ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ ПРЕЗУМПЦИЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ СВЕРХНОВОЕ ВРЕМЯ ТАМ И ВСЕГДА ДВА ИМЕНИ ОДНОГО БОГА МЕССИАНСКИЙ КВАДРАТ ДЕНЬ ШЕСТОЙ ТАМ И ВСЕГДА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ КУЛЬТУРА И КУЛЬТ МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ ЕВРЕЙСКИЕ ПРАЗДНИКИ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕРЕШИТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ШМОТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ВАИКРА НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕМИДБАР НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ДВАРИМ HOME POLISH ENGLISH HEBREW E-MAIL ФОТОАЛЬБОМ ПУБЛИЦИСТИКА ИНТЕРНЕТ
Недельные чтения - Тазриа
top.mail.ru

НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

ВАИКРА (ЛЕВИТ)

ТАЗРИА

ДЕТОРОДНАЯ СИМВОЛИКА (5777-2017)
КОНСТИТУЦИОННАЯ ТЕОКРАТИЯ (5776-2016)
ЭТОТ БЕЗУМНЫЙ МИР (5774-2014)
ЗЛОСЛОВИЕ И ЗЛОМЫСЛИЕ (5773-2013)
НЕОБХОДИМО И ДОСТАТОЧНО (5772-2012)
СООБЩАЮЩИЕСЯ СОСУДЫ (5771-2011)
ТЬМА И СВЕТ (5770-2010)
СУДЬБА ОДНОЙ ФАНТАЗИИ (5768-2008)
ПРАВО НА ИНФОРМАЦИЮ (5767-2007)
СИЛА «АМУЛЕТА» (5765-2005)
МИССИЯ ПРОДОЛЖЕНИЯ РОДА (5764-2004)
ЗЛОСЛОВИЕ И СВОБОДА СЛОВА (5762-2002)

ДЕТОРОДНАЯ СИМВОЛИКА («Тазриа» 5777 - 27.04.2017)

Цветы растений, являющиеся аналогами человеческих гениталий, не стыдно поставить на самое видное место. В то же время, первым порывом вкусивших от запретного плода наших прародителей, было желание скрыть свои детородные органы.

Святость жизни

В недельной главе «Тазриа» говорится: «И говорил Господь Моше так:… если женщина зачнет и родит мальчика, то она нечиста будет семь дней, как во дни отлучения ее по обычной болезненности ее будет она нечиста. А в день восьмой пусть обрежут крайнюю плоть его. И тридцать три дня должна она оставаться в чистом кровотечении ее; ни к чему священному не должна прикасаться и в святилище не входить, пока не исполнятся дни очищения ее. Если же она девочку родит, то она нечиста две недели, как во время своего отлучения, и шестьдесят шесть дней должна оставаться в своем кровотечении чистом. По исполнении же дней очищения ее за сына или за дочь пусть принесет она ягненка однолетнего во всесожжение и молодого голубя или горлицу в грехоочистительную жертву ко входу в шатер соборный, к священнику. И он принесет это пред Господа, и искупит ее, и станет она чиста от течения кровей ее. Это закон о рождающей мальчика или девочку. Если же она не в состоянии (принести в жертву) агнца, то пусть возьмет двух горлиц, или двух молодых голубей: одного во всесожжение, а другого в жертву грехоочистительную, и искупит ее священник, и она станет чиста» (12:1-8).

Поначалу может показаться, что нечистота роженицы связана с кровотечением. Однако это не так. Раши со ссылкой на трактат Нида (21а) уточняет, что нечистота, вызванная родами, не сводится к нечистоте, вызванной кровотечением, которым роды обыкновенно сопровождаются, и даже никак с ней не связана. Сами роды, даже если бы они не сопровождались кровотечением, делают роженицу нечистой.

Какая тому может быть причина?

При этом дополнительно озадачивает, с чем может быть связан более долгий период нечистоты при рождении девочки?

Так Сончино пишет: «Трудно привести какое-либо рациональное объяснение, почему срок ритуальной нечистоты удваивается в случае рождения девочки. Поскольку процедура очищения от ритуальной нечистоты после рождения девочки точно такая же, как и после рождения мальчика, невозможно утверждать, что женщина считается сама по себе более нечистой, чем мужчина».

Источником нечистоты, как известно, в первую очередь является человеческий труп. Т.е. сосуд, некогда наполненный жизнью, но теперь ее лишившийся. Поэтому существует объяснение (в частности его приводит «Ор aХаим»), согласно которому роды, сопровождающиеся исходом одного тела из другого, напоминают умирание.

Во время беременности женщина, несущая в себе дополнительную душу, обретает большую жизненность, достигает также и большей святости. После же того, как плод оставляет женщину, ее тело, уже свыкшееся с ношением двух жизней, на какое-то время становится «разбалансированным», т.е. относительно мертвенным, а потому и нечистым. Причем зачатие дочери, которая сама несет в себе потенциал дополнительного жизненосительства, более увеличивает святость нежели зачатие мальчика, и соответственно нечистота после родов девочки более продолжительна.

Спору нет, объяснение хорошее. Возможно, его даже можно признать исчерпывающим и перестать докапываться далее. Между тем, это всего лишь одна из возможных гипотез, в то время как нечистота, возникающая в результате рождения - это данность, это исходный факт, роняющий некоторую тень на детородную функцию человека.

Дурная компания

Как бы то ни было, в законе нечистоты роженицы невольно улавливается парадокс, которым отмечена вообще вся сфера «деторождения» и предшествующих ему отношений. В эту сферу как будто бы вмонтирована некоторая двусмысленность, некоторая амбивалентность. Детородная сфера исходно отмечена смешением «высокого» с «низким», чистого с нечистым.

Возвышенное и низменное, «верх» и «низ» - реалии в целом вполне однозначные. Так лицо человека прекрасно и публично. Глаза его открыто смотрят в глаза другого, а уста поглощают прекрасные плоды и изрекают остроумные и глубокомысленные суждения. Между тем выделительные органы отталкивающи, и в норме их тщательно скрывают от посторонних глаз.

Но детородная функция, казалось бы, исходно не наделенная негативной значимостью, в то же время оказалась прочно связана с «низом».

Половая система самым тесным образом увязана с выделительной, увязана до такой степени, что у мужчин эти системы вообще объединены в так называемую «мочеполовую систему». Месторасположение половых органов невольно задает их общий «низкий» эйдетический статус.

Цветы растений, являющиеся аналогами человеческих гениталий, не стыдно поставить на самое видное место. В то же время, первым порывом вкусивших от запретного плода наших прародителей, было желание скрыть свои детородные органы. А ведь согласно устной Торе до той поры Адам и Хава уже их использовали по назначению. Может быть дело здесь не только в обретении (при вкушении от древо познания) рефлексии, а в какой-то более глубокой трансформации, в результате которой детородные органы оказались в изгнании, оказались в компании самых презренных человеческих членов - выделительных?

Исходно чистая и благородная функция дарования жизни оказалась скомпроментирована своей близостью к однозначно неприглядным отправлениям. В результате половые органы стали даже задавать основной тон в фольклорном комплексе, прозванном Бахтиным «материально-телесным низом».

Любовные отношения исходно сложны и опасны, в них заключены бездны и выси. С одной стороны, они сверкают чистотой высокогорного снега, но с другой, никуда больше невозможно навалить столько грязи, сколько в эти отношения. И месторасположение играет в этом сложном комплексе не последнюю роль.

Людская любовь поэтому осуждена на амбивалентное смешение высокого и низкого, что в значительной мере проявляется в различных формах сексуальной зависимости, прежде всего связанной с насилием. Ласки и истязания переплелись в этой сфере, как деторождение и испражнение.

Мишель Фуко, по-видимому, был прав, заявив, что садизм - это не "практика древняя, как Эрос", а "крупный культурный факт, появившийся как раз в конце восемнадцатого столетия".

Усилиями правозащитников (на протяжении десятилетий яростно отстаивающих сексуальную вседозволенность) в ХХ-ом и ХХI-ом веках садизм сделался не просто крупной, а в высшей степени легитимной и даже респектабельной формой сексуальности, по меньшей мере, в тех случаях, когда садист находит свою половину в лице мазохиста.

Наравне с речью сексуальность - это некоторая последняя подлинность человека, то самое его ядро, которое определяет его вечность. Каким человек сформировал себя в своих сексуальных отношениях - таково его нутро, такова его натура, таков он сам. Если он сплавил любовь с ненавистью, если он отравил свой колодец, если высадил цветы бутонами вниз и корнями вверх, он может прожить долгую и по-своему счастливую жизнь, у которой между тем не будет много шансов продолжения в мире грядущем.

КОНСТИТУЦИОННАЯ ТЕОКРАТИЯ («Тазриа» 5776 - 07.04.2016)

Сегодня пришло время отстаивать не столько национальные, сколько религиозного права еврейского народа, первым из которых является его право заселения всей Святой земли.

Два завета

В недельной главе «Тазриа» сказано: «Если женщина зачнет и родит мальчика, то она нечиста будет семь дней, как во дни отлучения ее по обычной болезненности ее будет она нечиста. А в день восьмой пусть обрежут крайнюю плоть его» (12:1-3).

Как известно, заповедь обрезания была дана еще Аврааму: «И поставлю союз Мой между Мною и тобою и между потомством твоим после тебя в роды их, в союз вечный, чтобы быть Богом тебе и потомству твоему после тебя. И дам тебе и потомству твоему после тебя землю твоего пребывания, всю землю Кнаанскую, во владение вечное; и буду им Богом. И сказал Бог Аврааму: ты же соблюди завет Мой, и ты, и потомство твое после тебя в роды их. Вот завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и вами, и между потомством твоим после тебя: обрезан да будет у вас всякий мужчина. Обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знаком союза между Мною и вами. Восьми дней от рождения да будет обрезан» (17:7-12).

Казалось бы, в главе «Тазриа» заповедь обрезания просто вкратце повторяется, как не раз повторяются многие другие заповеди, например, заповедь соблюдения субботы. Однако это не единственное понимание соотношения двух этих фрагментов. Куда естественней усмотреть в них сообщение о двух разных заветах.

Идентичные между собой знаки – обрезание крайней плоти - на деле являются знаками двух различных союзов. Один союз, заключенный между Богом и Авраамом, подразумевает принадлежность потомков Авраама Богу и дарование им земли Канаан. Другой союз, заключенный с этими потомками на Синае – предполагал исполнение этими потомками законов Торы, лишь одним из которых стал завет обрезания.

Тору получил народ уже наличествующий, и уже имеющий предписание совершать «брит милу». Даровав Тору, Всевышний не ввел другого знака союза, но использовал первый, однако это не значит, что союзы эти тождественны. Они живут независимыми жизнями.

И обрезание, и завет с землей при получении Торы подтвердились («уставы и законы, которые вам надлежит бережно исполнять в земле, которую дал Господь, Бог отцов твоих, тебе для владения ею» (Двар 12:1), но они остались при этом все же двумя разными союзами.

Со ссылкой на наличие двух заветов, Махараль в книге «Нецах Исраэль» показывает, что избавление связано с восстановлением власти евреев в земле Израиля безотносительно к исполнению ими Торы.

И это очень важное обстоятельство, бросающее свет на события современной еврейской истории. Имено в силу того, что народ Израиля является не просто религиозной общиной (как это мыслят харейдим и как им вторят многие антисемиты), но именно народом, существующим вне связи с законами Торы, он смог возродить в прошлом веке еврейскую государственность в земле отцов.

Рав Кук («Орот Исраэль у-тхиято» 29) пишет, что избавление («геула») вызревает по своим собственным законам, и что как первая «геула» была связана с Торой, так последняя связана с народом. Рав Ури Шерки, приведя в этой связи слова Писания: «Слово, что заповедал Он на тысячу поколений» (1 Диврей Аямим 16:15), поясняет, что само по себе человечество приблизилось бы к идеалам Торы только через тысячу поколений. Вручив Тору народу Израиля уже в 26 поколении (насчитываемых от Адама до Моше), Всевышний решительно сократил этот процесс. Иными словами, по первоначальному плану исход из Египта должен был сопровождаться лишь обретением национальной независимости, но не Торы. Сионизм, таким образом, явился компенсацией за произведенное Всевышним насилие над историей.

Итак, согласно раву Куку, светский сионизм реализовался не как бунт против религии, но действовал в рамках ее прав и правил. Большинство израильтян (92%) делают обрезание своим новорожденым, но лишь меньшинство строго выполняет законы Торы (20%) И, по-видимому, сионизм состоялся именно за счет этой минимальной религиозной составляющей.

