НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ БЕМИДБАР (ЧИСЛА) ХУККАТ

РАВНЕНИЕ НА ВЕРУ(5777-2017) БОГ ИСТОРИИ(5776-2016) ПРИБЛИЖЕНИЕ СМЕРТИ(5775-2015) ЗМЕЙ И ТЕЛИЦА(5773-2013) ПОНЯТНОЕ И НЕПОНЯТНОЕ(5772-2012) НЕПРОПОРЦИОНАЛЬНОЕ ВОЗДАЯНИЕ (5771-2011) ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ ИЗРАИЛЯ (5770-2010) ДУХОВНЫЙ МЕТЕОРИТ (5769-2009) КУЛЬТ НЕВЕРНОСТИ (5767-2007) КОРНИ ЕВРЕЙСКОЙ НАИВНОСТИ (5766-2006) ВОЛЯ ДРУГОГО (5765-2005) У ГРАНИЦ РАЗУМА (5764-2004) ГАЛАХА И АВТОНОМНЫЙ РАЗУМ (5763-2003) ВКУС ЗАПОВЕДИ (5760-2000)

РАВНЕНИЕ НА ВЕРУ («Хуккат» 5777 - 29.06.2017)

В системе иудаизма даже самые рациональные заповеди в конечном счете выполняются не на основании своей разумности, а потому что они заповеданы Им. Последняя мотивация обусловлена волей Создателя, последняя санкция обеспечивается не разумом, а верой

Ортодоксия и ортопраксия

Недельная глава «Хукат» начинается словами: «И Господь сказал Моше и Аарону, говоря: Вот предписание закона («хукат а-тора»), который заповедал Господь, сказав: говори сынам Израиля, пусть приведут тебе корову рыжую без порока, у которой нет изъяна, на которой не было ярма» (19:1-2).

Далее описываются амбивалентные свойства пепла рыжей телицы, в одних условиях служащей источником нечистоты, а в других - средством очищения от нее. Это противоречие может до такой степени озадачить иного читателя, что по словами Раши, Тора в первых же словах обращает внимание на то, что речь идет о «предписании закона» («хукат а-тора»), т.е. о таком постановлении Всевышнего, которое не обязано согласовываться с требованиями разума.

Законы рыжей телицы как бы возглавляют весь класс установлений («хукким»), которые признаются традицией заведомо не имеющими рационального объяснения. Поясняя приведенный закон, Раши пишет: «Сатан и народы досаждают евреям, говоря: «Что это за заповедь такая и какой в ней смысл?». Поэтому написано: «Вот установления («хуккотай») Торы», т.е. таков Мой указ и ты не должен искать ему объяснения».

Далее в той же главе мы читаем: "Вот закон: если человек умрет в шатре, то всякий, кто войдет в шатер, и все, что в шатре, будет нечистым семь дней. И всякий открытый сосуд, который не закрыт плотно крышкою, нечист. И всякий, кто прикоснется на поле к убитому мечом, или к умершему, или к кости человеческой, или ко гробу, нечист будет семь дней. И для нечистого пусть возьмут пепла (коровы), сожженной для очищения, и нальют на него живой воды в сосуд" (19:14-16).

По поводу этого закона р.Йоханан б.Закай заметил: “Ни труп не оскверняет, ни вода не очищает, но так повелел Господь Всесвятой, и мы не вправе ослушаться Его повелений”.

Итак, сама иудейская традиция, любящая при случае подчеркнуть свою логичность и здравость, признает, что Тора содержит иррациональные элементы. Божественный кодекс включает в себя не только понятные законы, не только «мишпатим», относительно которых сказано, что это «те из записанных в Торе законов, которые, если бы не были записаны, следовало записать» (Сифра “Ахарей мот”), но и законы непонятные, законы загадочные и произвольные - «хуким».

Однако, важно заметить, что даже и эти естественные законы, эти «мишпатим» все же почему-то были записаны на Синае. Значит одной их естественности недостаточно. Почему?

Непостижимость понятного

В Талмуде сказано: «Тот, кто исполняет заповедь по обязанности, стоит выше того, кто исполняет заповедь не будучи обязан» (Кидушин 31а).

То есть исполнить заповедь означает не только просто совершить доброе дело по велению сердца, но также и прославить Создателя, послужить Ему. Естественная польза от сделанного дополняется честью исполнения приказа.

В системе иудаизма даже самые рациональные заповеди в конечном счете выполняются не на основании своей разумности, а потому что они заповеданы Им. Последняя мотивация обусловлена волей Создателя, последняя санкция обеспечивается не разумом, а верой.

Как точно выразился раввин Шимшон Гирш в предисловии к «Хореву»: «Даже если бы мы смогли постичь самый глубокий смысл каждой заповеди, или Сам Всевышний раскрыл бы нам его, – мы и тогда были бы обязаны исполнять их не из-за того или иного смысла, а потому, что нам заповедал их Всесильный».

Иными словами, даже прозрачные для разума и совести заповеди в конечном счете оказываются под вопросом. Можно возразить, что в системе иудаизма все же имеются «заповеди», которые по определению не могут быть заповеданы, которые ожидаются от человека как его собственный спонтанный порыв (хотя даже и этим порывам зачастую подыскиваются основания, как например в словах из Мишлей: «Чтобы ты ходил путем благих и стези праведников соблюдал» 2.20).

Так в трактате Бава Мециа (83а) приводится следующая история: «У Раббы б.Бар-Ханан работники разбили бочку с вином, за это он отобрал у них одежду. Пошли они и рассказали это Раву. Он сказал Раббе: «Отдай им их одежду». Тот спросил: «По закону ли это?» Рав ответил: «Да», «Чтобы ходил путем благих». Отдал он им одежду. Они же сказали (Раву): «Мы бедны, мы трудились весь день и проголодались, и нет у нас ничего». Сказал он Раббе: «Заплати им». Тот спросил: «По закону ли это?». Рав: «Да» «Стези праведных соблюдай».

И все же, конечно, предписание «ходить путем благим» заметно отличается от законов, связанных с выплатой ущерба, и других законов. Это предписание взывает к сердцу человека, призывает именно к добровольности. То, что делается человеком «между строк закона», по определению не может стать законом, не может быть прямым указанием Всевышнего.

Но все дело в том, что согласно иудаизму даже такая предельно неформальная заповедь должна иметь свое место. Допустим, «хождение путем благих» строится на спонтанной этике, о которой в следующих словах пишет Швейцер: «Поистине нравствен человек только тогда, когда он повинуется внутреннему побуждению помогать любой жизни, которой он может помочь. Он не спрашивает, насколько та или иная жизнь заслуживает его усилий, он не спрашивает также, может ли она и в какой степени ощутить его доброту. Для него священна жизнь как таковая. Он не сорвет листочка с дерева, не сломает ни одного цветка и не раздавит ни одного насекомого. Когда он летом работает ночью при лампе, то предпочитает закрыть окно и сидеть в духоте, чтобы не увидеть ни одной бабочки, упавшей с обожженными крыльями на его стол».

Та этика, о которой пишет Швейцер, в значительной мере относится к подобным «незаповеданным» заповедям. Однако иррациональность проступает в другом. Она проявляется в готовности еврея отступиться от этого внутреннего требования, когда Всевышний хочет иного.

По слову Всевышнего иудей готов причинить вред живому. Так Авраам по велению Всевышнего тайком от жены отправился приносить в жертву ее единственного сына. А царь Шауль, проявивший жалость к животным, которых наравне с их владельцами - амалекитянами Всевышний предписал уничтожить, поплатился за этого короной.

Всевышний может заповедать самые невероятные вещи, и еврей должен быть готов к их исполнению. Это касается как разума и совести, так и самых базисных человеческих чувств. Принимая волю (непосредственно обратившегося к нему) Создателя, иудей признает, что в конечном счете и совесть, и разум, и чувства коренятся в Боге. Так, пророк Осия получает повеление жениться на блуднице, а в книге пророка Йехезкеля приводится такая история. «Ты возьми себе пшеницы, и ячменя, и бобов, и чечевицы, и пшена, и полбы, и всыплешь их в один сосуд, и сделаешь себе из них хлеб на число дней, в которые ты возлежишь на боку твоем: триста девяносто дней ты будешь есть его… И (как) лепешку ячменную будешь есть ее (пищу); и в испражнениях человеческих будешь печь ее на глазах их (народа). И сказал Господь: так будут есть сыны Израилевы хлеб свой нечистый среди тех народов, к которым Я изгоню их. И я сказал: о, Господи Боже! Душа моя не осквернена, и падали, и растерзанного (зверем) не ел я от юности моей и доныне, и не проникало в рот мой негодное мясо. И Он сказал мне: смотри! Я дозволяю тебе навоз крупного скота вместо испражнений человеческих, и будешь приготовлять хлеб свой на нем» (4:8-14).

Столь необычные, противоречащие самой природе человека требования выдвигались Всевышним (чтобы на их примере продемонстрировать Израилю его грехи) считанное число раз, однако благодаря им становится ясно, что даже самые естественные законы в конечном счете выполняются потому, что Он так велит, даже если и не все и не всегда это замечают.

БОГ ИСТОРИИ («Хуккат» 5776 - 07.07.2016)

Позаимствовав у Магараля идею развития и идею единства и борьбы противоположностей, Гегель в то же время подменил Бога «мировым духом», несущим в себе все родовые признаки Ангела смерти. Ничего хорошего из такой философии, разумеется, произойти не могло.

Жестоковыйный народ

В недельной главе «Хукат» приводится два никак не связанных эпизода, в которых сыны Израиля взроптали и стали сетовать на то, что их вывели из Египта.

«И пришли сыны Израиля, вся община, в пустыню Цин в первый месяц, и остановился народ в Кадеше, и умерла там Мирьям, и там же была погребена. И не было воды для общины, и собрались они против Моше и Аарона. И спорил народ с Моше, и сказали так: о, если бы умерли тогда и мы, когда умерли братья наши пред Господом. И зачем привели вы общество Господне в эту пустыню, чтобы умереть здесь нам и скоту нашему? И для чего вывели вы нас из Египта? Чтобы привести нас в это дурное место, место, лишенное посева и смоковниц, и винограда, и гранатовых яблок, (где) и воды нет для питья? И отошел Моше и Аарон от народа ко входу шатра соборного, и пали на лица свои, и явилась им слава Господня». (20:1-6)

В этом случае Всевышний никак не стал наказывать народ. Напротив, Он сказал Моше: «Возьми посох и созови общину, ты и Аарон, брат твой, и скажите скале пред глазами их, чтоб дала она из себя воду: и извлечешь ты для них воду из скалы, и напоишь общину и скот их».

Вскоре произошел схожий бунт: «И двинулись они от горы Ор по пути на Ям Суф, чтобы обойти землю Эдома. И истощилось терпение народа в пути. И возроптал народ на Бога и на Моше: зачем вывели вы нас из Египта, чтоб умереть (нам) в пустыне? ведь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища».

На сей раз последовало наказание: «И послал Господь на народ змеев сарафов, и жалили они народ, и умерло много народу из Израильтян. И пришел народ к Моше, и сказали они: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб удалил от нас змеев. И молился Моше за народ» (21:4-7).

Знаменательно, что два эти эпизода произошли на последнем году сороколетнего странствия, которое явилось наказанием за тот же самый грех ностальгических слез по Египту. Вот как это было: «И подняла вопль вся община, и плакал народ в ту ночь. И роптали на Моше и на Аарона все сыны Израиля, и сказала им вся община: о, если бы мы умерли в земле Египетской, или в пустыне этой умерли бы! И зачем Господь ведет нас в землю эту, чтобы пали мы от меча? Жены наши и дети наши станут добычей. Не лучше ли нам возвратиться в Египет? И сказали друг другу: назначим начальника и возвратимся в Египет» (14:1-5).

В гневе Всевышний хотел было полностью истребить сынов Израиля, но после заступничества Моше решил наказать народ полной сменой его состава. Тем, кто родились в Египте, предстояло умереть в пустыне. В землю Кнаан должен был выйти новый свободолюбивый народ. И вот теперь за считанные месяцы до пересечения Иордана – народ (который Египта никогда и в глаза не видел!) вновь, причем дважды, сожалеет о том, что его вывели из рабства!

Что с этим народом делать? Казалось бы, только истребить его после этого остается! Но в одном случае, как мы видим, Всевышний вообще пропустил ропот мимо ушей, а в другом хотя и умертвил «много народу», но явно без ущерба для общего плана. Иордан был форсирован в срок.

Как следует понимать эту несоразмерность Божественных реакций?

«Вечность Израиля»

Это несколько напоминает сдачу экзамена, когда долго терзавший студента профессор убеждается, наконец, что большего он от бедолаги не добьется, и отпускает его с оценкой «удовлетворительно».

Так случается просто потому, что подходит срок, приходит соответствующее время. То, что было уместно в начале определенного процесса, неуместно в его конце, как сказано: «Всему (свое) время, и (свой) срок всякой вещи под небесами: Время рождаться и время умирать;… Время войне и время миру» (Коэлет 3:1-8).

Между тем скрывается за этой историей, по-видимму, также и нечто еще более глубокое, а именно общая условность воздаяния, возможность той его заведомой несоразмерности, о которой предостерегает Всевышний: «Я увеличу наказание ваше всемеро против грехов ваших» (Ваикра 26:18).

Всемеро – коэффициент огромный, и, безусловно, символический, указывающий на отсутствие прямой связи между деяниями людей и действиями Творца. Но для чего вообще понадобились столь непропорциональные наказания? Ради чего обрушиваются на народ Израиля эти страшные мучения?

В своем исследовании «Нецах Исраэль» («Вечность Израиля») Магараль (1512-1609) пишет, что для рассеяния Израиля среди народов, «кроме причины греха, должна иметься так же и иная причина». На страницах своей книги Магараль показывает, что не грехи народа Израиля определяют, в конечном счете, его историческую судьбу, а общий замысел Творца.

Да, народ был рассеян по всей планете за свою неверность, как и был о том заранее предупрежден. «И опустошу Я землю вашу, и изумятся ей враги ваши, поселившиеся на ней. А вас рассею между народами и обнажу вслед вам меч, и будет земля ваша пуста, и города ваши будут руинами» (Ваикра 26:32). Однако делалось это не просто в «наказание», а в соответствии с исходным планом Творца, посредством которого Он раскрывает в этом мире Свои идеи, и, в конечном счете, самого Себя.

Магараль начинает свою книгу словами: «Все вещи познаются из своей противоположности. Из того, что выглядит черным, можно понять как выглядит белое, являющееся его противоположностью. Признано, что противоположности едины, и потому сказано в «Псахим»: «Начинающий с замечаний, завершает похвалой. А почему начинает с замечаний? Потому что нет в похвале подлинного значения, если отсутствует противоположное ей. Поэтому же невозможно осмыслить последнее избавление, если не осмыслить последнее рассеяние».

Посвящая книгу последнему эдомскому пленению, Магараль вспоминает и о трех предшествующих империях: о Вавилоне, пленившем Израиль физически, Персии, покусившейся на его жизнь, и Греции, добивавщейся его ассимиляции.

Три эти посягательства соответствуют, по Магаралю, трем уровням человеческого существа: телу, душе, и разуму. Причем эти три уровня дополняются четвертым - а именно цельным человеческим существом, явленным в соединенности трех этих уровней. Таким образом, каждое из пленений (царств) соответствует какому-то из этих уровней, а четвертое царство - Рим – соответствует цельному человеку.

Таким образом, Рим завладел Израилем целиком, то есть противостал ему как такая же «единственная на земле» тотальность, каковой является сам Израиль. Причем завладел Эдом даже и самой этой мыслью Магараля.

Действительно, высказанная в «Нецах Исраэль» идея раскрытия Бога в истории с использованием диалектического принципа единства и борьбы противоположности через два-три столетия всплыла в классической немецкой философии, образовав его ядро.

