ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ ПРЕЗУМПЦИЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ СВЕРХНОВОЕ ВРЕМЯ ТАМ И ВСЕГДА ДВА ИМЕНИ ОДНОГО БОГА МЕССИАНСКИЙ КВАДРАТ ДЕНЬ ШЕСТОЙ ТАМ И ВСЕГДА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ КУЛЬТУРА И КУЛЬТ МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ ЕВРЕЙСКИЕ ПРАЗДНИКИ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕРЕШИТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ШМОТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ВАИКРА НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕМИДБАР НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ДВАРИМ HOME POLISH ENGLISH HEBREW E-MAIL ФОТОАЛЬБОМ ПУБЛИЦИСТИКА ИНТЕРНЕТ
Недельные чтения - Шофтим
top.mail.ru

НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

ДВАРИМ (ВТОРОЗАКОНИЕ)

ШОФТИМ

ЕВРЕЙСКИЙ «DEFAULT (5777-2017)
НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ (5775-2015)
ПОЛИЦЕЙСКИЕ И ВОРЫ (5774-2014)
ЦАРСКОЕ ДОСТОИНСТВО (5773-2013)
РАЗДЕЛЕНИЕ ВЛАСТЕЙ (5771-2011)
ПРОРОКИ И ФИЛОСОФЫ (5770-2010)
В МИРЕ ИСТИНЫ (5769-2009)
КАНТИАНСКАЯ ПРАВДА (5768-2008)
К ВЕЧНОМУ МИРУ (5767-2007)
ПРОВИДЕНИЕ И СУДЬБА (5765-2005)
ПО СОВЕСТИ И ПО ГАЛАХЕ (5764-2004)
КАК УНАСЛЕДОВАТЬ ЗЕМЛЮ ИЗРАИЛЯ (5763-2003)

ЕВРЕЙСКИЙ «DEFAULT («Шофтим» 5777 - 24.08.2017)

У христиан, т.е. у народов (в свете открывшегося им Бога) и у евреев - разные исходные установки, разный «default» («по умолчанию»). Согласно еврейскому видению, душа исходно «отрегулирована» на вечную жизнь, хотя, конечно, и может серьезно подпортить себе посмертное существование. Согласно же христианскому видению, исходно душа осуждена на вечные муки геенома, хотя и может от них избавиться.

Кудесник и пророк

В недельной главе «Шофтим» мы читаем: «Будь непорочен пред Господом Богом твоим. Ибо народы эти, которых ты изгоняешь, волхвов и кудесников слушают они; а тебе не то дал Господь Бог твой. Пророка из среды твоей, из братьев твоих, подобного мне, поставит тебе Господь Бог твой – Его слушайтесь...» (18.13-22).

В чем отличие? Чем кудесник хуже пророка? Если и тот и другой прозревают будущее, то что их вообще позволяет различать? Критерий вроде бы должен быть один: либо предсказание сбывается, либо нет?

Пророку открыто не просто будущее, а будущее в его связи с волей Создателя и поступками людей. Поэтому-то такое множество пророчеств сопровождается междометием «если». Со своей стороны кудесники народов провидят жестко заданную судьбу, судьбу не предусматривающую никакой коррекции, никаких отклонений. Если князю суждено «принять смерть от коня своего», то он ее примет и никакие ухищрения здесь не помогут. Человек перед лицом неотвратимого рока – основная тема греческой трагедии.

Там, где у языческих народов властвует безличная судьба, там у евреев царит провидение, задающееся как Творцом, так и людьми.

«Покорного судьба ведет, непокорного тащит», - говорили греки. Со своей стороны в ТАНАХе приводится множество историй, в которых решение Бога о судьбе людей – независимо от того, евреи они или нет – менялось. «Он меняет времена и сроки, свергает царей и возносит их, дает мудрость разумным и знание – способным понимать. Он открывает глубоко (скрытое) и сокровенное» (Даниэль 2:21).

Все «скрытое» коренится в воле Создателя. Однако радар кудесников ничего из этого «скрытого» (открытого свободе) не пеленгует. Эта разница отношений не раз подчеркивается традицией. Так, например, согласно Мидрашу, астрологи сообщили раби Акиве, что в тот день, когда его дочь ступит под свадебный балдахин, ее ужалит змея, и она умрет. Но в день свадьбы она вынула заколку, вонзила в стену и заколка попала в глаз змеи. Утром, когда извлекли заколку, на ней оказалась змея. Сказал ей отец: «Что ты совершила?». Сказала ему: «Вечером пришел нищий и постучал в дверь. Все были заняты трапезой, и никто не услышал. Я поднялась, взяла ту еду, что ты мне принес, и отдала ему».

Эта разница в постижении закулисной жизни мироздания объясняется тем, что народы управляются Всевышним посредством ангелов, а евреи непосредственно Им Самим: «а тебе не то дал Господь Бог твой».

После грехопадения Человек подпал под власть природных сил, он оказался органически связан с космическим целым, что проявляется в его подчиненности внешне совершенно безразличной к нему судьбе. Но сыны Израиля оказались вырваны из этого общего порядка: «А тебе не то дал Господь Бог твой».

Однако закономерно, что однажды заметив себя в зеркале ТАНАХа, язычники глубоко ужаснулись своему облику, и гораздо острее евреев пережили известие о своей греховности.

В этом плане у христиан, т.е. у народов (в свете открывшегося им Бога) и у евреев - разные исходные установки, разный «default» («по умолчанию»). Согласно еврейскому видению, душа исходно «отрегулирована» на вечную жизнь («У всего Израиля есть удел в мире грядущем»), хотя, конечно, и может серьезно подпортить себе посмертное существование. Согласно же христианскому видению, исходно душа осуждена на вечные муки геенома, хотя и может от них избавиться по вере и добрым делам.

Церковный историк и богослов Г.В.Флоровский в следующих словах подводит итог отношения отцов церкви к первородному греху: «Грехопадение есть великая катастрофа. Bce приходит в расстройство. Замкнутый в своем естестве, человек становится немощен и бессилен. Жить подлинною жизнью человек может только в Боге, а потому отпадая от Бога, живет мнимою жизнью, «жизнью смерти». Его ум от вышнего обратился к низшему, — и очи его, когда недоступны для них стали небесные блага, «прозрели для пороков и страстей»... падшая душа пронизана греховными силами. Змий становится при душе «как бы второю душой». Грех примешивается к душе, как некая закваска... Весь род Адамов заквашен этой «закваскою зловредных страстей», которой приобщился Адам в преступлении заповеди».

Протестанты в этом направлении продвинулись, пожалуй, даже дальше апостольской традиции: «В нас нет ничего доброго, но и мы сами и то, что мы имеем, все тонет в грехе... Все, что содержится в нашем уме - сплошное заблуждение и слепота. Поэтому человек творит только одну скверность, заблуждение, злобу, грех", - пишет Лютер. Ему вторит Кальвин: "Даже малые дети осуждены, и не только за грехи других, но и за свои собственные. Ибо в них уже скрыты семена греха. Более того, самая их природа есть семя греха, а потому она не может не быть отвратительной и ненавистной Богу".

Абстрактный еврей

Но иудеи, принесший в мир весть о грехопадении, несколько иначе переживают его последствия. Так, по словам Рамхаля, «со стороны своего истинного корня человеческий род не потерял высшего аспекта из тех аспектов, которыми обладал к моменту совершения греха. Первый человек не был отвергнут насовсем, настолько, что не сможет вернуться на высшую ступень, но актуально он находится на низшей ступени, обладая потенцией подняться до ступени высшей» (рабби Моше Хаим Луцато «Путь творца» II 4.3).

Как бы то ни было, память о первородном грехе не препятствует иудею, проснувшись и омыв руки, произносить: «Боже мой, душа, которую Ты вручил мне - чиста она!»

Откуда же у еврея берется эта «настройка», откуда у него возникает это чувство (в котором бдительный христианин наверняка опознает «влияние гностицизма»)?

По-видимому, из того, что союз с Богом восстанавливает в еврее первозданного человека.

Магараль со ссылкой на Мидраш «Шмот Раба» (28) пишет: «Сказано, что Авраам именуется Адамом, так он обладал ангельскими качествами и имел при этом облик Адама, а потому зовется Человеком. И он также начало человечества, так как Израиль зовется человеком, а Авраам был началом Израиля» (Магараль «Тиферет Исраэль» 24).

В трактате «Бава Мециа» (84 а) говорится, что Иаков – это второй Адам, что в Иакове – Израиле воссоздан тот Божественный образ, который имелся у первого Человека, но был поврежден его грехом.

Кроме того, в Талмуде сказано, что после дарования Торы евреи очистились от скверны змея, соблазнившего Хаву («Авода зара» 5), и в определенной мере освободились от проклятья, павшего на Первого человека (Шабат 146).

Магараль во многих своих книгах постоянно возвращается к мысли, что если нечестивцы народов мира отдаются порочным страстям всеми фибрами своей души, то грешники Израиля вовлекаются в их игру лишь поверхностным слоем.

Наконец, кабала учит, что в силу союза с Богом, душа еврея обретает божественную искру, получает отблески той «нешамы», которую Творец вдохнул в Адама.

Таким образом, прозрение христианами в одном из сынов Израиля «безгрешного» человеко-бога по-своему закономерно. Хорошо известный сюжет европейской живописи: еврейка с младенцем на руках - в каком-то смысле абстракция. В сущности - это портрет абстрактного еврея.

Как сообщает мидраш, Бог и Человек (еще не переживший грехопадения) выглядели настолько схожими, что ангелы служения путались между ними. Коль скоро в лице Израиля был восстановлен первый человек, то, по-видимому, было восстановлено и это сходство. Если ошибались ангелы, то тем более в отношении какого-то еврея могли ошибиться и неискушенные язычники.

НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ («Шофтим» 5775 - 28.08.2015)

Проводимое Женевской конвенцией различие между военными и гражданскими лицами имеет некоторую сумеречную зону, в которой это деление становится достаточно условным.

Две войны

В недельной главе «Шофтим» даются законы войны: «Когда подойдешь к городу, чтобы завоевать его, то пригласи его к миру. И будет, если он отзовется тебе на мир и отворит тебе, то пусть весь народ, находящийся в нем, платит тебе дань и служит тебе. Если же он не помирится с тобою и будет вести с тобою войну, то осади его. И когда предаст его Господь, Бог твой, в руку твою, то порази всех мужчин в нем острием меча. Только женщин и детей, и скот, и все, что будет в городе, всю добычу его возьми себе и пользуйся добычею врагов твоих, которых предал тебе Господь, Бог твой. Так поступай со всеми городами, весьма отдаленными от тебя, которые не из городов этих народов. А в городах этих народов, которые Господь, Бог твой, дает тебе в удел, не оставляй в живых ни души, А совершенно истреби их: Хэттийца и Эморийца, и Кананея, и Перизея, и Хиввийца, и Йевусея, как повелел тебе Господь, Бог твой. Дабы они не научили вас делать подобное всем мерзостям их, какие они делали для божеств своих, и не грешили бы вы пред Господом, Богом вашим» (20:11-18).

Итак, мы видим, что Тора различает два вида военных действий: один «бытового» и другой - «священного» характера. Войны первого типа («милхемет ршут») развязывают люди, руководствуясь своими человеческими соображениями, войны второго рода («милхемет мицва») – совершаются по велению Царя мира. При этом «приглашение к миру» относится к обоим случаям. Даже Амалек истребляется только при условии, что он отказывается подчиниться требованиям Всевышнего.

Прежде всего, как мы видим, эти войны различаются отношением к мирному населению. В случае «милхемет мицва», то есть войн, которые ведутся Израилем по приказу Всевышнего (война с кананейскими племенами, как мы только что прочли), уничтожается все население, причем ответственность за истребление целиком берет на себя Всевышний. В случае «милхемет мицва» Он полностью отвечает за гибель людей, как полностью отвечает за нее в случае эпидемии или землятресения. В частности, это явствует из следующих слов, приведенных в нашей недельной главе: «Когда Господь, Бог твой, истребит народы, землю которых Господь, Бог твой, дает тебе, и ты вступишь в наследие после них» (19:1).

