ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ ПРЕЗУМПЦИЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ СВЕРХНОВОЕ ВРЕМЯ ТАМ И ВСЕГДА ДВА ИМЕНИ ОДНОГО БОГА МЕССИАНСКИЙ КВАДРАТ ДЕНЬ ШЕСТОЙ ТАМ И ВСЕГДА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ КУЛЬТУРА И КУЛЬТ МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ ЕВРЕЙСКИЕ ПРАЗДНИКИ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕРЕШИТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ШМОТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ВАИКРА НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕМИДБАР НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ДВАРИМ HOME POLISH ENGLISH HEBREW E-MAIL ФОТОАЛЬБОМ ПУБЛИЦИСТИКА ИНТЕРНЕТ
Публицистика
top.mail.ru


ПУБЛИЦИСТИКА

политические статьи, напечатанные в израильской газете "Вести")

ЮДОФЕМИНИЗМ (25.10.1998)

Многие признают начавшуюся в прошлом веке женскую эмансипацию одним из выдающихся достижений европейской цивилизации. Однако современный феминизм у тех же людей зачастую вызывает негативную реакцию. С чем это связано?

Дело в том, что формально продолжая борьбу за права женщин, феминизм с какого-то момента начинает заниматься прямо обратным. Ведь это движение борется не просто за уравнивание прав мужчин и женщин, а за право женщин не быть женщинами, т.е. не быть особенными отличными от мужчин существами. По существу это движение выражает некий комплекс неполноценности, нежелание быть тем, кем ты являешься. Сомневаться в том, что женщина - это человек, не приходится, но тем не менее женщина сопрягается со своей человечностью иначе, чем мужчина. Если у мужчины человеческие и мужские качества слиты в некое исходное единство, то в женщине они разъединены. Если к женщине относятся только как женщине, она оскорбляется как человек, если к ней относятся только как к человеку - она оскорбляется как женщина.

В такой ситуации адекватного отношения можно только удостоиться. Но феминистки прямолинейно добиваются именно противоестественного равенства с мужчинами. Являясь женщинами, они требуют того, чтобы их воспринимали так, как если бы они были мужчинами. Неудивительно, что у обычной нормальной женщины феминизм встречает не больше понимания и сочувствия, чем и у мужчины. Но при этом можно отметить, что женская эмансипация имеет одну точную аналогию, а именно борьбу еврейского народа за его национальные права. Право евреев быть отдельным народом, исповедовать свою религию и иметь собственное государство не оспаривается сегодня ни одной цивилизованной нацией. Но все дело в том, что евреи - это не только отдельный народ, но и народ отделенный, отделенный от всех прочих народов. Во всяком случае, таковым было национально-религиозное самосознание евреев на протяжении веков. Израиль - это народ, претендующий быть alter ego "другим я") всего человечества, подобно тому как женщина является alter ego человека. Являясь всего лишь одним из народов земли, еврейский народ вместе с тем претендует на уникальное представительство в своем лице всего человечества.

Исповедуемое иудаизмом разделение человечества на Израиль и народы сродни разделению человека на на два пола. Но в свете этой аналогии проблемы женской эмансипации и феминизма в определенной мере тождественны проблемам сионизма. Во всяком случае структура их парадокса одна и та же. Опираясь на общую правовую концепцию, классический сионизм исходил из равенства евреев с прочими народами, и именно на этом основании было создано еврейское государство, которое является не государством Галахи - что принципиально, а гражданским правовым государством. Исходно в этом нет решительно никакого противоречия. Например, Франция с одной стороны является республикой, в которой упразднены все сословные и национальные различия, но с другой - это государство именно французского народа, в котором любое усиление инородного влияния - например, распространение английских надписей в общественных местах - воспринимается очень болезненно.

Никто не видит в этом противоречия. И это понятно, у французов человечность и французскость слиты в некоторое исходное единство, которое никому не приходит в голову расщеплять, как не приходит в голову расщеплять права мужчины на два разных кодекса: на права человека и на права мужчины. Но для еврейского народа дело обстоит несколько иначе. Когда речь идет о евреях, то речь идет не просто о праве отдельного народа, а о праве этого народа на исповедание своей уникальности. Именно поэтому борьба левых радикалов за превращение Израиля в чисто гражданское общество - ложна в своей основе. Израиль и без того уже является гражданским обществом, в неменьшей мере чем Франция и Англия.