Известно, что гегелианское прозрение о том, что «дух раскрывается в истории», было навеяно сочинением Джордано Вико (1668-1744) «Основание новой науки» (1725). Именно на этой книге выросли Шеллинг и Гегель, но Вико читал итальянский перевод «Нецах Исраэль» и явно впечатлился общей идеей Магараля.

Позаимствовав у Магараля идею развития и идею единства и борьбы противоположностей, Гегель в то же время подменил Бога «мировым духом», несущим в себе все родовые признаки Ангела смерти. Ничего хорошего из такой философии, разумеется, произойти не могло.

Истина открывается постепенно, усматривается в исторической перспективе и окончательно явится в свой час независимо от того, готовы к тому или не готовы будут люди.

ПРИБЛИЖЕНИЕ СМЕРТИ («Хуккат» 5775 - 25.06.2015)

Вечности соответствует не бесконечный (и тем более не сто-миллиардный) временной ряд, а цельная человеческая жизнь, сотканная его помыслами и поступками и вмещающаяся в «семьдесят, при большей крепости восемьдесят лет».

Эффект внезапности

В недельной главе «Хукат» описывает, как за год до вхождения еврейского народа в Эрец Исраэль Моше и Аарон совершили ошибку, из-за которой были осуждены умереть в пустыне: «И Господь сказал Моше и Аарону: за то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою пред очами сынов Израиля, не введете вы общества этого в землю, которую Я дал им» (20: 1-12).

О том, что сыны Израиля пробудут в пустыне сорок лет, было известно давно, а тем самым слова Всевышнего прозвучали извещением о том, что братья умрут в течение года. А уже перед самой кончиной Аарона Всевышний высказался еще более определенно: «И Господь сказал Моше и Аарону на горе Ор: Приобщится Аарон к народу своему, ибо он не войдет в землю, которую Я дал сынам Израиля… И умер там Аарон на вершине горы» (20:22-29). Итак, Аарон скончался через 3-4 месяца после получения извещения, Моше – через 11. Не противоречит ли Божественное извещение Моше и Аарона о скором приближении их смерти общему принципу тщательного сокрытия ее даты?

Действительно, в Талмуде (Псахим 50.б) подчеркивается, что человеку не дано знать времени своей смерти, и нигде не говорится, чтобы какой-либо пророк был оповещен о часе своей смерти. Относительно краткосрочные предчувствия нередки, а согласно Аризалю, праведники могут получить извещение о своей кончине даже и за месяц, но в целом эффект внезапности смерти тщательно соблюдается Провидением.

Одна из важнейших характеристик смерти заключается в ее внезапности, как сказано: «Не знает человек час свой, подобно рыбам, захваченным злой сетью, подобно птицам, попавшимся в силок, – как они уловляются в злой час сыны человеческие, когда внезапно он их настигает» (Коэлет 9:11-12).

В отношении Моше и Аарона это правило, по-видимому, также не было нарушено. Ведь год – это срок достаточно большой, тем более для людей, возраст которых приближен к ста двадцати и которые и без того понимают, что долго в этом мире не задержатся. Что же касается краткосрочного оповещения, то оно, как мы выяснили допустимо.

Мementō morī

Однако непредсказуемость и внезапность смерти имеет и иную сторону. Она обязывает людей ожидать ее прихода постоянно, а подготовка к смерти является необходимой составляющей жизни всякого разумного существа.

Кто не обращал внимание на то, что в конце своих трагедии Шекспир оставляет гору трупов. Но Выготский подметил еще кое-что: "Трагедия («Гамлет») происходит на самой грани, отделяющей тот мир от этого, ее действие придвинуто к самой грани здешнего существования, к пределу его... Взят момент невероятный: все эти люди - королева, Лаэрт - уже не здесь, они уже смертельно ранены, отравлены, в них нет жизни и на полчаса, они действуют в удлиненную, растянутую, но именно в самую минуту смерти".

Но таков «идеал», такова «идея» - вся жизнь - это растянутая минута смерти. Как сказал Ирвин Ялом: «Физически смерть разрушает человека, но идея смерти может спасти его».

Каким образом? Уже хотя бы тем, что мысль о смерти трезвит человека, как сказано: «Удалось одолеть злое побуждение – хорошо, нет – пусть учит человек Тору. Улеглось злое побуждение – хорошо. Нет – следует человеку читать «шма». Если же и «шма» не помогло, должен человек думать о дне смерти» (Брахот 5).

И все же «подготовка к смерти» при всей своей важности и необходимости имеет свои пределы, и если ею злоупотреблять превращается в свою противоположность, как это остроумно отметил Вяземский, говоря о Жуковском: "Жуковский более других должен остерегаться от однообразия: он страх как легко привыкает. Было время, что он напал на мысль о смерти и всякое стихотворение свое кончал своими похоронами. Предчувствие смерти поражает, когда вырывается; но если мы видим, что человек каждый день ожидает смерти, а все-таки здравствует, то предчувствие его, наконец, смешит нас... Евдоким Давыдов рассказывает, что изувеченный Евграф Давыдов говорил ему, что он все о смерти думает: "Ну, и думаешь, что умрешь вечером; ну, братец, и велишь себе подать чаю, ну, братец, и пьешь чай и думаешь, что умрешь, ну, не умираешь, братец; велишь себе подать ужинать, братец; ну, и ужинаешь, и думаешь, что умрешь; ну, и отужинаешь, братец, и не умираешь; спать ляжешь; ну, братец, и заснешь и думаешь, что умрешь, братец; утром проснешься, братец; ну, не умер еще; ну, братец, опять велишь себе подать чаю, братец.»

Помыслы о смерти хороши и полезны, когда они мобилизуют и трезвят человека, когда они активизируют его земное существование, когда же они деморализуют его и отвлекают – они вредны и излишни.

От детства до дедства

Между тем важно отметить, что «внезапность» - это не просто какая-то внешняя характеристика смерти, это также и отражение ее внутренней сути – быть чем-то принципиально Иным. К смерти невозможно толком подготовиться, даже если ее ежеминутно поджидать как часовой на дозоре. Смерть – это нечто принципиальное иное, нечто принципиально непостижимое. Эммануэль Левинас пишет: “В приближении смерти важно то, что с некоторых пор мы больше не можем мочь; именно здесь субъект утрачивает свое субъективное властвование... Приближение смерти означает, что мы вступили в отношения с тем, что есть нечто совершенно другое; нечто несущее в себе свойство быть другим и притом не временно, так что мы могли бы вобрать его в себя в пользовании, - нет, такое нечто, само существование которого заключается в том, чтобы быть другим”.

Ситуация мало проясняется даже в том случае, если мы подменим понятие смерти понятием вечной жизни, которую за ее порогом ожидаем. «Вечная жизнь» в не меньшей мере чужда и инакова для нас, чем и смерть.

Чехов в частном письме Суворину (17 декабря 1890) пишет: «Мне кажется, что жить вечно было бы так же трудно, как всю жизнь не спать».

Очевидно, что говоря «вечность», Чехов имел в виду бесконечное, бессрочное существование во времени, которое действительно подавляет, подавляет уже одними своими несуразными масштабами.

Действительно, если нам объявить, что мы проживем до полного «конца света», до полного распада вселенной, включающее распыления микрочастиц (ученые отводят на этот процесс 100 миллиардов лет), то я думаю такая перспектива многих привела бы в ужас. Не говоря уже о том, что грядущие 100 миллиардов лет истекут так же неумолимо, как и минувшие 13.7, а значит в какой-то момент мы все равно окажемся перед лицом смерти. Почему же тогда слово «вечность» («олам аба»), как правило, нас не пугает? По-видимому, потому что под вечностью мы исходно подразумеваем не бессрочный, а какой-то вообще иной, вневременной способ существования.

Эта интуиция находит себе подтверждение в свидетельствах многих мистиков и просто людей, переживших клиническую смерть. Так, по словам Сведенборга, «ангелы постигают вечность как бесконечное состояние, а не как бесконечное время». («О небесах, о мире духов и об аде» 167), а Моуди пишет: «Когда одну женщину спросили о длительности ее пребывания «там», она ответила: Вы могли бы сказать, что оно длилось секунду или десять тысяч лет – и не будет никакой разницы».

Вечности соответствует не бесконечный (и тем более не сто-миллиардный) временной ряд, а цельная человеческая жизнь, сотканная его помыслами и поступками и вмещающаяся в «семьдесят, при большей крепости восемьдесят лет».

Рабби Хаим из Воложина в книге «Нефеш ахаим» (1:11) приводит слова Талмуда: «У всего Израиля, имеется удел мира грядущего («хелек леолам аба»)» и поясняет это изречение следующим образом: «Не сказано «в грядущем мире» - «беолам аба», что значило бы, что грядущий мир существует с момента творения сам по себе, и если человек удостоится, то получит в нем место, но истина состоит в том, что грядущий мир – это дело рук самого человек, который сам творит свою участь своими делами».

Как человеку, живущему во времени, легко и уютно в его «земном веке», в котором раскрываются все природные возможности его души, где ему дано испытать счастье детства, супружества, отцовства или материнства, и, наконец, старости, так же ему должно быть уютно и в вечности.

Ресурсу земной жизни, пролегающей между детством и «дедством», противопоставлен ресурс грядущей жизни, имеющий свои духовные аналоги, однако их непостижимость носит для нас принципиальный характер. «Схватить» вечность, «подготовиться» к ней как-то иначе, чем достойно прожив отпущенный Богом земной срок, нам так же не дано, как «схватить» и предвосхитить смерть.

ЗМЕЙ И ТЕЛИЦА («Хуккат» 5773 - 15.06.2013)

Жизнь это всегда уже сочетание Жизни и Смерти, как Свет уже всегда сочетание Света и Тьмы. Свет немыслим, свет не зрим без тьмы. Но тогда невольно создается впечатление, что добро отличается от зла, и свет от тьмы… обратным соотношением самих себя друг в друге!

Гомеопатия

В недельной главе «Хуккат» описывается история, в которой избавление от смертельных змеиных укусов производится с помощью специально изготовленного медного змея: «И послал Господь на народ змеев сарафов, и жалили они народ, и умерло много народу из израильтян. И пришел народ к Моше, и сказали они: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб удалил от нас змеев. И молился Моше за народ. И Господь сказал Моше: сделай себе сарафа и возложи его на шест; и будет, всякий ужаленный, если взглянет на него, то останется жив. И сделал Моше змея медного, и возложил его на шест, и было, если змей жалил человека, то, взглянув на медного змея, тот оставался жив». (21:1-9)

Итак, мы видим, что исцеление от жала змея приносило изображение… того же змея. Это уникальное, никогда более не повторявшееся явление, тем не менее, вписывается в некое общее правило: многие агенты, губительные в одних количествах и аспектах, целебны – в других. Причем в плане этой двойственности змей как раз - животное весьма символическое: сея смерть, он сохраняет в себе также и какие-то элементы жизни, причем зачастую вполне уникальные и целебные (свойства змеиных ядов - это целый отдельный раздел биологии). Отчасти именно эта особенность еще со времен древнего Египта превратила змея в геральдический знак медицины.

Позитивное использование в ряде уникальных ситуаций в целом вредоносных сущностей можно обнаружить в самых разных эпизодах священного Писания. Так, Всевышний вложил в уста собравшегося проклясть Израиль Билама, наиболее компетентного волхва всех времен и народов, - слова благословения в адрес столь ненавистного ему народа. В трактате Шаббат (89.а) говорится, что во время мора, когда Аарон «встал между мертвыми и живыми» (Бемидбар 17.12), он получил необходимые сакральные знания не от ангела исцеления Рафаэля, а от самого Ангела Смерти. Не обошелся без темной силы и царь Шломо: в агаде (Гитин 68) рассказывается, что шамир, т.е. средство, которым обтачиваются камни при строительстве Храма, хранится только у князя бесов Ашмадая, и поэтому для того, чтобы возвести Храм, царю Шломо пришлось обратиться к его помощи. А в трактате Ктуббот (77.б) Ангел Смерти исполняет желание р. Йегошуа б. Леви, и показывает уготованное ему в грядущем мире место.

Известное учение об «исправлении мира», о «тикуне» строится как раз на задаче извлечения положительных жизненных элементов (искр) из преимущественно деструктивных сущностей. Причем, чем темнее их природа, тем труднее ее использовать.

В одной лекции рав Ури Шерки рассказал об ученике рава Кука раве Мордехае Фруме, глубоко чувствовавшем и любившем самую разнообразную музыку, в частности джаз. Однако при этом он был органически неспособен переносить Рихарда Вагнера. Рав Фрум говорил, что звуки его музыки убивают, что их «сочинил убийца».

Можно только радоваться, что произведений этого провозвестника окончательного решения еврейского вопроса («существует одно-единственное средство снять проклятие, тяготеющее над вами: искупление Агасфера – уничтожение!») не исполняют в Израиле, и надеяться, что их никогда не будут исполнять и впредь. Однако любопытно отметить, что эта музыкальная отрава однажды все же была использована при возрождении еврейского государства. Так в своей «Автобиографии» (1898) Теодор Герцль пишет: «В течение последних двух месяцев моего пребывания в Париже я написал книгу «Еврейское государство». Не помню, чтобы я что-либо писал в таком возвышенном настроении, как эту книгу. Гейне говорит, что в те моменты, когда он писал некоторые из своих строф, он слышал над своей головой витание орла. Когда я писал эту книгу, я тоже верил в нечто вроде шелеста над своей головой. Я работал над ней ежедневно до полного изнеможения. Единственным моим развлечением было вечером слушать вагнеровскую музыку, особенно «Тангейзер», оперу, которую я слышал столько раз, сколько ее ставили. Только в те вечера, когда не было оперы, я испытывал сомнение в правильности моих мыслей» («Окна» 29.07.2010).

Видимо, именно по этому поводу в книге Зоар сказано, что сатане следует "на три волоса" (образ трех волос взят из тефиллин) дать место в собственном сердце.

Однако в логике этого целительства ("и будет, всякий ужаленный, если взглянет на змея, то останется жив") невольно улавливается сходство с логикой другого, казалось бы противоположного явления, описанного в нашей недельной главе, а именно с логикой очищения от ритуальной нечистоты. Как несущий смерть змей в определенный момент от действия своего же яда и избавлял, так очищающий от нечистоты пепел рыжей телицы, в определенный момент осквернял!

Обратная пропорция

Мы читаем: «И сожгут корову пред его глазами… И пусть возьмет священник кедрового дерева и эйзова, и червленую нить, и бросит на место сожжения коровы. И вымоет священник одежды свои, и омоет тело свое водою, и потом войдет в стан; и нечист будет священник до вечера… И сожигавший ее пусть вымоет в воде одежды свои и омоет тело свое водою; и нечист будет до вечера». 19:5-9)

Таким образом, мы видим, что феномен парадоксального присутствия добра во зле идет в паре с противоположным явлением, а именно – с присутствием зла в добре.

В самом деле, с одной стороны «добро» способно «жалить» нечестивцев, как и исцелять праведников (как сказано: «для забирающих в ней (Торе) вправо – она эликсир жизни, для забирающих влево – смертельный яд» Шабат 88.б). А с другой стороны, не только во тьме присутствует «три волоса» света, но и в свете присутствуют свои «три волоса» тени, которым также уместно найти место в своем сердце.

В самом деле, человеческое существование – это всегда преодоление, это всегда вызов. Сартр определил человека как предмет, у которого существование предшествует сущности. «Это изречение, - пишет Тиллих, - как луч света, освещает всю сцену экзистенциалистского творчества. Его можно было бы назвать самым отчаянным и самым мужественным изречением во всей экзистенциалистской литературе. Оно означает, что человек не обладает сущностной природой: он обладает лишь возможностью сделать из себя то, что захочет. Человек сам создает то, что он есть. И ему не дано ничего, что обусловливает этот творческий процесс».