В тех же случаях, когда Израиль ведет войны по собственной инициативе, он не вправе истреблять мирное население. В этом отношении можно сказать, что Тора лежит в основе Женевской конвенции (1949), требующей «от сторон, участвующих в конфликте, проводить различие между гражданским населением и непосредственными участниками военных действий с целью обеспечения защиты гражданского населения. Запрещены нападения как на гражданское население в целом, так и на отдельных мирных граждан».

Сумеречная зона

В условиях войны на уничтожение, объявленной Израилю арабским миром, неизбежно возникает вопрос, какие ответные меры могут евреями использоваться? Наиболее представительный труд, затрагивающий эту тему, принадлежит раву Шаулю Исраэли - главе йешивы религиозных сионистов «Мерказ а-Рав». В своей книге «Амуд а-Ямини» (1966) он рассматривает вопрос, в какой мере может затрагиваться мирное арабское население в ходе антитеррористических операций, и приходит к выводам достаточно близким к положениям Женевской конвенции. Основываясь на «дин родеф», р. Исраэли позволяет подвергать опасности жизнь взрослого населения, поддерживающего террор, но не детей. Следует отметить, что при точечных ликвидациях ЦАХАЛ в целом придерживается именно этого правила.

В последние годы, впрочем, появились иные толкователи. Особо много шума наделала книга рава Ицхака Шапира "Торат аМелех" (2010), предоставляющая израильским силовикам несколько более широкие полномочия. Книга вызвала резкую критику со всех сторон. Но в действительности и она недалеко ушла от общепринятой практики ведения современных войн, которые очень часто сопровождаются значительными жертвами среди мирного населения, но очень редко международными трибуналами.

Согласно Женевской конвенции, должно быть сделано все, чтобы мирное население не страдало от боевых действий, однако его страдания все же не идут в счет, как не идут в счет страдания военнослужащих, если от этого зависит успех войны, или даже только операции. Ответственность за гибель мирных жителей, согласно Женевской конвенции, несет не тот, кто поразил жилой дом с находившимися в нем обитателями, а тот, кто разместил в этом здании огневую точку.

Более того, в некоторых войнах значительные потери среди мирного населения неизбежны. Так, например, победа США над островным государством Японией не могла бы быть достигнута без жестоких мер устрашения. Так в ночь на 9 марта 1945 года при налете на Токио тяжелых американских бомбардировщиков погибло 83793 человека. Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, унесла жизни 71379 человек. В свою очередь трудно оправдать бомбардировку Дрездена, осуществленную американскими и британскими ВВС в ночь на 13 февраля 1945 года, и унесшую жизни 135 тысяч человек. Дни Германии были сочтены, а в Дрездене не имелось военных объектов, что привлекло в этот город множество беженцев.

Как бы то ни было, военные акции устрашения и возмездия, предполагающие гибель мирного населения, продолжаются и по сей день. Согласно подсчетам профессора Даниэля Ионы («Хуже войны») только 10% погибших в воруженных конфликтах после Второй мировой войны составляют военные. Причем эти показатели достигнуты не только за счет Вьетнама и Руанды. Достаточно напомнить, что к карательным мерам активно прибегали войска НАТО во время Косовской войны (1999). В ту пору «умные» американские бомбы поразили множество гражданских объектов, в том числе медицинские учереждения, школы, автобусы, корпункты и церкви. Невозможно поверить, что такое изобилие точечных попаданий по невоенным объектам было чисто случайным.

ЦАХАЛ делает гораздо больше других армий, чтобы избежать жертв среди мирного населения, и можно только пожелать, чтобы народы перенимали израильский опыт. Но в целом не следует забывать, что проводимое Женевской конвенцией различие между военными и гражданскими лицами имеет некоторую сумеречную зону, в которой это деление становится достаточно условным, особенно в ситуации, когда война ведется не с регулярными армиями, а с террористическими группировками, орудующими в поддерживающей их среде. Без возвращения к принципам коллективной ответственности победа в этих условиях невозможна.

В эти дни жители Великобритании собирают подписи под петицией, призывающей арестовать главу израильского правительства Биньямина Нетаньягу во время его лондонского визита. Поводом для этой бредовой затеи послужил прошлогодний ответ Израиля на ракетные обстрелы из сектора Газа (в течение двух-трех недель по территории Израиля было выпущено 400 ракет, что и привело к операции «Нерушимая скала»). Согласно британским законам, петиция, набравшая более 100.000 подписей, обязывает парламент рассмотреть поднимаемый в ней вопрос.

Придут ли времена, когда британский народ станет генерировать инициативы притивоположного толка и призовет свой парламент разобраться с исламским «Лондостаном»? Решится ли когда-нибудь западная демократия принять вызов, брошенный ей шариатом?

ПОЛИЦЕЙСКИЕ И ВОРЫ («Шофтим» 5774 - 28.08.2014)

До каких пор государство может злоупотреблять присущей ему силой, но все же расчитывать на лояльность своих граждан? По мнению раби Ханины, до весьма растяжимых пределов: «Молись о благополучии державы – ведь если бы не страх [наказания], люди глотали бы друг друга живьем»

Суд и полиция

Недельная глава «Шофтим» начинается словами: «Судей и надсмотрщиков поставь себе во всех вратах твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе, по коленам твоим, чтоб судили они народ судом праведным. Не криви судом, не лицеприятствуй и не бери мзды, ибо мзда ослепляет глаза мудрых и извращает слова правых. Правды, правды ищи, дабы ты жив был и овладел землею, которую Господь, Бог твой, дает тебе». (Двар 16:18-19)

Удивительный фрагмент – в нем сила связывается со справедливостью и нравственностью: суды должны быть праведными, обеспечивать их постановления должна сила, но в конечном счете – все покоится на нравственном порыве человека: правды ищи.

Но конфликт между силой и нравственностью всегда сохраняется, постоянно вынуждая человека то поддерживать «силовиков», то бунтовать против них. Частная позиция человека, ищущего правду, всегда колеблется между двумя этими полюсами – между лояльностью и мятежом, между «полицейскими» и «ворами», между признанием государственных институтов - и между признанием их главным источником зла.

Даже в правовом благоустроенном государстве в этом вопросе не все всегда идеально и однозначно. Основа национального суверенитета, основа госудаственной власти покоится на силовых структурах. Но если своей армией при известных условиях граждане гордятся, то судами и полицией – гораздо реже. Правоохранительные структуры – органы сыска и правосудия, и в особенности пенитенциарная система – особого восторга ни у кого не вызывают. Между тем именно полиция является тем первым олицетворением государства, с которым на каждом углу сталкиваются рядовые граждане. Таким образом отношение к государству, и государственным силовым структурам является важным показателем состояния здоровья общества.

Образ страны

До каких пор государство может злоупотреблять присущей ему силой, но все же расчитывать на лояльность своих граждан? По мнению раби Ханины, до весьма растяжимых пределов. Так в «Перкей авот» мы читаем: «Раби Ханина, замещавший первосвященников, говорил: «Молись о благополучии державы – ведь если бы не страх [наказания], люди глотали бы друг друга живьем» (3:2).

А ведь раби Ханина имел в данном случае в виду даже не власть израильских царей, а власть римских правителей, покоривших израильское царство. Такая ситуация полной анархии, когда каждый безнаказанно грабил другого, отличала человечество в преддверии потопа: «И растлилась земля пред Богом, и наполнилась земля злодеянием» (6:11).

Близкое соображение высказал Аба Ахимеир (1897-1962), после того как во времена Британского мандата провел некоторое время в заключении. В своей книге воспоминаний «Репортаж с отсидки» он пишет: «Кровная месть у арабов, «гум» на их языке, напоминает пасхальную "Хад гадью". Слушая истории о «гуме», начинаешь с уважением относиться к этатизму в самых крайних его формах. «Гум» воцаряется в обществе, в котором ослабла государственная власть. В России мы были свидетелями «гума» накануне "Октября". Хорошо, что возникла ЧК со всеми ее ужасами и положила конец "самосудам". Если уж выпадет мне на долю оказаться в лапах беззакония, то пусть это будет беззаконие организованного зверя, государства, а не отдельно взятого зверя, проявляющего личную инициативу».

Многие начнут спорить с Абой Ахимеиром уже в этой ситуации, но в любом случае ясно, что на каком-то этапе этот «этатистский» пангосударственный подход действительно меняется, что история знает случаи, когда организованная преступность поднимала свой статус до государственной. Так, при Сталине в СССР государственный аппарат фактически монополизировал преступность, взяв под свое покровительство уголовников и используя их для терроризирования и уничтожения ни в чем не повинных граждан.

Впрочем, в России на этот счет имеется давняя традиция глубинного недоверия властям. Иногда можно услышать выпады в адрес еврейской нелояльности государствам народов мира, в адрес галутной морали, согласно которой еврейского преступника грех выдавать гойскому правосудию. Но ведь и природные русские люди не торопились делать это!

«Хлебом кормили крестьянки меня, парни снабжали махоркой» - свидетельствует беглый каторжник в народной песне «Баргузин».

И это не удивительно, если принять во внимание, что речь идет о "стране, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!" (из письма Белинского Гоголю).

И.Волгин в книге «Последний год Достоевского» в главе «Христос у магазина Дациаро», опираясь на свидетельство Суворина, пишет: «разговор зашел о недавнем взрыве в Зимнем дворце. "Обсуждая это событие, Достоевский остановился на странном отношении общества к преступлениям этим. Общество как будто сочувствовало им или, ближе к истине, не знало хорошенько, как к ним относиться".

Обратим внимание: речь касается нравственной оценки.

"Представьте себе,— говорил он,— что мы с вами стоим у окон магазина Дациаро и смотрим картины. Около нас стоит человек, который притворяется, что смотрит. Он чего-то ждет и все оглядывается. Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: "Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину". Представьте себе, что мы это слышим, что люди эти так возбуждены, что не соразмеряют обстоятельств и своего голоса. Как бы мы с вами поступили? Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы?

— Нет, не пошел бы...

— И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас. Это — преступление! Мы, может быть, могли бы предупредить...""

Итак, ситуация полного отчуждения от государственной власти встречается, и находит себе убедительное нравственное оправдание. И все же это исключение. В большинстве случаев государство – со всем его аппаратом подавления - оказывается скрепляюшим людей началом. Поэтому зрелый гражданин, не считающий себя обязанным солидаризироваться с каждым решением правительства, в то же время не «встает в позу» при виде «копа» и принимает ответственность за свое государство в целом.

У государства Израиль, как известно, имеется немало противников не только во внешнем мире, но и среди самих евреев. Множество светских израильтян в рамках традиционной еврейской ненависти к себе днем и ночью (часто на зарплату ЕС) трудятся на ниве подрыва его безопасности. Со своей стороны существуют харейдим, считающие «самозванное» еврейское государство главным препятствием на пути избавления всего мира. После уничтожения Ариэлем Шароном Гуш-Катифа среди религиозных сионистов появились сторонники государства галахи, игнорирующие наличные государственные институты.

Ко всем этим людям осмысленно обратиться с призывом подняться над своей идеологией и, применив по отношению к государству Израиль самый общий прагматический подход, начать за него молиться. В конце концов, с эмпирической точки зрения, государство Израиль не только одно из лучших в гражданском отношении, но и как еврейское – далеко не самое худшее в истории.

Вот взгляд на него «со стороны», взгляд российской правозащитницы Валерии Новодворской: «Мне нравятся абсолютно все действия Израиля – я считаю, что Америка и Европа должны защищать Израиль с утра до вечера, а о Палестинской автономии даже и не думать, потому что это все равно что защищать Северную Корею или Уго Чавеса из Венесуэлы – пусть их нечистая сила защищает, к которой они и приписаны. Я была в Израиле, я все это видела, и ЦАХАЛ – единственная армия, в которой мне захотелось служить немедленно, потому что я никогда не видела такую добрую и демократичную армию. Я, к сожалению, по состоянию здоровья уже не могу нигде служить. Но я помню, как я плакала, что я не еврейка, что мне нельзя жить в Израиле и что я не имею никакого права на эту дивную страну. Мне было очень трудно оттуда уезжать. Это пример того, на что способен человеческий интеллект, потому что ничего, кроме интеллекта и таланта у евреев, когда они явились на эту землю, не было. И они все показали, на что способны эти два качества. Я думаю, что Израиль – это самое драгоценное достояние человечества, и его надо беречь и лелеять".

