ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ ПРЕЗУМПЦИЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ СВЕРХНОВОЕ ВРЕМЯ ТАМ И ВСЕГДА ДВА ИМЕНИ ОДНОГО БОГА МЕССИАНСКИЙ КВАДРАТ ДЕНЬ ШЕСТОЙ ТАМ И ВСЕГДА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ КУЛЬТУРА И КУЛЬТ МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ ЕВРЕЙСКИЕ ПРАЗДНИКИ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕРЕШИТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ШМОТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ВАИКРА НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕМИДБАР НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ДВАРИМ HOME POLISH ENGLISH HEBREW E-MAIL ФОТОАЛЬБОМ ПУБЛИЦИСТИКА ИНТЕРНЕТ
НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - Праздники
top.mail.ru

НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

ПРАЗДНИКИ И ДАТЫ

ШИР-А-ШИРИМ

ПАМЯТНОЕ ЧУДО (5773-2013)
ПОРА ЛЮБВИ (5771-2011)
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ (5770-2010)
КРЕПКА КАК СМЕРТЬ ЛЮБОВЬ (5761-2001)

ПАМЯТНОЕ ЧУДО ("Шир-а-Ширим" 5773 - 28.03.2013)

Если первый день Пасхальной недели является годовщиной исхода евреев из Египта, то последний - годовщиной прохождения по дну Ям-Суф. Событие это даже на фоне десяти чудесных казней выглядит в высшей мере сверхъестественным. Между тем в традиции с этим уникальным чудом – причем именно по степени трудности его осуществления – принято сравнивать два чрезвычайно распространенных явления, а именно пропитание мира и соединение суженых.

Странное уравнение

Если первый день Пасхальной недели является годовщиной исхода евреев из Египта, то последний - годовщиной прохождения по дну Ям-Суф. Событие это даже на фоне совершенных незадолго до того десяти чудесных казней выглядит в высшей мере сверхъестественным.

Увидев, что произошло на его глазах, Моше воспел: «От гневного дыхания Твоего взгромоздились воды, стали, как стог, струи, смерзлись пучины в сердце моря. Сказал враг: "погонюсь, настигну, разделю добычу; насытится ими душа моя, обнажу меч мой, истребит их рука моя". Ты дунул духом Твоим, и покрыло их море: они погрузились, как свинец, в воды могучие. Кто, как Ты, между Богами, Господи? Кто, как Ты, славен святостью, досточтим хвалами, Творец чудес?» (Шмот 15:8-11)

Между тем в традиции с этим уникальным чудом – причем именно по степени трудности его осуществления – принято сравнивать два чрезвычайно распространенных явления, а именно пропитание мира и соединение суженных.

Так в трактате Псахим (118а) говорится: «Сказал рабби Элиазар: трудно обеспечить пропитание человеку, как раздвинуть воды Ям-Суф. И как сказано: «Он дает хлеб каждой плоти, ибо во веки милость Его» (Тегил 136.25), а рядом с ним пасук «Рассекшего Ям-Суф на части, ибо во веки милость Его» (136.13). Пропитание больше избавления».

В трактате «Сота» (1) мы читаем: "Сказал Раба бар бар Хана, сказал р.Иоханан: так же трудно соединить суженых, как рассечь воды Ям-Суф... Как сказано в песне о выходе из Египта: "Господь селит одиноких в доме, выводит узников" (Тегил 68.7) Т.е. сказано: "выводит одиноких", чтобы сделать их "домом". Поэтому сказано, что соединение брачных пар подобно исходу из египетского рабства ("выводит узников")".

Что значит это сопоставление? Сопряженность пасуков, конечно, аргумент сильный, но все же как можно столь обыденные природные явления, как пропитание и продолжение рода уподоблять абсолютно невероятному уникальному событию? Что вообще может связывать эти три столь разных явления – небывалый физический феномен, экономику и брачные отношения? Начнем с сопоставления двух природных сторон этого уравнения, а именно – сопоставления экономики и брака.