Политики, стремящиеся превратить Израиль в никогда нигде не существовавшую химически чистую демократию, в государство, лишенное еврейских национальных черт, идентичны феминисткам, добивающимся, чтобы женщины воспринимались мужским обществом исключительно как люди, т.е. так, как если бы они являлись мужчинами.Неудивительно, что далеко не все женщины разделяют такое стремление. И неудивительно, что борьба МЕРЕЦа за лишенный еврейского характера Израиль воспринимается евреями, сохраняющими свою еврейскую самодентификацию, как явление антидемократическое. Поэтому так называемый "постсинизм", т.е. идеологию, напраленную на полное отождествление понятия "еврей" с понятием "человек", с полным правом можно назвать юдофеминизмом. Как феминистское движение по своей сути направлено против права женщины быть женщиной, так политика МЕРЕЦа направлена против права евреев быть евреями, направлена против сионизма.

ГДЕ ТЫ, НАШ ЛЕГЕНДАРНЫЙ ТОРГАШЕСКИЙ ДУХ! (02.07.98)

Пагубность Норвежского соглашения заключается даже не столько в выборе неудачного партнера, сколько в заведомой односторонности этого соглашения. Норвежское соглашение - это фиктивное соглашение, это договоренность когда - нибудь договориться. Причем за эту фикцию Израиль расплачивается своими жизненно важными территориями.

Если бы Рабин впустил в Израиль того же Арафата после того, как между ними было бы достигнуто окончательное соглашение, его бы еще можно было понять. Ведь это хотя бы соответствовало его принципу "территории в обмен на мир". Однако Рабин сделал нечто немыслимое, он стал отдавать территории в обмен на террор, в обмен на угрозу террора; он впустил в страну вражескую армию просто так, в качестве жеста доброй воли. Иными словами, Рабин отдал совершенно даром то, что по его же собственному убеждению следовало выгодно продать. Но любопытно, что точно так же, как левые уступили Арафату, правые уступили левым. В самом деле, правое правительство признало Осло совершенно даром, не заручившись при этом поддержкой левой оппозиции.

Периодически мы слышим о необходимости создания правительства национального единства. Но создание такого правительства возможно только ценой взаимных уступок. Правые чуть левеют, левые чуть правеют, и таким образом вырабатывается общая центристкая позиция. Однако Ликуд проделал свой путь к центру совершенно безвозмездно, ибо в это время партия Труда не продвинулась в его направлении ни на шаг. Сегодня, оказываясь перед необходимостью создания правительства национального единства, Ликуд стартует уже не со своих классических позиций, а с позиций, навязанных ему Аводой.

Таким образом общая политика такого правительства окажется заведомо более левой, нежели она могла быть. Ликуд мог бы продать свое признание Норвежского соглашения как свершившегося факта очень дорого, но он осуществил это признание совершенно даром. Например, сразу по приходу к власти можно было попытаться создать правительство национального единства.

Нетаниягу мог бы заявить, что Осло подписано в нарушение многих израильских законов, что прежде чем продолжить его реализацию, он должен назначить государственную комиссию, призванную установить легитимность этого соглашения. Однако при этом он мог бы добавить, что его правительство готово признать Норвежское соглашение и включить в свой состав представителей партии Труда, если те примут ряд поправок, а именно откажутся от реализации промежуточного соглашения и сразу приступят к соглашению об окончательном урегулировании, предварительно согласовав красную черту в отношении территориальных уступок.

Возможно, что в существовавших условиях создание такого правительства было совершенно невозможно. Но сам факт налицо: правые уступили левым так же бездарно, как левые уступили палестинцам.

СЕКТАНТСТВУЮЩИЙ РЕАЛИЗМ (28.06.1998)

Уже сразу после того, как летом 1996 года Нетаниягу пожал руку Арафату, произошло неизбежное расщепление политического спектра справа. Большинство представителей правого лагеря согласились с Нетаниягу, согласились во имя национального единства участвовать в заведомо проигрышном диалоге с ООП, меньшинство осталось стоять на прежних позициях. Сегодня, когда даже Ганди говорит о возможности вступления в состав правительства, признавшего Норвежское соглашение, а Ури Элицур предлагает поселенцам участвовать в конкурсе на лучшую карту отступления, подход отрицателей Осло кажется особенно утопическим.