Однако важно отметить, что если нормативный предмет, у которого сущность предшествует существованию, может преспокойно быть сам по себе, то человеческое бытие возможно исключительно в среде нормативных предметов. Чтобы плыть против течения, надо, чтобы оно было. И поэтому, как пишет Тиллих: "Бытие "объемлет" и себя и небытие. Бытие имеет небытие "внутри себя", как нечто такое, что вечно присутствует и вечно преодолевается в процессе Божественной жизни"… "Небытие принадлежит бытию, без небытия бытие не может являться основой жизни". Таким образом, Жизнь это всегда уже сочетание Жизни и Смерти, как Свет уже всегда сочетание Света и Тьмы. Свет не мыслим, свет не зрим без тьмы. Но тогда невольно создается впечатление, что добро отличается от зла, и свет от тьмы… обратным соотношением самих себя друг в друге!

К сказанному остается только добавить, что медного змея и рыжую телицу связывают не только недельная глава, но также и иерусалимский Храм. В самом деле, медный змей, изготовленный Моше, был помещен в Святая Святых Храма, где находился до царствования Хизкияу. Обнаружив, что этот змей превратился в фетиш, царь уничтожил его, как сказано: «И было, в третий год (царствования) Ошэйи, сына Эйлы, царя Израильского, стал царем Хизкияу, сын Ахаза, царя Йудейского. Двадцать пять лет было ему, когда он стал царем; и царствовал он в Йерушалаиме двадцать девять лет… И делал он то, что праведно в очах Господних, (поступая) во всем так, как Давид, отец его. Он упразднил (жертвенные) возвышения, разбил столбы, срубил Ашэйру и изломал в куски медного змея, которого сделал Моше; потому что до тех самых дней сыны Израилевы приносили ему воскурения, и назван он был Нехуштан». (Млахим II, 18:4).

ПОНЯТНОЕ И НЕПОНЯТНОЕ(«Хуккат» 5772 - 28.06.2012)

М.Каганская пишет по поводу романа «Мастер и Маргарита»: "Превратив мировую культуру в высшую силу, Булгаков разыграл свое время и - обыграл его... В романе есть тайна, перекрывающая сюжет, и только притяжением этой тайны объясняется неостывающая комментаторская лихорадка". Но можно ли ожидать от Высшей силы, чтобы ее труды не «перекрывали сюжет»? И разве именно не таинственностью мира объясняется неостывающая исследовательская лихорадка во всех сферах человеческого знания?

Закон и произвол

Недельная глава «Хукат» начинается словами: «И Господь сказал Моше и Аарону, говоря: Вот предписание закона («хукат а-тора»), который заповедал Господь, сказав: говори сынам Израиля, пусть приведут тебе корову рыжую без порока, у которой нет изъяна, на которой не было ярма». (19:1-2)

Далее излагаются парадоксальные свойства пепла рыжей телицы, оскверняющего при одних, и очищающего при других обстоятельствах. Раши поясняет, что поскольку это положение может вызвать удивление, то Тора в первых же словах подчеркивает, что речь идет о «предписании закона» («хукат а-тора»), т.е. о постановлении, изошедшем от Всевышнего, к которому не уместно подходить критически. Его воля выполняется даже тогда, когда ее целей мы постичь не можем.

Ниже в нашей главе "Хукат" сказано: "Вот закон (Тора): если человек умрет в шатре, то всякий, кто войдет в шатер, и все, что в шатре, будет нечистым семь дней. И всякий открытый сосуд, который не закрыт плотно крышкою, нечист. И всякий, кто прикоснется на поле к убитому мечом, или к умершему, или к кости человеческой, или ко гробу, нечист будет семь дней. И для нечистого пусть возьмут пепла (коровы), сожженной для очищения, и нальют на него живой воды в сосуд". (19:14-16)

В связи с этим законом р.Йоханан б.Закай сказал: “Ни труп не оскверняет, ни вода не очищает, но так повелел Господь Всесвятой и мы не вправе ослушаться Его повелений”. Яснее выразиться, пожалуй, невозможно

Итак, сама иудейская традиция, любящая при случае подчеркнуть свою логичность и здравость, признает, что Тора содержит иррациональные элементы. Божественный кодекс включает в себя не только понятные законы, не только «мишпатим», относительно которых сказано, что это «те из записанных в Торе законов, которые, если бы не были записаны, следовало записать» (Сифра “Ахарей мот”), но и законы непонятные, законы загадочные и произвольные - «хуким».

Между тем сопряжение принципиально понятных и принципиально непонятных законов отражает некое общее свойство нашего разума, соответствует ему. В самом деле, наше познание мира держится на сочетании принципиально постижимого и принципиально непостижимого, стимулируется напряжением между этими составляющими, предполагает его.

Если для нас все непонятно, если для нас все загадка, то невозможно сказать, что мы вообще наделены разумом. С другой стороны, если (как воображал Гегель) нам понятно буквально все, то мир - это просто задачник, составленный для упражнения нашего ума и на самом деле его как бы не существует. Вдумаемся, если даже писатель создает своим воображением загадочный фантастический мир, так что прочитав его произведение, мы протираем глаза и спрашиваем себя: «что это было?», то можно ли ожидать от Создателя мира чего-то меньшего?

М.Каганская пишет по поводу романа «Мастер и Маргарита»: "Превратив мировую культуру в высшую силу, Булгаков разыграл свое время и - обыграл его... В романе есть тайна, перекрывающая сюжет, и только притяжением этой тайны объясняется неостывающая комментаторская лихорадка".

Но можно ли ожидать от Высшей силы, чтобы ее труды не «перекрывали сюжет»? И разве именно не таинственностью мира объясняется неостывающая исследовательская лихорадка во всех сферах человеческого знания? Как сказал Платон, философия начинается с удивления. Итак, понимание – это ближайший интимный друг непонимания.

Ницше в следующих словах заостряет эту проблему: «Метафизика объясняет книгу природы как бы пневматически, подобно тому, как церковь и ее ученые прежде толковали Библию. Нужна весьма большая рассудительность, чтобы применить к природе тот же самый характер строгого искусства объяснения, который филологи создали теперь для всех книг: стараться просто понимать, что книга хочет сказать, а не подозревать двойной смысл и тем более не предполагать его заранее. Но подобно тому, как даже в отношении книг плохое искусство объяснения отнюдь не преодолено окончательно и в самом лучшем и образованном обществе еще постоянно наталкиваешься на остатки аллегорического и мистического толкования, — так же дело обстоит и в отношении природы, и даже еще гораздо хуже». «Человеческое слишком человеческое» (2:8)

«Каббала – утверждает Лайтман - это самая универсальная наука, и надо разрушить стереотипы невежества, что каббала не наука - а мистика и медитация, полная тайн». Между тем не только каббала, но даже и сама наука не в состоянии обходиться без тайн, о чем в следующих убедительных словах пишет В.Библер: «Когда я мыслю, я с той же силой формулирую и то, что я понимаю в объекте, и то, что я в нем принципиально не понимаю, что является для меня изначальной загадкой, чем-то выходящим за пределы моего разумения. В понятие предмета столь же входит понятное в нем (объект познания как идеализованный предмет), сколь и непонятное, непонимаемое (объект познания как невозможность идеализованного предмета). И только если есть и то и другое, мы имеем понятие, а не термин. "Я знаю то, что я не знаю" - ударение здесь стоит иначе, чем в афоризме Сократа. Но именно афоризм Сократа и означал начало "диалогики" как единственной реальной логики мышления. И речь тут идет не о тривиальном - "ученый должен знать, что именно он не знает в предмете, что ему надлежит еще узнать, понять, выяснить"... Точнее, не только об этом. В этой (тривиальной) формуле должен скрываться и, по сути дела, всегда скрывается иной, парадоксальный смысл: знание предмета есть его незнание, есть знание этого предмета, как не входящего в мое знание, есть знание о его бытии вне моего знания, о его (предмета) нелогичности в свете наличной, развиваемой мной актуально логики».

Те и эти слова

Итак, было бы странно, если бы Тора исходно не отражала этого глубинного гносеологического свойства, если бы она не сочетала рациональные законы («мишпатим») с законами произвольными («хуким»), если бы она не содержала противоречивые, не сводимые к единой логике элементы. «Как те слова, так и эти – слова Бога живого», - сказано в Гемаре. Рав Ицхак Хутнер заметил по этому поводу, что когда имеют место как «те», так и «эти» слова - то это «слова Бога живого», однако когда нет «тех» и «этих» слов, а имеются только «те», или только «эти» - то это слова мертвых богов.

При этом на себя обращает внимание одно обстоятельство. «Те слова», в данном случае «мишпатим», т.е. разумные Законы Торы - обращены не только евреям, но по большому счету ко всему человечеству, а «слова эти», в данном случае «хуким», т.е. законы произвольные, обращены исключительно к еврейскому народу. Их исполнение в некоторых случаях (во всяком случае, в полном объеме) нееврею запрещено, и уж по крайней мере никак не предписано.

Например, приведенные выше слова «если человек умрет в шатре, то всякий, кто войдет в шатер, и все, что в шатре, будет нечистым семь дней», к нееврею отношения не имеют. В данном случае, как это выясняется в трактате «Ибамот», под словом «человек» понимаются не все сыны Адама, а только сыны Израиля.

Но тогда тем более ожидаем и главный парадокс Торы, главный ее необъяснимый закон, а именно - ее обращенность к одному единственному народу. Царь всего мира объявил себя Богом только вполне определенных людей, Всеобщий Бог избирает Себе клан! Причем основной водораздел между Израилем и народами проходит именно по «мишпатим» и «хуким». Народы – это «понятная» половина человечества, евреи – «непонятная» его половина. Сам Бог - Бог и тех и других, т.е. Бог Израиля и Царь мира.

Не только многие неевреи, но и некоторые евреи возмущаются таким «насилием над разумом», но те, кому достает мудрости, сознают, что стоят перед великой тайной и повторяют: «так повелел Господь Всесвятой и мы не вправе ослушаться Его повелений».

НЕПРОПОРЦИОНАЛЬНОЕ ВОЗДАЯНИЕ («Хуккат» 5771 - 30.06.2011)

Ученик Виленского Гаона раби Хаим из Воложина в своей книге «Нефеш Хаим» разъясняет непропорциональность воздаяния следующим образом: «Не одно и то же подметать двор царя и чистить его платья. Чем выше мир, тем больший урон можно нанести, и тем большее наказание получить. Тому, кому поручено чистить корону царя, даже если он оставит небольшую пятно пыли, поплатится за это серьезнее, чем тот, которому было поручено убираться во дворе царя, и он оставит там много мусора» (Нефеш Хаим Часть 2 гл 14).

Проступок Моше

В недельной главе «Хукат» описывается, как Моше рабейну сурово был наказан Всевышним за казалось весьма незначительную ошибку: «И Господь сказал Моше, говоря: Возьми посох и созови общину, ты и Аарон, брат твой, и скажите скале пред глазами их, чтоб дала она из себя воду... И взял Моше посох, бывший пред Господом, как Он повелел ему.... И поднял Моше руку свою, и ударил по скале посохом своим дважды, и потекло много воды, и пила община и скот их. И Господь сказал Моше и Аарону: за то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою пред очами сынов Израиля, не введете вы общества этого в землю, которую Я дал им» (Бемидбар 20:8-13)

Раши следующим образом поясняет этот странный эпизод: «Вездесущий повелел не ударять скалу, а "говорить скале". Они же обратились к другой скале, и та не дала (воды). Сказали они: "Быть может, нужно ударить, как прежде, ибо сказано: "и ударь скалу" (Шмот 17: 6). И тогда они ударили ту скалу, к который Всевышний повелел им обратиться»

Итак, спустя почти сорок лет после того, как народ испугался входить в Эрец Исраэль и был осужден (за этот грех) на гибель в пустыне («Не увидят земли, которую Я клятвенно обещал отцам их»), Моше подвергся аналогичному наказанию за допущенную им оплошность. Это обстоятельство невольно направляет ум к сопоставлению этих эпизодов («Все гневившие Меня не увидят ее» 14:23)

Наказание сынов Израиля выглядело понятным и, главное, пропорциональным: тот, кто испугавшись великой цели, проявил слабость и в какой-то момент от достижения этой цели отказался, по праву может быть от своей миссии отстранен. Для нашего человеческого разума и нашего человеческого чувства справедливости выглядят понятными следующие слова писания: «И Господь сказал Моше: доколе будет гневить Меня народ сей? И доколе не уверятся они во Мне при всех знамениях, которые делал Я в среде их? Поражу его мором и истреблю его, и произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его. И сказал Моше Господу:... Прости же грех народа этого по великой милости Твоей и как прощал Ты народ этот от Египта и доселе. И сказал Господь: простил Я по слову твоему. Однако, как жив Я и славой Господней наполнится вся земля, Так все эти люди, видевшие славу Мою и знамения Мои, которые Я совершал в Египте и в пустыне, и испытывавшие Меня уже десять раз, и не слушавшие гласа Моего, Не увидят земли, которую Я клятвенно обещал отцам их; и все гневившие Меня не увидят ее» (Бемидбар 14:11-23).

Итак, сыны Израиля, испугавшиеся войти в Эрец Исраэль были наказаны тем, что так в нее действительно и не вошли. Но почему теперь аналогичному наказанию подвергся также и Моше рабейну? Почему понадобилось наказывать за ошибку при «явлении святости Моей через воду пред их глазами» таким суровым и таким неожиданным образом? Имеется ли что-то общее между сиюминутным страхом и явной, причем, на первый взгляд, вполне простительной оплошностью? При всем том, что в такого рода вопросах всегда приличествует смиренный скептицизм, при все том, что по большому счету «нам не дано постичь ни благоденствия нечестивых, ни страданий праведных» (Пиркей Авот 4:19), существуют некоторые уровни, на которых объяснения вполне осмысленны и напрашиваются сами собой.

Тонкая настройка

Обыкновенно говорят, что и народ, и Моше были наказаны за грех «неверия» («Доколе не уверятся они во Мне?» (Бемидбар 14:11)... «За то, что вы не поверили Мне» (Бемидбар 20:12)). Таким образом, хотя народ во главе со своими лидерами проявил явное малодушие, а Моше в худшем случае лишь ошибся, (перепутал скалы, а затем неверно проинтерпретировал ситуацию), речь, по всей видимости, идет все же об одном и том же грехе. Если в случае разведчиков и послушавшегося их народа этот грех имел достаточно выраженный характер, то в действиях Моше и Аарона тот же грех выглядит зачаточным. Но таким образом общность наказания наглядно показывает нам некоторый духовный закон, согласно которому с того, кому дано больше - спрашивается строже, спрашивается большей мерой.

«Только вас признал Я изо всех семейств земли, поэтому (и) взыщу Я с вас за все грехи ваши» - сказано через пророка Амоса (3:2). Причем эти слова имеют прямой законодательный смысл. Запрет идолослужения в равной мере наложен на всех людей, однако если евреи наказываются за него смертной казнью, то неевреи не наказываются вовсе (разумеется, если их культ не сопровождается какими либо изуверствами, прежде всего, человеческими жертвоприношениями).

Но внутри еврейского мира действует тот же принцип. Один спрос с того, кто учил закон, и другой с того, кто имеет посредственные знания («ам аарец»), как сказано: «Отпавший от Торы гораздо дальше отстоит от Торы, нежели тот, который никогда ее не знал» (Псахим 49.б). Чем больше знания, чем выше дарования – тем строже спрос. Ученик Виленского Гаона раби Хаим из Воложина в своей книге «Нефеш Хаим» разъясняет это положение и несколько иным образом: «Не одно и то же подметать двор царя и чистить его платья. Чем выше мир, тем больший урон можно нанести, и тем большее наказание получить. Тому, кому поручено чистить корону царя, даже если он оставит небольшую пятно пыли, поплатится за это серьезнее, чем тот, которому было поручено убираться во дворе царя, и он оставит там много мусора» (Нефеш Хаим Часть 2 гл 14).