В чуде пропитания явственно преобладает естественный порядок, в чуде любви – сверхъестественный. В самом деле, экономика, уходящая корнями своей логики в пропитание природного мира («пищевая цепочка»), при которой исчезновение одного неприметного вида каких-нибудь насекомых ведет к экологической катастрофе, представляется от начала и до конца рациональной. Точно так же все увязано и в рыночной экономике. В пропитании – при всей его сложности – видится единый вполне рациональный порядок, за которым легко усматривается некий единый взгляд, некий мудрый промысел. Но совсем иную сложность мы встречаем в любви, как сказано: «Три (вещи) сокрыты для меня, а четырех не знаю. Путь орла на небе, путь змея на скале, путь корабля среди моря и путь мужчины у отроковицы» (Мишлей 30:18-19)

Когда молодой человек сближается с девушкой, все к этому относятся с предельным сочувствием, все ощущают, что происходит что-то очень важное и загадочное, чему нельзя и не достойно мешать. В арсенале дарованных нам свыше переживаний, пожалуй, нет ничего более волнующего, чем переживание этого сближения. Между тем то волнение, которое испытывают влюбленные и наблюдающие за развитием их отношений близкие (не говоря уже о читателях и кинозрителях) в значительной мере обусловлено «сюжетным напряжением», а именно ежесекундной угрозой разрыва.

В самом деле, в соединении суженых все иррационально. Вроде бы исходно ясная задача, сама же выставляет на пути своего решения множество препон, не мыслит себя вне атмосферы кризиса, не продвигается вперед вне возможности срыва.

Человек, заказавший себе обед, уверен, что его съест. Во всяком случае, он не ждет никакого подвоха со стороны самой процедуры питания, он знает, что в процессе обеда не содержится никаких подводных течений, способных все приостановить, или вовсе прекратить. Без какой-то внешней причины человек не встанет из-за стола не насытившись. Но влюбленные никогда не знают, чем закончится их свидание, а, казалось бы, сговорившиеся пары неожиданно расстаются. О распадении уже состоявшихся браков и вовсе излишне напоминать. Если нет спроса на одну специальность, человек осваивает другую, и в условиях мирного времени в принципе никогда не остается голодным, но в отношениях встречи жениха и невесты гарантий не бывает.

Второй момент – эксклюзивность. Если ворона не склюет этого червяка, то она склюет того кузнечика, как если человек не съест эту пиццу, то съест тот гамбургер, причем цепочка питания от этой перемены в целом никак не пострадает. Но в соединении суженых в первую очередь переживается уникальность ситуации, уникальность партнера: если не именно этот – то весь мир теряет свою привлекательность.

Итак, в пропитании преобладает естественный рациональный порядок, в браке – уникальное, и потому иррациональное начало. За сложностью пропитания стоит сложность системы, за сложностью соединения суженных – уникальность и неповторимость встречи двух человеческих «Я».

Знаки обручения

Но что это может дать для решения нашего уравнения? Каким образом немыслимое однажды случившееся физическое явление стояния вод может сочетать в себе особенности двух не просто мыслимых, но и постоянно и повсюду наблюдаемых явлений - пропитания и вступления в брачные отношения?

Но может быть, тогда решение уравнения следует искать как раз в самом этом сочетании? Может быть, все дело в том, что разделение вод Ям-Суф само совместило в себе обе чудесности, ведь как-никак, уникальность этого события сочеталось в нем с особой сложностью управления системой?

В самом деле. Насчет физической стороны чуда стояния вод двух мнений не существует: все, кто в это событие верят, согласны с тем, что (в рамках существующих законов) оно чрезвычайно сложно, т.е. представляет собой флуктуацию, вероятность которой чрезвычайно низка. Но по-настоящему его сложность становится до конца понятной именно в контексте сложности совсем иного рода, а именно сложности… признания в любви.

Когда приходит минута объяснения, или просто предложения вступить в брак, жених подгадывает для него особый момент, выбирает особые слова, задумывает особые сюрпризы и подарки. Более того, даже когда мужчина уверен в положительном ответе, он хочет удивить свою избранницу чем-то необычным.

Исход из Египта с полным правом может считаться минутой обручения Всевышнего с Израилем, и это в какой-то мере может объяснить нашему человеческому уму, почему Создатель отметил это уникальное событие в высшей степени сложным и даже немыслимым чудом - рассечением вод Ям-Суф: «Воды стали, как стог струй, смерзлись пучины в сердце моря»… Прохождение между водных стен, в какой-то мере напоминающих кольцо, в полной мере соответствовало сложности уникального сочетания Бога с Израилем, служило достойным знамением их обручения.

Таким образом, сложность «соединения суженных» совместилась в одном событии со сложностью управления гидродинамическими процессами, скрывающимися за явлением стояния вод и входящими в инфраструктуру обеспечивающую «пищевую цепочку», а тем самым «пропитание» мира.