Какой сегодня может быть смысл в продолжающейся борьбе за отмену пересовского соглашения с Арафатом? Разумеется, Арафат - патентованный террорист и заслуживает пожизненного заключения, но поскольку он оказался главою, пусть и становящегося, но все же государства, на него лег соответствующий иммунитет. Спор о неподсудности властителя, какими бы методами он не гнушался - старый спор. Макиавели, как известно, не видел в политической сфере какой-либо альтернативы злодейству. А Иван Грозный в своей переписке с бежавшим от его расправы Курбским доказывал, что в качестве государя имеет полное право на насилие и произвол.

Соединенные Штаты никогда не сомневались в том, что СССР - это "империя зла". Долгое время они отказывались признавать советскую власть, однако в конце концов они все же вступили в дипломатические отношения со сталинской империей.

Поскольку Ясер Арафат в качестве главы государства, да еще и нобелевского лауреата мира - это свершившийся факт, то его неприятие отдельными политическими группами представляется бессмысленным чистоплюйством. Разумеется можно сказать, что организации, продолжающие борьбу за отмену Осло, такие как "Зо Арцейну", "Гамла не падет дважды", "Профессора - за сильный Израиль" правы морально и полезны в тактическом отношении, ибо они оказывают давление справа. Но уж в любом случае стратегически их планы выглядят нереалистичными, и в этом отношении они оставляют впечатление дремучих политических сектантов.

Однако эта оценка работает только в том случае, если Арафат действительно, хоть на каких-то условиях (т.е. на условиях, приемлемых хотя бы для МеРеЦа) готов сосуществовать с нами. В действительности же в этом нет никакой уверенности. Ведь Арафат не скрывает, что держит евреев за курейшитов, народ, с которыми в свое время

Магомет заключил перемирие с намерением его нарушить (последнее сравнение в этом роде делалось Арафатом два месяца назад по египетскому телевидению). В этом отношении весьма показательно также и то, что Арафат соглашается отменить Палестинскую Хартию не двумя третями национального палестинского совета, как того требует сама эта Хартия, а исполкомом ООП. А в этом случае в глазах палестинцев легитимность их стремления уничтожить Израиль не только полностью сохранится, но даже приукрасится мусульманской доблестью "хитроумия".

История знает много примеров, когда страны говорили о мире и готовились к войне. Но ей не известен случай, когда кто-нибудь угрожал бы войной, но готовился к миру. Разумеется, даже самый злобный враг нападает только тогда, когда он имеет шанс победить. Но если в результате он не нападает только потому, что боится напасть, то при чем тут мирный договор?

Политики, легализовавшие главаря террористов, обязаны понимать, что сколько бы они не навязывали Арафату роль миротворца, она безгранично претит ему, и что никакой другой формулы взаимоотношений с палестинцами, кроме сдерживания, в обозримой перспективе не предвидится. Очевидно, что израильским политическим группам, борящимся за отмену Осло, не дано своими силами достигнуть этой цели. Но это не значит, что они законченные политические сектанты, ибо к демонтажу Норвежского соглашения так или иначе ведет сам Арафат.

ФЛАГИ НА ЭКРАНЕ (13.05.1998)

В кинематографии широко распространен один художественный прием: серое настоящее своего героя кинорежисер запечетлевает на черно-белой пленке, а радужные воспоминания прошлого - на цветной.

После подписания Норвежского соглашения на израильском телевидении возник обратный эффект: если мелькают черно-белые кадры кинохроники, то они воспринимаются ярко и жизненно, стоит же вернуться к красочным репортажам настоящего, как на душе становится тоскливо и серо.

В сущности иногда даже у телезрителя создается впечатление, что демонстрировались не черно-белые, а бело-голубые кадры. И даже странно, что не нашлось кинорежисера, который бы сознательно прибегнул к эффекту перекраски архивных кадров из серых в голубые.

Как бы то ни было, но иногда начинает казаться, что единственный аутентичный сюжет, который остался к пятидесятелетию государства Израиль на его телеэкране, - это развивающиеся на ветру израильские флаги, которые можно видеть в полночь перед завершением трансляции.

А ведь даже и этого мы могли бы быть лишены... Нынешнее правительство часто обвиняют в сходстве с предыдущим. И для этого имеются свои основания. Ведь даже признав Арафата в качестве партнера, национальное правительство не должно было бы выполнять встречных пересовских соцобязательств по передаче палестинцам дополнительных участков обетованной земли вне всякой связи с окончательным урегулированием.