ЦАРСКОЕ ДОСТОИНСТВО («Шофтим» 5773 - 08.08.2013)

Исходя из высшей степени «демократического» духа Синайского откровения, согласно которому каждый человек уникален, «каждый человек призван говорить, ради меня создан мир», ни один человек не должен находиться в распоряжении другого,… и все же в классическом «царизме» просматривается важный религиозный символ. Во всяком случае понятие «царь» иногда может служить неким усилением того понятия «человек», которое в него вкладывает иудаизм.

Царская миссия

В недельной главе «Шофтим» написано: «Когда ты придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и овладеешь ею, и поселишься в ней, и скажешь: "поставлю я над собою царя, подобно всем народам, которые вокруг меня", То поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой: из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою чужеземца, который не брат тебе. Только чтоб он не заводил себе множества коней и не возвращал народ в Египет для умножения коней; Господь же сказал вам: "не возвращайтесь более путем сим"; И пусть не обзаводится множеством жен, дабы не развратилось сердце его; и чтоб серебра и золота не умножал он себе чрезмерно. И вот, как воссядет он на престол царства своего, пусть спишет себе список закона сего с книги, что у священников Левитов, И пусть он будет у него, и пусть он читает его все дни жизни своей, дабы приучился он бояться Господа, Бога своего, чтобы блюсти все слова закона сего и уставы сии, чтобы исполнять их; Чтоб не возносилось сердце его над братьями его и чтоб не отступал он от заповеди сей ни вправо, ни влево, дабы долгие дни пребывал он на царстве своем, он и сыновья его среди Израиля» (17:14-20).

В первой книге Шмуэля это двойственное отношение к царской миссии проступает еще резче: «И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Шмуэлю в Раму. И сказали ему: вот, ты состарился, а сыновья твои не идут твоим путем; поставь над нами теперь царя, чтобы судить нас, как (это) у всех народов. И не понравилось слово это Шмуэлю, когда они сказали: дай нам царя, чтобы судить нас. И молился Шмуэль Господу. И сказал Господь Шмуэлю: послушай голоса народа во всем, что они скажут тебе, ибо не тебя отвергли они, а Меня отвергли от царствования над ними. Как они поступали во всех делах со дня, когда вывел Я их из Египта, и до сего дня, и оставляли Меня, и служили иным божествам, так поступают они и с тобою. А теперь послушай голоса их, но предостереги их и расскажи им об обычаях царя, который будет царствовать над ними» (8:4-9).

Неудивительно, что некоторые комментаторы (например, Радак) видят в установлении царского правления уступку человеческой природе, в некоторых случаях допускаемую Торой (например, многоженство).

Исходя из высшей степени «демократического» духа Синайского откровения, согласно которому каждый человек уникален, «каждый человек призван говорить, ради меня создан мир», ни один человек не должен находиться в распоряжении другого, и царская власть должна приниматься только тогда, когда она исходит от Бога.

Демократия в этом отношении самая подходящая еврейскому народу власть, как народу царственному. Между тем в классическом «царизме» (даже без углубленного выяснения вопроса, зачем Всевышний его установил) просматривается важный религиозный символ. Во всяком случае понятие «царь» иногда может служить неким усилением того понятия «человек», которое в него вкладывает иудаизм. Говорить «Ради меня создан мир» - значит чувствовать себя царем, чувствовать себя сувереном, чувствовать себя носителем высшей власти. Ведь в конце концов такова древнейшая заповедь, данная человеку – владеть: «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и овладевайте ею» (Берешит 1:28).

Суверенность

Итак, человек не только призван творить, потому что создан по образу и подобию Творца. Человек также призван царствовать, так как создан по образу и подобию Царя. Как минимум, это значит в любой ситуации действовать самостоятельно, не позволять собой манипулировать, не принимать «популистских» решений, не поддаваться «голосу толпы».

В книге «Кузари» мы читаем: «Сказал Кузари: Если так, то расскажи мне, каким, по-вашему, должен быть набожный в наше время.

Сказал Рабби: Набожный печется о своем государстве, дает всем его жителям хлеб насущный, всех удовлетворяет в должной мере и со всеми поступает справедливо, не спускает одним и не требует с других более, чем положено. И когда в них будет нужда, они будут ему послушны и поспешат повиноваться, как только это потребуется. И когда он что-нибудь им прикажет, они поступят, как им велено, и когда предостережет, они остерегутся.

Сказал Кузари: Я спросил тебя о набожном, а не о правителе.

Сказал Рабби: Набожный и есть правитель. Он владеет собой и подчиняет себе свои чувства и силы, духовные и физические, и управляет ими, как сказано: "Овладевший духом своим сильнее овладевшего городом". Он и к правлению приспособлен, ибо если бы он управлял государством, то делал бы это с той же справедливостью, с какой он правит собственным телом и душой: сдерживает жаждущие силы и, отдавая им должное, не позволяет усилиться — достаточно того, что он предоставляет им необходимое» (Кузари 3).

Итак, человеческое достоинство сродни достоинству царскому, во всяком случае царское достоинство наполняет достоинство человеческое дополнительным смыслом, дополнительным пониманием.

У царя есть советники, но решение принимает только он. Ответственность ложится исключительно на него. А ведь к тому же, далеко не всегда царь следует чьим-то советам!

Лев Шестов пишет: «Человек не может, не смеет глядеть на мир «своими» глазами. Человеку нужны «общие» глаза – поддержка, авторитет близких. Человеку легче принять то, что для него чуждо, даже ненавистно, но что принимается всеми, чем то, что ему близко и дорого, но всеми отвергается».

Царь – это тот, кто смеет глядеть на мир своими глазами, тот, кто всегда действует самостоятельно, независимо от того, совпадают и не совпадают его действия с ожиданием окружающих. Еврейской традиции хорошо известен главный признак царя – его сердце в руках Всевышнего.

Моя бабушка рассказывала, что ее отец - Симха, целый день простаивал за конторкой в каком-то торговом доме, и возвращался под вечер смертельно усталый. Однако в субботу, за кидушем, он необыкновенно оживлялся, радовался домочадцам и приговарил: «Вот теперь я царь!».

РАЗДЕЛЕНИЕ ВЛАСТЕЙ («Шофтим» 5771 - 01.09.2011)

Сангедрин воспринимает Тору согласно своей традиции, Царь – согласно своей. Иными словами, существует власть Сангедрина, и соответствующий ему раввинистический способ чтения Торы, и существует царская традиция, царская школа понимания Торы.

Два списка

В недельной главе «Шофтим» написано: «Когда ты придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и овладеешь ею, и поселишься в ней, и скажешь: "поставлю я над собою царя, подобно всем народам, которые вокруг меня", То поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой: из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою чужеземца, который не брат тебе. Только чтоб он не заводил себе множества коней и не возвращал народ в Египет для умножения коней; Господь же сказал вам: "не возвращайтесь более путем сим"; И пусть не обзаводится множеством жен, дабы не развратилось сердце его; и чтоб серебра и золота не умножал он себе чрезмерно. И вот, как воссядет он на престол царства своего, пусть спишет себе список закона сего с книги, что у священников Левитов, И пусть он будет у него, и пусть он читает его все дни жизни своей, дабы приучился он бояться Господа, Бога своего, чтобы блюсти все слова закона сего и уставы сии, чтобы исполнять их; Чтоб не возносилось сердце его над братьями его и чтоб не отступал он от заповеди сей ни вправо, ни влево, дабы долгие дни пребывал он на царстве своем, он и сыновья его среди Израиля».(17:14-20).

Итак, при всем том, что истинным Царем Израиля является сам Всевышний, Он позволил своему народу ставить над собою земного царя, и даже предписал ряд законов, связанных с царским правлением. Это решение Всевышнего заслуживает особого рассмотрения, учитывая, что ранее Он уже учредил суверенный правительственный орган Сангедрин: «Господь сказал Моше: собери Мне семьдесят мужей из старейшин Израиля, о которых ты знаешь, что они старейшины народа и надзиратели его, и возьми их к шатру соборному, и пусть предстанут они там с тобой. А Я сойду и буду говорить там с тобой, и отделю от духа, который на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа этого». (Бемидбар 11:11-17)

Так сказал Всевышний через год после исхода из Египта, и вот теперь, опасаясь, что Израиль поступит по обычаю народов земли и пожелает подчиниться царю, Всевышний предупреждая эту инициативу, учреждает еще одну – царскую власть. Иными словами, мы видим, что священная власть оказалась разделена, разделена на власть Сангедрина и власть Царя.

В чем отличие этих властей? Главная особенность царя состоит в его эксклюзивной суверенности: по меньшей мере в ряде сфер он творит суд по своему собственному усмотрению, как бы возвышаясь над законом, но в то же время... все же согласуясь с каким-то иным своим Законом!

В самом деле, мы видим, что Всевышний требует, чтобы царь «списал себе список закона сего с книги, что у священников Левитов, и читал его все дни жизни своей, дабы приучился бояться Господа, Бога своего». Что это за «второй» список Торы? О каких двух свитках Торы идет речь? Раши поясняет: «Два свитка Торы: один хранится в его сокровищнице, а другой входит и выходит с ним вместе». По некоторым мнениям речь идет только о Пятой книге – Дварим, но более принято считать, что царь носил при себе все Пятикнижие. Но чем (согласно этой версии) отличался этот второй список Торы от первого? Формально ничем. Царь уже хранил в своем доме свиток Торы, хранил ее в качестве сына Израиля, однако в качестве Царя у него имелся второй список, который он учил несколько иначе, чем первый. Как это следует понимать?

Два прочтения

Магараль в «Гвурат Ашем» пишет о том, что чудо – это не отмена и не нарушение закона, что это просто явление, совершающееся по иным особым законам, хотя и естественные и сверхъестественные законы коренятся в одной источнике. То же можно сказать и о царской власти. Царская власть – это не произвол, это правление, осуществляемое на основании других принципов, хотя и записанных в той же книге. Сангедрин воспринимает Тору согласно своей традиции, Царь – согласно своей. Иными словами, существует власть Сангедрина, и соответствующий ему раввинистический способ чтения Торы, и существует царская традиция, царская школа понимания Торы.

В следующей недельной главе «Ки-тице» мы прочтем: «Да не будут наказываемы смертью отцы за детей, и дети да не будут наказываемы смертью за отцов: каждый за свой грех должен быть наказываем смертью». (Двар 24:16).

Рав Ури Шерки обращает внимание на то, что в трактате Сангедрин эти слова Торы трактуются исключительно в том смысле, что близкие родственники подсудимого не привлекаются в качестве свидетелей. По словам рава Шерки, никакая другая трактовка этих слов Талмуду не известна... и это при том, что другая трактовка в действительности существует, и приводится не где-нибудь, а в ТАНАХе!

Так во второй книге «Диврей аямим» мы читаем: «Двадцати пяти лет воцарился Амацийя, и двадцать девять лет царствовал он в Иерусалиме. А имя матери его Йеоадан, из Иерусалима. И поступал он справедливо в очах Господних, но не от всего сердца. И когда упрочилось за ним царство, он умертвил рабов своих, которые убили царя, отца его. Но сыновей их он не умертвил, ибо написано в Торе, в книге Моше, что Господь приказал, сказав: "Да не умрут отцы за детей, а дети не умрут за отцов, но каждый лишь за свой грех должен умереть". (2 Диврей аямим 25: 1-4).

Итак, при всей своей подкупающей «буквальности», при всей своей «авторитетности» (в смысле упомянутости в ТАНАХе) такое истолкование приведенного закона ни разу не приводится в Талмуде! Раввинистическое учение не интересуется учением царским, равно как и царское учение не интересуется раввинистическим. Они находятся в разных плоскостях.

Как известно, главным механизмом поддержания в жизни общества правовых норм является разделение властей. Независимые друг от друга и свободно избираемые законодательная и исполнительная власти являются главным средством предупреждения злоупотреблений, и по праву считается величайшим достижением последовательно безрелигиозной светской государственности. Но как мы видим, не только будничное, не только светское правление предусматривает разделение властей, его предусматривает также и управление святое!