ПОРА ЛЮБВИ ("Шир-а-Ширим" 5771 - 21.04.2011)

То, что Всевышний совершил с первым человеком, отделив от него женщину, Он впоследствии совершил и со всем человечеством, отделив от него Израиль. Как Он навел на человека глубокий сон, так навел Он на человечество (Египетскую империю) всевозможные казни, завершив операцию отделения рассечением вод Ям-Суфа

Час обручения

В субботу, выпадающую на Хол-Амоэд Песах, в синагогах читают книгу “Песнь песней” («Как ты прекрасна, подруга моя, как ты прекрасна! Голуби – очи твои из-под фаты твоей! Волосы твои как стадо коз, что сбегает с гор Гилада»), как известно, представляющую собой лирическую поэму, в которой традиция усматривает образное описание любви между Израилем и Богом.

Вскоре после этого, в последний день пасхальной недели, читается «Песнь моря», посвященная переходу сынов Израиля через Ям-Суф: «Тогда воспел Моше и сыны Израилевы эту песнь Господу, и сказали так: Пою Господу, ибо высоко вознесся Он; коня и всадника его вверг Он в море. Моя сила и ликование – Господь. Он был спасением мне». (15:1-2).

Подобно тому, как первый день Песаха является годовщиной исхода, так последний день Песаха является годовщиной прохождения сынов Израиля по дну Ям Суф, что также ассоциируется с любовной коллизией, как сказано: «Всевышнему так же трудно соединить супружескую пару, как рассечь воды моря» (Сота)

Между тем важно отметить, что исход еврейского народа, в точке прохождения сынов Израиля по дну Ям-Суф, является не только часом рождения, часом избрания еврейского народа, но также и часом его первого обручения со Всевышним, о чем свидетельствует пророк Ошейя: «Меня забывала, – сказал Господь. - Поэтому приманю Я ее и приведу ее в пустыню, и обращусь к сердцу ее. И оттуда (из пустыни) дам Я ей виноградники ее, а из долины Ахор (скорби) – врата надежды; и воспоет она там, как во дни юности своей и как в день исхода своего из земли Египетской. И будет в тот день, – сказал Господь, – назовешь ты Меня "Иши" (муж Мой), и не станешь больше называть Меня "Баали" (господин Мой)... И обручу тебя Мне навеки, и обручу тебя Мне правдою и справедливостью, благочестием и милосердием; И обручу тебя Мне верностью, и познаешь ты Господа». (Ошейя 2:15-22)

Избрание Израиля и его обручение со Всевышним связаны одним смыслом, более того, избрание Израиля, совпадающее с отделением Израиля от прочих народов, напоминает также и создание женщины, как известно «отделенной» от Адама: «Взял одно из ребер его, и закрыл плотию то место. И перестроил Господь Бог ребро, которое взял у человека, в женщину» (2:21).

Избрание

В Мидраше Берешит Раба говорится, что с тех пор как мир сотворен, "Святой, благословен Он, сидит и сочетает пары: дочь такого-то человека - с этим мужчиной". Согласно традиционному пониманию, здесь говорится не только о сочетании брачных пар, хотя и о нем в первую очередь, но и о сочетании вообще всех диалектических противоположностей. В основе миротворения лежит продуктивное умножение сущностей, а не их «снятие». В самом деле, брачный «синтез» отличается от синтеза, совершаемого в соответствии с гегелевской логикой, в результате которого на месте двух старых сущностей возникает третья – новая. Такой порядок, безусловно, встречается. Например, при образовании одного нового чистого вещества два прежних чистых вещества полностью исчезают: кислород и водород «снимаются», образовав воду. Но согласно иудаизму, все же не этот порядок является ведущим. В основе мироздания еврейская традиция усматривает брачный «синтез», согласно которому противоположности сохраняются в качестве изолированных субъектов. Так, соединяясь, супруги порождают не андрогинов, а таких же, как они, мужчин и женщин.

Вопреки провозглашенной апостолом Павлом «синтетической» формуле: «Нет уже ни иудея, ни язычника; нет ни раба, ни свободного; нет ни мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Галл 3:28), «брачное» разделение на Израиль и народы навсегда остается в силе.