Однако религиозный сионизм вовсе не считает, что исполнение Торы потеряло для евреев смысл и что государство Израиль навсегда должно оставаться светским. Напротив, рав Кук писал: «Вернется Устная Тора к своей силе, по постановлению Сангедрина, который воссядет в месте, которое изберет Бог.... тогда мы будем уверены, что всякое новое явление будет короновано силой и святостью... ибо «Израиль посвящен Богу» (Игрот а реийа 1. 90).

Это с одной стороны. С другой стороны, очевидно, что время светского сионизма ушло, что 13 сентября 1993 года на лужайке Белого Дома он подписал себе смертный приговор. Факт налицо, заключение соглашения с террористической организацией ООП надломило нацинальную волю Израиля, и если что-то еще способно ее возродить, так это исключительно религия.

Сегодня пришло время отстаивать не столько национальные, сколько религиозного права еврейского народа, первым из которых является его право заселения всей Святой земли.

Государство галахи

Словосочетание «Государство галахи» многих не на шутку пугает, во всяком случае, рисуется малопривлекательной утопической диктатурой. Основания для этих страхов, безусловно, имеются, так как именно такой диктатурой видят ее также и многие ортодоксальные иудеи. Они ожидают буквального исполнения всех предписаний Торы, в том числе введение казней за нарушение субботы и даже только за приверженность философии Эпикура. Однако, такая химера не только не может быть воплощена, но даже и не может являться целью, согласно действующей галахе.

Согласно действующей галахе, светские евреи (квалифируемые не как «эпикоросы», а как «украденные младенцы», то есть как люди в иудаизме несведующие), не подлежат наказанию за ритуальные нарушения и имеют такое же право не соблюдать Тору в государстве галахи, как в демократическом Израиле ее имеют право соблюдать люди верующие.

В вопрос этот необходимо внести некоторую ясность. Вполне возможна и желательна такая форма «государства галахи», в рамках которого Тора явится тем духовным стержнем, без которого нежизнеспособно никакое демократическое правление. Задавать ценностные ориентиры должна религия, однако демократические механизмы поддержания государственного устройства при этом не должны отменяться. Поэтому права тех, кто не считают себя обязанными выполнять заповеди, сколь бы незначительно число их не оставалось, должны быть соблюдены в полном объеме.

Не так давно в статье, посвященной «молодежи холмов», я писал: «Продолжающееся удушение еврейского характера государства Израиль его насквозь левой юстицией не должно смениться удушением общих гражданских прав и свобод. Галаха и выработанные западной цивилизацией правовые нормы, при всех существующих между ними зазорах, вполне открыты к сотрудничеству. Сказано в мидраше «Брешит раба» (9:13): Израиль - это «очень хорошо», но и Рим это - «очень хорошо», так как Рим «уважает права творений» (имеется в виду Римское право). В отдаленной перспективе израильское общество вполне может прийти к конституционным формам аутентичной еврейской теократии».

Это словосочетание – «конституционная теократия» может кому-то показаться в высшей мере абсурдным, может показаться не более осмысленным, чем словосочетание «круглый квадрат». Конституция может указывать место царю земному, но не Царю небесному. Богу нельзя сказать: до этого пункта Ты нам указываешь, а с этого мы Тебе!

Но речь идет не об этом, речь идет о государстве, построенном на «четырех локтях галахи», оставшихся у Всевышнего после разрушения Храма ("После того, как разрушился Храм, нет у Всевышнего в этом мире ничего, кроме четырех локтей галахи" Брахот 8). Речь идет о государстве, основывающемся на «мертвом» Талмуде, а не на живом пророчестве.

Пока пророчество не возобновилось; пока доносящиеся из Святая Святых слова Бога живого не транслируются в прямом эфире по всему миру; пока Его речь остается ужатой до «четырех локтей галахи», свобода совести сохраняется в полном объеме. Иными словами, согласно самой же галахе, ее власть должна быть именно конституционной.

Однако такое государство создает условия для восстановления проорочества, для восстановления истинной абсолютной теократии, в которой уже действительно будут неукоснительно выполняться все требования Создателя, так как «полна будет земля знанием Бога, как полно море водами" (Ишайя 11.4.). Однако нет ничего наивней попытки предугадать, какими окажутся Его новые требования. Предоставим слово Богу живому.

ЭТОТ БЕЗУМНЫЙ МИР («Тазриа» 5774 - 27.03.2014)

В данных современной академической астрономии проступают совершенно неакадемические проклятые вопросы, как и в жизни людей, терзаемых страхами и загадками повседневного существования.

Религия и наука

В недельной главе «Тазриа» говорится: «И говорил Господь Моше так:… если женщина зачнет и родит мальчика, то она нечиста будет семь дней, как во дни отлучения ее по обычной болезненности ее будет она нечиста…. По исполнении же дней очищения ее за сына или за дочь пусть принесет она ягненка однолетнего во всесожжение и молодого голубя или горлицу в грехоочистительную жертву ко входу в шатер соборный, к священнику. И он принесет это пред Господа, и искупит ее, и станет она чиста от течения кровей ее. Это закон о рождающей мальчика или девочку. Если же она не в состоянии (принести в жертву) агнца, то пусть возьмет двух горлиц, или двух молодых голубей: одного во всесожжение, а другого в жертву грехоочистительную, и искупит ее священник, и она станет чиста». (Ваикра, 12:1-8).

В «Перкей авот» (3:18) этот, казалось бы, незамысловатый закон выделяется в качестве одного из «основных»: «Раби Элиэзер (бен) Хисма говорил: «Законы о принесении в жертву двух голубей или горлиц и о начале месячных – из основных законов Торы. Астрономия же и математика – лишь «десерт» на пиру постигающих мудрость Торы».

Раби Эллизер имеет в виду в данном случае, что два эти закона – принесения горлиц после очищения, и установления периода нечистоты, связанного с месячными – с одной стороны сложны с точки зрения их вычисления, а с другой - изучаются даже тогда, когда не применимы (в силу отсутствия Храма). Это высказывание принято понимать в том смысле, что даже когда законы Торы превращаются в академические дисциплины и изучаются так же отвлеченно, как астрономия и математика – они важнее этих светских дисциплин.

Между тем сегодня верующие люди все чаще пытаются привлекать науку (и астрономию в частности) для разъяснения тех или иных замыслов Творца. В наш век этот и прочий научный «десерт» превратился в достаточно существенное блюдо на «пиру постигающих мудрость Торы».

Собственно говоря, и в древние времена вопросы мироустройства могли восприниматься как религиозно значимые. Как справедливо отмечает рав Дэвид Бирнбаум в книге «Бог и зло», явившийся Йову Всевышний возражает на все его стенания по сути одним единственным образом, а именно научной некомпетентностью Иова, его неосведомленностью в вопросах происхождении мира!

«Тогда Господь отвечал Йову из бури, и сказал: Кто это омрачающий замысел словами без ведения? Препояшь ныне, как муж, чресла твои, и Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне: где был ты, когда Я полагал основания земли? Объясни, если знаешь разумное! Кто меры её положил?» (Йов 38:1-6)

Все научные открытия что-то говорят нам о Боге, их невозможно игнорировать, как какую-то внешнюю характеристику Его изобретательности, как посторонние особенности Его «склада ума». Из того, что мы узнаем о мире, мы неизбежно узнаем и о Нем, и уж, по меньшей мере, сдуваем пыль с каких-то представлений о «божественном», формировавшихся под влиянием учения Аристотеля.

День ото дня мы все яснее чувствуем этот момент: сегодня астрономия ставит перед нами острые и совершенно неакадемические вопросы.

Проклятые вопросы

Дело в том, что с точки зрения смысла, над которым с рождения до смерти обречен биться человек, «основания земли» и «меры» вселенной не более понятны, чем тяжелые болезни, кровопролитные войны и пр.

Как раз именно данные современной астрономии ставят перед нами загадочные вопросы, равнозначные по своей неразрешимости с вопросами присутствия в мире великого зла. Не только погрязший во зле человеческий мир, но даже казалось бы прозрачный для разума мир физический, мир природный выглядит достаточно безумным.

Как установила наука, вселенная имеет единое происхождение, источник которого коренится в большом взрыве, который привел к расширению всего возникшего в первый миг вещества. Случилось это, по подсчетам ученых, 14 миллиардов лет назад. Был момент, когда размер вселенной соответствовал размеру элементарной частицы, за какое-то время она увеличилась до размера небольшой дыни, и с того момента продолжает расти, как тесто на дрожжах.

В результате особенностей такого роста размеры вселенной значительно больше, чем могли бы показаться на первый взгляд, и составляют 156 милиардов световых лет. Тем самым бывшие некогда едиными элементы мира утрачивают какую-либо связь между собой. Галактики распыляются, и через какие-то считанные миллиарды лет небо каждой планеты станет беспросветно черным не только для человеческого глаза, но даже для телескопа «Кеплер».

Этот телескоп (выведенный на орбиту в 2009 году) был предназначен для обнаружения планет «транзитным методом», то есть с помощью замера колебания яркости звезд при прохождении планеты по их дискам. За время своей работы «Кеплер» обнаружил более трех тысяч планет по своим параметрам напоминающим землю. На основании этих данных ученые пришли к заключению, что во Вселенной имеется примерно 8,8 миллиардов планет, схожих с Землей по размеру, массе и температуре на поверхности, то есть планет, на которых возможно поддержание жизни: поддержание и развитие, но не зарождение.

Тут зияет еще одна дыра в нашем понимании этого мира. Наука легко объясняет разнообразие форм жизни происхождением одних биологических видов из других, однако она бессильна объяснить возможность возникновения самых простейших организмов из неорганических соединений. Самозарождение жизни – статистически совершенно невероятное событие. Жизнь просто не могла возникнуть естественно. Это вывод, к которому приходит все большее число ученых.

Итак, вполне может быть, что ни на одной из этих 8.8 миллиардов планет нет биологической жизни. Но раз она уже появилась каким-то способом на Земле, то что мешает ей появиться таким же точно неизвестным нам спосбом на других планетах?

Но достоверно мы знаем только одно, а именно то, что никогда этого не узнаем, что никогда не встретимся ни с братьями по разуму, ни с сестрами по жизни. Некогда единая (в точке своего возникновения) вселенная распылилась на множество миров, заведомо не способных интегрироваться, во всяком случае в рамках материального мира.

Единый по своей природе (как сама вселенная) человеческий Разум, то есть Разум, стремящийся к интеграции всех своих разрозненных форм, твердо знает: он не только никогда не встретится с чем-то себе подобным во вселенной, но когда-то спросит себя: а был ли вообще мир, а может быть никакого мира и не было?

И это непостижимо для нас, как непостижимо существование зла. Понять, зачем множественные миры, имеющие единый исток, обречены на абсолютную изоляцию друг от друга, не в наших силах, как «не в наших силах понять страдания праведных или благополучие нечестивых» (Перкей Автот).

В данных современной академической астрономии проступают совершенно неакадемические проклятые вопросы, как и в жизни людей, терзаемых страхами и загадками повседневного существования.

ЗЛОСЛОВИЕ И ЗЛОМЫСЛИЕ («Тазриа» 5773 - 11.04.2013)

Почему грехом считается именно злословие, а не зломыслие? Разве слово является не более чем некоторой проекцией мысли, ее последней внешней оболочкой? Почему для того чтобы согрешить грехом, вызывающим проказу, недостаточно осмеять кого-то только в помыслах, то есть во внутренней беседе человека с самим собой? Тем более, что вроде бы уже именно «помыслы» определяю внутреннюю сущность человека?

Наказание проказой

Согласно традиции, описанное в главах «Тазриа» и «Мецора» кожное заболевание, именуемое «цаара» (проказа), являлось наказанием за один специфический грех – грех злословия. Рав Исраэль Меир Акоэн (р.1838-1933) в своей известной книге «Хефец Хаим», посвященной законам, связанным с этим грехом, насчитывает 31 заповедь, запрещающую за глаза обсуждать недостатки своих ближних. Причем речь идет исключительно о распространении вполне достоверной информации: ложные слухи, клевета представляют собой отдельное преступление, никак не подпадающее под грех «злословия».

Существует мнение, что наказание за злословие, описанное в нашей недельной главе, связано даже не столько с самой болезнью, сколько с неизбежным «осложнением» этого заболевания – изоляцией. Иными словами, тот, кто имеет склонность в беседе с друзьями перемывать косточки третьим лицам, кончает тем, что утрачивает с ними всякую связь.

Кроме того, злословие обнаруживает также неадекватное отношение и к самому себе. Утверждение «Шимон всегда опаздывает», предполагает, что «я обыкновенно не опаздываю», что «я не таков». Но, кем бы при этом не был я сам, подобное утверждение мне совсем не на пользу. Если я опаздываю так же, как и Шимон, то я выношу моральный приговор также и себе, а если действительно не опаздываю, то тем самым провоцирую обвинителя испытать меня и подводить под ситуации, когда опоздания станут постоянными.