Мне остается только заметить, что в наш век, когда традиция царской трактовки Торы полностью утрачена, рассчитывать на то, что аутентичное царское (мессианское) правление утвердится естественным путем, довольно трудно. А за неимением лучшего, религиозному миру следует больше ценить демократические институты и относиться к светскому «малхуту» с подобающим уважением.

Спору нет, «единственная демократия на Ближнем востоке» страдает серьезными дефектами, обусловленными ее социалистическими корнями: по меньшей мере, все электронные СМИ монополизированы левой элитой, а высшая судебная власть никак не контролируется избирателями. При этом и журналисты, и судьи мнят себя стражами «демократии», вызывая у многих верующих дополнительный повод искать альтернативу в государстве галахи. Но такое государство не устоит, если не вспомнит, что и ему присуще разделение властей, что «демократия» - это в первую очередь механизм контроля над властью, имеющая выраженную тенденцию коррумпироваться вне всякой связи с тем, от галахи она, от шариата, или от естественного света разума.

ПРОРОКИ И ФИЛОСОФЫ («Шофтим» 5770 - 12.08.2010)

Как в древние времена имелись пророки «имманентных» языческих богов и имелись пророки невидимого трансцендентного Бога, так же в Новое время, в век Разума, помимо «имманентных» эссенциальных философов появились также и философы экзистенциальные, ищущие транцендентного Бога.

Пророки и прорицатели

В недельной главе «Шофтим» мы встречаем следующие странные, на первый взгляд, слова: «Пророка поставлю Я им из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста его, и будет он говорить им все, что Я повелю ему. И будет, человек, который не послушает слов Моих, которые тот говорить будет именем Моим, с того взыщу Я. Но пророк, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, умереть должен такой пророк. И если скажешь в сердце своем: «как же узнаем мы слово, которое не говорил Господь?", То, что скажет пророк именем Господа, но слово то не сбудется и не настанет, то это такое слово, которого не говорил Господь; с дерзостью говорил его пророк, – не бойся его». (18:18-22)

Итак, Писание именует пророчеством также и откровения, исходящие от ложных богов, исходящие от идолов. Соответственно служитель идола также может именоваться пророком этого идола, как сказано: «И сказал Элиягу народу: я один остался пророком Господним, а пророков бааловых четыреста пятьдесят человек» (1-Млахим 18:22 40).

Мы знаем, что у различных языческих богов имелись свои прорицатели. Так, известно, что Дельфийский оракул назвал Сократа мудрейшим из всех людей еще до того, как тот сколько-нибудь прославился. А в «Оракулах Сивиллы» (III, 271) приводится предсказание относительно евреев: «Вы заполните все земли и все океаны, и всякого будут раздражать ваши обычаи». Но при этом мы видим, что само Писание именует такого рода прорицателей (причем Талмуд признает, что они могут говорить правильные вещи (Сангедрин 89 а ) – пророками, как и их повелителей – богами.

О чем это говорит? По меньшей мере о том, что при всей своей эксклюзивности и уникальности иудаизм относится к некоему классу, который именуется «религией». А ведь исходно это совсем не очевидно. От трансцендентного Творца, радикально отличного от сотворенного мира, несколько неожиданно получить те же средства общения, которыми пользуются заведомо имманентные «высшие существа». Причем Сам Создатель отмечает некоторую странность собственного культа: «Не за жертвы твои укорять буду тебя, и всесожжения твои предо Мной всегда. Не возьму быка из дома твоего, козлов – из загонов твоих, Потому что Мои все звери лесные, скот на тысяче гор. Знаю Я всех птиц горных, и звери полевые – при Мне. Если бы голоден был Я – не сказал бы тебе, ибо Моя Вселенная и (все) наполняющее ее. Разве ем Я мясо быков и кровь козлов пью? Богу принеси жертву, (и сделай) признание, и исполни пред Всевышним обеты свои» (Тегиллим 50: 8-14).

В свете этих слов становится понятно, почему в определенном пункте иудаизм приблизился к позиции философов, отказывающихся приписывать Божеству какие-либо положительные определения. Подчеркивая трансцендентность Творца, Его несоразмерность никакому творению, Рамбам писал: «Различие между Ним и творениями не есть только различие между великим и малым, но различие по виду существования. Иными словами, следует внушать каждому, что Его знание и наше знание, Его могущество и наше могущество отличаются друг от друга не как великое от малого или сильное от слабого и тому подобное, ибо сильное и слабое непременно уподобляются в том, что касается вида и их охватывает одно общее определение».

Казалось бы, такой трансцендентный несоотносимый с миром Бог не может быть представлен в каком-либо культе, подобном культу других, в полной мере зримых «имманентных» богов. Казалось бы, Он не может найти себе даже адекватного выражения в пророческих речениях! Но как мы видим, сам Творец рассудил иначе, и явившись пророкам, повелел поклоняться Себе средствами общего для всех религий жертвенного культа. Рамбам выходит из этой трудности, прибегая к выражению Гемары: «Тора говорит языком людей», то есть Бог общается с людьми доступными им средствами. Но это означает, что Бог Израиля заведомо больше традиционного культа, что Он способен открываться также и в секулярной культуре, говорить на языке других поколений, обращающихся к языку философов.

Век Разума

Действительно, в какой-то исторический момент философия настолько овладела умами людей, что стала вытеснять религию. "Философы, - пишет Лев Шестов, - вся задача которых сводилась не столько к тому, чтобы обнять жизнь, сколько к тому, чтобы принять из нее лишь годные для того, что называется на их языке "мышлением", элементы, т.е. именно те, в которых менее всего проявляется жизнь, - строили более или менее сложные философские здания, а с их трудами знакомились другие философы, как с образцами умственной оригинальности, единственно и предназначенной для того, чтобы пленять ученых. Жизнь шла своим чередом и не давала философам править собой. Люди любили, радовались, искали, страдали, возвышались, падали, плакали, - не справляясь никогда с тем, разрешается ли все это в тех толстых книгах, где собрано такое огромное количество умных слов. И в конце концов сами философы вовсе не думали о том, чтобы их книги переделали что-нибудь в жизни. Но уже в XVIII веке произошло неслыханное явление. Философы ворвались в жизнь. Книжная мудрость вышла к людям и овладела их умами. То, что прежде было предназначено исключительно для ученых, по своему призванию долженствовавших не жить и потому требовавших для себя специальной духовной диеты, было провозглашено лучшей пищей для всех людей. Философия - с одной стороны - нашла себе блестящих, гениальных адвокатов, с Вольтером во главе, а с другой стороны, она пришлась по вкусу времени, искавшему всяких взрывчатых веществ, чтобы скорее освободиться от давно всех тяготивших общественных цепей. Произошло великое событие во Франции. Отрубили голову Богу, чтобы иметь право отрубить голову королю... Во Франции и в Германии на разные лады стали возвещать эту истину, что "Бог умер", и это, как ни странно, стало источником надежд и упований человечества" (15).

Но при этом сам Лев Шестов был именно философом, и его сочинения являются образцом такого мышления, в котором как раз проявляется и открывается Создатель. Как в древние времена имелись пророки «имманентных» языческих богов, и имелись пророки невидимого трансцендентного Бога, так же в Новое время, в век Разума помимо «имманентных» эссенциальных философов появились также и философы экзистенциальные, ищущие транцендентного Бога.

В древние времена, когда люди были наделены естественной религиозностью, когда они приносили жертвы и обращались к прорицателям, Всевышний открывался преимущественно через пророков. В последние времена, когда люди потеряли непосредственную связь с миром и положились на разум, Он (помимо религии) является им также и в независимом творческом поиске, ответственность за который полностью лежит на них. Это творчество касается всех сфер, включая сферу социальную и даже политическую: демократия – это не только результат развития некоторых форм традиционного правления (британский парламентаризм), но и плод направленной деятельности философов и ученых (Кант, Руссо, Джефферсон). Но, пожалуй, одним из самых ярких свидетельств того, что Бог может проявляться во всем, явился светский политический сионизм. Возрождение еврейского государства через две тысячи лет после его разрушения явилось результатом не только верности еврейского народа своей традиции, но также и чисто светской политической активности. Возрождение государства Израиль ясно показывает, что секулярный мир так же может принадлежать Богу, как и мир религиозного культа, и что Сам Он возносился над обоими мирами.

В МИРЕ ИСТИНЫ ("Шофтим" 5769 - 20.08.2009)

Невольно возникает впечатление, что с переходом в иной мир, в так называемый «мир истины», мы к истине на самом деле ни на миллиметр не приближаемся. Со смертью тела душа, возможно, и получает существенно больше информации, но в мире смыслов она, похоже, ориентируется так же, как и в пору своей телесной командировки.

Верность выбору

В недельно главе «Шофтим» мы читаем: «Не криви судом, не лицеприятствуй и не бери мзды, ибо мзда ослепляет глаза мудрых и извращает слова правых. Правды, правды ищи, дабы ты жив был и овладел землею, которую Господь, Бог твой, дает тебе. Не сади себе ашейрим и каких-либо кумирных дерев при жертвеннике Господа, Бога твоего, который ты сделаешь себе. И не ставь себе памятника (каменного сооружения для жертвоприношения), что ненавидит Господь, Бог твой». (16:19-21)

Итак, требование бескорыстного поиска истины соседствует с запретом идолослужения. Учитывая, что «не существует идолослужения, в котором бы не скрывалось искр святости» (Зохар), мы должны согласиться с тем, что такое соседство не случайно, что в вопросах веры человек легко может запутаться. Именно наличие в языческих культах элементов подлинного служения побуждали евреев древности обращаться к этим культам наряду с поклонением истинному Богу. Более того, еврейская традиция признает, что выяснить истину не просто порой даже в случае тех культов, которые сопряжены с явными преступлениями. Об этом учится из истории о царе Менаше: «И делал он то, что было злом в очах Господних, подобно мерзостям тех народов, которых прогнал Господь от сынов Израилевых… и поставил жертвенники Баалу, и сделал Ашэйру, как делал Ахав, царь Израильский; и. поклонялся он всему воинству небесному, и служил ему. И построил он жертвенники в доме Господнем, о котором Господь сказал: "В Йерушалаиме поставлю Я имя Мое". И построил он жертвенники всему воинству небесному в обоих дворах дома Господня; И провел сына своего через огонь, и гадал, и ворожил, и завел вызывающих мертвецов и чревовещателей; много сделал злого в очах Господа, чтобы прогневить (Его)». (21:2-6)

В трактате Сангедрин (90.а) говорится, что «все израильтяне имеют удел в мире грядущем… а те, что нет им удела в мире грядущем, это: отрицающие воскрешение, отрицающие, что Тора дана с небес и эпикоросы….Аба Шауль сказал: трем царям и четырем простолюдинам нет удела в мире грядущем. Три царя: Йеровам, Ахав и Менаше… Четыре простолюдина: Билам, Доэг, Ахитофель и Гехезия». Далее в Гемаре (102.б) развивается спор относительно царя Менаше, который явившись во сне раву Аши, засвидетельствовав себя глубоким знатоком Галахи, открыл ему, что если бы тот «был в его поколении, то побежал бы за ним (царем Менаше)»

Итак, Талмуд учит, что даже мудрецы, даже искренне ищущие люди способны самым роковым образом заблуждаться в казалось бы в самых очевидных вещах; не замечать разницу между словами Зохара «не существует идолослужения, в котором бы не скрывалось искр святости» и между противоположным им синкретиским присловием: «на вершине горы все тропы сходятся»... Причем из этой же Гемары можно понять, что Истина остается сокрыта не только в сем мире, но также и в мире грядущем!