Израиль избирается и отделяется от всего человечества подобно тому, как от Адама была отделена Хава. Согласно Торе, человек был создан не так, как создавались животные, «по роду их» (которых, поэтому великое множество), а по «образу и подобию» Всевышнего (Который Один). В силу своего высокого происхождения человеку вроде бы естественно было также оставаться одному, но в Торе сказано: «нехорошо быть человеку одному» (2:18). Всевышний отделил от человека часть, и превратив ее в такое же целое суверенное существо, как и сам человек, «привел ее к человеку» (2:22). Тем самым Всевышний заложил основание некоторой особенной, брачной логики, которая впоследствии проявилась в избрании Израиля, в разделении мира на святое и будничное.

Осуществленная Богом операция по рассечению человека («взял одно из ребер его, и закрыл плотию то место. И перестроил Господь Бог ребро, которое взял у человека, в женщину» (2:21) - это в первую очередь удвоение личности, а не просто раздвоение организма. И человек именно потому обрадовался женщине и сказал: «сей раз это кость от моих костей и плоть от плоти моей» (2:23), именно потому «прилепился к ней», что он задуман таким, задуман быть удвоенным, задуман быть вынесенным за собственные пределы, задуман быть разделенным на две тотальности.

Но то, что Всевышний совершил с первым человеком, отделив от него женщину, Он впоследствии совершил и со всем человечеством, отделив от него Израиль. Как Он навел на человека глубокий сон, так навел Он на человечество (Египетскую империю) всевозможные казни, завершив операцию отделения рассечением вод Ям-Суфа.

Благословенно все человечество, но в разделенном, в раздвоенном своем состоянии, как сказано: «В тот день Израиль будет третьим Египту и Ассирии; благословением будут они среди земли, Ибо благословил его Господь Воинств, сказав: Благословен народ Мой – египтяне, и дело рук Моих – Ассирия, и наследие Мое – Израиль» (19.19–25).

Египет и Ассирия были не просто двумя народами, они представляли собой две соперничающие сверхдержавы, т.е. все (подразумеваемое ТАНАХом) человечество. На протяжении истории эти и другие сверхдержавы, действительно, не раз «снимали» друг друга, порождая что-то третье, но это как раз и значит, что будучи третьим Египту и Ассирии, Израиль является вторым всему человечеству.

Таким образом, в разделении человечества на человечество (народы) и Израиль лежит та же логика, что и в разделении человека на человека и женщину. Это продуктивное разделение, которое призвано оставаться вечным, и в будущем еще должно быть по заслугам оценено всеми.

ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ («Шир-а-ширим» 5770 - 01.04.2010)

Имажинизм

В эту субботу в синагогах помимо специальной главы, посвященной Песаху, читается также свиток «Песнь песней» («Шир Хаширим»). «Шир Хаширим» – одна из книг Писаний (Ктувим), одна из пяти Мегиллот, к которым помимо самой «Шир Хаширим» относятся также «Рут», «Эйха», «Кохелет» и «Эстер». Описываемые в этой книге любовные отношения между мужчиной и женщиной принято понимать как аллегорическое изображение любви между Господом и Израилем. Идея избрания Израиля находит в этом образе свое предельное выражение. «Шир Хаширим» читают в синагогах на Пасху именно потому, что выведя сынов Израиля из Египта, Господь сделал Израиль Своим избранным народом, а Исход, Песах является, таким образом, годовщиной «обручения» Господа и Израиля.

Равви Акиба, сказал, что «мир никогда не был таким достойным, как в тот день, когда «Шир Хаширим» был дарован Израилю». Другой мудрец, равви Элиезер, сказал: «Шир Хаширим» является чистейшей высшей мудростью царя Шломо»; даже Сам Господь цитирует «Шир Хаширим», говоря Израилю: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна» (4:1).

Известно, впрочем, что своего высокого статуса книга «Шир Хаширим» достигла не сразу. Мудрецы колебались, включать ли этот, казалось бы чисто лирический текст – в кодекс священных книг. Со своей стороны у людей неверующих восприятие «Песни песней» как религиозного текста нередко вызывает полное недоумение и даже усмешку. Им представляется странной фантазией, что однозначно любовный поэтический текст может восприниматься как «образ» совершенно иных отношений. С какой стати усматривать «религию» в любовной поэме, составленной прославленным сластолюбцем («и было у него семьсот жен и триста наложниц, и развратили жены его сердце его» см. I Мелахим 11:1-3)? Какие имеются признаки того, что речь идет об аллегории?

Прежде всего, об этом свидетельствует предание, восходящее к самому царю Шломо, но кроме того, такому пониманию способствует также и сам аллегорический характер этого произведения. То произведение, которое прибегает к метафоре, настраивает на мысль, что и само оно – то есть все целиком - метафорично.