Таким образом, судача о каком-то третьем лице, мы определяем, то есть ограничиваем и тем умертвляем не только его, но в той же мере и самих себя. Виленский Гаон пишет: «Если человек хранит уста свои, его душа оберегается от всякого греха. Но тот, кто говорит, даже если у него хорошая душа, и он делает много заповедей и ограждает себя от греха, его язык ввергает его в беду, и все стремление человека к исполнению заповедей упраздняется из-за этого. До самого дня смерти человек должен укрощать себя – не постами и отречениями от жизненных удовольствий, а обузданием своего языка и своих страстей, и в этом выражается раскаяние» (Эвен шлема 7:1).

Почему не зломыслие?

Но почему говорится только об «устах»? Почему грехом считается именно злословие, а не зломыслие? Разве слово является не более чем некоторой проекцией мысли, ее последней внешней оболочкой? Почему для того чтобы согрешить грехом, вызывающим проказу, недостаточно осмеять кого-то только в помыслах, то есть во внутренней беседе человека с самим собой? Тем более, что вроде бы уже именно «помыслы» определяю внутреннюю сущность человека?

В самом деле, религия по-своему разделяет знаменитую картезианскую формулу «мыслю - следовательно существую». Человек представляет из себя ровно то, что он честно сам в себе мыслит, а не то, что лицемерно пытается из себя представить. Так в своей книге «Нефеш хаим» (4) ученик Виленского Гаона раби Хаим из Воложина пишет: «Когда Всевышний создал человека в мире, то установил его высшим образцом и дал ему силы, в середине разместив сердце. И таким же образом создал Всевышний и мир как единое целое, в центре которого размещено сердце, от которого зависит все прочее. А святая святых, где Шехина, где завеса, Крувим и скиния – это сердце всей земли и всего мира... И в то время, когда человек допускает в свое сердце нечистые помыслы, то это как будто он вводит блудницу в святая святых высших миров... так он оскверняет Святая святых вышнего храма, в гораздо большей мере, чем это сделал Тит, когда ввел блудницу в святая святых храма земного... Итак, когда еврей допускает в свое сердце чуждый огонь греха, когда он гневается или испытывает другую греховную страсть то, тогда как сказано: «Дом святыни нашей и славы нашей, где славили Тебя отцы наши, сожжен огнем, и все, (что) дорого нам, предано разрушению» Иешайя (64:10).

Итак, вроде бы именно в достижении чистоты мыслей видится последняя планка нашей экзистенциальной задачи. Мысль же настолько непосредственно связана со словом, что грех злословия вроде бы с еще большим основанием следует усматривать уже в зломыслии? Почему же тогда в связи с проказой говорится только о злословии?

При всей осмысленности разделения духовных отправлений на мысль, слово и дело, существует немало ситуаций, когда слово целиком и полностью сводится к делу, а вовсе не к мысли. Злословие же как раз очень «действенно». Таким образом, разность наказаний за злословие и за зломыслие полностью вписывается в то общее различие, которое усматривается между соблазном и совершенным грехом.

Человеку может прийти на сердце дурное побуждение, однако его человечность в первую очередь определяется все же не невольным возникновением соблазна, а его волевым решением поддаваться или не поддаваться ему. И в конечном счете только Всевышний может определить, что в каком человеке периферийно, а что внутренне присуще. Во всяком случае, такова доля средних людей: они отвечают за слова и поступки, но им лишь в незначительной мере вменяются их помыслы.

"Спросили равви Баруха: "Почему сказано: "Благословен Тот, Кто сказал, и появился мир", а не "Благословен Тот, Кто сотворил мир?"

Равви ответил: "Мы славим Бога, потому что он сотворил наш мир словом, а не мыслью, как иные миры. Бог судит цадиким за любую дурную мысль, которую они носят в себе. Но как бы существовало множество людей этого мира, если бы Господь судил их также лишь за дурные мысли, а не за слова и дела?"

Но почему праведник отвечает уже за сами свои мысли, а не только за слова? Обыкновенно это объясняется важностью взятой им на себя задачи. Так рабби Хаим из Воложина пишет в своей книге «Нефеш Хаим»: «Не одно и то же подметать двор царя и чистить его платья. Чем выше мир, тем больший урон можно нанести, и тем большее наказание получить. Тому, кому поручено чистить корону царя, даже если он оставит небольшое пятно пыли, поплатится за это серьезнее, чем тот, которому было поручено убираться во дворе царя, и он оставит там много мусора» (14)

Речь здесь идет о резолюции, о разрешающей способности Божественных судов. Тот комок пыли, который никем не будет замечен на внешнем дворе, на короне выглядит позорным пятном.

Поступок включает в себя и мысли, и речи, предшествующие ему, но за малостью своего веса они не идут в счет. Убийцу не судят за умысел убить, ему не увеличивают наказание за то, что когда-то он планировал убийство, или даже открыто угрожал своей жертве. Поэтому же не судится за помыслы средний человек, который, как правило, не очень следит за своей речью. Но человек достигший уровня полного уклонения от злословия тот час же начинает судиться за зломыслие.

НЕОБХОДИМО И ДОСТАТОЧНО («Тазриа» 5772 - 19.04.2012)

Очевидная бессмысленность жизни выкидыша позволяет Писанию использовать ее как образ общей бессмысленности существования всякого страдальца: «Если душа его не насытилась благом, если не было ему погребения, я скажу: выкидыш – счастливее его». Мол, какая вроде бы жизнь может быть абсурдней жизни того, кто даже не видал солнца? И вот находится же! Зачем, в самом деле, понадобилось это мимолетное скольжение души по плоти? Какой смысл может иметься в этом кратком внутриутробном существовании?

Пренатальный период

Недельная глава «Тазриа» начинается словами: «Если женщина зачнет («тазриа») и родит мальчика, то она нечиста будет семь дней, как во дни отлучения ее по обычной болезненности ее будет она нечиста». (12:1-2)

Почему сказано, «если женщина зачнет и родит», а не просто «родит»? Разве можно родить не зачав? Возможно, Тора хочет отметить осмысленность зачатого, но еще не рожденного человека, хочет отметить ценность внутриутробного существования, отметить осмысленность пренатального периода человеческой жизни.

Мне уже доводилось касаться вопроса детской смертности и веры в то, что умершие в малолетстве достигают блаженства в вечности, хотя и лишены заслуг. Здесь мы видим некий парадокс: хотя человеческое существо вроде бы определяется исключительно тем, что оно само из себя сделало, хотя именно оно выбирает между жизнью и смертью, тем не менее, по-настоящему не способные совершить такой выбор дети не поглощаются смертью, а выбираются самой жизнью! Но с другой стороны это понятно. Ребенок, сколько бы он ни прожил, уже испытал любовь близких, уже имел какие-то сильные жизненные впечатления и переживания, наконец, чему-то выучился, то есть как-то развил потенцию Божественного образа. Вступив в иной мир, ребенок без лишних проволочек захватывается им, включается в него.

Учитывая, что человеческая жизнь зачастую бывает страшна, что даже праведники порой вопиют к Богу: «Да сгинет день, когда родился я, и ночь, в которую сказано: Зачат муж!» (Иов 3:3), кому-то такая судьба может даже показаться предпочтительнее. В этом отношении интересна история, рассказанная матерью декабриста Рылеева. В трехлетнем возрасте ее сын заболел дифтерией. Когда врачи сказали матери, что ее ребенок не доживет до утра, она принялась молиться. По ее словам, она «молилась так, как никогда потом не могла сосредоточиться на молитве. Тогда я душу свою вложила в слова незаученного обращения к Господу...». Оказавшись в полузабытьи, она как будто услышала голос, призывавший ее отступить от своей просьбы. Ей дали понять, что судьба ее сына, в том случае если он выживет, будет прискорбной. Наконец, когда мать продолжала молитвенно настаивать на своем, ей была показана виселица, а трехлетний Рылеев проснулся здоровым. Обыкновенно считается, что детская душа отзывается небесами либо для того, чтобы предупредить ее грехи, либо чтобы избавить от чрезмерных страданий.

Но распространяется ли такой взгляд также и на выкидыша, полностью лишенного человеческого опыта? Какой смысл может иметь это кратчайшая жизнь, проведенная в полном мраке? Зачем он был? Да и был ли вообще? Что его ожидает? Очевидная бессмысленность жизни выкидыша позволяет Писанию использовать ее как образ общей бессмысленности существования всякого страдальца: «Если породит человек сотню (детей) и долгие годы проживет, то сколько бы лет он не прожил, если душа его не насытилась благом, если не было ему погребения, я скажу: выкидыш – счастливее его. Ибо в тщете он пришел и во тьму уйдет, и тьма его имя скроет; Даже солнце не видал и не ведал; ему спокойнее, чем тому» (Коэлет 6:3-5) (Ср. Иов 3:1-13).

Мол, какая вроде бы жизнь может быть абсурдней жизни того, кто даже не видал солнца? И вот находится же! Зачем, в самом деле, понадобилось это мимолетное скольжение души по плоти? Какой смысл может иметься в этом кратком внутриутробном существовании?

«Даейну»

В мидраше (Танхума) говорится, что согласно первоначальному замыслу Творца, душа Давида не должна была увидеть свет, что его ожидала участь выкидыша. Между тем Адам, которому было открыто, сколь высока и прекрасна была эта душа, умолил Всевышнего, чтобы Тот дал ей земную жизнь за счет сокращения дней жизни его - Адама. Так вместо положенной ему тысячи Адам прожил 930 лет («И было всех дней жизни Адама девятьсот тридцать лет; и он умер» 5:5), а Давид соответственно – 70.

Нас вправе удивить сама возможность такого суда: блестящая, великолепная душа, по плану Создателя не допускается до появления в этот мир! Мы вправе предположить, что тут мог иметь место тот же расчет, что и случае с Рылеевым. В самом деле, жизнь царя Давида была не из легких, явно не легче, чем жизнь предводителя декабристов, и кроме того, Давиду пришлось много воевать, пришлось пролить много человеческой крови, что, как считается, послужило поводом отказать ему в чести строительства Иерусалимского храма.

Итак, возможно, что первоначально предполагая извергнуть Давида из материнской утробы, Всевышний желал сохранить эту душу ничем не запятнанной, сохранить ее в ее первозданной чистоте. Но зачем ее вообще тогда понадобилось воплощать? Зачем чистую прекрасную душу Давида, по первоначальному замыслу, вообще пришлось на несколько месяцев заключать в «телесную темницу»? Почему бы этой душе было бы просто не оставаться на небе? Уж если ради предупреждения вопля «Да сгинет день, когда родился я, и ночь, в которую сказано: Зачат муж!» рождение иногда отменяется, то почему не отменяется также и зачатие?

Практически во всех языческих религиозных системах тело считается «темницей души». При всем том, что в иудаизме допускается сходное отношение (в Зоаре плоть даже именуется «змеиной кожей» - «мишха дэ-хивия») бестелесное существование человека однозначно признается ущербным, и по существу именно телесное рождение влечет за собой рождение души, инициирует ее.

В иудаизме присутствует идея предсуществования души (что в частности видно из приведенного мидраща о душе Давида). Однако в рамках этого представления традиция решительно различает души до их воплощения в тела, и после их выхода из тел. Нерожденные души, и души отошедшие в иной мир, после земной жизни обитают в разных хранилищах, причем первые являются размытыми потенциями, вторые же - реализовавшимся образом и подобием Бога. Именно вхождение в тело, именно зачатие инициирует душу, активизирует ее, если не вообще производит.

Рабби Моше Хаим Луцато пишет в этой связи в «Дерех Ашем»: «Душа может очистить тело только после того, как сначала выйдет из него, и тело умрет и разрушится. И тогда будет вновь построено новое здание и войдет в него душа и очистит его» (3.9). «Поскольку приговорена человеку смерть, получается, что это соединение души и тела должно разъединиться на определенное время, и после этого – опять соединиться» (3.11). Таким образом, быть зачатым женщиной - необходимо и достаточного для полноценного человеческого бытия.

В известной пасхальной песне «Даейну» говорится о том, что каждого этапа избавления евреям было бы достаточно. Приблизительно такой же подход уместен и в индивидуальной жизни: Если бы Ты не благословил меня тем и этим, и забрал бы мою душу в младенчестве, только увидевшей солнце, то и этого было мне достаточно. Если бы Ты не дал мне увидеть солнце и выкинул бы меня из материнской утробы прежде времени, то и этого было бы мне достаточно!