Это положение можно сравнить также и с более грубой и более тонкой настройкой. В той же своей книге раби Хаим из Воложина неоднократно отмечает, что уровни дела, слова и мысли, соответствующие трем уровням души – нефеш, руах, нешама, - находят свое отражение также и в известном подразделении людей на три группы по степени их совершенства: злодеям, средним и праведникам.

Злодей измеряется (судится) с помощью грубого прибора – судится за дела, его слова и помыслы ровным счетом ничего не весят, как на весах, измеряющих килограммы, никак отразятся миллиграммы, отличающие вес соизмеряемых тел. Средние люди судятся за слово, судятся за злословие. И, наконец, праведники, поведение которых измеряется прибором самой тонкой настройки, отвечают уже за сами свои помыслы, что опять же соответствует рассматриваемой нами ситуации: ошибка (за которую ответил Моше) – это уровень мышления. И тут сопоставляемые нами грехи и воздаяния освещаются дополнительным образом. В самом, деле грех разведчиков относится традицией именно к греху злословия, как сказано: «Сказал р.Элазар бен Парта: «Если хочешь знать, сколько вреда от злого языка, то посмотри, как пострадали наши отцы в пустыне Синай из-за разведчиков. Разведчики говорили плохо о стране, т.е. о камнях и деревьях. До этого наши предки грешили в пустыне девять раз, и все им простилось. А приговор умереть в пустыне был им вынесен только за злой язык» (Эрхин 15).

Наконец, природу «непропорционального» воздания можно объяснить и степенью близости к Всевышнему: чем ближе человек к Богу, тем больше взаимная ревность, тем больше человек болеет за Бога, а Бог за человека. Но особенно явственно этот принцип обнаруживает себя в нравственной сфере. «Всесильный судит праведника, Бог строго взыскивает каждый день» - сказано в Тегилим (7:12), а в книге Мишлей мы читаем: «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю» (3:12). Об этом нам рассказывает и книга Иова: «Сказал Господь сатану: обратил ли ты внимание на раба Моего Иова, что нет подобного ему на земле; человек (он) непорочный и справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. И отвечал сатан Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Ведь Ты оградил кругом его, и дом его, и все, что (есть) у него? Дело рук его благословил Ты, и скот его распространился по земле. Но простри-ка руку Твою и коснись всего, что (есть) у него, клянусь, пред лицом Твоим Тебя хулить станет. И сказал Господь сатану: вот, все, что (есть) у него, в руке твоей» (Иов 1:8-12)

ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ ИЗРАИЛЯ («Хуккат» 5770 - 17.06.2010)

Выражение «вы (евреи) зоветесь людьми, а не идолопоклонники зовутся людьми» в буквальном значении следует понимать так: только вы имеете представление об истинном Боге, и только вы поэтому имеете представление об истинном человеке.

Мертвец в шатре

В недельной главе «Хуккат» мы читаем о следующем законе: «Если человек умрет в шатре, то всякий, кто войдет в шатер, и все, что в шатре, будет нечистым семь дней. И всякий открытый сосуд, который не закрыт плотно крышкою, нечист. И всякий, кто прикоснется на поле к убитому мечом, или к умершему, или к кости человеческой, или ко гробу, нечист будет семь дней. И для нечистого пусть возьмут пепла (коровы), сожженной для очищения, и нальют на него живой воды в сосуд». (19:13-17)

О каком «человеке, умершем в шатре» (19:14) говорит Тора? Обо всяком сыне Адама, или же только о еврее? Для кого значима ритуальная чистота - для всякого человека, или же только для избранного народа? Этот вопрос затрагивается в Гемаре в трактате «Ибамот» (61.а). Причем вывод звучит буквально следующим образом: «вы (евреи) зоветесь людьми, а не идолопоклонники зовутся людьми». Иначе говоря, слова Торы: «Если человек умрет в шатре, то всякий кто войдет в шатер, и все что в шатре, будет нечистым шесть дней» следует понимать как «если еврей умрет в шатре». Приведенное высказывание Гемары подчеркивает, что категория нечистоты может быть применена только к святому, но не к будничному. Комментируя это место, Тосафот доказывают, что когда Писание имеет в виду инородца, то оно использует не слово Адам, а слово – hа-Адам, то есть слово «человек» с определенным артиклем.

Ничего уничижительного в таком распределении терминов усмотреть невозможно. По-русски слово «hа-Адам» вообще следовало бы перевести, как «Человек» (Человек с большой буквы), а многие места Писания понимаются благодаря этой трактовке в пользу инородцев. Так, например, в трактате «Баба Кама» (38.a) говорится: «Откуда мы учим, что даже нееврей, который учит Тору, подобен первосвященнику? Из пасука: "Соблюдайте же установления Мои и законы Мои, исполняя которые, человек (hа-Адам) живет ими" (Ваикра 18:5). Не сказано «священник», «левит» или «еврей», но сказано - "Человек". Отсюда мы учим, что даже нееврей, который учит Тору, подобен первосвященнику».

Таким образом, можно сказать, что еврей и инородец в равной мере люди, но что вопрос сводится к точке отсчета, к вопросу, что в человеке признать его истоком: самого человека или его «Божественный прообраз», «будничность» или «святость»? Если будничность, то определяющими выступят общие для всего человечества нравственные и содержательные характеристики ("дерех эрец"), если святость, то на первый план выступят как раз вопросы субботы, вопросы ритуальной нечистоты и восприимчивости к ней.

И все же некоторые коды еврейского поведения невольно создают ощущение, что фраза «вы (евреи) зоветесь людьми, а не идолопоклонники зовутся людьми», может пониматься также и вполне буквально. Уж слишком ревностно дорожат некоторые евреи своей родовой принадлежностью: когда речь заходит об отречении от своего народа, они воспринимают это так, как будто имеет место отречение от самого своего человечества.

Венец творения

В самом деле, не секрет, что ортодоксальные родители держат семидневный траур по своему отпрыску, порвавшему с традицией и породнившемуся с гоями. Как можно считать собственного ребенка погибшим, пока он, оставаясь нравственным человеком, просто думает и верит иначе?! Как можно порвать отношения с близким родственником, который никого не убил и ничего украл, а всего лишь не находит смысл в религиозной традиции? Кого хоронят ортодоксальные родители?

Разве сам факт такого отношения - не ясное подтверждение того, что фраза «вы зоветесь людьми, а не идолопоклонники зовутся людьми», понимается совершенно буквально?

В свое время даже вполне светская Голда Меир сказала: «Любой, кто вступает в смешанный брак, присоединяется к шести миллионам (уничтоженных в Холокосте)». Это высказывание вызвало острую критику. Ведь тем самым как бы ставится знак равенства между гибелью в газовой камере и продуктивной жизнью в рамках универсальной Западной цивилизации.

Между тем в связи с ассимиляцией американских евреев это парадоксальное отождествление (одних «потерянных шести миллионов» - с другими) периодически кем-либо повторяется.

Однако, даже согласившись, что такое сопоставление – «перебор», невозможно не замечать скрывающуюся за ним истинную подоплеку: ассимиляция – это решительное снижение профиля, это безусловная потеря, потеря тем более обидная, что ее истинный духовный характер далеко не всегда осознается.

Что делать, но национальная специфика еврейства заключается именно в человечности. А потому и отказ от этой национальной специфичности не может не сказываться также и на человечности как таковой. Что делать, но при ассимиляции стираются и теряются множество именно человеческих черт. Например, полное воздержание от злословия замещается глубокой приверженностью этому пороку как своего рода блеску, остроумию и т.д.. Иудаизм (принадлежность Израилю) сообщает человеку уникальные, чрезвычайно важные каналы для поддержания своей человечности.

Если сын любого другого народа лишь приобретает нравственные качества, когда сбавляет свой национальный гонор и не выпячивает свою «породу», то пренебрегающий своим еврейством сын Израиля – в силу своей урожденности в Завете - может свои нравственные качества только потерять.

Быть евреем - значит быть человеком по преимуществу. Именно это положение позволяет понять приведенное в Гемаре выражение также и буквально. Так, в своем сочинении «Нер мицва» Магараль, разъясняя значение видений Даниэля, пишет: «Когда увидел Даниэль Царство Израиля, видел он только образ один, без тела, как написано: вот, с облаками небесными как бы сын человеческий идет (Даниэль 7:13) - был здесь только образ. Но когда нечестивый Навуходнецар видел Царства (2:32) - видел он образ золотой и серебряный и медный и железный, поскольку образ [для него] не главное, а как бы только изображенное на золоте и серебре, и такое изображение не главное вовсе»... «Хотя говорит писание «Человек вы» (Иехезкель 34:31) - вы названы человеком, а народы не названы человеком - тем не менее есть у них также форма человека, ибо в нескольких местах (Писания) они названы человеком. Однако есть и различие, ибо для Израиля образ Божий - главное, и все остальное - второстепенно по сравнению с образом».

Речь идет именно об углубленности человеческих черт, о их предельной выраженности. Так, рассматривая высказывание рабби Акивы "Любим человек, что создан по образу Всевышнего", тот же Магараль пишет: "Поскольку достоинство это присуще не только Израилю, сказано "любим человек", а не "любим Израиль"… Несмотря на то, что это достоинство в частности присуще Израилю, народы также существуют в образе Адама. Хотя некоторая существенная часть образа человеческого не присутствует у народов, они вовсе не считаются за ничто, и поэтому не сказано: "любим Израиль, что создан по образу Божию". Когда был сотворен человек – это достоинство имелось у Адама и Ноаха, хотя они не наречены именем Израиль. Но когда Всевышний избрал Израиль, сократился образ этот среди народов. Но в любом случае образ Божий присущ любому человеку, коль скоро он человек, и вопрос этот очевиден" ("Дерех Хаим" 3:14).

Таким образом, если выражение «вы (евреи) зоветесь людьми, а не идолопоклонники зовутся людьми», понимать не в качестве филологической справки, а в качестве философской доктрины, то доктрина эта будет сводиться к следующему: только вы имеете представление об истинном Боге, и только вы поэтому имеете представление об истинном человеке.

Французский протестант Авраам Ливни (1925-1986), семья которого в годы войны сумела укрыть около трех тысяч евреев, вспоминает: «Мне было двадцать лет, когда мы узнали об ужасах лагерей смерти... стыд и отвращение тех, кого не преследовали, поскольку они не были евреями, были не менее невыносимы, чем бедствие тех, кто стал непосредственной жертвой охоты на евреев».

После войны Ливни обучался в Сорбоне философии и богословию. Он написал докторат по философии Поля Валери. Однако интерес к еврейству в конце концов привел его к иудаизму. В 1956 году Ливни прошел гиюр, а в 1963 совершил алию. Свой непростой опыт он отразил в нашумевшей книге «Возвращение в Сион – знамение народам». Рав Ури Шерки, переведший эту книгу на иврит («Шиват цион нес леамим»), рассказывает, что однажды он спросил Ливни, как тот расценивает высказывание Гемары: «вы (евреи) зоветесь людьми, а не идолопоклонники зовутся людьми». Тот ответил, что это самое универсальное выражение, которое ему когда-либо встречалось - поскольку это выражение провозглашает, что предназначение Израиля – быть человеком.

ДУХОВНЫЙ МЕТЕОРИТ («Хуккат» 5769 - 25.06.2009)

Традиция допускает, что в наш мир могут пробиваться парадоксальные, антиномические послания, несущие двойной, причем противоположный смысл в одном и том же предмете. Впрочем, наряду со звуком «шамор вэ-захор» я затрудняюсь привести какой-либо другой пример такого прорыва, кроме пепла рыжей телицы (осквернение-очищение). Пепел телицы – это именно такой предмет, который обладает противоположными исключающими друг друга свойствами, несет в себе оба отталкивающихся заряда.

«Элу ве-элу»

В недельной главе «Хуккат» говорится о парадоксальном законе рыжей телицы: «И Господь сказал Моше и Аарону, говоря: Вот устав закона, который заповедал Господь, сказав: говори сынам Израиля, пусть приведут тебе корову рыжую без порока, у которой нет изъяна, на которой не было ярма. И отдайте ее Элазару, священнику, и выведет он ее за стан, и зарежут ее при нем. И пусть возьмет Элазар, священник, крови ее перстом своим и окропит вход шатра соборного кровью ее семь раз. И сожгут корову пред его глазами: кожу ее и мясо ее, и кровь ее с нечистотами ее да сожгут. И пусть возьмет священник кедрового дерева и эйзова, и червленую нить и бросит на место сожжения коровы. Вымоет священник одежды свои, и омоет тело свое водою, и потом войдет в стан; и нечист будет священник до вечера. И сожигавший ее пусть вымоет в воде одежды свои и омоет тело свое водою; и нечист будет до вечера.) И человек чистый пусть соберет пепел от коровы и положит вне стана на чистое место, дабы было это у общины сынов Израиля в хранении для воды очистительной: это очищение от греха. И собиравший пепел от коровы пусть вымоет одежды свои, и нечист будет до вечера. И да будет это для сынов Израиля и для пришельца, проживающего среди них, уставом вечным. Кто прикоснется к трупу какого-нибудь человека, нечист будет семь дней. Он должен очиститься им (пеплом)» (19:1-12)

В этом законе можно отметить ряд бросающихся в глаза странностей: заклание производится не на алтаре, а вне Храма, жертвоприношение осуществляет не священник, а посторонний человек и, наконец, главная странность - пепел оскверняет того, кто участвует в приготовлении из него очистительной воды, которая прочих людей как раз очищает.

Как известно, традиция видит в этом законе классический «хок», то есть такое повеление, которое непостижимо для человеческого ума, но выполняется по вере в Создателя. Между тем, в этом «хоке», в законе рыжей телицы невольно усматривается еще одна характерная для иудейского подхода особенность, а именно антиномичность. Антиномией именуется ситуация, в которой противоречащие друг другу высказывания и логические положения имеют равно убедительный статус. Кант ввел учение о четырех антиномиях чистого разума, согласно которому антиномичность является внутренней характеристикой самого знания, а не каким-то его досадным и устранимым пороком. Безо всякого преувеличения можно сказать, что издавна все языческие религии бились над таинством целостности, над загадкой единства противоположностей (coincidentia oppositorum). Так еще Гераклит говорил, что «Бог есть день-ночь, зима-лето, война-мир, сытость-голод: то есть все противоположности». Мирча Элиаде в «Мефистофель и Андрогин» пишет о том, как эта проблема представлена в индуизме: «Тема преодоления противоположностей укоренена в самой сердцевине индийской духовности. Путем философского размышления и созерцания – в соответствии с учением Веданты – или благодаря психофизическим техникам и медитациям, как то рекомендует Йога, – человеку удается подняться над двойственностью и слить противоположности в своем теле и своей душе».

Знаменитая интуиция андрогина - мужа-женщины, являющаяся в этом смысле предельной идеализацией coincidentia oppositorum, ее символом, известна, пожалуй, всем культурам, и не обошла еврейский мир. Как бы то ни было, антиномизм пронизывает Устную Тору в самых разных направлениях и плоскостях. Множество законов, да и просто выражений, присутствующих в ТАНАХе, понимаются разными комментаторами не только по-разному, но зачастую противоположным образом. Однако это никого не смущает и воспринимается как должное: «Эллу ва-элу дварим Элоким Хаим» - «Как те, так и эти – слова Бога живого», - говорится по этому поводу в Талмуде. Один из учеников рава Кука - рав Ицхак Хутнер остроумно заметил, что если имеют место как «те», так и «эти» слова - то это «слова Бога живого», однако если нет «тех» и «этих» слов (то есть противоположных высказываний), а имеются только «те», или только «эти» - то это слова мертвых богов.