Во многих пунктах Норвежское соглашение в такой мере противоречит здравому смыслы и национальным интересам Израиля, что тот кто берется это соглашение выполнять неизбежно вступает на путь саморазрушения. И все же даже при самой нелицеприятной оценке деятельности правительства Нетаниягу одно существенное отличие между ним и правительством Рабина-Переса останется. И это отличие состоит в том, что воля нынешнего правительства обращена на сохранение сионистских завоеваний, а не на создание ближневосточного Гонконга.

И отличие это следует признать весьма существенным, ибо в конечном счете политическая воля значит ничуть не меньше чем политическая неизбежность. Рабин откровенно глумился над теми, кто проявлял преданность земле Израиля, нынешний кабинет болеет за дело Гуш-Эмуним. И это создает совершенно иной климат.

Если бы мы встречали пятидесятилетие Израиля под водительством архитекторов Норвежского соглашения, то едва ли у сионистов оставался бы какой-то повод для празника. И в этом отношении не нужно ничего фантазировать, здесь достаточно просто вспомнить. При правлении Рабина-Переса резонерство о Новом Ближнем востоке заполоняло эфир, в то время как критические высказывания правой оппозиции пропускались журналистами в гомеопатических дозах. Телевидение той поры смотрелось с таким же тягостным чувством омерзения, с каким смотрелось разве что лишь телевидение советское: каждый день население страны инъецировалось львиными дозами антисионистской пропаганды. То что на протяжении десятелетий составляло содержание жизни нации было объявлено минутным и ложным увлечением. Поэтому тот кто при прежнем правительстве досматривал до конца программу вещания первого телевизионного канала, каждый раз с волнением ждал: неужели они это покажут?

И каждый раз они действительно это показывали: развивающиеся под звуки Гатиквы три бело-голубых сионистских стяга. Видеть столь яркую сионистскую символику было в ту пору почти столь же странно, как и в Советском Союзе. В этом ощущалось, что-то запретное, неприличное, сюреалистическое - белоголубой сионистский флаг на цветастом постсионистском экране!

Сегодня же, даже при всем том, что средства массовой информации не преминают случаем дискредитировать действия правительства, сионистские настроения этого правительства все же являются постоянным общим фоном телевещания. Сегодня, даже при всех тех уступках, которые совершались и совершаются, звуки Гатиквы в конце телевизионной трансляции все же не воспринимаются как какой-то кафкианский напев. Сегодня, даже при всех законных сомнениях и опасениях за будущее Израиля, три бело-голубых сионистских флага, развивающихся в полночь на телеэкране, выглядят естественно и уместно.

ЗВЕЗДА БЕНЬЯМИНА НЕТАНИЯГУ (19.04.1998)

Предвыборный лозунг партии Труда гласил: "Биби ло матим" - "Биби - не соответствует". Под этим же лозунгом левые продолжали бороться с Нетаниягу также и после его победы на выборах.Более полутора лет левые лидеры не перестают повторять, что Нетаниягу является источником политической нестабильности, что он не соответствует занимаемой должности, что его преследуют неудачи. И иногда начинало казаться, что в этих обвинениях есть доля истины.

Долгое время Нетаниягу как будто бы явно не везло. Первый скандал был вызван открытием Хасмонейского тоннеля и последовавшим вскоре после этого кровопролитием. Тогда, пожалуй, впервые оппозиция заговорила о скором падении правительства, досрочных выборах и т.п. Затем Нетаниягу бичевался за то, что Арафат тянул с подписанием соглашения по Хеврону, потом за то, что началось строительство на Хар Хома. Вскоре после этого подоспело дело Бар Она. Тогда в течение недель и даже месяцев пресса умело держала всех в напряжении, внушая уверенность, что дни Нетаниягу сочтены. Но вскоре после того как дело Бар Она забылось, последовали две военные неудачи. А именно погиб отряд коммандос в Ливане и провалилось покушение на Машаля. Оппозиция возложила ответственность за эти провалы на Нетаниягу.

Причем даже те, кто считали подобные обвинения совершенно вздорными, не могли не согласиться с тем, что эти несчастья явно ослабили Нетаниягу и охарактеризовали его как неудачника.

В тот же период происходили и иные истории помельче, также вызвавшие у левых прилив негодования. То Москович решил заселить купленные им дома на Масличной горе, то была подслушана реплика Нетаниягу: "левые забыли, что значит быть евреями". Потом отшумело "дело Сары Нетаниягу".