СООБЩАЮЩИЕСЯ СОСУДЫ («Тазриа» 5771 - 01.04.2011)

Свежие мысли относительно заочных определений пришли в голову Достоевского в тот же период, когда рав Исраэль Меир Акоэн решил подытожить соответствующий опыт сорока веков еврейской истории, когда он начал работать над «Хефец Хаим» (1873). («Идиот» был издан 1868 году, «Братья Карамазовы» - в 1879). Лев Шестов как-то справедливо заметил, что «уровень идей во всех странах один и тот же, как уровень воды в сообщающихся сосудах». Действительно, очень часто именно само время задает и открывает проблемы, очень часто именно уже само время позволяет пересмотреть все от самого начала.

Чистая правда

В 1873 году рав Исраэль Меир Акоэн (р.1838-1933) издал одно из своих самых выдающихся галахических исследований - «Хефец Хаим», которое посвятил законам, связанным с грехом «злословия» («лашон а-ра»), как известно, наказываемым проказой, о которой подробно говорится в недельных главах «Тазриа» и «Мецора».

На протяжении веков евреи следили за своей речью, на протяжении веков разные мудрецы отмечали пагубность злословия, но лишь во второй половине 19-го столетия рав Исраэль Меир Акоэн произвел столь обстоятельное и исчерпывающее исследование в этой области. Сама же его книга оказалась столь популярна, что в наши дни трудно найти (практикующий иудаизм) еврейский дом, в котором бы ее не было.

В своей книге рав Акоэн насчитал 31 заповедь, запрещающую за глаза обсуждать недостатки (а в пределе даже и достоинства) своих ближних, причем речь идет о распространении заведомо правдивых слухов: клевета представляет собой отдельное преступление, никак не подпадающее под грех «злословия».

Но каким образом склонность делиться со своими ближними заведомо достоверной информацией может считаться одним из самых серьезных грехов, о котором сказано: «За три греха человека наказывают на этом свете, и много он теряет в мире грядущем: за идолослужение, за кровопролитие, а более всего - за злой язык» (Авода Зара 19).

Почему правдивые слова о третьем лице вообще объявлять «злыми»? Почему верно пересказанная история в ивритской лексике именуются «злоречием» («лашон а-ра») и категорически запрещается Торой? Что по существу объединяет десятки пестрых и разнообразных Божественных запретов? («Сторонись неправды» (Шмот 23:7), «Не ходи сплетником в народе своем». (Ваикра (19.16) и т.д). Почему не наоборот? Почему пересуды о поступках ближних не подвести под пасук: «Правды, правды ищи»? (Двар 16:20)

Из книги «Хефец Хаим» явствует, что «перемывание» чужих косточек возбуждает в человеке нездоровые страсти, провоцирует на осуждение, на насмешку и пр. Но что не менее важно, сама «правда», высказанная о третьем лице, слишком быстро оборачивается «полуправдой», то есть так или иначе оказывается действительным «злом».

Предельно ясно это обстоятельство сформулировано М.Бахтиным в его книге «Проблемы поэтики Достоевского» (1929): «В человеке всегда есть что-то, что только сам он может открыть в свободном акте самосознания и слова, что не поддается овнешняющему заочному определению... Правда о человеке в чужих устах, не обращенная к нему диалогически, то есть заочная правда, становится унижающей и умерщвляющей его ложью, если касается его «святая святых», то есть «человека в человеке».... Итак, в заочном обсуждении правда становится ложью, становится неправдой, которой следует сторониться, а не «искать».

Бахтин показывает, как эта мысль проявляет себя в сочинениях Достоевского: «В «Идиоте» Мышкин и Аглая обсуждают неудавшееся самоубийство Ипполита. Мышкин дает анализ глубинных мотивов его поступка. Аглая ему замечает:

«А с вашей стороны я нахожу, что все это очень дурно, потому что очень грубо так смотреть и судить душу человека, как вы судите Ипполита. У вас нежности нет: одна правда, стало быть – несправедливо» (VI, 484).

Правда оказывается несправедливой, если она касается каких-то глубин чужой личности. Тот же мотив еще отчетливее, но несколько сложнее звучит в «Братьях Карамазовых» в разговоре Алеши с Лизой о капитане Снегиреве, растоптавшем предложенные ему деньги. Рассказав об этом поступке, Алеша дает анализ душевного состояния Снегирева и как бы предрешает его дальнейшее поведение, предсказывая, что в следующий раз он обязательно возьмет деньги. Лиза на это замечает:

«Слушайте, Алексей Федорович, нет ли тут во всем этом рассуждении нашем, то есть вашем... нет, уж лучше нашем... нет ли тут презрения к нему, к этому несчастному... в том, что мы так его душу теперь разбираем, свысока точно, а? В том, что так наверно решили теперь, что он деньги примет, а?» (IX, 274 – 272).

Требование времени

Интересно заметить, что свежие мысли относительно заочных определений пришли в голову Достоевского в тот же период, когда рав Исраэль Меир Акоэн решил подытожить соответствующий опыт сорока веков еврейской истории, когда он начал работать над «Хефец Хаим» (1873). («Идиот» был издан 1868 году, «Братья Карамазовы» - в 1879)

Лев Шестов как-то справедливо заметил, что «уровень идей во всех странах один и тот же, как уровень воды в сообщающихся сосудах». Действительно, очень часто именно само время задает и открывает проблемы, очень часто именно уже само время позволяет пересмотреть все от самого начала, лишний раз подчеркивая, что кто бы мы ни были, мы неизбежно близки также и всем тем, кто дышал с нами одним «духом времени»; что современники порой оказываются в чем-то ближе друг другу, чем разделенные с ними веками соплеменники.

Но не менее важно заметить, что сообщающимися сосудам являются также и религиозные миры: еврейский и христианский. Как мы видим, одно «общее соображение», сформулированное сынами Эдома, в значительной мере способно воспроизвести значительную часть того опыта, который охвачен 31-ой заповедью, дарованной сынам Израиля!

Остается только сожалеть, что у этого «соображения» не хватило духа оценить значение «мелочной» 31-ой заповеди, а многочисленные исполнители этих заповедей упорно отказываются видеть в «соображениях» подлинный религиозный смысл.

Бахтин пишет: «Уже в первом произведении Достоевского изображается как бы маленький бунт самого героя против заочного овнешняющего и завершающего подхода литературы к «маленькому человеку». Как мы уже отмечали, Макар Девушкин прочитал гоголевскую «Шинель» и был ею глубоко оскорблен лично. Он узнал себя в Акакии Акакиевиче и был возмущен тем, что подсмотрели его бедность, разобрали и описали всю его жизнь, определили его всего раз и навсегда, не оставили ему никаких перспектив. «Прячешься иногда, прячешься, скрываешься в том, чем не взял, боишься нос подчас показать – куда бы там ни было, потому что пересуда трепещешь, потому что из всего, что ни есть на свете, из всего тебе пасквиль сработают, и вот уж вся гражданская и семейная жизнь твоя по литературе ходит, все напечатано, прочитано, осмеяно, пересужено!» (I, 146).... Он почувствовал себя безнадежно предрешенным и законченным, как бы умершим до смерти, и одновременно почувствовал и неправду такого подхода. Этот своеобразный «бунт» героя против своей литературной завершенности дан Достоевским в выдержанных примитивных формах сознания и речи Девушкина».

Но, как известно, сам Достоевский не очень стеснялся давать «заочные овнешняющие и завершающие» определения своим персонажам – евреям (как, впрочем, и другим инородцам), в лучшем случае отмечая лишь “вековечную брюзгливую скорбь, которая так кисло отпечаталась на всех без исключения лицах еврейского племени” (пожарный из “Преступления и наказания”).

Со своей стороны редкий еврей устоит перед искушением высказать вслух всю правду о малосимпатичном ему христианине.

ТЬМА И СВЕТ («Тазриа» 5770 - 15.04.2010)

«Увидев забрезживший утренний свет, сказал рабби Хийя рабби Шимону Бен-Халафта: «Таково будет Освобождение Израиля: сначала - едва-едва, потом сильнее и больше, пока не зальет все светом». Предрассветная пора – это точка полного мрака. Сначала исчезает солнце и все его отблески, потом исчезает и луна, но остаются еще звезды, но вот приходит момент, когда начинают исчезать даже и звезды. Человеку кажется, что наступает полная мгла, но это ошибка. Этот миг полной мглы, когда исчезают даже звезды, на самом деле является предвестником восхода солнца, гасящего их свет.

Сальто-витале

В недельной главе «Тазриа» говорится о проказе и о связанной с нею нечистоте. Среди прочего приводится следующий довольно странный закон: «Если язва проказы будет на человеке, то он должен быть приведен к священнику; И осмотрит священник, и если опухоль белая на коже, и она превратила волосы в белые, и нарост живого мяса на опухоли, То это проказа застарелая на коже тела его; и признает его священник нечистым; не уединит его, ибо он (уже) нечист. А если проказа расцветет на коже, и покроет проказа всю кожу язвенного от головы до ног, сколько могут видеть глаза священника, И если увидит священник, что покрыла проказа все тело его, то признает он язву чистою: если превратилась вся в белую, она чиста». (13:9-15)

Итак, перед нами парадоксальный закон: полностью покрытое проказой тело признается чистым!

Сам по себе такой парадоксальный переход нечистоты в чистоту и наоборот имеет в еврейской традиции свои аналоги. Так, мы знаем, что служащий очищению пепел рыжей телицы на определенном этапе сам является источником нечистоты. С другой стороны, имеются случаи обратного перехода, когда что-то нечистое порождает из себя чистое, например, мед или материнское молоко. В этом случае мы наблюдаем кошерные продукты питания, вышедшие из тел заведомо некошерных существ. С проказой, как мы видим, возможны те же причудливые перерождения. Однако превращение нечистого в чистое в случае с проказой отличается одной интересной особенностью. Превращение нечистого в чистое происходит в тот момент , когда порче подвергается все тело, когда не остается ни одного здорогово участка. Иными словами, очищение происходит на высоте предельного осквернения.

Как понять это перерождение, это сальто, которое в противоположность сальтомортале (смертельное сальто) можно было бы назвать сальтовитале – жизненное сальто? В природе этому превращению можно найти некоторые аналогии. Например, окукливание гусениц. Этот процесс, завершающийся полным исчезновением гусеницы, полным превращением ее самой в питательный материал, характеризуется неожиданным преображением: вдруг из разложившегося отвратительного червя возникает прекрасная как цветок бабочка.

Мессианская йешива

Что же касается самого иудаизма, то, пожалуй, ничто так не соответствует образу чистоты полностью прокаженного тела, как процесс Избавления, как приход Мессии. В самом деле, с одной стороны в Талмуде Мессия зовется прокаженным: «имя его - прокаженный» (Сангедрин 98.б), а с другой стороны, в том же отрывке его приход связывается либо со всеобщим освящением, либо со всеобщим осквернением: "Сказал Раби Йоханан: не прийдет Бен-Давид, но только в поколении, где все праведники, или все грешники. В поколении, где все достойны, как сказано: «И народ твой, все праведники, ветвь насаждения Моего, дело рук Моих для прославления, навеки унаследуют страну», (Ишайягу, 60: 21); в поколении, где все грешники, как сказано: «И увидел, что нет никого (достойного), и поразился, что нет (способного) молиться, и спасла его десница...»; и сказано: «Ради меня, ради меня я совершу» (Сангедрин 98)

Появление Мессии в тот момент, когда все праведники, понятно и не нуждается в истолковании, между тем его явление в тот момент, когда все грешники, требует пояснения, которое, по крайней мере отчасти, как раз и дается законом о прокаженном: «если покрыла проказа все тело, то признает он язву чистою».

Причем именно такое развитие событий, то есть не улучшение, а ухудшение нравов, представляется традицией как наиболее вероятное. Приходу Мессии должны предшествовать всевозможные бедствия, «хевлей Машиах». Традиционные тексты полны грозными предостережениями на этот счет: "Сказал рабби Леви: "Сын Давида придет при поколении наглом, достойном уничтожения. Сказал рабби Аба Бар-Каана: "Сын Давида придет при поколении, лицо которого подобно собачьему" (Мидраш "Шир-аШирим", гл.4) "Перед приходом Мессии все государства погрязнут в неверии, и не будет упрека... Перед приходом Мессии умножится наглость людская, поднимутся цены, даст виноградник плоды, но вино будет дорого, ибо пьянство умножится и неверующих будет большинство.... Перед приходом Мессии Дом Собрания станет домом разврата, Галилею порушат войны, мудрецов подвергнут позору, боящихся греха презирают, правда отсутствует, юноши стыдят старцев, пожилые встают перед молодыми, сын позорит отца, дочь восстает против матери, невестка против свекрови, враги человеку домашние его» (Сота, 49,6). «Не придет Мессия, пока не сократится число учащих Тору, или пока не исчезнет последняя монета в кармане, или пока не отчаятся ждать избавления, как сказано... Сказал рабби Йоханан: "Когда увидишь поколение, на которое беды льются рекой, — жди его!... Сказал рабби Ицхак "До той поры сын Давида не придет, доколе все страны не встанут на путь неверия» (Сангедрин, 97,а) "Сказал рабби Янай: Увидишь поколение за поколением бранящих и поносящих имя Бога, - жди шагов царя Мессии». ("Шир-Аширим», гл. 2).