“Также и одно напротив другого сделал Бог”, - сказано в книге «Коэлет» (7:14). Мидраш (Тмура) эти слова раскрывает так: “Святой сотворил весь мир парным: одно вместо другого, и одно против другого. - Без смерти не было бы жизни, а без жизни не было бы смерти; без мира не было бы зла, а без зла не было бы мира… Не будь бедняков, богатые не выделялись бы, и не будь богачей, не выделялись бы бедняки. Он сотворил миловидность и уродство, мужчин и женщин…”

Пепел - андрогин

Соответственно, самые разные духовные реалии раскрываются в иудаизме как дополнительные, то есть противоположные, но в то же время внутренне спаренные. Например, праздник Пурим часто представляют сопряженным с «субботой суббот» Йом Кипуром (Йом Ки-Пур – День Как-Пурим). Йом-Кипуру предшествует обильная трапеза, сам же он представляет собой строжайший пост. Пуриму предшествует пост, в сам же этот праздник не только много едят, но и много пьют и веселятся и т.д..

В соответствии со словами Талмуда (Брахот 5.а) «единица святости двойной была» существует учение, особенно развитое равом Иегудой Цви Куком, о сдвоенности недельных глав Торы. (Глава «Берешит» идет в паре с главой «Ноах»; глава «Лех-леха» с главой «Ваейра» и т.д.). Его отец рав Авраам Ицхак Кук, как известно, усматривал антиномизм в сосуществовании религиозного и секулярного миров: «Когда молодые люди укрепляют себя физически в Эрец Исраэль, для того чтобы служить народу, то это усиливает дух высших праведников и увеличивает присутствие Божественного света в мире, так как не бывает явления одного света без того, чтобы не светился также и другой, противоположный ему» «Орот Хатхия 34».

Итак, согласно базисному иудейскому представлению все то, что едино для Бога, дано для человека в разобщенном разорванном антиномическом виде. Очень часто человек, воображающий, что он ухватил единство, на самом деле впадает в односторонность. Лишь вечности присуще единство, временности – преимущественно разобщенность. И все же существуют ситуации, когда время и вечность сближаются, когда образ вечности проступает во времени. Благодаря субботней песне «Леха доди» всем хорошо известно выражение «шамор вэ-захор бедибур эхад» - «соблюдай и помни в едином изречении». Имеется в виду, что в Торе дважды излагаются Десять заповедей (главы «Итро» и «Ваэтханан» ) – в одном случае с повелением «помни», в другом «соблюдай». Слово «соблюдай» (Дварим 5:12) Раши поясняет следующим образом: «Оба они ("помни" и "соблюдай") были произнесены в одном речении и в одном слове, и восприняты слухом одновременно». В каббале отмечается, что «шамор» - это женское начало, а «захор» - мужское, и что их одновременное изречение и звучание носило андрогинный характер. Другими словами, два этих изречения – единые для Бога, были также и людьми услышаны как один звук, то тесть были восприняты как звук «андрогинный», как - «день-ночь, зима-лето, война-мир, сытость-голод».

Итак, традиция допускает такие прорывы, допускает, что в наш мир могут пробиваться парадоксальные, антиномические послания, несущие двойной, причем противоположный смысл в одном и том же предмете. Впрочем, наряду со звуком «шамор вэ-захор» я затрудняюсь привести какой-либо другой пример такого прорыва, кроме пепла рыжей телицы (осквернение-очищение). Пепел телицы – это именно такой предмет, который обладает противоположными исключающими друг друга свойствами, несет в себе оба отталкивающихся заряда. Пепел рыжей телицы – это как бы некий метеорит, спавший с небес, и здесь, в мире множественности, сохраняющий свойство первозданного единого предмета. И то, что предмет этот – именно пепел, по-своему значимо и символично. Ведь с одной стороны пепел – это сама бесформенность, это скорее след предмета, нежели он сам. Ему буквально пристало прообразовывать собой нечто явившееся не из мира сего. А во-вторых, общая судьба метеорита – сожжение, превращение в пепел. Рабби Моше Хаим Луцато учит: “Один из великих принципов, которыми мы обладаем, гласит, что всему, что есть в нижних мирах, соответствуют наверху трансцендентные силы”. Чему может соответствовать метеорит нашего нижнего мира, в мире «высшем»? Какому религиозному символу, какому культовому предмету может соответствовать, сгорающий в атмосфере, метеор? По-видимому, тому самому предмету, который будет сохранять «неотмирные» свойства андрогина. А то, что этот предмет достигает наших земных пределов именно в виде пепла, дополнительно подчеркивает глубину как его адекватности собственной идее, так и адекватности того «великого принципа, которым мы обладаем».

КУЛЬТ НЕВЕРНОСТИ («Хуккат» 5767 - 05.07.2007)

Существует выраженная корреляция между моногамией и монотеизмом с одной стороны и полигамией и политеизмом – с другой

Право ревнителя

Недельное чтение «Балак» закончилось описанием оргии, в которую, по совету Билама, моавитяне вовлекли израильтян: «И жил Израиль в Шиттиме, и начал народ блудодействовать с дочерьми Моава, и приглашали они народ к жертвам божеств своих; и ел народ, и поклонялся божествам их. И прилепился Израиль к Баал-Пеору. И возгорелся гнев Господень на Израиля. И Господь сказал Моше: возьми всех начальников народа и повесь их Господу пред солнцем, и отвратится ярость гнева Господня от Израиля. И сказал Моше судьям Израиля: убейте каждый людей своих, прилепившихся к Баал-Пеору. И вот некто из сынов Израиля пришел и подвел к братьям своим Мидьянитянку пред глазами Моше и пред глазами всей общины сынов Израиля, а они плакали у входа шатра соборного. И увидел это Пинхас, сын Элазара, сына Аарона, священника, и встал он из среды общины, и взял копье в руку свою. И вошел вслед за Израильтянином в нишу, и пронзил обоих их, израильтянина и женщину в чрево ее; и прекратился мор среди сынов Израиля». (25:1-8)

Итак, эта оргия была остановлена убийством двух ее участников.

Далее – в следующей главе – поступок Пинхаса, удостаивается высшей похвалы: «И Господь сказал Моше, говоря: Пинхас, сын Элазара, сын Аарона, священника, отвратил гнев Мой от сынов Израилевых, вступившись за Меня среди них; и не истребил Я сынов Израиля в ревности Моей. Посему скажи: вот, даю Я ему Мой завет мира» (25:10-12).

Похвала эта связана вызывает определенное недоумение. Если бы Пинхас убил женщину, изменяющую своему мужу, и ее любовника, то его вроде бы еще можно было понять – неверная жена и ее любовник по закону подлежат смерти. Внебрачные связи, разумеется, также запрещены, как сказано: «Да не будет блудницы из дочерей Израиля, и да не будет блудника из сыновей Израиля» (Дварим 23:18). Но за внебрачные связи по законам Торы все же не казнят. Почему же Пинхас удостоился похвалы, а не порицания?

Смысл этого эпизода заключается в том, что все, включая Моше, в ту минуту растерялись, позабыли галаху, которую следовало применить, и только Пинхас сумел вспомнить ее. Он сказал Моше: "Я узнал от тебя, что если еврей вступил в сношение с язычницей, то ревнители закона могут убить его". Моше ответил, что тот, кто вспомнил закон, и должен его исполнить. (см Раши к Бамидбар, 25: 7).

Иными словами, любовники были казнены, потому что их действие являлось не просто блудом, но было также и идолослужением, как сказано: «прилепился Израиль к Баал-Пеору».

Не случайно в приведенном выше законе о запрете блуда используется не слово «зона» (блудница, распутница), а «кдеша», что, по крайней мере, в исходном значении можно перевести как «храмовая проститутка», а кроме того, закон этот упоминается в связи с эпизодом совращения сынов Израиля моавитянами (Дварим 23:4-7)

Закон о правах ревнителя невозможно до конца понять без знания особенностей языческих земледельческих культов, одним из которых был моавитский культ Баал-Пеора. А именно без осознания того, что все земледельческие культы держались верой в любовные отношения между небом и землей, совокупляющимися посредством семени-дождя, и подразумевавшими соответствующую симпатическую магию.

Афанасьев в «Древе жизни» пишет: «Признавая Небо и Землю супружеской четою, первобытные племена в дожде, падающем с воздушных высот на поля и нивы, должны были увидеть мужское семя, изливаемое небесным богом в свою подругу; воспринимая это семя, оплодотворяясь им, Земля чреватеет, зарождает из своих недр обильные, роскошные плоды и питает все на свете сущее... Богиня земного плодородия, вступающая в брак с богом небесных гроз в счастливое время весны, теряет своего супруга в период холодной зимы и прекращает свои роды; отсюда создалось у германцев прекрасное сказание о том, как Фрея, в белой развивающейся одежде, плача и жалуясь, шествует через горы и долы, неустанно ищет своего мужа, находит его и потом снова теряет и принимается за те же поиски». «Как всеобщая кормилица, земля есть источник сил и здоровья; она же растит и целебные травы. Тот, кто приступает к собиранию лекарственных зелий и кореньев, должен пасть ничком наземь и молить мать-сыру землю, чтоб она благоволила нарвать с себя всякого снадобья...»

Между тем хорошо известно, что на практике такого рода культы не ограничивались чтением прекрасных сказаний о поисках богиней ее супруга. На практике этот культ - особенно в древности - вовсе не выглядел столь романтическим. Он неизбежно сопровождался ритуальным блудом, призванным подстегнуть процесс орошения. Мирча Элиаде в своей книге «Космос и история» пишет: «В день Нового года Иштар отходит ко сну вместе Таммузом, а царь воспроизводит этот мифический сакральный брак ритуальным бракосочетанием с богиней, то есть со священной блудницей, которая представляет ее на земле, в потайной комнате храма, где находится брачное ложе богини. Сакральный союз обеспечивает плодородие земли, когда богиня Нинлиль соединилась с богом Энлилем, пошел дождь».

А вот небольшое свидетельство об относительно современных формах такого поклонения: «Языческие народы островов, расположенных в районе Новой Гвинеи, видят в солнце «мужское начало, которое оплодотворяет женское начало, то есть землю... Один раз в году Господин Солнце нисходит на священное фиговое дерево, чтобы оплодотворить землю... В таких случаях в жертву приносится множество свиней и собак; мужчины и женщины предаются разгулу, и среди пений и танцев мистический союз солнца и земли в драматической форме инсценируется посредством реального соединения полов под деревом» (Токарев «Ранние формы религии»)

Полигамия и политеизм

Итак, Пинхас покарал блуд смертью (не являющийся супружеской изменой), потому что он являлся изменой Всевышнему.

Между тем многие языческие культы включают в себя не только блуд, но даже и супружескую измену. Трудно найти древний народ, религия которого не предписывала бы ему, по меньшей мере, в определенные праздничные дни, участвовать в оргиях (сатурналии). Другими словами, существует выраженная корреляция между моногамией и монотеизмом с одной стороны и полигамией и политеизмом – с другой.

И здесь становится ясно, что существование оргических культов одним бескорыстным стремлением улучшить плодородие объяснить все же не получится. Любящие и преданные супруги не станут друг другу изменять, даже если придут к твердому убеждению, что в результате этого у них повысятся доходы.

Фрейзер объясняет, что служители Молеха, приносили ему в жертву собственных детей, для того чтобы повысить урожайность. Но это не вполне точно. Служители Молеха именно поклонялись этому темному демону, и убивая собственных детей, доказывали ему свою преданность. Урожайность не могла быть решающим пунктом, который мог бы их в этом культе привлечь. То же касается и культа Баал-Пеора.

При всем том, что служение Молеху шло против похоти, а служению Баал-Пеору было по пути с ней, оба эти служения не отличались по своей сути. Прежде всего, это был именно религиозный культ, религиозное поклонение. Как в случае Молеха убийство собственного ребенка служило средством выражения преданности богу, так в случае Баал-Пеора для доказательства верности ему требовалось отречение от супружеской любви. Разнузданная чувственность, исключающая обращение к лицу, являлась основой этого культа, его исходным требованием. В качестве знака лояльности божеству требовался блуд.

Это существенный момент. Даже изменяя своим супругам, люди делают это обычно не изменяя самой любви. Более того, они убеждены, что следуют именно любви. Ведь они изменяют своим супругам лишь с теми, кто им непосредственно притягателен. Другими словами, они начинают знакомство с лица партнера, а не с его гениталий.

Для сакрального же блуда характерна анонимность, характерна почти полная обезличенность: все начинается с гениталий и ими же все завершается. Участники оргий очень часто даже скрывают свои лица под масками. Но в любом случае до лица дело не доходит, даже если оно нечаянно открывается.

Тем самым обнаруживается еще один план, позволяющий противопоставить Бога Израиля богам народов: Бог Израиля – личный Бог, боги народов – безличные маски.

КОРНИ ЕВРЕЙСКОЙ НАИВНОСТИ ("Хуккат" 5766 - 29.06.2006)

«Политическая наивность еврея», по отношению к Эсаву имеет свои «теологические» основания. По большому счету оба сына Ицхака связаны одной миссией, и придет время, когда Эсав «пойдет навстречу» Израилю, как это уже случилось однажды: «мы пришли к брату твоему, к Эсаву, но он тоже идет навстречу тебе» (32:7).

Территориальный суверенитет

В недельной главе «Хуккат» приводится следующий примечательный эпизод: «И послал Моше послов из Кадэша к царю Эдомскому: так сказал брат твой Израиль: ты знаешь все трудности, которые постигли нас. Сошли отцы наши в Египет, и мы жили в Египте много времени, и плохо обращались египтяне с нами и с отцами нашими. И воззвали мы к Господу, и услышал Он голос наш, и послал посланца, и вывел нас из Египта. И вот мы в Кадэше, городе на краю границы твоей. Пройти бы нам через землю твою; мы не пойдем по полям и по виноградникам, и не будем пить воду из колодцев; дорогою царскою пойдем, не своротим ни вправо, ни влево, пока не перейдем границу твою. Но Эдом сказал ему: не пройдешь ты через меня, а то я с мечом выйду навстречу тебе. И сказали ему сыны Израиля: по проложенной дороге пройдем, и если воду твою пить будем, я и скот мой, то заплачу за нее; ничего больше, только ногами моими пройду. Но он сказал: не проходи! И выступил Эдом против него с народом многочисленным и рукою сильною. И не согласился Эдом позволить Израилю пройти через границу его; и обошел его Израиль стороной» (20.14-21).

Мы видим, что Моше старался предупредить все сомнения эдомитян и обещал ни к чему в их земле не прикасаться, а если это и случится, компенсировать убыток. И все же он получил отказ. Можно ли упрекнуть Эдом за то, что он отклонил просьбу Моше?

Вопросы территориального суверенитета - одни из самых чувствительных в международных отношениях. Независимые страны никогда не торопятся предоставить возможность чьей-то авиации воспользоваться своим воздушным пространством, или позволить иностранной флотилии заплыть в свои территориальные воды. Это вопрос самоуважения, неумолимо и стремительно перерастающий в вопрос безопасности. Для того чтобы потерять суверенитет, иногда достаточно нескольких часов, для того чтобы его вернуть – требуются годы, зачастую десятилетия и даже целые столетия. Этим не шутят.

Не будем забывать, что Израиль вышел из Египта вооруженным ("И вышли сыны Израилевы вооруженными из земли египетской" Шмот.13.18), и впустить его на свою территорию для Эдома значило впустить также и его армию, приобретшую за время скитаний немалый боевой опыт. Таким образом, в отказе эдомитян нельзя усмотреть что-либо чрезвычайное, что-либо выходящее за рамки установившихся и принятых отношений.