И тут важно подчеркнуть, что «Шир Хаширим» представляет собой не только книгу ТАНАХа, не только одну из «Мегилот», «Шир Хаширим» представляет собой также и поэтическое произведение, то есть представляет собой именно «песнь», которые также встречаются в ТАНАХе в виде тех или иных отдельных фрагментов, например «Шират аям» (Шмот 15:1-19) или «Аазину» (Двар 32:1-43).

Что же отличает «песнь» от остальных текстов Св.Писания? Что вообще отличает поэзию от прозы? По-видимому, не только наличие ритма, поэзия отлична от прозы также и всем своим «стилем», «стилем» метафоры. Язык поэзии метафоричен, он прибегает к ассоциации и аллегории, он заведомо неоднозначен и таинственен. И когда традиция решается утверждать (как это делает Рамбам, рассматривая «Аазину»), что «песней» можно назвать всю Тору, то она имеет ввиду прежде всего ее таинственность, наличие в ней скрытых смыслов.

В русской поэзии начала прошлого века существовало направление «имажинизм», считающее главной задачей поэзии создание образа. Имажинисты широко обращались к метафорам и творили в стиле, близком «Песни Песней». Во всяком случае, так считал один из самых ярких поэтов этого направления Вадим Шершеневич. Он высоко ценил эту библейскую книгу и даже в тон ей написал свою «Песнь песней», которая начиналась словами:

«Соломону - первому имажинисту,

Одевшему любовь Песней Песней пестро,

От меня, на паровозе дней машиниста,

Верстовые столбы этих строк».

Как бы то ни было, если бы даже традиция не утверждала, что царь Шломо, творя «Шир Хаширим», имел в виду отношения между Всевышним и Израилем, сама «имажинистская» природа его поэзии подводила бы нас к этому заключению. Ведь любовь между мужчиной и женщиной – это устоявшаяся пророческая метафора любви Всевышнего к Израилю. Поэтому не только в «Шир Хаширим», но и во всякой подлинной лирике, посвященной достойным взаимоотношениям между мужчиной и женщиной, еврей невольно усматривает прообраз этих отношений. Любовь земная неизменно вызывает у еврея ассоциацию с любовью Всевышнего и Израиля, или Всевышнего и связанного с Израилем Шехиной. Так ,Мартин Бубер приводит в своем сборнике хасидских легенд следующую историю: "Равви Моше из Людмира, сын равви Шломо из Карлина, однажды был приглашен к равви Баруху вместе со своим маленьким сыном. Войдя в комнату, они увидели, что цадик спорит с женой. На гостей он даже не обратил внимание. Мальчик смутился, потому что отцу не оказали должного уважения. Равви Моше, заметив состояние сына, сказал ему: "Сын мой, верь мне! То, что ты сейчас слышал, - это был спор между Богом и Его Шехиной о судьбе мира". (М.Бубер Хасидские предания М. 1997. С.101)

Доктор и поэт

Но есть у поэзии еще одно чудесное свойство. Ритмично сопряженная цепь образов и метафор завораживает душу. Не только имажинизм, любая поэзия по своей природе настраивает на высокий лад: каждого в меру его возможностей. В этом смысле поэзию можно сравнить с «добрым побуждением». Но тогда с «дурным побуждением» уместно сравнить… фрейдистскую сублимацию (естественно оформляющуюся в поток примитивных, нацеленных на "низ" частушек). В контексте этого сравнения поэзия представляет собой противоположность невроза, ведьневротик (а по Фрейду, даже и вполне здоровый человек) во всем видит эротические образы, сексуальную подоплеку. В книге «Сновидения» Фрейд утверждал, что все, что имеет вогнутую форму и способно принимать в себя что-либо: сосуды, бутылки, шахты, пещеры, чемоданы, ящики, шкатулки, карманы, комнаты, двери, ворота, улитки, раковины, а также лес, кустарник, сад, цветы, крепость, корабль, очаг, церковь, рот, туфли, – все они является символом женских половых органов. Дом, особенно с выступающими балконами, – символ женского тела. Любые плоды – символы груди. Все же, что имеет вытянутую форму: ножи, кинжалы, копья, сабли, ружья, пистолеты, кран с водой, висящие лампы, галстуки, фартуки, чайники, фонтаны, а также пресмыкающиеся, змеи, рыбы, шляпы, пламя, горы, скалы, ключи – все они служат символом мужского полового органа. Воздушный шар, по Фрейду, символизирует эрекцию. Обрывание ветки и игра на рояле соответствуют мастурбации. Подъем по лестнице, танцы, верховая езда или просто преследование обозначают половой акт.