Как известно, лжемессия Шабтай Цви, опираясь на это представление о нарастании греха и бедствий в предмессианский период, старался приблизить приход Мессии. Действуя по принципу «чем хуже, тем лучше», он и его последователи совершали самые одиозные и даже греховные поступки, надеясь тем самым спровоцировать приход Избавителя. Эта практика заслужила впоследствии самое суровое осуждение традиции, но во-первых, в свое время шабтианские идеи все же не случайно владели умами, а во-вторых имеется также и другая логика превращения нечистого в чистое, причем в отношении всего мира, и логика эта находит свое отражение в еще одном традиционном представлении о приходе Мессии.

В книге Зохар (Предисловие к Тикуней Зохар) сообщается, что в вышнем мире среди прочих небесных йешив имеется также и мессианская йешива ("метивта демалка мешиха"). Для того, чтобы быть принятым в эту йешиву, нужно уметь превращать мрак в свет, а горечь в сладость. Согласно Зохару, рабби Хийя был принят в эту Йешиву. Чем же он заслужил такую честь?

В Иерусалимском талмуде (Берахот 1:1) говорится: «Рабби Хийя и рабби Шимон Бен-Халафта шли однажды долиной Арбель в предрассвестную пору. Увидели забрезживший утренний свет. Сказал рабби Хийя рабби Шимону Бен-Халафта: «Таково будет Освобождение Израиля: сначала - едва-едва, потом сильнее и больше, пока не зальет все светом».

Предрассветная пора – это именно точка полного мрака. Сначала исчезает солнце и все его отблески, потом исчезает и луна, но остаются еще звезды, но вот приходит момент, когда начинают исчезать даже и звезды. Человеку кажется, что наступает полная мгла, но это ошибка. Этот миг полной мглы, когда исчезают даже звезды, на самом деле является предвестником восхода солнца, гасящего их свет. Это и есть точка перелома, точка, когда мгла превращается в свет.

Иногда мы бываем свидетелями событий, развивающихся именно таким образом. Напомню бывшим советским гражданам, что когда к власти пришел Горбачев, мало кто обольщался на его счет. Закручивание гаек продолжалось. Достотачно вспомнить, что репатриация в Израиль не только не возобновилась, но в какой-то момент даже полностью прекратился прием документов на выезд. Продолжались и аресты инакомыслящих. Можно сказать, что мрак продолжал сгущаться. 9 декабря 1986 года в Чистопольской тюрьме погиб Анатолий Марченко, державший бессрочную голодовку за освобождение всех узников совести. Марченко не то что в мессианской йешиве, но даже в советском ВУЗе никогда не учился, но что-то про превращение тьмы в свет и горького в сладкое он, по-видимому, знал. Ведь не напрасно же он выбрал именно это время для своей отчаянной голодовки. Как бы то ни было, через десять дней после его гибели закончилась горьковская ссылка Сахарова (горечь-сладость), и дальше, по выражению самого Горбачева, «процесс пошел».

СУДЬБА ОДНОЙ ФАНТАЗИИ («Тазриа» 5768 - 03.04.2008)

Если отношение еврейского народа к Гитлеру вполне однозначно и не представляет собой никакой психологической проблемы, то отношение к Достоевскому возбуждает немало вопросов. Об этой проблеме, о достойном еврейском ответе на «фантазии» великого классика, я бы хотел поговорить в следующей статье.

"Еврейский вопрос"

Недельная глава "Тазриа" в значительной мере посвящена проказе и правилам обращения с прокаженными. Болезнь эта традиционно воспринимается как наказание за грех злословия, что позволяет толкователям этой главы иногда избегать обсуждений собственно медицинских проблем и углубляться к духовному недугу оговоров и сплетен. Под словом "злословие" традицией понимается самый широкий спектр заочных высказываний, начиная от вполне правдивых историй о неблаговидных поступках наших ближних и кончая откровенным оговором последних. Отношение к злословию в традиции самое суровое. В Талмуде сказано: "За три греха человека наказывают на этом свете, и много он теряет в мире грядущем: за идолослужение, за кровопролитие, а более всего - за злой язык» (Авода Зара 19). Соседство злословия с кровопролитием неудивительно: прежде чем умертвить человека физически, его всегда умертвляют метафизически.

Возвращаясь сегодня к этой теме, я бы хотел обратить внимание на то, что, пожалуй, никто в мире не страдал от этого порока в такой мере, как евреи. По слову Писания, евреи превратились в "притчу" (Дварим 28:37), в посмешище, в главный предмет злословия со стороны народов. В антисемитизме, включающем в себя все виды злословия в адрес еврейского народа, особенно выделяется именно крайняя его форма - оговор. Действительно, против еврейского народа можно сказать немало нелицеприятного. Вспомним хотя бы, что говорится о нем в ТАНАХе, или просто обратимся к полемике между правыми и левыми израильтянами. Вся их взаимная перебранка целиком и полностью направлена против евреев. Выявляя недостатки друг друга, правые и левые евреи в целом представляют свою нацию в достаточно невыгодном свете. Между тем они говорят правду как она есть, и никому не приходит в голову назвать их антисемитами. Настоящих антисемитов отличает именно преднамеренный оговор еврейского народа, причем в крайних своих формах носящий откровенно фантастический и даже паранойяльный характер (заклание христианских младенцев, отравления, всемирный заговор и пр.).

Неудивительно поэтому, что убежденные борцы с "еврейским заговором" вне сферы этой «своей борьбы» обыкновенно ничего из себя не представляют. Разумеется, многие столпы европейской культуры не симпатизировали евреям, некоторые даже язвительно высказывались в их адрес, но в настоящую последовательную "борьбу" включались все же очень немногие. Одним из таких исключительных фигур был Достоевский.

По мнению Достоевского, евреи спаивают и эксплуатируют неевреев. В своей публикации "Еврейский вопрос" он пишет: "Вся деятельность евреев в этих наших окраинах заключалась лишь в постановке коренного населения сколько возможно в безвыходную от себя зависимость, пользуясь местными законами. О, тут они всегда находили возможность пользоваться правами и законами. Они всегда умели водить дружбу с теми, от которых зависел народ, и уж не им бы роптать хоть тут-то на малые свои права сравнительно с коренным населением. Довольно они их получали у нас, этих прав, над коренным населением. Что становилось, в десятилетия и столетия, с русским народом там, где поселялись евреи, - о том свидетельствует история наших русских окраин"

Но этого мало – главное в еврействе - это сквозной материализм, заражающий своим духом крещеное племя: "Недаром же все-таки царят там повсеместно евреи на биржах, недаром они движут капиталом, недаром же они властители кредита и недаром, повторяю это, они же властители и всей международной политики, и что будет дальше - конечно, известно и самим евреям: близится их царство, полное их царство! Наступает вполне торжество идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские, национальные и даже народной гордости европейских народов. Наступает, напротив, материализм, слепая, плотоядная жажда личного материального обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами - вот все, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу, вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей.".

При этом Достоевский даже не стеснялся признаться в своей пристрастности и предвзятости: "Любопытно то, что чуть лишь вам - в споре ли или просто в минуту собственного раздумья - чуть лишь вам понадобится справка о еврее и делах его, - то не ходите в библиотеки для чтения, не ройтесь в старых книгах или в собственных старых отметках, не трудитесь, не ищите, не напрягайтесь, а не сходя с места, не подымаясь даже со стула, протяните лишь руку к какой хотите первой лежащей подле вас газете и поищите на второй или на третьей странице: непременно найдете что-нибудь о евреях, и непременно то, что вас интересует, непременно самое характернейшее и непременно одно и то же - то есть все одни и те же подвиги! Так ведь это, согласитесь сами, что-нибудь да значит, что-нибудь да указует, что-нибудь открывает же вам, хотя бы вы были круглый невежда в сорокавековой истории этого племени. Разумеется, мне ответят, что все обуреваемы ненавистью, а потому все лгут. Конечно, очень может случиться, что все до единого лгут, но в таком случае рождается тотчас другой вопрос: если все до единого лгут и обуреваемы такою ненавистью, что с чего-нибудь да взялась же эта ненависть, ведь что-нибудь значит же эта всеобщая ненависть, "ведь что-нибудь значит же слово все!", как восклицал некогда Белинский".

Но кто же тогда будет отвечать Достоевскому, что он обуреваем ненавистью, если действительно "все" считают евреев кровопийцами?

Превентивный удар

Достоевский прекрасно знал, что его фантазии считают правдой далеко не "все". Например, другой русский классик Николай Лесков сумел вынести о "еврейском вопросе" совершенно другое мнение. В его независимом отчете для правительственной комиссии, учрежденной после погромов (1883), говорится: "Действительно ли евреи такие страшные и опасные обманщики или "эксплуататоры", какими их представляют?... Статистика дает показания не в пользу тех, кто думает, что где живет и действует еврей, там местное христианское простонародье беднее. Напротив, результат получается совершенно противоположный. То же самое подтверждают и живые наблюдения, которые доступны каждому проехавшему хоть раз по России… Где действительность показала нам нечто лучшее, то это как раз там, где живет жид… Если же еврей, как мы думаем, не может быть уличен в том, что он обессилил и обобрал дозволенный для его обитания край до той нищеты, которой не знают провинции, закрытые для еврея, то стало быть, огульное обвинение всего еврейства в самом высшем обманщичестве может представляться сомнительным. А тогда факт "эксплуатации" может быть принимаем за непререкаемый только теми, кто не боится ошибок и несправедливости против своего ближнего… Говорят: "евреи распаивают народ". Обратимся к статистике… Оказывается, что в великорусских губерниях, где евреи не живут, число судимых за пьянство, равно как и число преступлений, совершенных в пьяном виде, постоянно гораздо более, чем число таких же случаев в черте оседлости. То же самое представляют и цифры смертных случаев от опойства. Они в великороссийских губерниях чаще, чем за Днепром, Вилиею и Вислой…. Если же в еврейских городках и местечках процент шинкарей выйдет несколько более, то справедливость заставит при этом принять в расчет разность прав и подневольную скученность евреев, при которой иной и рад бы заняться чем иным, но не имеет к тому возможности, ибо в местности, ему дозволенной, есть только один постоянный запрос – на водку".

Если Достоевский "не побоялся ошибок и несправедливости против своего ближнего", то побоялся бы хоть еврейского Бога, который по его же словам "продолжает вести свой народ к цели твердой - это-то уже ясно".

Ан нет, в своем воображении он видит "это племя" насквозь: "мне иногда входила в голову фантазия: ну что, если бы то не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов - ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они сравняться с собой в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали ли бы кожу совсем? Не избили бы дотла, до окончательного истребления, как делывали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю?"

Очевидно, что Освенцим – в свете этой "фантазии" просто превентивный удар. Не ждать же в самом деле сложа руки пока тебя истребят! Как это ни грустно, но от фантазий Достоевского до практики Гитлера один шаг.

Но если отношение еврейского народа к Гитлеру вполне однозначно и не представляет собой никакой психологической проблемы, то отношение к Достоевскому возбуждает немало вопросов. Об этой проблеме, о достойном еврейском ответе на «фантазии» великого классика, я бы хотел поговорить в следующей статье.

ПРАВО НА ИНФОРМАЦИЮ («Тазриа» 5767 - 17.04.2007)

Если писатели еще станут писать «в стол» без надежды, что их сочинения кто-либо когда-нибудь опубликует, то террорист никогда не станет убивать просто «в гроб», то есть ради самого убийства, чтобы о нем никто никогда не услышал.

Эволюция проказы

В недельных главах «Тазриа» и «Мецура» говорится о проказе, о ее диагностике и лечении, причем от начала и до конца проводимом не врачами, а… священниками. Уже одно это обстоятельство, а также то, что вообще какому-то заболеванию отводятся две пространные главы Торы, говорит о том, что едва ли речь идет просто о медицинской проблеме. Действительно, это заболевание признается традицией следствием злословия, иными словами, наказанием за этот специфический грех.