Но на что вообще в таком случае мог рассчитывать Моше? Не являлась ли эта его просьба предвестником той баснословной и невероятной политической наивности евреев, о которой говорил Жаботинский? – т.е. того навязчивого еврейского стремления «идти навстречу тому, кто не хочет идти навстречу тебе»?

Как мы видим, Моше рассчитывал на братские чувства эдомитян. Он так и представился: «брат твой Израиль». Но, пожалуй, главное состоит в том, что речь шла не просто о братстве, точнее не о простом братстве. Речь шла о братстве духовном, речь шла о единой духовной миссии.

Раши следующим образом комментирует данный эпизод: «Зачем Моше напоминает царю Эдома о том, что сыны Израиля и сыны Эсава происходят от одного предка, от Авраама? Ибо Бог сказал Аврааму: «Знай, что пришельцами будет потомство твое в чужой стране, и служить будут им, а те будут угнетать их четыреста лет» (Берешит 15.13). Эту обязанность полагалось исполнять и Йакову(Израилю), и Эсаву(Эдому), но Всевышний возложил ее только на Йакова и его потомков, поэтому мы и были рабами в Египте. Вытерпев все страдания в Египте, мы тем самым выполнили также и долг Эсава и его потомков, т.е. ваш долг. Поэтому вы должны ответить нам добром на добро и позволить нам пройти через вашу страну».

Как мы видим, Раши считает Эсава включенным в некую мистическую миссию наравне с Йаковом. Он утверждает, что по крайней мере по первоначальному замыслу Всевышнего, и Йаков, и Эсав должны были вместе сойти в Египет. В конце концов эта миссия была возложена исключительно на Израиль, однако при этом Эсав мог бы войти в труд своего брата, если бы дал ему пройти через свою землю в Эрец Исраэль, то есть если бы он сохранил минимальную заинтересованность в реализации этой миссии.

Совершенно очевидно, что при наличии такой заинтересованности Эдом с легкостью мог бы пренебречь вопросом территориального суверенитета. На это, по-видимому, и рассчитывал Моше.

Кто знает, может быть за невероятной политической наивностью еврея скрывается его вера в то, что Эдом – это брат, способный действовать поверх ближайшего политического расчета и интереса?

Простое выражение братского чувства, простое соучастие и сочувствие по отношению к Израилю предоставили бы Эдому даром то, к чему он был предназначен, но от чего отказался, продав свое первородство – полноценную принадлежность великой духовной миссии.

Но Эдом из рода в род вредит Израилю. Эдом из рода в род присоединяется к врагам Израиля, проповедует презрение к еврейству и дискредитирует тем самым те свои ценности, которые сам же признает восходящими к иудаизму.

Христианский, а позднее секулярный мир не отрицают того, что приняли свою духовность от евреев, однако при этом собственно еврейскую традицию они объявили заведомо бессмысленной.

Исторические перспективы

Веками Эдом верил, что древняя миссия, порученная Аврааму, отнята у евреев и передана христианам. Нельзя сказать, что эта миссия вовсе ему не передалась... Христианские народы признают ТАНАХ. Но парадокс заключается в том, что эта миссия осуществляется христианами лишь тогда, когда еврейское первородство ими признается. В противном случае христиане лишаются всего того наследия, на которое претендуют. Прибегая к образности самих христиан (Рим 11.16-26), можно сказать так: не может плодоносить ветвь привитой маслины (церковь), если иссушен корень и уничтожен материнский ствол (Израиль).

В непонимании этого банального факта обнаруживается невероятная духовная наивность христиан. Они действительно могут полноправно войти в миссию Израиля, но они не делают этого, так как воображают, что уже вошли в нее вместо евреев и евреям противостоя.

В эпоху сионизма христиане, видящие в Израиле брата, появились, и их даже не так мало. Но, к сожалению, все же не они до сих пор определяли политику Эдома. Не они, к сожалению, представляют его в истории. Что-то сдвинулось, но до сего дня фактически преобладают прежние тенденции.

Что же касается христианского антисемитизма первой половины ХХ-го века, то он, как известно, откровенно подыгрывал антисемитизму сатано-нацистскому.

Когда Моше просил у Эдома дать пройти через его территорию, за Израилем не гнался Амалек. Потомки Эдома времен Второй мировой войны поступили куда подлее и страшнее.

Как мы знаем, после прихода Гитлера к власти народы не позволяли евреям подняться в Эрец Исраэль. Корабли с еврейскими беженцами неизменно возвращались в Европу.

В июле 1938 года во французском городе Эвиане прошла международная конференция, призванная решить проблему еврейских беженцев, пытавшихся покинуть Германию. На ней выяснилось, что ни одна страна мира не была готова принять евреев, а сама конференция проводилась на базе предварительного условия, поставленного Великобританией: вопрос об эмиграции германских евреев в Палестину не может даже подниматься.

Итак, мы видим, что в ХХ-ом веке новой эры, так же как и в XIV веке до новой эры Эдом «не согласился позволить Израилю пройти через границу его»; причем на этот раз он сделал это в ту минуту, когда Израиль преследовал Амалек!

Не следует забывать того, что если политическая наивность еврея порой действительно невероятна, то лишь на фоне другой невероятности, а именно на фоне невероятного политического цинизма европейцев, который в свою очередь является отражением и следствием их невероятной духовной наивности.

Однако, как я уже отметил, «политическая наивность еврея», если не по отношению к Ишмаэлю, то, по крайней мере, по отношению к Эсаву имеет свои «теологические» основания. По большому счету оба сына Ицхака связаны одной миссией, и придет время, когда Эсав «пойдет навстречу» Израилю, как это уже случилось однажды: «мы пришли к брату твоему, к Эсаву, но он тоже идет навстречу тебе» (32:7).

Рабейну Бехаей в комментарии на «Ваикра» (11:4-7) пишет: «В мидраше Танхума царство это (Эсава) уподобляется свинье («вепрь лесной»), которая в конце времен должна стать кошерным животным. В будущем Святой, благословен Он, спросит с него по суду, и тот вернет в исходное состояние, то, что разрушил».

ВОЛЯ ДРУГОГО («Хуккат» 5765 - 07.07.2005)

Победа побежденных

В недельной главе «Хуккат» излагается закон о рыжей телице, слывущий иррациональным. Непонятных законов в еврейской традиции имеется немало, между тем сама традиция с пониманием относится к наличию таких законов.

В самом деле, и «понятные» («мишпатим») и «непонятные» («хуким») законы считаются традицией равно значимыми, равно необходимыми к исполнению. И в этом видится глубокий смысл - смысл иудейской религии как таковой. Ведь благодаря «непонятным» заповедям нам становится «понятно», что даже и «понятные» заповеди выполняются в конечном счете не в силу своей понятности, а во имя Всевышнего.

И в рациональных и в иррациональных законах важны не столько они сами, сколько то, что в их исполнении принимается и постигается Он. Во всех законах Торы важно то, что они предписаны Создателем; важно, что образ жизни еврея предначертан не им самим, а Всесвятым.

Человек преодолевает себя и совершенствуется по-настоящему лишь тогда, когда он подчиняет свою волю воле Всевышнего. Вот в каких словах выразил Рильке парадоксальность этого подчинения:

«Кого тот ангел победил,
Тот правым, не гордясь собою,
Выходит из такого боя
В сознании и расцвете сил.
Не станет он искать побед.
Он ждет, чтоб высшее начало
Его все чаще побеждало,
Чтобы расти ему в ответ»

Разумеется, осмысленность подчинения носит общий характер. Т.е. его эффект обнаруживается, от кого бы повеление не исходило. Но при этом, разумеется, в высшей степени существенно, Всевышнему липодчиняется человек или «идолам»: в первом случае эффект подчинения работает на жизнь, во втором – на смерть.

Однако сам эффект безусловен: подчинение Другому раскрывает перед каждым из нас новые рубежи. Человек может решить, что он, например, будет каждое утро поднимать гантели, воздерживаться от принятия какого-либо вида своей любимой пищи, или ставить перед собой любые другие цели. Он будет чувствовать, что самодисциплина благотворно сказывается на нем. И все же эта дисциплина не меняет его по существу, ибо связана с его собственными решениями. Он не может измениться по существу, как тонущий не может вытащить себя за собственные волосы.

Ставя перед собой все новые и дальние цели, человек все равно остается собой, ибо всего лишь сдвигает и расширяет свою границу, но не переходит ее.

Новое начинается тогда, когда человек принимает на себя требования Другого; в случае иудаизма, когда он принимает субботу, принимает заповедь наложения тефиллин и т.д.

Но одновременно человек учится принижать себя не только перед Всевышним, но и вообще перед всяким человеком. Как пишет равви Нахман из Брацлова: «Не существует человека, который бы мог удостоиться Торы иначе как через смирение. Ибо надлежит приуменьшить себя и перед более великим и перед равным и перед меньшим, даже если он самый незначительный. Надлежит занижать свой уровень и так удерживать» («Лекутей эцот» «Гаава ваанава»).

Естественная религия

Религиозные чувства принято сравнивать с брачными отношениями. Книга «Шир га-ширим», внешне представляющая собой любовную поэму, включена в ТАНАХ и объявлена иудейской традицией описанием взаимоотношений между Израилем и Всевышним.

Между тем брачные и религиозные отношения сопоставимы между собой не только по своей интимности и насыщенности, но также и по взаимно принятой ответственности. Как сказано в Перкей Авот: «Прими Его волю как свою, и тогда Он примет твою волю как Свою».

Супруги живут в готовности изменяться ради сохранения отношений, т.е. изменяться не по своей, а по воле супруга. И эта готовность изменять себя не по своей, а по чужой воле, быть может, самая приметная особенность брачных отношений.

Брак держится на взаимной готовности отказываться от себя не только в главном, но и во второстепенном, т.е. на уровне самых незначительных, но привычных мелочей. Хорошо известно, что многих старых холостяков пугает в браке именно это – необходимость отказываться от своих устоявшихся привычек. А ведь даже многие из них в какой-то момент все же решаются вступить в брак.

Между тем эта готовность изменяться по воле Другого в еще большей мере проявляет себя в религии. Более того, брак и религия взаимно укрепляют друг друга, обогащают друг друга дополнительным опытом.

Задумывались ли мы, почему среди религиозных людей существенно меньше разводов, чем среди людей светских? Причина прежде всего именно в этом, в навыке принимать чужую волю. Религия – это в первую очередь культура самоотверженности, культура отказа от собственной самости, и в великом, и в малом.

Я двенадцать лет живу в религиозном поселении, насчитвающем почти 250 семей. За все эти годы в поселении развелись только 4 супружеские пары, при этом 3 из них были, что называется, «баалей-тшува», т.е. люди, ставшие религиозными уже в зрелом возрасте. Две пары из этих трех разведшихся - репатрианты из бывшего СССР.

Религиозные люди приучены с детства принимать другого, т.е. меняться самим, сталкиваясь с его требованиями, с его границами. Но при этом они обретают также и определенный дар менять других.

Как много говорит в этом отношении следующая хасидская история: «Жена Зуси была очень сварливой и постоянно приставала к нему, чтобы он дал ей развод, и поэтому у равви было всегда тяжело на сердце. Как-то ночью он позвал жену и сказал ей: «Смотри!» И показал, что его подушка вся мокрая от слез. Потом добавил: «В Гемаре сказано, что если кто разводится с первой женой, то о таком человеке даже алтарь льет слезы. От этих слез и намокла подушка. Так что тебе надо? Хочешь ли ты еще развода?» С тех пор жена равва Зуси притихла. А став тихой, стала и счастливой. А став счастливой, стала и доброй»

Разумеется, и многочисленные светские люди стремятся к такому браку и нередко создают его. И все же отсутствие той культуры самоотверженности, которой проникнута религия, делает светские браки гораздо менее устойчивыми. Более того, в светском мире в значительной мере оказывается размыто само сознание брака. Люди, ничего так не ценящие как собственную самость, стараются в сексуальном сожительстве (даже в том, который они именуют браком) сохранять свою независимость, оставаться по сути своей холостяками и незамужними.

Можно по договоренности получить друг от друга сексуальное и эстетическое удовольствие, но ни в коем случае нельзя «сближаться», создавать то единое существо, которое единственное предназначено для вечной жизни. Любовные взаимоотношения некоторых светских людей представляют собой что-то вроде охоты друг на друга, где каждый добивается пробуждения страсти с другой стороны, но сам опасается по-настоящему влюбляться.

С другой стороны несомненно, что всякий устойчивый брак устойчив лишь за счет однозначной приверженности супругов ясным нравственным принципам, и в первую очередь за счет принятия воли Всевышнего, как высшего и последнего своего блага.

Устойчив лишь тот брак, в котором супруги угождают не только друг другу, но в первую очередь Всевышнему, т.е. принимает Его волю во всех требованиях, связанных с брачной жизнью и законами семейной чистоты.

У ГРАНИЦ РАЗУМА («Хуккат» 5764)

Неразумный закон

В недельном чтении «Хуккат» рассказывается о рыжей телице – жертвенном животном, обеспечивающим ход всего храмового богослужения. Дело в том, что пепел рыжей телицы служил для приготовления специальных вод, используемых для очищения от «тумы» (ритуальной нечистоты), источником которой служит человеческий труп. Поскольку каждый человек в своей жизни неоднократно соприкасается с мертвым телом, то становится ясно, что без пепла рыжей телицы в храмовом богослужении не обойтись.

Законы рыжей телицы слывут самыми иррациональным из всех законов Торы. Во всяком случае они явно противоречат всем прочим законам, связанным с жертвоприношением. Так очищая от ритуальной нечистоты, пепел телицы в то же время осквернял того, кто его приготавливал. В собственном смысле слова заклание рыжей телицы не являлось жертвоприношением, так как никакие части телицы не воскурялись на жертвеннике; заклание и приготовление пепла производились «вне стана», в противоположность другим жертвоприношениям, которые как раз было запрещено совершать за пределами Храма. Наконец, само заклание телицы совершал не Коэн, т.е. не потомок Аарона, а просто израильтянин («зарежут ее при нем… И сожгут телицу пред его глазами»).

Законы рыжей телицы как бы возглавляют весь класс установлений («хукким»), которые признаются традицией заведомо не имеющими рационального объяснения, и поясняя данный закон, Раши пишет: «Сатан и народы досаждают евреям, говоря: «Что это за заповедь такая и какой в ней смысл?». Поэтому написано: «Вот установления («хуккотай») Торы», т.е. таков Мой указ и ты не должен искать ему объяснения».

Народы действительно издавно насмехались над религией евреев, причем не только над законами рыжей телицы. Вот, например, что пишет Иустин в послании к Диогену (4): "Что же касается до чрезмерной разборчивости иудеев в пище, их суеверия в соблюдении субботы, тщеславия своим обрезанием, лицемерия в постах и новомесячиях, - все это так смешно и не стоит слова, что, думаю я, нет нужды тебе узнать об этом от меня. Ибо из всего того, что Бог сотворил для пользы человека, прилично ли одно принимать как сотворенное хорошо, а другое отвергать как бесполезное и излишнее? Не нечестиво ли клеветать на Бога, будто Он запрещает в день субботний делать что-либо доброе? Также не достойно ли осмеяния тщеславиться уменьшением плоти как свидетельством особенного избрания, как будто за это они преимущественно возлюбленны Богом?"

Однако, пожалуй, с наибольшим непониманием со стороны народов иудаизм столкнулся в Новое время.

Мышление и бытие

В Новое время человек обрел самостоятельные, внетрадиционные источники духовности и поначалу закономерно воспринял их как единственно достоверные. Любая религия стала представляться автономному человеческому разуму пережитком, наивной, некритической формой сознания.

Однако иудаизм, преимущественно построенный на директивных предписаниях, в глазах просвещенного человечества в особой мере утратил свою осмысленность. В общем ряду мировых религий, дружно потерявших свою былую привлекательность и убедительность, иудаизм оказался среди самых презренных.