В самом деле, согласно Гемаре, царь Менаше считает себя стоящим несравненно выше рава Аши и его учителя, а тем самым выглядит вполне согласным со своим земными выбором. Еще более явственно этот перенос в мир грядущий всего комплекса земных предрассудков обнаруживается в случае явления Билама Онкелосу (Гитин 57). Билам, сообщивший Онкелосу, что в грядущем мире Израиль занимает центральное место, в то же время отговаривал Онкелоса принять иудаизм. Что же касается императора Тита, душу которого Онкелос также вызвал для совета, то он не только отговаривал его принять иудаизм, но еще и утверждал, что самые почетные места в грядущем мире принадлежат тем, кто ненавидел и преследовал евреев. Нас не должно сбивать с толку это утверждение и Билама, и Тита о главенстве Израиля в будущем мире. В том, что евреи главенствуют везде, убеждены все антисемиты.

Верность души выработанным ею при жизни убеждениям подтверждается также внешними мистическими источниками. Так, шведский духовидец Иммануэль Сведенборг делает в этой связи следующее замечание: «Человек по смерти навеки пребывает таким, каков он есть по воле своей и по господствующей в нем любви. В этом я убедился также по множеству опытов: мне дано было беседовать с людьми, жившими за две тысячи лет, коих жизнь описывается в истории, и потому известна. Оказалось, что они еще и доныне сами на себя похожи и точно таковы, какими описаны, т.е. что они все те же по любви своей, из коей и по коей образовалась вся их жизнь» (480)

Рассказы тысяч людей, вернувшихся к жизни после того, как они испытали клиническую смерть, по-своему также подтверждают это положение: люди описывают приблизительно одни и те же явления Света, но в то же время всегда идентифицируют его совершенно по-разному, каждый в своих терминах и понятиях.

Единобожие или синкретизм

Итак, невольно возникает впечатление, что с переходом в иной мир, в так называемый «мир истины», мы к истине на самом деле ни на миллиметр не приближаемся. Со смертью тела душа, возможно, и получает существенно больше информации, но в мире смыслов она, похоже, ориентируется так же, как и в пору своей телесной командировки.

Осознать это обстоятельство нам мешает общая приверженность плюрализму, т.е. вера в то, что «не существует идолослужения, в котором бы не скрывалось искр святости». Если мы выстрадали право истины быть полисубъектной в этом мире, то неудивительно, если эта полисубъектность ярко расцветет в мире грядущем. Более того, эта полисубъектность (множественность корней человеческой души, далее разветвляющееся в множестве индивидуальностей) напрямую связана с той верой в личного Бога, которая пронизывает как древние источники, так и новейший религиозный опыт. Лев Шестов пишет: “Если Бог со мной - мне никого не нужно. Не нужно даже, чтобы люди признавали, что Бог со мной. Не нужно, чтобы Бог ополчался на тех, кто против меня. Не нужно, чтобы все были как я, чтобы были у меня средства вести за собой людей. Вести и объединять людей для человеческого дела может человек. Но к Богу приходит человек лишь тогда, когда Бог его позовет, когда Бог приведет его к Себе. Последняя истина рождается в величайшей тайне и одиночестве. Она не только не требует, она не допускает присутствия посторонних… Я хорошо понимаю, что отнимая у истины ее основную, считающуюся до сих пор неотъемлемой, прерогативу, ее право на высшую санкцию, на всеобщее признание - я дискредитирую ее в глазах людей. И я почти уверен в том, что для огромного большинства людей истина, потерявшая право на всеобщее признание, покажется королем без короны, солью, потерявшей свою соленость. И все-таки я не могу иначе думать и говорить… Как для влюбленного безразлично, видят ли все в его возлюбленной лучшую женщину, так и для того, кто ищет истины, общее признание теряет всякое значение”.

Однако у этого подхода имеются свои границы.. Мне действительно никого не нужно, если Бог со мною, но если Его со мной нет? Как я вообще воображу себе Истину, если Его со мною нет? С кем я вообще тогда, если не с Ним? Плюрализм не только не отрицает единой истины, но предполагает ее. Франкл пишет: «То, что мы даже на смертном одре не узнаем, не вела ли нас наша совесть – орган смысла – по ложному пути, означает так же и то, что одному человеку не знать, был ли прав другой, поступая по совести. Истина может быть лишь одна, однако никто не может похвастаться знанием, что этой истиной обладает именно он и никто другой». Но только ли до смертного одра сохраняется эта ситуация?

Художник Меллен-Томас Бенедикт, переживший в 80-х годах околосмертный опыт, приводит следующее любопытное свидетельство: “У меня состоялась беседа со Светом. Свет продолжал изменяться и принимал образы Иисуса, Будды, Кришны, мандалы, архетипов и символов. Я спросил Свет: “Что здесь происходит? Пожалуйста, Свет, разъясни. Я действительно хочу знать суть происходящего”. В действительности я не говорил, а общение шло телепатически. Свет отвечал, что информация, переданная мне, состояла в том, что наша вера формирует обратную связь, когда мы предстаем перед Светом. Если вы были буддистом, католиком или фундаменталистом, вы получаете информационный образ своей сути. У вас есть шанс взглянуть на это, исследовать, но большинство людей этого не делают. Я пришел к осознанию, что, то, как Свет проявлял себя, было матрицей нашего Высшего Я”.

Это свидетельство не может не озадачить. Одно дело, когда человек воспринимает некоего субъекта в терминах своей культуры, но совсем другое дело, когда некий субъект сознательно рядится в представителя разных культур. Неужели же та «одна истина», о которой говорит Франкл, такова, как ее постиг побывавший на грани смерти художник? Или просто встретившись с убежденным синкретистом, свет, по своему обыкновению, представился доступным ему образом (в данном случае в образе космического лицедея)? В любом случае это свидетельство подводит нас к той же дилемме: Либо истина за синкритизмом, либо она была открыта пророкам народа Израиля. Однако в любом случае она так же плотно сокрыта от людей в том мире, как и в этом. Истина одна, но она остается неведома не только на смертном одре, но и за порогом смерти. Хотя очень часто тот мир, куда попадают души после смерти, именуется «миром истины», по вере иудаизма единая всем истина должна открыться позднее - по воскресении из мертвых.

КАНТИАНСКАЯ ПРАВДА ("Шофтим" 5768 - 04.09.2008)

Автономная этика

В недельной главе «Шофтим» приводятся следующие слова: «Если непостижимо будет для тебя дело для разбора между кровью и кровью, между тяжбой и тяжбою, между язвой и язвою, по делам (вообще) спорным во вратах твоих, то встань и взойди на место, которое изберет Господь, Бог твой; И приди к священникам Левитам и к судье, который будет в те дни, и расспроси, и скажут они тебе судебное решение. И поступи по слову, какое они скажут тебе с того места, которое изберет Господь, и бережно исполняй все, как они укажут тебе. По закону, которому научат они тебя, и по суждению, которое они изрекут тебе, поступи; не уклоняйся от слова, которое они скажут тебе, ни вправо, ни влево» (Двар 17:8-11).

На этих словах Торы основывается авторитет всех последующих законоучителей Израиля: во-первых, интерпретация законов и их детальная разработка поручены именно мудрецам, а во-вторых, заповеди самой Торы («деорайта») не в большей мере оказываются обязательны к исполнению, чем постановления мудрецов («дерабанан»).

На протяжении веков задача еврея состояла в том, чтобы выполнить все предписания Торы, выполнить их в малейших деталях. Между тем в Новое время эта задача оказалась в известном противоречии с теми принципами, которые выработала секулярная, внетрадиционная культура. Кант писал: "Все понимали, что человек своим долгом связан с законом, но не догадывались, что он подчинен только своему собственному и тем не менее всеобщему законодательству, и что он обязан поступать, сообразуясь лишь со своей собственной волей, устанавливающей, однако, всеобщие законы согласно цели природы… Я буду называть это основоположение принципом автономии воли в противоположность каждому другому принципу, который я причисляю поэтому к гетерономии". Этические учения традиционных религий стали уступать по своей привлекательности и убедительности «автономной этике» кантианства, прозревшей религиозность во внутренней нравственной жизни («До тех пор пока практический разум имеет право направлять нас, мы будем считать поступки обязательными не потому, что они суть заповеди Бога, а будем считать их Божественными заповедями потому, что мы внутренне обязаны совершать их»).

Христианство по-разному отреагировало на этот вызов. Одни решительно ополчились на Канта, другие представили «автономную мораль» как критерий всякого истинного нравственного поиска и оправдывали свою религию тем, что она издавна как раз тому самому и учит. С одной стороны, сочинения Канта были надолго включены Католической церковью в индекс запрещенных книг, да и в православной России, пожалуй, ни один западный философ не вызывал такого устойчивой и яростной неприязни, как Кант. «Столь долго ожидаемый христианством Страшный суд наконец наступил! – иронизирует автор «Общего дела» Н.Федоров. – Явился неумолимый лжесудья в лице кенигсбергского профессора Канта». А самобытный мыслитель и православный священник Павел Флоренский писал: «Нет системы более уклончиво скользкой, более лицемерной и более лукавой, нежели философия Канта».

С другой стороны, те христиане, которым была близка концепция нравственной автономии, стали приспосабливать ее к своей религии. В значительной мере в этом преуспел протестантизм. Не миновали эти веяния также и иудаизм. Во всяком случае, в еврейском мире нашлось немало мыслителей, пытавшихся представить этику иудаизма как «автономную». Профессор Э.Э.Урбах в своей книге «Мудрецы талмуда» спорит с этими исследователями. Рассмотрев несколько высказываний еврейский мудрецов, представленных Лацарусом как образцы "автономной этики", он заключает: «Идею «автономной этики» в танахистских источниках можно обнаружить лишь путем толкований, искажающих их буквальный смысл и приписывающих их авторам вещи, которые те не намеревались сказать…. Другой исследователь, Феликс Перлес, уже не говорит обобщенно об идее автономной этики в иудаизме (как делает Лацарус). Следуя Г.Коэну, он признает теономную основу еврейской религии, однако ищет объяснение тем высказываниям Мишны и Талмуда, которые противоречат этому принципу, и предлагает решить вопрос, учитывая возможность эллинистического влияния там, где отражается мысль об автономной этике». Урбах приходит к выводу, что этика иудаизма полностью гетерономна, т.к. полностью основывается на внешних предписаниях.

Коперниканский переворот

Итак, искать следы учения об автономной этике в талмудической литературе - дело напрасное. Совсем не случайно сам Кант не видел ничего более далекого от своей системы, чем иудаизм. Между тем в кантианской философии имеется еще одно положение, - причем положение центральное, из которого учение об автономной этике вытекает, - и это положение, отнимающее у религии ее эксклюзивные и непререкаемые права на Истину.Кант совершил в метафизике, по его собственному выражению, коперниканский переворот, внеся фундаментальную поправку во все человеческие дискуссии: каждый человек, отстаивая свою истину, говорит не от лица Истины, а только от своего лица. Люди должны снизить тон, должны выражаться корректно. Должны понять, что они спорят по поводу своих мнений об Истине, а не о ней самой: «Кто истинной религией считает то, что является в моей религии заблуждением, ни в коем случае не должен быть предметом ненависти. – учит Кант - … Богословская ненависть – это ненависть, свойственная духовным лицам и существующая тогда, когда теолог дело своего собственного тщеславия превращает в дело бога и питает ненависть, основывающуюся на гордости, веря при этом в то, что поскольку он является проповедником бога, то можно претендовать и на то, чтобы быть представителем бога и что его, как посланника, бог наделил авторитетом, чтобы он от его имени правил людьми» (Лекции по этике 1780-1782).

Как мы видим, Кант требует от человека только одного: корректно относиться к собственным мнениям, сознавать, что его уверенность - как бы глубока она не была – условна, и не является Истиной как таковой. Никакой другой истины, кроме как данной им в их представлениях, люди не знают. Соответственно, они лишаются всякого права говорить от лица Истины.

Но ведь приведенные слова Торы по существу представляют собой совершенно то же самое, разве только формулируются они не человеком, … а самой Истиной! Действительно, сама Тора провозглашает, что она дана Израилю и человечеству не как-то сама по себе, а через суждение – пусть и весьма компетентных – но все же людей! Указывая на фундаментальное значение Устной Торы, Письменная Тора по существу предвосхищает "коперниканский переворот" кенигсбергского мыслителя!

Может быть, Тора и не единственный источник, который делит власть над смыслом со своим интерпретатором, но по крайней мере иудаизм построен именно на человеческой интерпретации божественного источника. «Гетерономность» иудаизма парадоксальным образом приводит себя к автономному человеческому суждению.