Это почти в явной форме явствует из самой Торы. Например, Мирьям была поражена проказой именно потому, что «оговаривала» Моше за женитьбу на «кушиянке» (Бемидбар 12.1-10). А, например, то минутное поражение проказой, которое случилось с Моше в преддверии первой казни (Шемот 4:6-7), также понимается (комментаторами) как наказание за то злословие в адрес народа Израиля, которое Моше позволил себе в самом начале этого эпизода: «И отвечал Моше и сказал: но ведь они не поверят мне и не послушают голоса моего» (Шемот 4:1).

Собственно говоря, всякая болезнь, заразная или нет, в сознании многих (причем не только древних) людей считается обусловленной грехами. По их мнению, любая болезнь – это следствие того или иного порока. И когда болеет праведник - а праведники, как известно, тоже болеют, - то это значит лишь то, что Бог хочет в полной мере наказать их в этом мире (за их небольшие слабости), чтобы с избытком воздать им в мире грядущем (за из великие заслуги).

И все же существуют заболевания, связь которых с тем или иным грехом совершенно очевидна. Эту связь признают даже убежденные атеисты, а профессора медицины указывают в этиологии многих заболеваний соответствующий образ жизни.

Так, общепризнанно, что блуд приводит к венерологическим заболеваниям, а злоупотребление обильной пищей и алкоголем нередко сопровождаются подагрой или циррозом печени. Естественно предположить, что в какие-то исторические периоды проказа относилась к такого рода заболеваниям – то есть к заболеваниям, сопутствующим известным порокам.

Я не пишу медицинского исследования и не собираюсь спекулировать на тему, каким образом злословие (или воздержание от него) могло сказываться на вирулентности возбудителей лепры. В любом случае ясно, что вирулентность может зависеть от множества самых разнообразных факторов. Почему к ним не может относиться так же и фактор моральный? Ведь духовное состояние человека просто не может не иметь какого-то своего отражения на телесном уровне.

Итак, не важно, какой биохимический механизм обеспечивал активизацию микобактерий проказы. Важно, что со временем исчезли штаммы лепры, чувствительные к злословию, так что теперь мы распространяем слухи, не рискуя при этом оказаться прокаженными. Это соображение тем более выглядит здраво, что даже из клинической картины видно, что современная лепра протекает отлично от той, которая описана в ТАНАХе.

Как Всевышний смягчил вирулентность сифилиса, который (по-видимому, будучи завезенным из Америки) в конце XV-го, в начале XVI веков косил европейцев направо и налево, так же Он, вероятно, в какой-то момент смягчил и связь между злословием и проказой.

Роль СМИ

Это перерождение возбудителя лепры и утрата его этиологической связи со злословием произошли достаточно давно. Между тем только с появлением средств массовой информации стало возможно понять, почему вообще была расторгнута эта связь. Ведь СМИ – это поистине индустрия злословия.

Если бы вирулентность лепры осталась такой, какой она была во времена первого Храма, то в наше время от нее мало бы кто мог спастись. Ведь вина злословия ложится также и на того, кто его воспринимает, а не только на того, кто распространяет дурную молву о своих ближних.

Прежде всего отметим то, что лежит на поверхности, а именно то, что с помощью СМИ множеству народов были навязаны откровенно клеветнические тоталитарные идеологии, а буржуазная пресса с самого момента своего зарождения слыла «продажной». Тому, кто в этом сомневается, можно порекомендовать перечитать роман Бальзака «Утраченные иллюзии», в котором много рассказывается о работе французских СМИ 20-х годов ХIХ-го века, и среди прочего говорится, что «журналистика – это настоящий ад, пропасть беззакония, лжи и предательства».

Израильтяне более чем кто бы то ни было знакомы с этим явлением. На протяжении десятилетий израильская пресса растлевает свою аудиторию, внушая ей безумную мысль, будто бы смертельный враг сионизма в принципе согласен с существованием еврейского государства, и нужно только найти волшебное «политическое решение» (желание половины нынешних израильтян вести переговоры даже с правительством ХАМАСа - прямой результат этого чудовищного растления).

Нет, я бы вовсе не хотел демонизировать деятельность независимой прессы. Благодаря СМИ многие злодейства были выведены на чистую воду, и неприязнь к журналистике испытывали все же не только порядочные люди, но и многочисленные преступники и тираны.

По большому счету независимая пресса – это благо. Благо в том смысле, что без нее мир был бы, пожалуй, существенно злее. Однако плата за это благо также достаточно высока. Причем многие духовные издержки становятся заметны, когда мы говорим не о первом и явном плане, но также и о плане втором, плане, который не столько обговаривается, сколько подразумевается, а именно о выборе новостных тем и манере их преподнесения.

Как и во многих других сферах, здесь произошло смещение и даже полная подмена понятий, так что доброе порицается, а дурное восхваляется. Когда, например, сегодня говорят о «праве человека на жизнь», то имеют в виду не жертву преступления, а убийцу. Когда сегодня говорят о «свободе совести», то имеют в виду вовсе не право исповедовать любую религию, а право на гомосексуальное вожделение, которое не только не должно вызывать угрызений совести, но напротив, должно горячо приветствоваться (причем даже гетеросексуальным обществом) как признак богатства и разнообразия жизни.

Аналогичное перерождение начинает происходить и с «правом общества на получение информации». Этим термином сегодня все чаще оправдывается все, начиная с публикаций оперативных планов ЦАХАЛа, и кончая текущими сводками из зала суда о свежих случаях инцеста. Нет сомнения, что в результате этого информационного потока люди, склонные к этому диковинному мерзейшему преступлению, с куда большей легкостью могут ему предаваться.

Не менее характерна и общая подача новостей. На первом месте всегда насилие. Как крем, размазанный по физиономии – это всегда смешно, так кровопролитие - и в первую очередь терроризм – это всегда ново.

Кто-то спросит: причем здесь злословие? Ведь говорить дурное о законченных злодеях - дело вроде бы разрешенное?

Да потому, что здесь имеет место все то же смещение смыслов и понятий. Под видом реализации «права общества на получение информации» осуществляется не что иное, как пропаганда насилия.

Ну кто же не понимает, что размах мирового терроризма действеннен и эффективен исключительно в условиях его освещения свободной прессой? Если писатели еще станут писать «в стол» без надежды, что их сочинения кто-либо когда-нибудь опубликует, то террорист никогда не станет убивать просто «в гроб», то есть ради самого убийства, чтобы о нем никто никогда не услышал. В противном случае это уже не террорист, а маньяк-убийца. Пресса, разумеется, проявляет к последнему такой же интерес, как и к террористу, но сами маньяки как раз не стремятся к огласке.

Что же касается оклеветания сионизма и еврейской истории в угоду исламо-нацистской «позиции», то это отдельная большая глава.

СИЛА «АМУЛЕТА» («Тазриа 5765 - 07.04.2005)

Странное исцеление

В недельной главе «Тазриа» много говорится о проказе, которая понимается традицией как наказание за грех злословия. Поэтому неудивительно, что лечением проказы занимались не врачи, а священники.

Соответственно в афтаре (еженедельном чтении из пророческих книг) так же повествуется о заболевании проказой, однако здесь исцеление совершается пророком, причем с использованием определенных манипуляций. Вот этот текст: «Нааман, военачальник царя арамейского, был великим и уважаемым человеком у господина своего… И человек этот был храбрецом, (но) прокаженным… И Элиша послал к нему посланца сказать: пойди, омойся семь раз в Ярдэйне, и вернется к тебе чистота тела твоего, и будешь чист. И разгневался Нааман, и пошел, сказав: вот, я думал, что он выйдет ко мне, станет и призовет имя Господа, Бога своего, и поднимет руку свою к месту (пораженному), и исцелит от проказы. Не лучше ли Амана и Парпар, реки Дамасские, всех вод Израильских? Разве я не (мог бы) омыться в них и очиститься? И повернулся он, и ушел в гневе. И подошли рабы его, и говорили с ним, и сказали: отец мой, (если бы) что-то большое сказал тебе (сделать) пророк, то разве ты не сделал бы? А тем более, когда он сказал тебе (только): "Омойся, и будешь чист". И спустился он, и погрузился в Ярдэйн семь раз, по слову человека Божия, и вернулась к нему (чистота) тела его, и (стало оно) как тело малого ребенка, и он очистился. И возвратился он к человеку Божию, – он и все сопровождавшие его, – и пришел, и стал пред ним, и сказал: вот, узнал я, что нет Бога на всей земле, а только у Израиля» (Малахим 2. 4.42 – 5.19).

Первоначальные сомнения Наамана более чем понятны. Бог Израиля отвечает на молитвы, являющиеся личными просьбами, и сутью религии евреев является именно личная обращенность, а не магическая манипуляция. Но что тогда значит «процедура», оказавшаяся эффективной вроде бы и безо всякой молитвы? Какой смысл могла носить эта «манипуляция»?

Не напоминает ли она пустые поверья язычников, или так называемые суеверия? Посвистишь в доме – накличешь беду и т.д. Не является ли она предшественницей той сомнительной веры в амулеты, которая распространена в современном Израиле? А ведь нельзя не заметить, что некоторые евреи придают «хамсам» такое же значение, какое суеверные русские люди придают подковам.

При этом следует отметить, что сама манипулятивность заключена глубоко в психологии человека. Так некоторым людям свойственно постоянно что-то загадывать. Человек нередко связывает свои желания с какими-либо странными действиями, веря, что так его желания исполнятся. Например, некоторые стараются наступать только на черные плитки пола, уложенного в порядке шахматной доски. Другие зажигают спичку только об одну сторону коробка или обрывают лепестки цветка, «вычисляя» характер чувств к ним некоторой особы.

Между тем, по крайней мере, в некоторых случаях подобные действия производят впечатление духовно подлинных. Легко заметить, что чем в более стесненных обстоятельствах оказывается человек, тем настойчивее он нуждается в знамении, тем сильнее он связывает свои чаяния с каким-либо символическим действием, с каким-либо материальным знаком.

Спасительные «амулеты»

В «Хасидских историях о холокосте» Яфы Элиаш содержится не одно свидетельство такой веры. В этом сборнике приведено несколько случаев, когда какой-либо предмет превращался в священный «амулет», вера в который избавляла от смерти. Приведу одну из таких историй. Так в главе «Священная книга» рассказывается, что некий ревностный хасид - дедушка Беркович смог сохранить в гетто, а затем захватить с собой в депортацию одну священную книгу, принадлежавшую нескольким поколениям его предков. Он был уверен, что эта святая книга предохранит и спасет его близких ото всех несчастий. Во время депортации поезд подвергся бомбежке. Вот что пишет Яффа Элиаш: «Те, кто выжили после бомбовых ударов, были убиты взрывами боеприпасов. Во время всего налета дедушка Беркович непрестанно следил за своей семьей. Они все лежали на полу, пытаясь касаться пальцами священной книги. "Не поднимайте головы и не отрывайте рук от книги", - командовал дедушка между взрывами. Через несколько часов, когда на обугленной железнодорожной станции все стихло, дедушка Беркович позволил своей семье подняться с пола разбомбленного поезда. Вся семья Берковичей чудом выжила в той бомбежке, а вместе с ними была спасена и семейная драгоценность - священная книга. Весной 1945 года, когда Страсхоф был освобожден русскими, возвращение целых семей казалось чудом».

Мы видим, что в этой истории вроде бы имеет место типичное «загадывание»: дедушка Беркович решил, что пока его близкие держатся за книгу, они защищены небесами. Что стоит за такого рода верой и насколько она оправдана?

Мы вправе допустить, что в некоторых случаях «загадывания» и связанные с ними действия, являются своеобразными квазимолитвами, являются опытами своеобразной духовной концентрации. Мы вправе допустить, что некоторые произвольно связанные с именем Всевышнего предметы и действия могут оказываться небесными знамениями, могут служить подлинными каналами духовной связи с Богом.

Как и в случае чудесного исцеления Наамана пророком Элишей, чудеса совершаются иногда не только по молитве праведника, но и благодаря связи с каким-либо относительно случайным действием или предметом. И в то же время вера в них отличается от сомнительной веры в «энергетическую» силу амулета.

В отношениях между людьми нельзя ограничиться одними словами, или точнее в качестве слов фигурируют также и предметы, знаки внимания, подарки, памятные места. Аналогичная ситуация имеет место, по-видимому, и в отношениях с Богом. Подлинный «амулет» является каналом духа и орудием веры, он имеет свою «личную» историю и подразумевает драматическую и напряженную связь с Богом. Он является такого же рода чистым средством общения со Всевышним, как и молитва и по существу оказывается ее аналогом.