Кант и Гегель признавали церковное христианство примитивной формой («уровень представления») той самой духовности, которую они, по своему убеждению, раскрыли во всей полноте («уровень понятия»). Однако иудаизм в их глазах не тянул даже и на «уровень представления». В религии евреев эти философы не усматривали ничего кроме национального эгоизма и лицемерия. И Кант откровенно призывал к «автаназии» иудаизма.

Между тем время выявило ограниченность рационализма. Идея самодостаточности разума, которая в 18 веке посещала самые передовые и светлые головы, в 20-21 веках стала уделом слабых умов. Эпоха рационалистического триумфализма завершилась, и мысль вновь обнаружила свою зависимость от бытия, вновь стала искать основу в бытии, хотя отныне и не в предельно обобщенной форме, а в форме особенной.

Так, например, Бердяев пишет: «Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу». Но таковым стал общий ход мысли всех серьезных философов, разочарованных классическим рационализмом: все они положили в основание своей мысли что-либо внемысленное, иррациональное. Кьркегор поставил в основу философии экзистенцию, Ницше - волю, Бергсон - жизнь и т.д. Некоторые мыслители положили в основу своей философии религиозные традиции. Так например, Флоренский обратился к православию, Розенцвейг к иудаизму. Однако этих мыслителей было бы затруднительно характеризовать как традиционных учителей, как «рупоры» данных религиозных учений. Они скорее выражают свои частные подходы, возводя их к православию и иудаизму. Стоит ли удивляться тому, что миллионы интеллигентных людей, не претендующих на разработку уникальных философских систем, также ставят в основу своего мировоззрения какую-либо религиозную традицию?

Но даже те, кто такого выбора не делают, признают его полную правомочность и закономерность. Они признают наличие смысла в самых разнообразных религиях и культурах. Вот как формулирует эту новую философскую действительность российский философ А.В.Ахутин: «Каждая культура – бывшая и нынешняя – были и существуют всерьез, а не в качестве ступенек, этапов, каких-то недо-разумений, недо-бытий. Каждая культура – полноценный и общезначимый урок человеческого само-обучения, само-образования. Они поучительны целиком, как равноценные, равноосновательные, равномощные образы мышления и бытия».

Современный человек по определению беспочвенный человек, который строит свою идентификацию на представлениях экзистенциальной философии, психологии, социологии и т.п., словом на всем том, что не привязано ни к какой традиции и почве. Однако в какой-то момент он стал все более осознавать, что свободомыслие не может обходиться без диалога с традиционными концепциями. Мысль потянулась к бытию, и на новом уровне признала свою зависимость от него.

В этом отношении можно сказать, что современная философская культура (наравне со всеми другими уважаемыми религиозными традициями) полностью реабилитирует иудаизм со всеми его «хуккотай». И на этот раз это требование именно Разума, а не темных еврейских начетчиков.

Очевидно, что всякий традиционный человек, пытающийся выстроить свое мировоззрение вопреки экзистенциальной истине, оказывается в тупике и превращается в глухого фанатика. Увы, но примеров фанатизма на «иудейской улице» можно привести немало. Как мы хорошо знаем, в ешивах не только просвещают ум и сердце светом Торы, но также и отменно промывают мозги, воспитывая предубеждение против мышления как такового.

Однако при этом было бы наивно не замечать, что и «самостоятельно мыслящие» люди зачастую оказываются ничуть не менее одержимыми фанатиками, чем их религиозные супостаты.

Те, кто по старинке продолжают сегодня противопоставлять «почве» «беспочвенность», представляя их как непримиримых врагов, зачастую оказываются духовными двойниками фундаменталистов.

Неспособность этих людей понять, что традиции – это не примитивные отжившие свой век формы сознания, а полноценные параллельные опыты, с которыми необходимо считаться в интересах самого же мышления, эта неспособность превращает их во врагов разума.

Левый марш

Люди, гордящиеся своим свободным мышлением, но в то же время пренебрежительно относящиеся к религиозному опыту как к чему-то заведомо темному и примитивному, в действительности обнаруживают роковую неспособность мыслить. Они оказываются интеллектуальными пигмеями, выше которых выглядит любой простец, не утративший первичного здравомыслия.

При этом интересно обратить внимание на то, что указанная общая философская некомпетентность корреллирует у этой публики с известной недобросовестностью. Интеллектуальные пигмеи выделяются выраженной внутреплеменной солидарностью, в жертву которой они обычно приносят интересы всех прочих людей.

Сравним, например, предыдущего президента Израиля Эзера Вайцмана и нынешнего - Моше Кацава. Кацав - бывший депутат Кнессета от партии Ликуд, умевший в свое время весьма ярко изложить свою политическую позицию, полностью отстранился от выражения политических взглядов, став президентом. Он принял на себя требование своей должности – представлять весь народ Израиля, и не позволяет себе никаких частных высказываний по поводу тех политических вопросов, которые вызывают острые споры.

В то же время его предшественник превратил пост президента страны в трибуну для выражения политических взглядов частного гражданина Эзера Вайцмана. В свое время Вайцман полностью мобилизовался на поддержку Норвежского соглашения, которое, между прочим, было отвергнуто большинством еврейских депутатов Кнессета!

Аналогичная картина наблюдается практически во всех сферах израильской жизни. Подыгрывание левому лагерю обнаруживается в деятельности израильских писателей, журналистов, судий и прочих интеллектуалов, которые благодаря таким действиям ставят под сомнение свою профессиональную компетентность.

Действительно, великий писатель умеет так описать события, что вы не сможете распознать, на стороне какого из героев он стоит. Профессиональный журналист так умеет осветить ситуацию, что вы останетесь в неведении относительно его политических взглядов. То же и судья – в его решениях никак не должны обнаруживаться его политические пристрастия.

Но и израильские писатели, и израильские журналисты, и израильские судьи на каждом шагу спешат продемонстрировать свою «гражданскую позицию», обнаруживая ее однозначно левую суть.

Писатели зовут поселенцев «гангстерами» и «фашистами». Журналисты не только всячески выгораживают левые идеи, но и навязывают свою систему взглядов уже на уроне терминологии. В частности они постоянно используют термин «правые экстремисты», но «левый» в их устах в любой ситуации остается просто «левым». Иными словами, журналистами навязывается представление, что правым по самой их природе присущ экстремизм в той же мере, в какой левым присуща умеренность.

То же и судьи. В своих решениях Верховный суд последовательно проводит политику двойного стандарта. Так, одни и те же высказывания в устах правого активиста будут квалифицированы как «подстрекательство», а в устах левого - как выражение «свободы слова».

Решения Верховного израильского суда настолько политически ангажированы, что порой испытываешь неловкость: да что ж это они в самом деле делают? Хоть бы для видимости, иногда решали бы дела по соображениям справедливости, а не по политическим мотивам!

В свое время Владимир Маяковский в следующих словах выступил против «патриархального» образа мышления: «довольно жить законом, данным Адамом и Евой. Кто там шагает правой? Левой, левой, левой».

Вне рамок армейской службы маршировка - это однозначное зло. В этом отношении совершенно безразлично, как маршировать - правой или левой. Однако для меня здесь важно отметить, что те люди, которые отличаются интеллектуальной узостью, маршируют именно левой.

ГАЛАХА И АВТОНОМНЫЙ РАЗУМ («Хуккат» 5763)

Буквальное понимание

В недельной главе «Хуккат» приводится такая история: «И Господь сказал Моше, говоря: Возьми посох и созови общину, ты и Аарон, брат твой, и скажите скале пред глазами их, чтоб дала она из себя воду: и извлечешь ты для них воду из скалы, и напоишь общину и скот их. И взял Моше посох, бывший пред Господом, как Он повелел ему. И созвали Моше и Аарон общество к скале и сказали им: слушайте же, непокорные, из скалы ли этой нам извлечь для вас воду? И поднял Моше руку свою и ударил по скале посохом своим дважды, и потекло много воды, и пила община и скот. И Господь сказал Моше и Аарону: за то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою пред очами сынов Израиля, не введете вы общества этого в землю, которую Я дал им» (20.8-12)

В одном католическом издании Библии, сопровождающемся подробными комментариями, по поводу этого эпизода говорится следующее: «В чем заключался проступок Моисея и Аарона, остается для нас непонятным. Может быть, у Моисея не было достаточно веры, когда он первый раз ударил по скале жезлом; или же Моисей был наказан за то, что не смог убедить народ выполнить повеление Господне: «и на меня прогневался Господь за вас». (Втор 1.37)

Эта реакция христианина на данный эпизод довольно знаменательна. Христианин просто не способен увидеть в этой истории тот смысл, который представляется совершенно очевидным еврейскому комментатору: проступок Моше и Аарона состоял в том, что они сделали не то, что им повелел Всевышний. Моше ударил по скале вместо того, чтобы просто обратиться к ней со словами.

Так, Рашбам пишет: «Моше неправильно понял слова Всевышнего: «Возьми посох». Он не верил, что ему удастся извлечь воду из скалы при помощи слов, а не при помощи удара, как то было в Рафидиме». В том же смысле выражается и Раши: «Почему Он так сурово наказал их за это прегрешение? Потому что было в нем осквернение имени Всевышнего на глазах у всего народа. Ведь если бы они сказали скале, чтобы она дала воду, и она дала бы ее, - имя Всевышнего освятилось бы на глазах у всего народа»

Иудаизм держится именно на таком буквалистском и точном исполнении заповеди. Важна не столько наша оценка заповеди, сколько ее выполнение.

В христианстве ценится «суть», а не «детали». Для христиан такого рода отношение к заповеди – в их терминологии именуемое «обрядоверием» - признается негативным явлением. «Человек оправдывается не делами закона, а только верой», - пишет Павел неевреям галатам (2.16). Это утверждение остается на совести Павла, когда он применяет его к евреям. Но Закон действительно не писан ни галатам, ни колоссянам, ни римлянам, и им трудно поверить, что гнев Всевышнего может быть вызван небрежным выполнением какой-то технической детали.

В иудаизме вера, разумеется, также является обязательным условием. Если человек выполняет заповедь не потому, что ее заповедал Создатель, а по каким-то посторонним соображениям, то заповедь не считается исполненной. Как сказано в трактате Брахот (17.а): «Всем исполняющим не во имя ее самой (Торы), лучше было бы не быть созданными» (Брахот 17.а).

Но в то же время справедливо и обратное: а именно, если заповедь не обеспечена «материальным компонентом», то она также не считается выполненной. Иудейское отношение к заповеди не имеет ничего общего с тем, что у христиан именуется «обрядоверием», поскольку церковные обряды вменены человеку совсем не в том смысле, в каком вменены еврею заповеди Торы. Заповедь Торы должна быть выполнена в точности так, как она предписана. Если, например, человек накладывает испорченные тфиллин, искренне веря, что они кошерные, ему не засчитывается эта заповедь.

К тфиллин предъявляются определенные требования, к выведению воды из скалы также. Но почему же тогда вода вообще потекла?

Бывают такие способы неверного исполнения заповеди, которые все же делают ее совершенной в глазах Всевышнего. Они не разрешены исходно («легатхила»), но будучи совершенными таким «пограничным» способом, все же засчитываются задним числом («бедиавад»).

Например, наложение тфиллин предписано в дневное время и запрещено в ночное, однако если человек, наложивший тфиллин днем, забылся и досидел в нем до ночи, то этот запрет не будет считаться нарушенным. В случае удара по скале могло иметь место именно такого рода нарушение.

Итак, иудей стоит на строгом буквалистском исполнении заповеди, и только исполнив ее, он, как и христианин, искренне может признать: «в чем заключается смысл данного предписания, остается для нас непонятным».

Но кто решает, каким образом должна совершаться та или иная заповедь?

Авторитет мудрецов

После того как Тора была дана, ее трактовка (самой же Торой) была поручена мудрецам: «по закону, которому научат они тебя, и по суждению, которое они изрекут тебе, поступи, не уклоняйся от слова, которое они скажут тебе, ни вправо, ни влево». (Дварим 17.8-12). Галаха устанавливается на земле, а не на небе. Власть мудрецов определять закон безусловна. В известной талмудической Агаде (Бава Меция 59) рассказывается, как мудрецы спорили по поводу одного закона и приняли галаху вопреки мнению самого Всесвятого, который явился и открыто высказался на чьей он стороне. «Победили Меня сыны Мои. Победили», - резюмировал Всевышний, согласившись с тем, что даже Он должен принимать трактовку мудрецов.

Эти нормы законодательно дисциплинарны, они подлежат исполнению независимо от того, правы ли были мудрецы «объективно», или ограничены соображениями своего времени. Гемара - это не учебник по физике и не учебник по истории. Причем она сама признает это и позволяет относиться к своей агадической составляющей как к аллегории. Но в том, что касается ее галахической составляющей, то она эксклюзивна и не подлежит критике.

Каких бы взглядов вы не придерживались, какую бы философию вы не провозглашали, вы обязаны платить налоги и вообще быть лояльны к закону государства, в котором проживаете. Это справедливо даже для того случая, если мы считаем, что какие-то из этих законов устарели, что они несправедливы или просто нам почему-то не по душе (право на гражданское неповиновение - отдельный случай).

Но точно такое же отношение царит в еврейском мире относительно Галахи. Каких бы взглядов еврей не придерживался, сколько бы неразвитой не считал он саму «еврейскую мысль», галахическим постановлениям мудрецов он подчиняться обязан в силу своего рождения. Таково непреложное требование Того, чьим словом созданы небо и земля.

Однако это не значит, что мудрецы не могут ошибаться. Они могут ошибаться в оценке внешних событий и феноменов культуры.

Очевидно, что галахические решения могут быть адекватными лишь в том случае, если галахический авторитет адекватно воспринимает ту духовную действительность, с которой он сталкивается. Но вот тут как раз у раввинистического иудаизма имеются проблемы.

Издавна иудеи ценили технические достижения Эсава, презрительно относясь к духовным. Паровоз или самолет - это здорово, но все прочее - это «авода зара» - идолослужение, которого благочестивому еврею даже и знать не надо. Я не стану доказывать, что технические достижения Эсава без его «аводы зары» едва ли бы были возможны. Я хочу лишь обратить внимание на то, что в самом еврейском мире в этом отношении все же возникло разномыслие, позволяющее приводить бесчисленные примеры «неадекватного» отношения к феноменам внешней культуры.

Только один такой пример. Ни для кого не секрет, что многие ортодоксальные раввины (из группы «харейдим») квалифицируют как «аводу зару», т.е. как идолослужение, двухминутное замирание израильских граждан в память по жертвам Катастрофы и в память по павшим воинам за независимость Израиля. Многие харейдим в эти минуты демонстративно продолжают двигаться, чтобы не соучаствовать в «гойском обряде». Даже многие государственные служащие - ортодоксы в эти минуты продолжают демонстративно сидеть за своими конторскими столами или заблаговременно покидают свои рабочие места и «отсиживаются» в различных укромных уголках.

Ясно, что замерев и склонив голову, ни европейцы, ни перенявшие их обычай израильтяне не вызывают усопших душ, а только воздают им честь. Но все же, как мы видим, множество раввинов запрещают такое стояние точно так же, как они запрещают спиритизм, новогоднюю и рождественскую елки, прыганье через костер в день Ивана Купалы и т.п.

В данном случае мы можем с полным правом говорить о неадекватной оценке внешней культуры со стороны харейдим, поскольку сионистские раввины не считают минуту молчания спиритическим сеансом и участвуют в этом «гойском обряде» наряду со всем Израилем. Но кто поручится, что сами они - эти сионистские раввины - не воспринимают чего-то в европейской культуре так же неадекватно, как харейдим в израильском обычае замирать на две минуты в память о павших?

Лично мне случаи такого неадекватного восприятия секулярной культуры сионистскими раввинами не раз встречались. Традиционный еврейский мир не замечает специфических проблем, порожденных приходом в мир внетрадиционного образа жизни, он не желает признавать полноценного духовного смысла секулярного существования.