Все эти кризисы были по преимуществу виртуальными и отражали не столько действительную нестабильность и бессилие главы правительства, сколько то, что желала видеть оппозиция.

Но вот произошел раскол на партийной конференции Ликуда. Тогда Нетаниягу впервые был осужден в собственном доме и о его смещении стали поговаривать также и в самом Ликуде. Стоило Нетаниягу замять это дело, как начался дежурный кризис, связанный с утверждением бюджета, завершившийся отставкой Давида Леви. В течение недели после этого оппозиция и пресса твердили о неминуемых досрочных выборах, об "эффекте домино" и пр.

Итак, на протяжении всего своего правления Нетаниягу переживал не только виртуальные кризисы, не только кризисы, инсценируемые телевидением, но и вполне реальные провалы и неудачи. Иногда даже сторонникам Нетаниягу начинало казаться, что звезды не улыбаются главе правительства. Так может быть левые правы? Может быть Нетаниягу действительно "не соответствует"?

Что на это скажешь? Если бы Нетаниягу возглавлял нееврейское государство, эти критерии удачливости могли бы показаться вполне уместными. Но Нетаниягу возглавляет Израиль, а у Израиля, как известно, нет судьбы.

В еврейском мире ценятся не те люди, которым покровительствуют звезды, а те, которым покровительствует Всевышний. А покровительство Всевышнего - это всегда цепочка испытаний. Зачем, например, Всевышний навел на Эрец

Исраэль голод, сразу же после того как пообещал эту землю Аврааму и ввел его туда? Зачем он вынудил его немедленно покинуть эту землю? В еврейском мире испытания и неудачи - это спутники избранности, признак расположения небес. В еврейском мире выживают не удачливые волшебники, а те, кто не теряют бодрости и оптимизма вопреки всем неудачам. А это свойство как раз у Нетаниягу в избытке имеется. Поносимый и слева и справа, он до сих пор всегда держался не теряя самообладания. Но похоже, что предварительный этап испытаний Нетаниягу худо бедно подошел к концу, и что он, наконец, может приступить к исполнению своей политической

миссии. Действительно, после отставки Давида Леви положение Нетаниягу не только не ухудшилось, но даже улучшилось, и ему начало в какой-то мере везти. В этом отношении наиболее яркой удачей можно признать ликвидацию Мухи Адин Шарифа руками своих же собратьев по взрывчатке. Соответственно и компания делегитимации главы правительства в последнее время стала постепенно сходить на нет.

Норвежское соглашение - это заведо проигрышное соглашение. Достойно выйти из той ситуации, в которую ввергла страну политика прежнего правительства, обычными силами и средствами невозможно. Поэтому рассчитывать на то, что отныне Нетаниягу будет содействовать сногшибательный успех, мы можем только в том случае, если его правлению начнут сопутствовать чудеса того же масштаба, что наблюдались при выходе наших отцов из египетского рабства. Пока же Нетаниягу ждет непростое решение относительно второго этапа отступления из Иудеи и Самарии. Рассчитывать на то, что когда это решение будет найдено, оно удовлетворит всех на свете - очень и очень трудно. Но тем не менее в целом создается впечатление, что Нетаниягу все же соответствует роли главы израильского правительства, избранного в одну из самых роковых минут еврейской истории.

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ОПТИМИЗМ (18.02.1998)

Итак, началось празднование пятидесятелетней годовщины провозглашения государства Израиль. Палестинцы, прозвавшие это событие "катастрофой 1948 года", прореагировали скорбными альтернативными мероприятиями. Однако, похоже, что и в Израиле никто особенно не настроен радоваться. Левые страшно разобижены строптивостью Нетаниягу и заявляют, что его отказ вести "конструктивный диалог с палестинцами", т.е. беспрекословно выполнять все требования Арафата, ведет к войне. Правые со своей стороны также живут в состоянии тревоги, также не видят ясной перспективы. Война тоже видится им грозной неизбежностью.

Если левые плачут сегодня по привидевшемуся им миру, то правые плачут по слабеющему государству, плачут по кромсаемой Эрец Исраэль. Одним словом, и у тех и у других настроение сегодня не праздничное.

И все же такое обиженно-скептическое отношение к пятидесятелетию Израиля духовно ошибочно.Сегодня у нас мало повода для радости, но тем не менее мы должны встретить пятидесятелетний юбилей Израиля достойно. Праздник должен происходить на нашей, а не на палестинской улице.За этим призывом стоит некий общий духовный принцип, который заключается в том, что человеку следует быть пессимистом в том что касается его стратегических жизненных целей, но в том что касается тактики - он должен быть оптимистом.