Небесное знамение

При этом главным в индивидуальных амулетах является именно то, что они исходно воспринимаются человеком, как знак, как знамение свыше. В этой связи уместно привести еще один эпизод из «Хасидских историй о холокосте» из главы «Небесное знамение».

Узница Аушвица Илана была направлена в другой лагерь. По дороге она молилась, чтобы небеса дали ей знак, что она выживет: «Поезд трясло, доски рядом с Иланой стали расходиться, проблеснуло немного света. Постепенно между двумя досками образовалась небольшая щель. Через эту щель Илана смогла увидеть чистое голубое небо, небо, принадлежащее другому, не Аушвицкому, миру. Вдруг на ясном голубом небе она увидела четкую белую полосу. Радость переполнила сердце Иланы. Она почувствовала, что молитва ее услышана, что небеса дали ей знак, что она действительно выживет. Это было то самое знамение, о котором она молила. Ясная белая линия была вынесенным решением, решением, кому умереть, а кому жить. Вся кровь, вся гарь Аушвицкого неба превратились для нее в эту чистую белую линию - линию жизни. «О Господи, Ты даровал Ноаху радугу, а мне Ты дал эту белую линию в небе. Я тоже выживу в этом потопе крови, потому что это знамение, которое Ты даешь мне в подтверждение того, что имя мое записано в Твоей Книге Жизни»….

Все прошло. Война закончилась, ружья умолкли, трупы были зарыты в землю. Немцы разбежались, Илана по-прежнему держалась за свою линию, линию, которая должна была привести ее назад в Хуст, привести к ее мужу.

Выжившие, иногда единственные из целой семьи или даже из целого города, разбредались по опустошенной Европе. Они шли в поисках обломков своей прежней исчезнувшей жизни. Они проезжали через те же железнодорожные станции, проходили по тем же дорогам, где еще совсем недавно их гнали в газовые камеры. Теперь они возвращались "домой". Илана была на пути в свой Хуст. Вдруг на переполненной железнодорожной платформе она увидела своего мужа, направляющегося туда же.

"Как вы думаете, что это была за белая линия, которую вы увидели тогда через щель в вагоне?" - спросил кто-то Илану через тридцать лет в ее бруклинской квартире.

«Видите ли, для того, чтобы выжить, вам необходимо во что-то верить, вы нуждаетесь в источнике вдохновения, источнике мужества, в чем-то, что могло бы вас укрепить, помочь преодолеть действительность. Та линия была моим источником вдохновения, моим небесным знамением. Много лет спустя, после освобождения, когда мои дети выросли, я осознала, что та белая линия могла быть просто дымовым следом, оставленным пролетевшим самолетом, но разве это может иметь какое-то значение?»

Насколько я могу судить, священная книга дедушки Берковича служила ему именно таким же знамением. В этом главное отличие веры в индивидуальные «амулеты», от амулетной индустрии, держащейся на своеобразном фетишизме.

Ключ к пониманию веры в индивидуальные «амулеты» можно усмотреть в некотором «обратном» эффекте, а именно в чуде, связанном не с обладанием предметом, а, напротив, с отказом от него.

В качестве примера я приведу еще одну хасидскую историю: «Пришла к равви Израилю, маггиду из Кожниц, некая женщина и со слезами на глазах рассказала ему, что уже двенадцать лет как замужем, но детей еще не имеет. «Что ты собираешься сделать для этого?» - спросил ее магид. Женщина не знала, что ответить. «Мать моя, - сказал ей маггид, - была уже в летах, но детей не имела. И вот она услышала, что в городе Апте, путешествуя, остановился Баал Шем. Она поспешила к нему на постоялый двор и стала умолять, чтобы он помолился о даровании ей сына. «Что ты собираешься сделать для этого?» - спросил ее цадик. «Мой муж – всего лишь бедный переплетчик, отвечала моя мать, - но у меня есть одна прекрасная вещь, которую я подарю равви». Быстро, как могла, она последовала домой и взяла свою красивую шаль, бережно сохраняемую в сундуке. Но когда она вернулась на постоялый двор, то ей сказали, что Баал Шем уже уехал в Мезбиж. Моя мать тут же последовала за ним, а поскольку у нее не было денег, чтобы ехать, она со своей шалью шла в Мезбиж пешком. Баал Шем, приняв от нее шаль, повесил ее на стену. «Хорошо», - сказал он. И моя мать пошла пешком обратно в Апт. А через год родился я». Женщина воскликнула: «Я тоже принесу тебе свою прекрасную шаль, чтобы у меня родился сын». «Ничего не выйдет, - сказал маггид, - ты слышала историю. А моя мать пустилась в путь безо всякой истории».

Итак, самый неожиданный предмет может приобретать священные чудотворные свойства, но при этом важно понимать, что свойства эти действуют не «энергетически», т.е. не благодаря какому-то биополю, а благодаря тому, что они сопрягаются с живой человеческой нуждой и живой человеческой верой.

Знамения и частные «амулеты» в той же мере даруются Небесами, в какой создаются нуждающимися в них людьми. И их чудодейственная сила несомненна.

МИССИЯ ПРОДОЛЖЕНИЯ РОДА («Тазриа» 2004 - 5764)

Если бы Адам и Хава нарушили заповедь «плодитесь и размножайтесь», но не нарушили бы заповедь «не вкушай», они бы и по сей день находились в Эдемском Саду, представляя собой все человечество. Но они нарушили заповедь «не вкушай от него» и умерли, превратив заповедь «плодитесь и размножайтесь» в центральный акт, позволяющий преодолевать смерть.

Первородный грех

Недельная глава «Тазриа» начинается с описания законов, связанных с рождением ребенка: «Если женщина зачнет и родит мальчика, то она нечиста будет семь дней, как во дни отлучения ее по обычной болезненности ее будет она нечиста. А в день восьмой пусть обрежут крайнюю плоть его. И тридцать три дня должна она оставаться в чистом кровотечении ее… Если же она девочку родит, то она нечиста две недели, как во время своего отлучения, и шестьдесят шесть дней должна оставаться в своем кровотечении чистом. По исполнении же дней очищения ее за сына или за дочь пусть принесет она ягненка однолетнего во всесожжение и молодого голубя или горлицу в грехоочистительную жертву ко входу в шатер соборный, к священнику. И он принесет это пред Господа, и искупит ее священник». (12.2-7)

Невольно возникает вопрос: о каком грехе идет речь в связи с рождением ребенка, что Тора вдруг требует принести за него грехоочистительную жертву?

Ответ, который дает в этой связи традиция, столь же прост, сколь и неожидан - это грех Адама и Хавы, т.е. тот грех, который зовется у христиан «первородным грехом»!

Так, рабейну Бехайе (1255-1340) пишет относительно слов Торы «и искупит ее » - «почему роженица должна приносить жертву? Во искупление греха Хавы, за который она и наказана родильными муками».

Христианские авторы постоянно вынуждены оговариваться, что «первородный грех» никак не связан с половой близостью прародителей человечества. Вывод, который невольно напрашивается на основании общего подозрительного отношения христианства к сексуальности.

Что же касается иудаизма, то идея такой связи в нем просто не может зародиться, и еврейская традиция подобных оговорок даже не знает. Размножение признается иудаизмом заповедью, которую р.Аарон Галеви в своей книге «Сефер Хахинух» закономерно ставит на первое место. Более того, традиция считает, что Адам и Хава находились в любовной связи еще до грехопадения и даже успели родить в Эдемском Саду Каина.

Но почему тогда «первородный грех» все же как-то связывается с рождением, почему роженица приносит искупительную жертву?

По-видимому, потому, что в тяжелых родах проявляется проклятие, наложенное на женщину за совершенный ею грех. Ассоциация строится здесь не по греху, а по наказанию за него: «а жене сказал: умножая умножу муку твою в беременности твоей; в муках будешь рождать детей, и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (2.16).

Таким образом, нам уместнее задать другой вопрос, почему за нарушение одной заповеди (не вкушать плод древа познания) Всевышний покарал женщину страданиями, сопровождающими выполнение другой заповеди («плодитесь и размножайтесь»), заповеди, которую женщина не нарушала? При этом вполне стоит обратить внимание на то, что человеческие роды действительно выделяются среди родов других млекопитающих, которые хотя и могут быть тяжелыми, но в норме достаточно безболезненные, чего почти не бывает у женщин.

Но что странного в том, что нарушение, влекущее смерть, отразилось на исполнении заповеди, дающей жизнь? Коль скоро в силу вступило проклятие «смертью умрете», то стоит ли удивляться тому, что дарующая жизнь заповедь стала сопровождаться смертными схватками?

И то, что родившая женщина приносит жертву за грех, т.е. за «первородный грех», лишний раз напоминает нам об этой достаточно естественной связи.

Однако мы вправе предположить, что связь в данном случае двусторонняя, а именно, что деторождение является своеобразным искуплением первородного греха.

Преступление и искупление

Прямых утверждений об искупительном смысле деторождения, возможно, найти и не просто, однако встречаются высказывания, которые косвенно подводят к такому заключению.

В самом деле, нарушение заповеди «плодитесь и размножайтесь» считается очень серьезным. В Талмуде воздержание от деторождения приравнивается к кровопролитию, к убийству.

Если бы Адам и Хава нарушили заповедь «плодитесь и размножайтесь», но не нарушили бы заповедь «не вкушай», они бы и по сей день находились в Эдемском Саду, представляя собой все человечество.

Но они нарушили заповедь «не вкушай от него» и умерли. Таким образом, в условиях греховного мира, в котором царит смерть, заповедь «плодитесь и размножайтесь» оказалась центральным актом жизни, позволяющим преодолевать смерть. Т.е. деторождение обернулось своеобразным искуплением первородного греха.

В контексте этого положения было бы опять уместно коснуться христианского взгляда на этот вопрос.

Как известно, христианство утверждает, что искупление от смертоносного первородного греха заключено в страданиях Мессии.

Со своей стороны иудаизм признает и то, что страдания праведника искупают мир (Моэд Катан 28.а), и то, что Мессия может быть страдающим. По меньшей мере, это относится к Мессии сыну Йосефа (Сукка 52.а). Однако уместно отметить, что это общее для иудаизма и христианства представление об искупительности страданий праведника традиционно противопоставляется христианством деторождению.

Христианство как бы невольно видит в продолжении рода конкурирующий канал искупления от первородного греха, но только «ветхий», природный и тщетный. Так апостол Петр говорит: «Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною Кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца» (1 Петр 1.18) Т.е. от отцов «по роду» можно унаследовать только суету.

«Во Христе» «нет иудея, ни язычника, нет раба, ни свободного, нет мужеского пола, ни женского» (Гал 3.29). Вечность наследуют лишь те, «которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин 1.13).

Позитивное отношение к безбрачию было задано уже апостолом Павлом, который не был женат и писал: «хорошо человеку не касаться женщины. Но во избежания блуда, каждый имей свою жену» (1 Коринф 7.1)

Иными словами брак и деторождение - это зло, хотя и меньшее сравнительно с распутством. Впоследствии эта тенденция только усилилась. Один из отцов Церкви Тертулиан пишет: «Есть люди, которые женятся для потомства, из желания иметь детей, желания иногда весьма горького. Зачем желать детей, когда имея их, мы желаем им поскорее покинуть наш злосчастный век и быть принятыми у Господа, как того хотел апостол? Хватит с нас забот о своем собственном спасении, если даже не заводить детей! Нам ли искать обузы, которой тяготятся сами язычники, от которой даже нарушая законы они стремятся избавиться?»

Демографический апокалипсис

Как известно, издревле иудейская традиция приписывает Эсаву страсть к кровопролитию. Тот факт, что традиция возвела к Эсаву Рим, по-видимому, во многом было обусловлено именно кровожадностью римлян, гордящихся своей военной мощью и превративших кровопролитие в одно из своих излюбленных зрелищ.

Прозорливости такого взгляда можно лишь удивиться. Действительно, в дальнейшем христианские народы отличались значительной воинственностью, которая завершилась двумя чудовищными мировыми войнами в прошлом веке.

Говорят, что европейцы вынесли из произошедшего урок, что они научились решать свои проблемы без войн, что кровопролитие стало европейцам столь же ненавистно, как оно всегда было ненавистно евреям.

Но на самом деле кровопролитие на европейском континенте продолжается. В наши дни европейцы продолжают проливать кровь, воздерживаясь от деторождения. По иронии судьбы гедонистический Запад сегодня воплощает в жизнь завет аскета Тертулиана: не заводи детей.

В начале нашего века американский публицист Патрик Бухенен опубликовал книгу «Смерть Запада», в которой предрек европейцам биологическое вымирание, остроумно назвав презерватив и гормональную пилюлю серпом и молотом буржуазной цивилизации.