Традиционный еврейский мир вот уже два века игнорирует проблемы, связанные с возникновением автономного разума и автономной морали. Между тем эти провозглашенные Кантом идеи породили также и автономную религиозность, представляющую альтернативу любой религии. Действительно, принципы автономного разума и автономной морали выводят человека из-под опеки традиционной религиозности, полностью оставляя его в пределах религиозной проблематики, даже углубляя и драматизируя ее.

Эта религиозность принципиально внутреннего свойства. Сам Кант характеризовал ее так: «До тех пор пока практический разум имеет право направлять нас, мы будем считать поступки обязательными не потому, что они суть заповеди Бога, а будем считать их божественными заповедями потому, что мы внутренне обязаны совершать их».

Более того, для автономной религиозности традиционная вера (по крайней мере, так было первоначально) выглядит мертвой скорлупой, препятствующей, а не помогающей найти Всевышнего.

В своем сочинении «Религия в пределах только разума» Кант в следующих словах выражал то общее положение, которое можно назвать «кредо» миллионов религиозных людей Нового времени: «Все, что человек сверх доброго образа жизни предполагает возможным сделать, чтобы стать угодным Богу, есть лишь иллюзия религии и лжеслужение Богу».

Кант считал такой тип автономной религиозности очищенной формой христианства. Он писал: «Учитель евангельский провозгласил себя посланником неба и с высоты всего достоинства такого посланничества провозгласил рабскую веру (в богослужебные дни, формулы и обряды) саму по себе ничтожной, а, напротив, моральную веру, которая одна только освящает человека «как Отец ваш на небеса свят есть», и в добром жизнеповедении доказывает свою истинность, объявил единственно душеспасительной».

Но истинным пророком такой автономной религиозности, полностью отвергшей традицию, можно назвать Серена Кьеркегора (1813-1855), который, имея теологическое образование и придерживаясь консервативных взглядов, восстал против церкви - главного оплота политического консерватизма. Кьеркегор называл традиционную религиозность «карикатурой на подлинное христианство». В специально издаваемом им антиклерикальном листке Кьеркегор утверждал, что принимать участие в церковных церемониях - это значит «принимать Бога за дурака». Он писал: «Разница между театром и церковью в том, что театр честно и правдиво признает, что он есть; церковь же в отличие от театра лживо пытается всячески скрыть, что она есть».

В наше время частные верующие уже не воюют с церковной традицией, но тем не менее они продолжают представлять ей реальную духовную альтернативу.

Игнорировать проблемы, связанные с духовной действительностью автономного разума и автономной морали, со стороны раввинистического иудаизма также близоруко, как утверждать (как это делал Мориц Лацарус в сочинении «Этика иудаизма»), что принципы иудаизма - это принципы автономной морали.

Разумеется, для иудеев эта возникшая в христианском мире коллизия преломляется совершенно иначе, ибо как «институты» Израиль и Церковь значительно отличаются.

Даже справедливо критикуя религиозную жизнь за ее мертвенность или лицемерие, еврейский (религиозный) антиклерикал в действительности не порождает еврейской альтернативы иудаизму. Еврейский «религиозный антиклерикал» не имеет никакого адекватного религиозного механизма влияния на Галаху. Он не больше Всевышнего. И если Всевышний смирился с необходимостью считаться с постановлениями мудрецов, то и носитель автономного разума должен прийти к такому же заключению.

Взаимоотношения между иудейской традицией и неформальной автономной религиозностью своеобразны и заметно отличаются от тех, которые имеют место в христианском мире.

Далеко не все понимают это обстоятельство. Во-первых, его не понимают реформисты, «прогрессивные иудеи», которые как раз зародились на волне возникновения идей «автономного разума».

Отвергнув Гемару как достоверный религиозный опыт, реформистский иудаизм поступил в «духе времени», но при этом, по существу, вывел себя за границы иудейского консенсуса. В той же мере в какой христианский протестантизм внутренне присущ этой религии и не препятствует последнему единству с апостольскими церквями (проявившемуся в экуменическом движении), в той же мере реформизм чужд иудаизму и по существу представляет собой лишь полустанок по дороге в большой секулярный мир (реформисты не пополняются за счет рождаемости).

Обычно реформисты обвиняют ортодоксов в ограниченности и неспособности понять дух нашего времени, т.е. дух автономного разума. Но ведь и они не понимают духа того времени, в котором живут их оппоненты. Взаимонепонимание здесь вполне обоюдное.

Вопрос о том, возможны ли какие-то конструктивные принципы взаимодействия галахи и автономной морали, я надеюсь обсудить через некоторое время, в связи с недельными главами «Маттот» и «Дварим».

ВКУС ЗАПОВЕДИ («Хуккат» 5760)

Смысл закона

Недельное чтение “Хуккат” начинается с описания одного из самых загадочных законов Торы - законов “рыжей телицы”. Для очищения от ритуальной нечистоты (вызванной соприкосновением с трупом) был необходим пепел рыжей телицы, который на определенном этапе сам являлся источником нечистоты. В связи с этим трудным законом мудрец Талмуда р.Йоханан б.Закай сказал: “Ни труп не оскверняет, ни вода не очищает, но так повелел Господь Всесвятой и мы не вправе ослушаться Его повелений”. В этих словах, по-видимому, следует усматривать секрет еврейской религиозности. Любую даже самую естественную заповедь еврей выполняет по слову Всесвятого, а не ради ее самой, не ради ее “естественности”, во всяком случае не в первую очередь. Не важно, насколько заповедь выглядит значительной и естественной, важно отнестись к ней с подобающей ревностью.

Далее в нашей недельной главе приведена следующая история: “Господь сказал Моше, говоря: Возьми посох и созови общину... и скажи скале пред глазами их, чтоб дала она из себя воду: и извлечешь ты для них воду из скалы... И созвали Моше и Аарон общество к скале.. и поднял Моше руку свою, и ударил по скале посохом своим дважды и потекло много воды... И Господь сказал Моше и Аарону: за то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою пред очами сынов Израиля, не введете вы общества этого в землю...” (Бемидбар 20.8-12).

Вместо того, чтобы просто обратиться к скале, Моше ударил по ней. Чудо произошло, но за неточное исполнение повеления Моше и Аарон были наказаны. Как мы знаем, Всевышний осудил народ на сорокалетнее скитание в пустыне за отказ войти в Эрец Исраль. В этом видна четкая соразмерность, на которую указывает сама Тора (сорок лет за сорок дней). Но почему Моше был осужден на тот же “срок” за столь незначительную погрешность? Каков бы ни был конкретный ответ, он предполагает один общий вывод: даже самая незначительная на вид заповедь может оказаться важнейшей. Как сказано об этом в Талмуде: “Старайся выполнить незначительную заповедь наравне с важной, ибо не тебе знать награду за них”.

Таков первичный смысл всех заповедей - они святы, потому что завещаны Им. Еврейское слово “таам” переводится на русский и как смысл и как вкус. Таким образом можно сказать, что смысл заповедей Торы - это и своеобразный вкус к ним. Однако вкус, как мы знаем, у разных людей разный. Каждая заповедь важна, в каждой содержится свой таинственный смысл, но вкус к этой заповеди по-разному и в разной мере открывается разным людям.

В Гемаре (Шабат 118 б) говорится о том, что разные мудрецы усердствовали в исполнении разных заповедей. Так, один стремился педантично провести три субботние трапезы; второй был усерден в молитве, третий в накладывании тфилина, четвертый - в ношении цицит. Разумеется, всякий имеющий вкус к исполнению какой-то заповеди подыскивает для своего усердия какие-то “объективные” основания. В частности, для соблюдения трех субботних трапез в той же Гемаре (Шабат 118а) говорится следующее: “Всякий соблюдающий три субботние трапезы избавится от трех испытаний: от бедствий, предшествующих приходу Мессии, от гегенома и войны Гога и Магога”.

Я думаю, ничто так хорошо не характеризует эту веру, как одна история, приведенная в хасидском сборнике рассказов о евреях, переживших катастрофу. Сборник этот издавался только по-английски, он мало известен, и поэтому я привожу эту историю почти целиком.

Третья субботняя трапеза в Маутхаузене

Игнас из чехословацкого местечка Липши был одним из десятков тысяч узников, которых гнали пешком по морозной Европе зимой 1945 года. Их перебрасывали во внутренние земли Германии и Австрии с границ стремительно приближающегося Восточного фронта.

Игнас, хотя и был еще подросток, между тем являлся уже ветераном многих концлагерей. Он очень быстро оценил ужасающий смертельный ритм марша. Он знал, что судьба и удача сами по себе еще не могут обеспечить выживание; но что зима и эсэсовцы могут быть побеждены решительной волей еврейского парнишки. Игнас знал, что столько времени, сколько его ноги будут нести его, и столько времени, сколько он не привлечет к себе внимания, его жизнь сохранится. Если его ноги сдадут, эта дорога станет его могилой. Весь он превратился в волю к жизни, и все его решение выжить сконцентрировалось сейчас на его двух ногах. Он приказывал им не останавливаться, не скользить, не спотыкаться. Он забыл об отдыхе для своего тела, как будто оно перестало существовать, как будто бы оно растворилось под шквалами снега и ветра. У него не осталось ничего, кроме двух отмороженных ног, двух обтянутых кожей костей, борющихся за его жизнь, метр за метром проносящих его по бесконечной заснеженной дороге. Люди вокруг падали на землю, но Игнас продолжал идти.

После двух недель несколько тысяч узников достигли конечного

пункта - ужасного концлагеря Маутхаузен. Игнас был среди них. Вскоре в Маутхаузене была проведена селекция. Обнаженные по пояс вновь прибывшие узники были выстроены на перекличку. Выступающие ребра и впавшие животы, имевшие очертания каких-то треугольных провалов, в одну линию выстроились на плацу. Молодой эсэсовец начал отбор своих жертв.

Игнас внимательно следил за каждым движением эсэсовца. Он пытался разгадать, каковы были сейчас критерии жизни и смерти. Он заметил, что эсэсовец, быстро проходящий мимо узников, выглядящих здоровыми, и задерживающийся рядом с истощенными для того, чтобы записать их номера, никогда не поднимает глаз выше впалой груди своей жертвы.

Игнас понял, что профессиональные навыки в данном случае ничего не решают. Пропуском в жизнь могли послужить только несколько фунтов плоти, которой у него явно не доставало. Он осознал, что не имеет шанса пройти эту селекцию, что вместе с другими "мусульманами" он будет сожжен в крематории.

Вдруг неожиданная идея блеснула в его мозгу... Эсэсовец встал напротив него. Его глаза пробежали по впадине, которая была когда-то животом Игнаса, не поднимаясь выше. "Твой номер." - выдавил немец из своих сжатых зубов. Игнас произнес свой номер с такой же простотой и с таким же достоинством, с какими бы он назвал свое собственное имя. Эсэсовец записал номер в свою тетрадь и двинулся дальше к следующей жертве. Через несколько часов на край площади выехали грузовики. Опять началась перекличка. Узники, облаченные в лагерную униформу, вновь выстроились на огромном плацу. Игнас понимал, что его жизнь висит на волоске, так как тот номер который он назвал сегодня эсэсовцу, не был его настоящим номером, 7327, но являлся одним из его прежних лагерных номеров.

Тот же самый эсэсовец, который проводил утреннюю перекличку, вышел со списком в руке. Каждый раз, когда он произносил номер, какой-то несчастный должен был выйти из шеренги и перейти на указанную площадку рядом со ждущим автомобилем. Одни бежали, другие передвигались как в трансе. Третьи еще немного медлили, сознавая, что это их последние шаги по этой пропитанной кровью земле.

Прозвучал очередной номер. Никакого ответа не последовало. Эсэсовец повторил номер снова, никто не шагнул вперед. С каждым произнесением этого номера, гнев, звучащий в голосе немца, все возрастал, пока наконец не сорвался на крик. Но все оказалось бесполезно: никто из узников не отозвался. Эсэсовец стал бегать от одного узника к другому, всматриваясь в их серые лица, проверяя их номера. Наконец он оказался напротив Игнаса. Его жаждущие крови глаза разглядывали свою жертву. "Твой номер!" - закричал немец. Игнас, глядя прямо в его глаза, спокойно ответил: "7327." Эсэсовец двинулся дальше, тщетно продолжая поиски исчезнувшего номера. Ни один из номеров узников, находящихся на плацу, не соответствовал исчезнувшему номеру из утреннего списка.

Появился комендант лагеря. Страх парализовал заключенных. Хотя они были новичками в Маутхаузене, им уже приходилось слышать о жестокости Франца Зайреса. Комендант шепнул что-то на ухо молодому офицеру. Только Игнас знал, что опытный палач Майтхаузена сказал молодому эсэсовцу. Он сказал, что номер, указанный ему сегодня утром, не был номером узника Майтхаузена.

Перекличка закончилась. Те, кому посчастливилось, вернулись в свои бараки. Грузовики тронулись с места, издавая странный визгливый звук и оставляя позади себя клубы дыма. Плац остался пустым.

В эту ночь Игнасу приснилось, как будто война еще не началась. Он был молодой учащийся ешивы, отправляющийся навестить своего деда, рабби Ашера Зейлига Граншвейга. Надвигались субботние сумерки. Маленький дом погрузился в полумрак и наполнился каким-то особенным субботним духом, проникающим в каждый его угол. Наступило время садиться за третью субботнюю трапезу. Пока бабушка накрывала на стол, они с дедом омывали свои руки из внушительного медного ковша с двумя огромными ручками. Дед благословил две халы. Они запели змирот, традиционные субботние песнопения. Дед подчеркивал важность третьей трапезы, говоря, что она наиболее духовная и мистическая из субботних трапез. Тот, кто напитается ее духом, будет сохранен в битве Гога и Магога. "Помни, что сказано нашими мудрецами: Тот, кто соблюдает три субботние трапезы, будет сохранен от страданий, предшествующих приходу Мессии". Дед погладил голову Игнаса и сказал ему своим добрым нежным голосом: "Ты вырастешь, мой мальчик, и выживешь среди страданий, предваряющих приход Машиаха. Но ты должен всегда стараться соблюсти все три субботние трапезы, ибо именно эта заслуга сохранит тебя".

Игнас проснулся, чувствуя еще на своей бритой голове тепло дедушкиных рук, слыша еще его убеждающий голос и обоняя еще аромат его субботних хал. Игнас не позволил себе слишком долго наслаждаться блаженством привидевшегося ему только что сна. Действительность лагеря требовала от него предельного напряжения и концентрации. Однако сон этот не мог забыться. Он не померк в ужасающей действительности Маутхаузена. Ночь за ночью ему стал сниться один и тот же сон, пока дом его дедушки не стал реальней маутхаузеновского кошмара.

Из своего скудного голодного рациона Игнас начал припрятывать крошки хлеба, выдаваемого на день. Он тщательно укрывал их внутри своей лагерной униформы, так что никто не мог бы украсть их у него даже во сне. Несмотря на постоянный мучительный голод, Игнас не притрагивался к этим крошкам хлеба. Даже если бы он почувствовал, что голод способен лишить его жизни, он бы не прикоснулся к своим драгоценным крохам.

В субботу, в сумерки, наступившие после дня изнурительного рабского труда, Игнас, умудрившийся омыть свои руки, нашел угол, в котором он не привлекал слишком много внимания, и приступил к своей третьей субботней "трапезе". Он медленно жевал свои шесть хлебных крох, ощущая в них тонкий вкус хал своего деда, слыша его мелодичный голос, поющий змирот.

Субботний мир и субботний покой опустились на него, и ад Маутхаузена отступил перед субботним благословением. 6 мая 1945 года Маутхаузен был освобожден американскими войсками. Игнас оказался в числе счастливцев, дождавшихся этого дня.