Яркий пример, выявляющий этот кантианский элемент в корнях иудаизма - известная агада о споре мудрецов и о месте Всевышнего в этом споре.

«Однажды возник большой спор между учеными по закону о "чистом" и "нечистом". Р. Элиэзер был одного мнения, прочие ученые другого. Каких доказательств ни приводил р. Элиэзер, ученые оставались при своем.

— Слушайте же! — воскликнул р. Элиэзер. — Если мнение мое верно, пусть вон то рожковое дерево подтвердит мою правоту!

В ту же минуту невидимою силой вырвало с корнем дерево и отбросило его на сто локтей.

Это, однако, не убедило его противников.

— Чудо с деревом не может служить доказательством, — заявили они.

— Если прав я, — сказал далее р. Элиэзер, — пусть ручей подтвердит это!

При этих словах вода в ручье потекла обратно.

— И ручей ничего не доказывает, — настаивали на своем ученые.

— Если прав я, пусть стены этого здания свидетельствуют о моей правоте!

Накренились стены, угрожая обрушиться, но прикрикнул на них р.Йегошуа: "Там, где ученые спор ведут, не вам вмешиваться!" И стены, из уважения к р. Йегошуа, не обрушились, но, из уважения к р. Элиэзеру, и не выпрямились, — так навсегда и остались в наклонном положении.

— Пусть наконец само небо подтвердит мою правоту! — воскликнул р. Элиэзер.

Раздался Бат-Коль:

— Зачем противитесь вы словам Элиэзера? "Закон всегда на его стороне".

Встал р. Йегошуа и говорит:

— Не в небесах Тора. Мы и Бат-Колю не подчинимся!

Встретился после этого р. Натан с Элией-пророком и спрашивает:

— Как отнеслись на небе к этому спору?

Отвечает Элия:

— Улыбкою озарились уста Всевышнего, и Господь говорил: "Победили Меня сыны мои, победили Меня!"

К ВЕЧНОМУ МИРУ («Шофтим» 5767 - 16.08.2007)

Мы вправе предположить, что как полтора века назад стали морально недопустимы дуэли, так, возможно, еще через полтора столетия станут неприемлемы войны. Ведь по своей сути дуэли ничем не отличаются от войн. Поединки - это войны, ведущиеся между индивидами, как войны – это поединки, которые ведутся между народами.

Разучиться воевать

В недельной главе «Шофтим» даются заповеди, связанные с ведением военных действий: «Когда ты выйдешь на войну против врага твоего и увидишь коней и колесницы, народ многочисленнее тебя, не бойся их, ибо с тобою Господь, Бог твой, выведший тебя из земли Египетской» (20.1-8).

В прошлом году в связи с этими словами я пытался разобраться в вопросе, почему люди так любят воевать, и каковы внутренние законы войны. Сегодня же мне бы хотелось поговорить о возможности отказа от этого соблазнительного средства прямого вмешательства в историю.

Обсуждение этого вопроса тем более осмысленно, что желание миллионов простых обывателей прекратить войны находит себе авторитетного союзника в лице еврейских пророков. Так, мы читаем у пророка Ишайи: «Из Циона выйдет Тора и из Иерусалима – слово Господне. И рассудит Он народы, и даст поучение многим народам; и перекуют они мечи свои на орала, и копья свои – на садовые ножницы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (2:4) «Не будут делать зла и не будут губить на всей Моей святой горе, ибо полна будет земля знанием Господа, как полно море водами». (11:9)

Учитывая, как давно прозвучали эти слова, следует даже удивиться тому, что идея практически установить всеобщий мир на протяжении веков не овладевала людьми.

Впервые она прозвучала лишь в конце XVII - начале XVIII веков. Один из квакерских лидеров Америки Вильям Пенн написал в 1693 году «Опыт о настоящем и будущем мире в Европе». Основная идея этого сочинения - создание всеобщего союза государств. В 1713-1717 годах Сен-Пьер пишет трехтомный «Проект вечного мира в Европе». Наконец, большую известность приобрел трактат Канта «К Вечному миру» (1795), в котором изыскиваются возможности установления взаимовыгодного мира между государствами.

Впрочем, впервые эта тема была затронута Кантом еще в 1784 году в работе «Идея всеобщей истории». По мнению философа, сама «природа» вынудит людей «выйти из не знающего законов состояния диких и вступить в союз народов, где каждое, даже самое маленькое государство могло бы ожидать своей безопасности и прав не от своих собственных сил.., а исключительно из такого великого союза народов... Какой бы фантастической ни казалась эта идея и как бы ни высмеивались ратовавшие за нее аббат Сен-Пьер и Руссо (может быть, потому что они верили в слишком близкое ее осуществление), - это, однако, неизбежный выход из бедственного положения».

Эта вера, подкрепленная приведенными словами пророка, имеет основание для своей реализации в истории. Многие гуманитарные требования века Просвещения давно воплотились в жизнь: например, полностью были упразднены жестокие формы казни, женщины приобрели равноправие, прекратились дуэли.

Другие идеи той эпохи, в том числе высказанные Кантом в том же трактате «К вечному миру», реализовались в наш век. В первую очередь это касается «Всеобщей декларации прав человека», необходимость которой Кант выразил в следующих словах: «Когда открывали Америку, негритянские страны, острова пряностей,... то эти страны рассматривались как никому не принадлежащие: местные жители не ставились ни во что... острова сахарного тростника – это средоточие самого жестокого и изощренного рабства... Из этого видно, что идея права всемирного гражданства есть не фантастическое и нелепое представление о праве, но необходимое дополнение неписаного кодекса как государственного, так и международного права к публичному праву человека вообще, и таким образом, к вечному миру».

Тень Макиавели

Итак, то, что представляется утопией сегодня, вполне может воплотиться в жизнь завтра. Действительно, мы вправе предположить, что как полтора века назад стали морально недопустимы дуэли, так, возможно, еще через полтора столетия станут неприемлемы войны. Ведь по своей сути дуэли ничем не отличаются от войн. Поединки - это войны, ведущиеся между индивидами, как войны – это поединки, которые ведутся между народами. И если из подлунного мира полностью исчезло одно, то почему бы не исчезнуть также и другому?

Между тем в этом уподоблении имеется одна особенность, заслуживающая отдельного обсуждения, а именно тот факт, что в отношении поведения индивидуального и общенационального издавна установился двойной стандарт. Если в обыденной индивидуальной жизни между людьми принято поддерживать отношения доверия и вести себя порядочно, то в политике действуют исходя прежде всего из национальных интересов.

В сфере политики государственные мужи ведут себя в сущности так же, как ведут себя в индивидуальной жизни только воры в законе.

И если для достижения той или иной цели политиком не используются все средства, то прежде всего по той причине, что средства эти представляются ему неэффективными или политически рискованными. Этические соображения - это последний довод, к которому обращается профессиональный политик.

Например, в современной Европе в процентном отношении довольно мало людей, занимающихся осквернением еврейских кладбищ и даже только сочувствующих этому занятию. Европейцев, которые бы искренне желали смерти своим еврейским соседям, не так много. Но в то же время в мире не существует страны, которая не проводила бы жесткую антиизраильскую политику, направленную на уничтожение еврейского государства. Даже все так называемые «дружественные» Израилю страны требуют от него отступить со всех стратегических территорий, занятых ЦАХАЛом в 1967 году. Иными словами, они настаивают на том, чтобы Израиль отступил к границам, которые он в принципе не может защитить (как известно, успех «Шестидневной войны» был возможен исключительно благодаря тому, что Израиль нанес предупредительный удар). Большинство отдельных людей против того, чтобы уничтожить соседствующих с ними евреев, но народы упорно добиваются того, чтобы государство Израиль было стерто с лица земли.

Если бы государства и политики открыто говорили друг с другом, то они бы изъяснялись на уголовном жаргоне. Между тем они выбирают для себя другой, не воровской, а по преимуществу джентльменский код поведения.

В трактате «К вечному миру» Кант пишет: «Удивительно, что при всей порочности человеческой природы, которая неприкрыто проявляется в свободных отношениях государств, слово «право» все же не изгнано еще полностью из военной политики, и что ни одно государство еще не решилось предложить это публично... Почитание, которое (на словах по крайней мере) проявляет каждое государство к понятию права, доказывает, что в человеке имеются еще значительные, хотя временами и дремлющие моральные задатки того, чтобы совладать со временем со злым принципом в себе и чтобы ждать того же и от других. Ведь иначе государства, намеревающиеся воевать друг с другом, никогда не произносили бы слова «право» или произносили только для того, чтобы осмеять его, как это сделал один галлитский князь, определивший его так: Право есть преимущество, которым природа наделила сильного над слабым для того, чтобы слабый ему повиновался».

Итак, в условиях, при которых политики постоянно вынуждены прибегать к нравственно-правовой риторике, ситуация может измениться к лучшему.

Однако важно понимать, что в настоящий момент такой переход представляется не только невозможным, но и чрезвычайно опасным. Дело в том, что эмпирический исламский мир в своей основе не приемлет идею «вечного мира», так как в его основе лежит прямо противоположная идея – идея джихада, идея перманетной «исламской революции».

Вот как характеризует воинственность арабов профессор Страсбургского университета Мухаммед Ибн-Куади: «Арабы на всем протяжении своей истории выбирали себе союзников не по ценностям, а по обстоятельствам - поэтому не удивительно, что в большинстве случаев они оказывались на стороне сил зла. В ХХ веке это свойство арабской политики привело к тому, что сначала арабы выступили союзниками нацистского Рейха, а затем коммунистических режимов. Проблема не в беспринципности и не в злой судьбе, а в том, что Джихад действительно является центральным моментом в учении Мухаммеда. На протяжении 14 веков лучшие умы мусульман пытались изменить отношение к террору и убийству, но самые остроумные теологические построения не могут закрыть дорогу буквальному пониманию Корана и Хадисов. В этом плане, к сожалению, именно Усама бин Ладен, мулла Омар и другие подобные им являются "хорошими правоверными"».

Другими словами, если человечество уклонится от войны с исламским миром, то ислам овладеет им, и вопрос о прекращении войн будет снят с повестки дня навсегда. Однако если такая война все же состоится и хребет мирового джихада будет переломлен, то в мире вполне может установиться новая атмосфера, в которой войны станут также немыслимы, как сегодня немыслимы дуэли, и как сказано пророком: люди больше не будут учиться воевать.

ПРОВИДЕНИЕ И СУДЬБА («Шофтим» 5765 - 08.09.2005)

Влияние звезд

В главе «Шофтим» дается грозное предостережение против служения иным богам, прежде всего небесным телам: «Если найдется в среде твоей в каком-либо из врат твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе, мужчина или женщина, кто сделает зло пред очами Господа, Бога твоего, преступив завет Его. И пойдет, и станет служить божествам иным, и поклонится им или солнцу, или луне, или всему воинству небесному, чего Я не повелел; И тебе сообщено будет, и ты услышишь, и расследуешь хорошо, и если это точно правда, совершена мерзость эта в Израиле, То выведи мужчину того или женщину ту, которые сделали зло это, к воротам твоим, мужчину ли или женщину, и побей их камнями, чтобы умерли они» (17.2-5).

Ранее в книге Дварим говорилось: «А то взглянешь ты на небо и увидишь солнце и луну и звезды, все воинство небесное, и прельстишься, и будешь поклоняться им, и будешь служить им, которыми наделил Господь, Бог твой, все народы под небом. А вас взял Господь и вывел вас из горнила железного, из Египта, дабы вы были народом Его удела, как в этот день» (4.19-20)

Галаха однозначно запрещает еврею не только поклоняться звездам и созвездиям, но и обращаться к гороскопам. «Нет судьбы (буквально «созвездия») у Израиля» - говорится в этой связи в Гемаре.

Однако если власть идолов подвергается иудаизмом сомнению, то влияние звезд на человеческую жизнь признается вполне реальным. Просто считается, что еврей должен игнорировать эти влияния и решать свою судьбу на «высшем уровне».