В своей работе Бухенен ссылался на статистические данные ООН, согласно которым население Европы к 2050 году сократится на 128 млн. Италия потеряет 16 млн., Германия - 23 млн., Россия - 33 млн. Но при этом лишь 10 процентов населения Европы в 2050 году будет по происхождению европейским!

Согласно более позднему отчету экспертов Комиссии по демографии Европейского Совета, если до войны население европейских стран составляло 22% от общего числа жителей земли, то за 50 мирных лет этот показатель сократился до 12%. В следующие же 50 лет прогнозируется снижение численности коренных европейцев до 6,5%. Согласно представленному учеными прогнозу, к 2050 году половина всех жителей Европы будет старше 50 лет. Этот прогноз также предрекает, что к середине нынешнего века лишь 10 процентов обитателей Европы будут потомками некогда коренного населения.

Но как нам тогда относиться к тому, что в то время как Эсав продолжает самоистребление, Ишмаэль исправно плодится и размножается? Может быть это свидетельствует о том, что ислам - возвышенная религия, озабоченная искуплением первородного греха?

Мы лучше поймем это явление, если сопоставим два факта: Наибольшая рождаемость не только среди мусульманских народов, а вообще среди всего человечества отмечается в секторе Газа. При этом до 80 процентов арабских школьников этого района выражают желание стать террористами-смертниками!

Это обстоятельство позволяет заподозрить, что современные мусульмане размножаются не вполне бескорыстно, что в значительной мере они плодятся назло «неверным», надеясь – и вполне оправданно – задавить их прежде всего на биологическом уровне.

ЗЛОСЛОВИЕ И СВОБОДА СЛОВА («Тазриа» 5762)

Желающий жизни

Недельная глава «Тазриа» с значительной мере посвящена законам, связанным с проказой. Само же это заболевание в традиции устойчиво связывается с грехом злословия. Как поясняет комментатор, злословие карается изоляцией, неизбежной при заболевании проказой. Запреты на сплетни, оговоры и всяческое злоречие даются в Торе многократно, например, в Ваикра (19.16) сказано: «Не ходи сплетником в народе своем».

Иудаизм весьма сурово относится к этому греху. Вот какие высказывания в адрес злословия можно встретить в Гемаре: «Сказал р.Элазар бен Парта: «Если хочешь знать, сколько вреда от злого языка, то посмотри, как пострадали наши отцы в пустыне Синай из-за разведчиков. Разведчики говорили плохо о стране, т.е. о камнях и деревьях. До этого наши предки грешили в пустыне девять раз, и все им простилось. А приговор умереть в пустыне был им вынесен только за злой язык» (Эрхин 15)

В другом месте сказано: «За три греха человека наказывают на этом свете, и много он теряет в мире грядущем: за идолослужение, за кровопролитие, а более всего - за злой язык» (Авода Зара 19)

В Зоаре говорится, что человек отличается от животных даром речи, и если он пользуется своим разумом и речью, чтобы изучать Тору и соблюдать заповеди, то он выше ангелов. Однако если дар речи используется для злословия и пустой болтовни, то человек, столь безрассудно распоряжающийся этим даром, оказывается ниже животных, у которых есть перед ним преимущество тем, что они безмолвны.

Обстоятельное и систематическое рассмотрение всевозможных жизненных ситуаций, в которых различные реакции расцениваются как «злословие» было сделано раввином Исраэлем Меиром Акоэном (р.1838-1933), более известным по имени его книги, посвященной ограждению от злословия - «Хафец Хаим» (Слова «Хафец Хаим» - «Желающий жизни» взяты из 34 псалма: «Кто он, муж желающий жизни... Береги язык твой от зла и губы твои от речей лживых».)

В короткой статье невозможно пересказать весьма многообразные и иногда неожиданные требования Торы, связанные с чистотой речи. Например, человеку не только нельзя слушать сплетен, но вменено не верить им, если он их случайно услышал. Согласно «Хафец Хаим» даже полностью правдивое высказывание негативного характера может быть произнесено только в лицо самому человеку, но не третьему лицу, для которого эта информация является избыточной. Позволительно высказать критику в адрес третьего лица только в том случае, если мы выражаем полную готовность повторить ему в лицо то же самое. Но что особенно примечательно, говорить о человеке чрезмерно похвальные вещи так же предосудительно, как и чрезмерно дурные.

Итак, обозреть все правила в короткой статье невозможно, но имея ввиду несколько уже перечисленных крайних ситуаций, мы можем попытаться выразить некий общий принцип. Мы можем заключить, что в грехе злословия на первый план выступает даже не то, «очерняем» ли мы человека или «обеляем», а то, вступаем ли мы с ним в диалог, заинтересованы ли мы в нем. Важной характеристикой злословия, таким образом, оказывается даже не столько негативность и неадекватность информации, сколько ее заочность. Обсуждение особенностей человека за глаза, когда он лишается возможности возразить нам – именно это является началом и концом греха злословия.

Знаменитый русский литературовед Бахтин в следующих словах писал о недопустимости заочных суждений в адрес человека, которое, как мне кажется, наиболее близко подходит к определению злословия, как его понимает еврейская традиция. Бахтин пишет: «Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А есть А. Подлинная жизнь личности совершается как бы в точке этого несовпадения человека с самим собой, в точке выхода его за пределы всего, что он есть как вещное бытие, которое можно подсмотреть, определить и предсказать, помимо его воли, «заочно». Подлинная жизнь личности доступна только диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и свободно раскрывает себя. Правда о человеке в чужих устах, не обращенная к нему диалогически, то есть заочная правда, становится унижающей и умерщвляющей его ложью, если касается его «святая святых», то есть человека в человеке».

Приведенное высказывание, конечно, не может свести к себе все нюансы, связанные с тем тридцати одним предписанием Торы, на котором базируется в своем исследовании Хафец Хаим. И все же очевидно, что всякий человек, который глубоко чувствует эту сформулированную Бахтиным духовную действительность, даже не читая книгу «Хафец Хаим», будет действовать в соответствии со многими изложенными в ней правилами. Соответственно в свете этих слов нам яснее становится и тот общий итог, к которому приходит Виленский Гаон: «Если человек хранит уста свои, его душа оберегается от всякого греха. Но тот, кто говорит, даже если у него хорошая душа, и он делает много заповедей и ограждает себя от греха, его язык ввергает его в беду, и все стремление человека к исполнению заповедей упраздняется из-за этого. До самого дня смерти человек должен укрощать себя – не постами и отречениями от жизненных удовольствий, а обузданием своего языка и своих страстей, и в этом выражается раскаяние»

Идеологический фронт

Между тем с этим глубоким проникновением в гибельную природу заочных определений, когда они касаются других лиц, резко контрастирует та лихость, с которой выносятся моральные приговоры в адрес других мировоззрений и религий. В этой сфере все мудрые правила ограничения злословия неожиданно теряют всякую силу. Разумеется, существуют ситуации – причем ситуаций таких не мало - в которых правда находится лишь у одной из сторон. И в этих случаях обличение должно быть бескомпромиссным. Но это не значит, что нет ситуаций, в которых та или иная доля истины не находилась бы у обеих сторон. А это слишком часто игнорируется. Приверженцы любой религии исходно не желают вникать в положения других вер и обычно в полемическом задоре обращаются не к живым оппонентам, а к их карикатурным изображениям собственного производства. Из религиозных диспутов обе стороны в такой ситуации всегда выходят победителями, еще более окрепшими в своей вере. И это не удивительно. Для того, кто боксируется не с живым партнером, а с набитой опилками грушей - победа гарантирована. В суть взглядов другого обычно никто не вникает, и в лучшем случае, все завершается мудрым призывом к «взаимной терпимости».

Между тем в этой области проблема в сущности та же самая, что и в сфере бытового злословия (равно включающего в себя и хулу и похвалу): сживают ли религии друг друга со свету, или снисходительно терпят – они грешат одним и тем же грехом. Как писал Томас Пейн: «Терпимость не противоположна нетерпимости, но всего лишь является ее перелицовкой. Обе представляют собой деспотизм, ибо если одна присваивает себе право лишать свободы совести, то другая предоставлять ее».

Итак, чрезмерная добрая молва и терпимость в своей основе не лучше чрезмерно худой молвы и нетерпимости. Не лучше – потому что в равной мере не заинтересованы в другом как в другом, в равной мере определяют другого вместо него самого.

Обнаружившие этот порок американские просветители заменили царившую до той поры концепцию веротерпимости концепцией религиозной свободы. Однако так стало лишь в политической сфере, в области же теологической картина начала меняться очень робко и лишь в последние десятилетия.

Долгое время после того, как светский мир провозгласил принцип религиозной свободы, он казался религиозному миру в лучшем случае функциональным, в худшем случае - ложным. Но из отрицательного примера ислама и положительно примера христианства мы ясно видим, что только та религия, которая оказывается способна пережить принцип религиозной свободы как свой собственный внутренний принцип, может сохраниться как религия, а не переродиться в бесовский легион.

Отношение церкви к религиозной свободе исходно было однозначно негативным. Во всяком случае, пресловутый «Силлабус», изданный Ватиканом в 1864 году накануне первого Ватиканского собора, именует свободу совести – «безумием», а свободу слова - «мерзким заблуждением».

Однако в последнее время, по крайней мере, в западно-христианском мире ситуация стала существенно меняться. После второго Ватиканского Собора католическая церковь прекратила ежегодное издание индекса запрещенных книг и вспомнила, что это именно она еще в XIII веке провозгласила, что «совесть выше папы». Более того, католическая церковь признала открытость принципом, согласованным с ее собственной религиозной позицией. Выделив иудаизм, как религию наиболее к христианству близкую и из ряда вон выходящую, католическая церковь признала так же значение всех прочих «нехристианских» культур и религий. Речь идет именно не о «терпимости», а о теологически обоснованной осмысленности иноверия (так называемая «теология свершения»). Излишне говорить, что в протестантском мире шли аналогичные процессы. Новые веяния практически никак не коснулись лишь православной церкви.

Не произошло никаких заметных сдвигов и в иудаизме. Иудеи хорошо помнят, как христиане публично сжигали в средние века Талмуды. Однако эта практика уже давно прекращена, в то время как преподаватель в израильской религиозной школе может и сегодня в назидательных целях прилюдно сжечь случайно подвернувшееся ему евангелие.

Между тем иудаизм как раз имеет в своей традиции куда больше пунктов для обоснования плюрализма, нежели любая другая традиция.

С точки зрения предоставляемых традицией возможностей, идеи религиозной свободы могут быть позитивно осмыслены и усвоены иудаизмом гораздо легче, чем любой другой религией. В самом деле, идея избрания – это идея плюрализма в своей первозданной чистоте, ибо она предполагает, что не одинаковые в своей основе существа имеют одинаковое право на существование. Иудаизм признает, что десятая часть Божественной мудрости была передана не евреям, а народам, и традиционно никогда этой внешней мудрости не чурался. Наконец, иудаизм учит о рассеянных (в иных культурах) божественных искрах (самого иудаизма), которые не только можно, но и нужно извлекать.

Основатель религиозного сионизма первый Главный ашкеназский раввин Израиля Авраам Ицхак Акоэн Кук (1865-1935) пользовался этим положением как рабочим методом. Он полагал, что обращение к другому, даже атеистическому видению мира может только обогатить иудея. В книге «Орот» раввин Кук пишет: «Справедливо поступил Всевышний со своим миром, что не дал все таланты в одном месте, и не одному человеку, и не одному народу, и не в одной земле, и не в одном поколении, но распылив дарования среди всех. Так раскроется, что Он преимущественная идеальная сила, которая продолжит высшее единство». Или: «Тора Израиля должна явить великий свет духу других вер, других народов и сообществ, чтобы сбросить с них все второстепенное и незначительное и освятить их светом святости божественной чистоты». Тем самым признается осмысленность иных вер.

Р.Кук писал: «Божественная истина бесконечна, а потому никакая ограниченная человеческая истина не может объять ее целиком, а каждая частная истина ухватывает лишь часть общей Божественной картины. И поэтому для того, чтобы продвинуться в моем понимании Божественного, в моей истине – я должен научиться у тебя той частице истины, которую ты видишь лучше меня. Поэтому я не только признаю твое право на истину, но и хочу понять тебя, хочу научиться у тебя и обогатить свою истину за счет этого познания»

Можно только сожалеть, что последователи р. Кука, выхватив из его учения лишь то, что было связано с сионизмом и с политическим устройством государства Израиль, почти полностью пренебрегли теми общими принцами, которые развивались первым Главным ашкеназским раввином Израиля.


 

Недельная глава Торы -

Aryeh Baratz: arie.baratz@gmail.com      webmaster: rebecca.baratz@gmail.com