Дело в том, что проявление оптимизма в стратегической области чревато срывами. Например, победа в Шестидневной войне вселила во многих израилитян увереность в том, что нашему владению Иудеей и Самарией ничего не угрожает. Эти люди вдруг уверовали, что катастрофы, столько раз постигавшие еврейский народ, остались навсегда позади, и что отныне Израиль ожидают долгожданные

победы.

Многие поселившиеся в ЕША израилитяне возомнили себя некой белой костью еврейской истории, людьми, у которых всегда все должно получаться, но в результате они утратили элементарное чувство осторожности. Именно этим можно объяснить то роковое дробление правых израильских партий, которое увело в небытие 120 000 правых голосов и привело к власти Ицхака Рабина.

Итак, в глобальных вопросах, там, где ситуация определяется прежде всего Всевышним, человеку правильнее готовить себя к худшей участи. Смирением легче можно снискать покровительство Небес, нежели самонадеянностью, выдаваемой за полагание на Бога.

Однако при этом человек призван всегда верить в успех своих текущих начинаний, он всегда должен делать ставку на лучшее, когда это касается его конкретных предприятий (разумеется, не идущих вразрез с его убеждениями и стратегическими интересами). Ведь тем самым он реально меняет ситуацию в свою пользу, то что называется "задает тон".

И с этой точки зрения обида на историю, моральный отказ от празднования пятидесятелетнего юбилея государства Израиль - это знак минуса в том месте, где бы мог бы стоять плюс. А сегодня, в год пятидесятилетия Израиля, у нас нет права предаваться унынию. Уж слишком многое поставлено на карту. Как известно, вскоре после своего возвращения в Газу шейх Ясин предрек, что через два года Израиль исчезнет с лица земли. К такому прогнозу могли бы присоединиться немало наблюдателей, знакомых с логикой Норвежского соглашения. Однако все дело в том, что сегодня вопрос стоит даже не только о существовании государства Израиль, но и о существовании всего еврейского народа.

Происходящие ныне события в случае их негативного развития ознаменуют собой глобальную катастрофу еврейства, прекращение его четырехтысячеленей истории. В самом деле, в настоящий момент в Израиле проживает менее трети от числа мирового еврейства. Однако общий демографический прогноз гласит, что уже через двадцать лет число евреев диаспоры станет меньше числа евреев,

проживающих в Израиле. После этого перелома соотношение будет стремительно меняться в пользу Израиля.

Этот отчет основан прежде всего на общих тенденциях к ассимиляции, которой подвержены светские евреи. Что же касается евреев религиозных, то их численность остается относительно стабильной, но и относительно незначительной. Иными словами, даже если в случае провала подавляющее число израилитян не погибнет, а эмигрирует, само исчезновение государства Израиль очень скоро приведет еврейский народ к резкому демографическому коллапсу. Причем в этом вопросе имеется еще один важный аспект: Существование Израиля является важнейшим моральным фактором для евреев диаспоры. Многие евреи, проживающие в рассеянии, сохраняют свою еврейскую самоидентификацию

благодаря гордости за национальное государство. Провал сионизма явится для них сокрушительным ударом и болезненно отзовется даже в среде ультраортодоксов, которые в такой ситуации должны остаться единственными представителями еврейского народа.

Итак, предрекаемый шейхом Ясином провал сионизма следует рассматривать не как провал одной из попыток национального возрождения. Исчезновение Израиля - это провал неповторимой уникальной возможности, это всеобщий конец еврейской истории. Стремительная лавинная ассимиляция с одной стороны и резкая харейдизация с другой должны явиться неизбежным последствием гибели сионистского государства. При этом можно предвидеть, что демонизировавшие сионизм сатмарские хасиды станут в такой ситуации флагманом ультраортодоксов.

Общий принцип стратегического пессимизма должен заставить нас со всей серьезностью отнестись к такой перспективе. И все же одновременно в самой этой возможностью просматривается и ее религиозно-историческая несостоятельность. Неужели такая гора может родить такую мышь? Ведь в этом случае нам придется согласиться, что сатмарское движение - это истина в последней инстанции, что именно в лице сатмарских хасидов еврейский народ встретит когда-нибудь приход Машиаха.