Во влияние звезд верят и многие никак не связанные с какой-либо религией люди. По меньшей мере многие находят, что между человеческим характером и судьбой с одной стороны и расположением небесных тел с другой имеется определенная «корреляция». Между тем, похоже, что корреляцию эту отмечают только те, кто уже в нее как-то исходно поверили.

Здесь действительно имеет место тонкий психологический момент, в соответствии с которым гороскопам не очень подчиняются не только евреи, но и атеисты. Возможно, светила действуют вполне «объективно», но наличие субъективной веры в их силу так же следует признать необходимым условием для включения механизма влияния.

Впрочем, даже если мы упорно будем отрицать возможность «мгновенного» влияния звезд на человеческую жизнь, свет от которых идет до земли в течение тысяч лет, то мы по меньшей мере должны признать существование ряда странных феноменов, объяснить которых проще влиянием каких-то мистических сил, чем как бы то ни было еще.

Так, все мы не раз были свидетелями странных сбивающих с толку совпадений. Только один пример. Жиль Перро, один из первых исследователей истории «Красной капеллы» (советской разведывательной сети в нацистской Германии) приводит поразительное свидетельство руководителя бельгийской сети абвера Франца Фортнера, на протяжение долгого времени охотившегося за советским резидентом Леопольдом Треппером и наконец, арестовавшего его. Оказалось, что Фортнер и Треппер уже знали друг друга в лицо, так как фирмы, под «крышей» которых они занимались своей деятельностью, размещались на одной лестничной клетке! Фортнер буквально сказал Перро следующее: «Я снял помещение под экспортно-импортную контору на имя Рьепера в торговом доме 192 на улице Руайяль. Их бюро было расположено на той же лестничной клетке, что и моя контора, в смежном помещении, разделенном такой тонкой перегородкой, что мы слышали друг друга, находясь в соседних комнатах… Действительно, фантастическая история! Если бы такое прочитали в романе, сказали бы, что автор напридумывал слишком много».

Что же касается различных встреч с людьми, то в этой сфере даже самый завзятый скептик прибегает нередко к слову «судьба». Помнится, когда я в юности впервые прочитал «Доктора Живаго», то очень скептически отнесся к тому, что герои этого романа постоянно случайно сталкиваются между собой на необъятных просторах революционной Росси. Однако когда я перечитал роман лет через десять, то нашел описание этих встреч в высшей степени реалистичным – у меня появился собственный жизненный опыт.

Наконец, многие люди признают существование так называемых «удачных» и «неудачных» дней. Почти всякий человек отмечал, что бывают дни, в которые все идет гладко, и дни, в которые все разваливается. Иногда люди подмечают, что для них благоприятствуют одни числа и неблагоприятствуют другие.

Что стоит за этими «случайными» явлениями, подводящими людей к убеждению, что «судьба» и влияние небесных тел – это реальность? Что стоит, наконец, за верой Израиля, с одной стороны признающей эти влияния, а с другой отвергающей их и превозносящейся над ними?

Физиология мирового духа

В романе Пелевина «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда»» довольно детально анатомируется вера в «судьбу» и роковые числа. Герой поверил в число 34 и стал поклоняться ему. Он выискивал признаки этого числа повсюду, и делал на него ставку. Например, вилка считалась у него счастливым предметом, состоящим из трех пробелов и четырех зубцов. Благодаря своей вере из неудачника он прекратился в удачливого предпринимателя. Одновременно плохим для него оказалось число 43, так что когда герой осознал, что вилка соответствует на самом деле не числу 34, а числу 43, то еда с помощью этого прибора стала приводить к пищевым расстройствам, и он вынужден был перейти на китайские палочки.

Согласно Пелевину, действительные магические силы как бы инициируются и направляются «верой» в них. Что бы человек не избрал в качестве своего бога, этот бог станет ему помогать. Убедительно (со ссылкой на китайскую нумерологию) доказывая оправданность данной веры, Пелевин на самом деле доказывает бессмысленность любой веры, в том числе даже и бессмысленность собственной веры в то, что никакой веры нет.

Мне остается лишь рассказать, что прочитав эту повесть, моя жена почувствовала потребность как-то очиститься от пелевинского магического числа 34, и открыла наугад ТАНАХ. Он открылся на следующих словах: «Вопросил я Господа, и Он ответил мне и от всех ужасов моих спас меня. Смотрели они на Него и просветлели; не устыдятся лица их. Вот страдалец воззвал, и Господь услышал, и от всех бедствий его спас его. Стоит станом ангел Господень вокруг боящихся Его и спасает их. Вкусите и увидите, как добр Господь. Счастлив человек, полагающийся на Него. Бойтесь Господа, святые Его, ибо нет нужды у боящихся Его. Львы бедны и голодны, а ищущие Господа не испытывают недостатка ни в каком благе…» Лишь потом жена моя случайно обратила внимание на то, что это был псалом под номером… 34.

Звезды и числа играют людьми, смеются над ними, но тот, кто не поддается их влияниям и обращается ко Всевышнему, включается в совершенно другую игру: он участвует в смехе Всевышнего над «всесильными» звездами и их почитателями.

Сами же эти почитатели, т.е. люди, которые отдаются стихии звезд и чисел, оказываются игрушкой в их руках, все они в каком-то смысле превращаются в «джентльменов удачи», в пустых игроков и функционеров, проходящих мимо жизни.

Здесь, впрочем, невозможно не отметить, что игры светил, возносящие одних и ниспровергающие других, очень напоминают игры мирового духа в описании Шеллинга и Гегеля. Напоминают до такой степени, что астрологию невольно хочется назвать физиологией мирового духа.

Согласно Шеллингу, Универсум имеет три глобальные сферы, и это — «телесная протяженность», «мировая душа» и «мировой дух». Первую сферу Шеллинг именовал «Универсум как природа», вторую «Универсум как история», а сфера собственно мирового духа была связана с искусством, философией и наукой. Так что, возможно, даже в терминах самой «философии откровения» можно показать, что для реализации своих планов мировой дух использует рулетку небосвода.

Однако, когда верховная власть Всевышнего признается, то Его промысел начинает загадочно сплетаться с играми мирового духа, с его иронией и его проделками. Смех Всевышнего и смех Воланда в некоторых ситуациях могут сливаться.

Как учит Талмуд (Таанит 11.а), Всевышний судит праведников (за их малочисленные прегрешения) в этом мире и награждает в грядущем. С грешниками же Он поступает противоположным образом: Он вознаграждает их в этом мире (за их немногие добрые дела) и взыскивает в мире грядущем.

Со своей стороны «мировой дух» нравственно нейтрален, он действует не по «этическим», а по каким-то своим «эстетическим» соображениям. В результате «мировой дух» насмехается над посредственностями, а даровитых людей – и злодеев и праведников - привечает.

Таким образом мы видим, что Всевышний и мировой дух действуют как бы параллельно, или другими словами, каждое событие (всемирной истории и отдельной человеческой жизни) имеет два измерения: в одной плоскости – это нравственно безразличная игра мирового духа («судьба», гороскопы и т.д.), в другой – насквозь этический Благой Промысел Создателя.

ВОЙНА И МИР ("Шофтим" 5766 - 24.08.2006)

Небесный арбитраж

В недельной главе «Шофтим» даются заповеди, связанные с ведением военных действий. «Когда ты выйдешь на войну против врага твоего и увидишь коней и колесницы, народ многочисленнее тебя, не бойся их, ибо с тобою Господь, Бог твой, выведший тебя из земли Египетской. И да будет, когда приступите к войне, то пусть подойдет священник и говорит народу, И скажет им: "слушай, Исраэль! вы приступаете ныне к сражению с врагами вашими; да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не трепещите пред ними и не ужасайтесь их, Ибо Господь, Бог ваш, идет с вами, чтобы воевать за вас с врагами вашими, спасти вас". Надсмотрщики же пусть объявят народу так: "тот, кто построил новый дом и не обновил его, пусть идет и возвратится в дом свой, чтобы не умер он на войне и другой не обновил его; И тот, кто насадил виноградник и не почал его, пусть идет и возвратится в дом свой, чтобы не умер он на войне и другой не почал его. И тот, кто обручился с женщиною и не взял ее, пусть идет и возвратится в дом свой, чтобы не умер он на войне и кто-нибудь другой не взял ее". И пусть еще говорят надсмотрщики с народом, и скажут: "тот, кто боязлив и робок сердцем, пусть идет и возвратится в дом свой, дабы он не сделал робкими сердца братьев его, как его сердце» (20.1-8).

Разумеется, эти законы, как и законы, упорядочивающие другие сомнительные явления (мясоедение, многоженство, рабство и, по мнению некоторых, царское правление) не предполагают, что войны сами по себе хороши и что их следует вести уже хотя бы для того, чтобы иметь возможность совершить одну из 613 заповедей Торы, выполнимую только в военной ситтуации.

Война - это зло. Лев Толстой пишет в «Войне и мире»: «12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира, и на которые в этот период времени люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления».

Кант в книге "О вечном мире" писал: «Преимущества мира перед войной кажутся очевидными. Война несла и несет людям столько зла, что только сумасшедщий способен найти слова в ее защиту. Между тем войны велись непрестанно, и никогда официально никем не осуждались».

Почему, в самом деле, склонность человечества к войне столь велика, что им никогда не предпренималась попытка запретить войны?

Почему цивилизованное человечество непримиримо относится к многоженству, почему оно запрещает рабство, свергает царскую власть как антинародную и нелегитимную, но война даже после того, к чему она привела в ХХ-ом веке, остается относительно респектабельным предприятием? Более того, международные конвенции последних десятилетий, определяющие так называемые «военные преступления», по существу вводят в ранг дозволенных сами «военные действия».

Итак, почему народы любят воевать? Почему индивидуальное убийство повсеместно порицается, а война остается легитимным явлением и в глазах правителей, и в глазах народов? За что мы так любим войны?

Мне думается, что война привлекает людей тем, что она является последним уровнем выявления «Божьего суда», служит последней возможностью непосредственного вмешательства в Историю. В войне все законы, все нормы сметаются и история обнажается, выходит на поверхность как золотоносная жила. Напасть на нее – значит завладеть всем духовным состоянием. Война – это прямое обращение к Промыслу, это прямая апелляция в Богу. «Тот, кто творит мир в высотах Своих», зовется также Господом Воинств (Цеваот). Разумеется, далеко не во всякой сваре Он непосредственно участвует, скорее всего, Он поручает надзирать за сражениями своим Ангелам. И все же не существует военной победы, которая была бы достигнута без Его верховной санкции.

Итак, война - это апелляция к Божьему суду, апелляция, которую как правило подают с глубокой верой в правоту своего дела.

Секрет победы

Но таким образом проблема войны непосредственно связана с боевым духом, о котором как раз так много говорится в Торе, и которому в значительной мере посвящен приведенный фрагмент: «Когда ты выйдешь на войну против врага твоего и увидишь коней и колесницы, народ многочисленнее тебя, не бойся их, ибо с тобою Господь Бог твой, выведший тебя из земли Египетской» (20.1). Аналогичные высказывания мы встречаем и в других местах. Например, в недельной главе "Экев": «Если скажешь в сердце своем: многочисленнее меня народы эти: как же могу я изгнать их?». Не бойся их, твердо помни, что сделал Господь Бог твой с Паро и всем Египтом. Те великие испытания, которые видели глаза твои, и знамения, и чудеса, и руку крепкую и мышцу простертую, которыми вывел тебя Господь Бог твой. Так же сделает Господь Бог твой со всеми народами, которых ты боишься» (7.17-24).

