навязаны, вылился в идиосинкразию по отношению к идеалам и ценностям. Таким образом, ребенок оказался выплеснут вместе с водой, и идеалы и ценности были в целом изгнаны".

Быть может, Агада, повествующая о принуждении евреев к принятию Торы, заключает в себе эту самую идею? В решающий момент Всевышний не побоялся быть "директивным", Он счет себя вправе "навязать" нам Свои ценности и потребовать от евреев того же, что они, казалось бы, уже и так приняли добровольно.

Агада, утверждающая, что Тора была не просто свободно выбрана евреями, но одновременно и вручена им под страхом смерти, отражает действительную сложность духовной реальности.

Именно в свете приведенного размышления Виктора Франкла следует понимать те традиционные комментарии, которые стремятся оправдать использование угрозы. Например, р. Йегуда-Лейб (Магараль) в "Тиферет Исраэль" (32) пишет, что принуждение угрозой смерти было сделано для того, "чтобы евреи не могли потом сказать: "если бы мы не захотели, мы бы не приняли Тору", и тем самым эти слова превознеслись бы над Торой, от которой зависит весь мир, так что без нее он бы вернулся к хаосу. Поэтому негоже, чтобы принятие Торы зависело только от выбора евреев, но чтобы Всевышний, да будет Он благословен, (так же) вынудил их к этому силой".

Верно во всем исходить из чувства любви, но в то же время боязно совершенно не бояться. Человек прав, когда он постигает божественное начало на основании "внутреннего морального закона", но в неменьшей мере ему следует прислушиваться и к "внешнему" голосу Всевышнего.