И в этом обстоятельстве видится основа не только для тактического, но уже и для (весьма впрочем сдержанного) стратегического оптимизма, того оптимизма, с которым нам следует встречать пятидесятелетний юбилей провозглашения государства Израиль.

СЛЕДУЮЩАЯ СТАНЦИЯ - ЭЛОН МОРЕ (25.01.1998)

После того, как Нетаниягу объявил о готовности осуществить второй этап отступления в обмен на выполнение палестинской стороной своих обязательств, неожиданно возродились разговоры о неизбежной ликвидации некоторых еврейских поселений.

Об этой перспективе в последнее время говорили не только левые лидеры, не только Йоси Сарид и Эхуд Барак, но так же по меньшей мере и два члена коалиции, Меир Шитрит и Йегуда Харель.

Надо сказать, что подобных разговоров мы не слышали уже давно. В первый год после подписания Осло тема изгнания поселенцев была излюбленной темой израильских левых. Однако именно ее чрезмерное смакование возбудило ответную общественную реакцию, которая оказалась вполне эффективной: уже очень скоро демонтаж поселений стал представляться делом нереальным и говорить об этом прекратили. Достаточно напомнить, что даже в самозванной договоренности между Мики Эйтаном и Йоси Бейлином говорится о том, что все поселения останутся на своих местах.

Но вот в последнее время эта тема вновь всплыла. Депортация поселений стала сегодня снова казаться делом вполне реальным, посильным и неотдаленным.

Но для чего вообще необходимо производить депортацию никто из ее сторонников толком не объясняет. Обычно утверждается, что во-первых изолированные поселения невозможно будет сохранить под израильским суверенитетом, а во-вторых, что невозможно будет обеспечить безопасность их обитателей. Что же касается аморальности депортации, то она признается весьма условно. Вот депортировали же мы поселения Синая, и ничего не случилось.

В этих утверждениях заключается большая неправда. Ликвидация поселений Синая была болезненной и весьма сомнительной акцией, но что быть может особенно важно, она не являлась при этом посягательством на основы сионизма.

Ведь Синай не относится к Эрец Исраэль, традиционный сионизм никогда не претендовал на эту землю. Только для коммунистов родиной считалось то место, куда добрался советский танк. У сионистов же идиология всегда была несколько иной.

В этом отношении Ямит и Элон Море различаются радикально. Если Ямит связан с еврейской историей весьма косвенным образом, то поселения, располагающиеся вокруг Шхема, лежат в ее истоке.

Отказ от этих поселений - это отказ от смысла нашего пребывания в Эрец Исраэль. Не только гробница Йосефа в Шхеме, но и все поселения, располагающиеся вокруг него - обладают безусловной национально-религиозной ценностью, и отказываться от них значит отказываться от своей сути.

Это одна сторона вопроса - сторона идейная. Но и с чисто практической стороны для ликвидации поселений не существует никаких оснований.

Изолированный участок внутри чужого государства еще никогда и никем не считался тяжкой обузой. Стратегический смысл анклавов, располагающихся на вражеской территории, очевиден. Что же касается проблемы обеспечения безопасности, то она вообще не имеет никакого отношения к данномы вопросу.

Ведь если гражданское население анклава действительно невозможно обезопасить, то его следует временно эвакуировать, превратив этот анклав в военный лагерь. Но причем тут ликвидация самого поселения?

Например, на иерусалимской горе Хар Хацофим с двадцатых годов действовал университет, в котором обучались сотни студентов. В результате войны за Независимость Еврейский университет оказался изолированным анклавом на территории Иордании.

О продолжении учебного процесса, разумеется, не могло быть и речи, тем не менее никому не пришло в голову передать Хар Хацофим Иордании. На территории университета была размещена воинская часть.

Израиль находился с Иорданией в состоянии войны, тем не менее в течение 19 лет, вплоть до освобождения Иерусалима в 1967 году, израильские джипы беспрепятственно пересекали иорданскую территорию, для того чтобы снабдить продовольствием отряд, расположенный в университетском анклаве, и сменить солдат.

Если Израиль ведет с палестинцами мирные переговоры, а не переговоры о прекращении огня, то он с тем большим основанием может добиться сохранения поселений под полным израильским суверенитетом. Если же палестинцев так травмирует вид израильского транспорта, то их вполне можно трудоустроить на строительстве подземных тоннелей, которые в условиях грядущего Нового Ближнего Востока вполне можно превратить в линии метрополитена.