Между тем сознание важности боевого духа известно не только Торе. У всех народов имеется ясное представление, что как и браки, военные победы совершаются на небесах. Рене Жирар пишет в своей книге «Насилие и священное»: «У Гомера есть несколько терминов, поразительным образом обнажающих соотношение насилия, желания и божества. Самым характерным, наверно, с выбранной нами точки зрения, является существительное kydos, смысл которого описывается в категориях почти божественного престижа, мистического избранничества, связанного с военной победой. Kydos – эта ставка в сражениях, и особенно в поединках, между греками и троянцами... kydos – это чары насилия. Всюду, где появляется, оно соблазняет и путает людей, оно всегда является не просто орудием, но эпифанией. Стоит ему появиться, как образуется единодушие – вокруг него или против него, что в конечном счете одно и то же. Оно приводит к неравновесию, оно склоняет судьбу на ту или иную сторону. Малейший успех насилия растет как снежный ком, делается неодолимым. У тех, кто обладает kydos, силы удесятеряются, у тех, кто его лишен, руки связаны и парализованы. А обладает kydos всегда тот, кто только что нанес более сильный удар, победитель данной минуты, тот, кто внушает другим, а может, полагает и сам, что окончательно восторжествовало именно его насилие. Противникам победителя нужно приложить чрезвычайные усилия, чтобы уйти из-под этих чар и вернуть kydos себе... В современном мире у нас нет такого слова, но есть сама вещь – всякий наблюдал духовное воздействие торжествующего насилия: в эротизме, во всевозможных конфликтах, в спорте, в азартных играх. Божество у греков – не что иное, как это воздействие насилия, возведенное в абсолют... Быть богом – значит постоянно обладать kydosом, оставаться его непререкаемым господином, что никогда не бывает с людьми».

Это определение «kydosа», сделанное Жераром, неожиданно высвечивает глубинные смыслы еврейской религии. Для нас понятнее становится имя Всевышнего – Господь Воинств (Цеваот). Поскольку Бог Израиля истинный Бог, Он принимает вызов, брошенный языческими богами, и постоянно обладает kydosом. Однако Его kydos имеет и иное измерение, Его kydos многогранен и неоднозначен. Ведь Богу Израиля присуще и радикально иное отношение, Ему присуще выделение духовной силы, проявляющейся в слабости. Как сказано: "Бог – всеведущий Господь, и дела у Него взвешены. Луки героев ломаются, а слабые препоясываются силою. Сытые за хлеб нанимаются, а голодные перестали (голодать); даже бесплодная может родить семерых, а многочадная изнемогает. Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и поднимает. Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает. Подъемлет из праха бедного, из грязи возвышает нищего, чтобы посадить с вельможами; и престолом славы наделяет их, ибо у Господа устои земли, и Он утвердил на них вселенную. Стопы благочестивых Своих охраняет Он, а нечестивые во тьме погибнут, ибо не силою крепок человек" (1 Шмуэль 2.4-10).

Итак, Бог Израиля крепок не силою, а чем-то большим чем сила. Порой Он как раз сдерживает Свою силу, как говорится об этом в Талмуде: «Моше сказал: Бог великий, сильный и страшный... Пришел Даниил и сказал: Чужеземцы поработили Его сынов, где же Его сила? Мудрецы Великого собрания пришли и сказали: Именно в том Его сила, что Он преодолевает Свой гнев и терпит злодеев» (Йома 69.б). Именно поэтому истинный и последний kydos принадлежит Богу Израиля. Но именно поэтому же победы и поражения Израиля всегда неоднозначны. Как сказал поэт:

Другие по живому следу

Пройдут твой путь за пядью пядь

Но пораженья от победы

Сам ты не должен отличать.

В связи с темой "kydos" невозможно обойти стороной вопрос, поднятый в ходе последней войны в Ливане, а именно вопрос сопряжения боевого духа с политической волей. Бесспорно, что боевой дух ЦАХАЛа в эту войну был очень высок, а народ был готов мириться с потерями, однако политическое руководство с одной стороны исходно не поставило ясных целей войны, а с другой избрало "компромиссный" вариант ограниченного использования наземных сил, который дополнительно замутнял боевую задачу, обессмысливал потери и тем самым деморализовывал ЦАХАЛ. Не существует солдат, которые бы горели желанием участвовать в операциях, заведомо не способных привести к победе, но лишь к номинальному ослаблению противника и временному "прекращению огня", то есть к перекладыванию решения острейшей стратегической проблемы на завтра.

Оставляя в стороне вопрос несостоятельности верховного командования (о которой в один голос поведали возвратившиеся из Ливана резервисты), необходимо все же отметить, что главнокомандующий, специально назначенный для того чтобы сравнять с лицом земли более двадцати еврейских поселений, едва ли мог быть пригоден для командования боевыми действиями с хорошо обученным и прекрасно вооруженным врагом. Тот, кто "блестяще" в считанные дни справился с ликвидацией Гуш-Катифа, по-видимому, не случайно на протяжении месяца оставался "захваченным врасплох" врагом, долгие годы безнаказанно вооружавшимся у нас под носом.

ПО СОВЕСТИ И ПО ГАЛАХЕ («Шофтим» 5764)

Авторитет судьи

В недельной главе «Шофтим» приводятся слова, которые считаются основанием для принятия Торы в той трактовке, которую дают ей мудрецы своего поколения: «Если непостижимо будет для тебя дело для разбора между кровью и кровью, между тяжбой и тяжбой, между язвой и язвой, по делам вообще спорным во вратах твоих, то встань и взойди на место, которое изберет Господь Бог твой. И приди к священникам Левитам и к судье, который будет в те дни, и расспроси, и скажут они тебе судебное решение» (17.8-9)

Раши в этой связи замечает: «даже если (мудрецы) скажут тебе, что правое - это левое и наоборот, - нет у тебя другого авторитета, чем «священник твоих времен».

Это пояснение великого комментатора может у многих вызвать неприязнь и даже сомнение в духовной подлинности религиозного опыта. Вот и основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола говорил: «Чтобы продолжать делать все с уверенностью, нам необходимо всегда придерживаться мысли, что если иерархия Церкви назовет белое черным, то оно черное, даже если оно кажется нам белым».

Что значат эти высказывания? Неужели в последнем своем пределе религия - это духовное рабство, а те кто не идут в него, просто недостаточно «верующие»? Как в самом деле соотносятся такого рода поучения с человеческой совестью, которая вроде бы тоже ценится религией?

Прежде всего следует отметить, что при всей внешней схожести высказываний Раши и Игнатия Лойолы они восходят к двум различным контекстам. Если высказывание Лойолы – это действительно образец сомнительной идеологизации, которую, по меньшей мере в наш век – не одобрит даже и никакая церковная иерархия, то Раши скорее всего говорит о юридическом авторитете, которому сродни судебные постановления. Суд может ошибаться, но пока дело не пересмотрено, его решение остается в силе. Иными словами, у Раши речь идет, по всей видимости, не о внутреннем убеждении, а об общей лояльности Закону.

Что же касается сферы «неформальной» религиозности, то здесь сама Тора призывает проявлять критичность и перепроверять подлинность откровения. Действительно, иудаизм вовсе не считает, что доверять нужно слепо, особенно в сфере откровения. Так, в том же недельном чтении «Шофтим» мы читаем: «Будь непорочен пред Господом Богом твоим. Ибо народы эти, которых ты изгоняешь, волхвов и кудесников слушают они; а тебе не то дал Господь Бог твой. Пророка из среды твоей, из братьев твоих, подобного мне, поставит тебе Господь Бог твой – Его слушайтесь... Пророка поставлю Я им из среды братьев их, такого как ты, и вложу слова Мои в уста его, и будет он говорить им все, что Я повелю ему. И будет человек, который не послушает слов Моих, которые тот говорить будет именем Моим, с того взыщу Я. Но пророк, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить, и который будет говорить именем богов иных, умереть должен такой пророк. И если скажешь в сердце своем: «как же узнаем мы слово, которое не говорил Господь?». То, что скажет пророк именем Господа, но слово то не сбудется и не настанет, то это такое слово, которого не говорил Господь; с дерзостью говорил его пророк – не бойся его» (23.13-22)

Итак, в целом иудаизм прекрасно отдает себе отчет в том, что посредник, стоящий между человеком и Богом, может узурпировать Его полномочия, а потому следует проверять подлинность пророка, и уж тем более подлинность «цадика», «старца», и вообще любого «харизмата», вокруг личности которого начинает складываться религиозный культ.

Нельзя отрицать, что среди иудеев, как и среди представителей других религий, периодически возникают кликушеские сообщества, однако в основе своей иудаизм все же чужд такой религиозности. Послушание раввину не имеет ничего общего с послушанием «харизмату», ибо это послушание судье, в компетентности которого мы не сомневаемся.

Однако помимо сомнений, связанных с духовным авторитетом, иудаизм признает также и особо рода духовную работу, которая ведется «между строк закона» и однозначно подразумевает совесть.

Полномочия совести

Однако прежде чем коснуться тех проблем, которые возникают в иудаизме в связи с совестью, обратимся к тому контексту, в котором были произнесены приведенные выше слова Игнатия Лойолы. Рассмотрим, как относится к вопросу совести христианство, исходно объявившее себя религией, обитающей по преимуществу «между строк закона».

В своей основе евангельская проповедь представляет собой призыв к покаянию, а потому не удивительно, что христианство издревле апеллирует к совести и видит в ней духовную действительность первостепенного значения. Преподобный Дорофей (5-6 век) в следующих словах пишет об этой основе человеческой личности: «Когда Бог сотворил человека, то Он всеял в него нечто Божественное, как бы некоторый помысел, имеющий в себе, подобно искре, и свет, и теплоту: помысел, который просвещает ум и показывает ему, что доброе, и что злое: сие называется совестью, а она есть естественный закон. Это те кладези, которые, как толкуют Святые Отцы, искапывал Исаак, а филистимляне засыпали. Последуя сему закону, т.е. совести, патриархи и все святые, прежде написанного закона, угодили Богу».

Однако прошли века, и эта идея фундаментального значения совести выплеснулась из церковных стен и усвоилась как духовная основа секулярного человеческого бытия. Вот что говорит Кант о «приговорах той удивительной способности в нас, которую мы называем совестью»: «Человек может хитрить сколько ему угодно, чтобы свое нарушающее закон поведение, о котором он вспоминает, представить себе как неумышленную оплошность, просто как неосторожность, которой никогда нельзя избежать полностью... чтобы признать себя в данном случае невиновным; и все же он видит, что адвокат, который говорит в его пользу, никак не может заставить замолчать в нем обвинителя».

Слова эти по духу своему мало чем отличаются от слов преподобного Дорофея, но при этом они совершенно индифферентны к какой-либо религиозности. Более того, в Новое Время религия стала выглядеть препятствием для чистой совести. С того момента, как духовная работа вышла из церковных стен, сами эти стены стали выглядеть темницей, в которой совесть удушается и истребляется, наглядным подтверждением чему может служить приведенное изречение Лойолы.

Между тем за пределами этих стен стала формироваться новая духовная действительность. Так, уже Кант видел в секулярной совести основу некой внетрадиционной религиозности: «Дело совести есть дело человека, которое он ведет против самого себя, разум человека вынуждает его вести это дело как бы по повелению некоего другого лица».

О том, кто является этим другим лицом, уже без обиняков скажет Виктор Франкл: «Инстанция, перед которой мы несем ответственность – это совесть. Если диалог с моей совестью – это настоящий диалог, то есть не просто разговор с самим собой, то встает вопрос, является ли совесть все-таки последней или же лишь предпоследней инстанцией. Последнее «перед чем» оказывается возможным выяснить путем более пристального и подробного феноменологического анализа, и «нечто» превращается в «некто» - инстанцию, имеющую облик личности. Более это своеобразная сверхличность. Мы должны стать последними, кто не решался назвать эту инстанцию, эту сверхличность тем именем, которое ей дало человечество: Бог».

Итак, современный светский мир, столь часто – и по заслугам – обличаемый религией в бездуховности и потребительстве, вместе с тем обладает собственной независимой духовностью, достоверность которой столь очевидна, что перед ее лицом той же самой традиционной религии постоянно приходится оправдываться.

Если в средние века люди знали о совести, то Новое время они получили представление также и о «свободе совести», т.е. представление о том, что совесть вовсе не обязана приходить к тем же самым выводам, которые ей предлагают сделать традиционные учения. И в этом вопросе для всех религий начались трудные времена.

Поначалу католическая церковь резко воспротивилась «свободе совести», провозгласив ее в «Силлабусе» (1864) «безумием». Однако век спустя Второй Ватиканский собор (1965) признал свободу совести непререкаемой духовн


 

Недельная глава Торы -

Aryeh Baratz: arie.baratz@gmail.com      webmaster: rebecca.baratz@gmail.com