ПЕНТИУМ НА СЛУЖБУ СИОНИЗМА (08.01.1998)

В настоящее время арабские государства являются, пожалуй, единственными странами в мире, в которых порнография официально запрещена, а ее подпольное распространение приписывается агентам Мосада. Между тем порнография пользуется в арабском мире самым широким спросом.

С чем связана эта двойственность? Почему официальный исламский мир так противится тому явлению, которое как будто бы не должно составлять для него никакой трудности?

Прежде всего надо отметить, что еще задолго до возникновения ислама мудрецы талмуда отмечали, что главным грехом исмаэлитов является склонность к разврату. По всей видимости, под этим имелась в виду даже не какая-то исключительная похотливость, а то потребительское отношение к женщине, которое бытовало тогда среди сынов Исмаила.

Однако возникновение ислама как раз мало что изменило в этой области. Правоверным в раю обещались главным образом сексуальные утехи, на земле же гарем получил полурелигиозный статус.

Разумеется, всегда можно разыскать каких-нибудь суфий, которые будут понимать ласки гурий в духовном смысле, однако в широких мусульманских массах блажентво грядущего мира рисуется в ярких эротических красках, и потому секс не кажется той материей, которой можно араба напугать.

Можно подумать, что арабский официоз противится порнографии, поскольку усматривает в ней западную угрозу, видит в ней признак вестернизации. Это несомненно. Однако возможно, что за этим скрываются и более серьезные причины.

Почему, в самом деле, в распространении порнографии в арабских странах в первую очередь обвиняется Израиль? Почему даже самые широкие круги пользователей этой продукцией видят в ней происки сионизма?

Ну какую, спрашивается, угрозу исламскому менталитету может нести с собой эротика? Зачем ее понадобилось связывать с образом демонизированного врага?

Эти вопросы особенно озадачивают, когда дело доходит до тех возможностей, которые открывает перед человечеством компьютерная порнография, позволяющая развить и удовлетворить любую сексуальную фантазию.

Ведь в связи с теми радостями, которые сегодня может доставить сладострастнику компьютер, на ум невольно приходит только один образ - "мусульманский рай".

Но быть может в этом как раз и таится секрет неприязни к порнографии со стороны исламского официоза?

В самом деле, разные народы и культуры по - разному неустойчивы по отношению к одним и тем же порокам. Как известно, американских индейцев погубили не столько порох и пули белый людей, сколько завезенная ими огненная вода.

Ковбои тоже не были прочь выпить, однако это пристрастие не разрушило американскую нацию. Индейцы оказались неспособны противостоять алкоголю прежде всего морально.

Однако резистентный к алкоголю европеец в свою очередь оказался беспомощен в отношении прочих наркотиков. Если в странах - экспортерах наркотиков их использование не приводит к вырождению аборигенов, то европейцы, обращающиеся к заветному зелью, стремительно разрушаются.

В определенном отношении компьютерная порнография открывает перед сладострастником больше возможностей нежели реальный партнер, а это значит, что по способности овладевать душой своего клиента эта порнография сродни наркотической стихии.

При всем том, что это явление должно деструктивно сказываться на некоторых людях, в целом оно не может разрушить европейское общество, ибо на протяжении веков это общество училось преклоняться перед женщиной, а не видеть в ней орудие наслаждения. Однако те народы, в которых культивируется потребительское отношение к женщине, могут проваливаться в вожделенный экран точно так же, как наркоман проваливается в свою эйфорию.

Согласно пересовской концепции Нового Ближнего Востока палестинцы должны прекратить убивать евреев, как только их жизненный уровень достигнет европейских стандартов. В это верится с трудом. И все же, кто знает, если в каждом палестинском доме когда - нибудь появится персональный компьютер, то останется ли у наших соседей досуг для того чтобы заниматься палестинской революцией?

Кто знает, может быть арабы окажутся полностью удовлетворены, когда каждому правоверному достанется пусть и по виртуальному, но все же гарему, и забудут про свой джихад?

Не этого ли, в самом деле, опасаются прозорливые исламисты, враги мира и суровые борцы с порнографией?

Как бы то ни было, но в свете этих рассуждений, хотя бы отчасти, можно объяснить, почему в распространении порнографии арабы в первую очередь обвиняют сионизм.


 

Недельная глава Торы -

Aryeh Baratz: arie.baratz@gmail.com      webmaster: rebecca.baratz@gmail.com