Такова человеческая «природа нетто», таков «йецер хара» - дурное побуждение. Но если Фрейд прав, и человек по своей природе все приводит к сексуальному основанию, то просто невозможно не обратить внимания на то, что живущий в человеке поэт занят прямо противоположным делом – в первичном эротическом образе он усматривает заведомо неэротические реалии этого мира, причем совершенно никак не связанные с сексуальным рядом доктора Фрейда!

«Как ты прекрасна, подруга моя, как ты прекрасна! Голуби – очи твои из-под фаты твоей! Волосы твои как стадо коз, что сбегает с гор Гилада, Зубы твои, как стадо стриженных овец, что вышли из купальни; все они без порока и бесплодной нет среди них. Как алая нить – твои губы, и уста твои милы; как дольки граната виски твои из под фаты твоей. Шея твоя подобна башне Давидовой, которой любуются. Тысяча щитов висит на ней, все щиты отважных. Две груди твои, как два олененка, (как) двойня газели, что пасутся средь лилий. Пока не повеял день и не побежали тени, пойду я на гору мирровую, на холм благовоний. Вся ты прекрасна, подруга моя, и нет в тебе изъяна!» (4:1-7)

Как мы видим, поэзия и невроз – это два противоположных вектора, по которым направляется исходная человеческая страсть, и которые не пересекаются ни по своему образному ряду, ни по своей цели. Как бы то ни было (по одним только законам поэтического жанра!), как очи возлюбленной подобны голубям, волосы – стадам коз, а шея – башне Давидовой, так Израиль подобен самой Божественной возлюбленной.

КРЕПКА КАК СМЕРТЬ ЛЮБОВЬ («Шир-а-ширим» 5761)

Коварство платонической любви

Субботнее чтение Торы, выпадающее на Хол-Амоэд Песах, отодвигает очередное недельное чтение, вместо него читается иной отрывок. Однако кроме него в эту субботу в синагогах читают также и “Песнь песней”, к которой в продолжение поднятой ранее темы “еврейской кама-сутры” вполне уместно обратиться.

Мудрецы сомневались, включать ли эту - внешне чисто поэтическую - любовную поэму в сборник священных книг ТаНаХ. Положительное решение этого вопроса невольно подталкивает к радикальным выводам.

А надо сказать, что иудаизм не просто проникнут сексуальной образностью, но и исходит из сексуальной различенности как из чего-то фундаментального. Согласно иудаизму половая различенность лежит как в основании человека и космоса, так и в основании самого Всесвятого и Шехины Его (этот вопрос я довольно подробно рассматриваю в своей книге “Презумпция человечности”*).

Однако особый интерес представляет собой природа “платонического соответствия” между брачным и религиозным союзами. Что, в самом деле, особенного мы может обнаружить в любовных отношениях между мужчиной и женщиной, для того чтобы уподоблять их отношениям Всесвятого и Израиля?

Прежде чем ответить на этот вопрос, стоит еще раз коснуться двусмысленного статуса платонизма в еврейской традиции. Упомянутый мною в свое время спор между Платоном, считавшим мир идей единственно реальным миром, и Аристотелем, отрицающим независимое существование идеального мира, дал о себе знать в еврейском мире в позднем средневековье.

Последовательным аристотеликом был р.Моше бен Маймон (Рамбам) (1135-1204). Его подход закономерно встретил платоническую реакцию. Против Рамбама выступили р.Моше бен Нахман (1194-1270) и его родственник, р.Йона из Жероны. Вскоре прочие еврейские религиозные авторитеты втянулись в эту полемику между философами и мистиками.

Поначалу тяжущиеся стороны еще выглядели относительно равными. Однако после появления книги Зогар (начавшей распространяться в списках с 1290-го года), платонический каббалистический подход однозначно возобладал.

Спор еще какое-то время продолжался. Так например, философ-аристотелик XIV века рабби Элиягу б.Элиэзер Исканди обвинял мистиков в том, что предлагаемая ими интерпретация десяти сфирот посягает на единство Бога (замечу попутно, что “десятерица” хорошо известна неоплатонизму). Между тем аргументы философов были мистиками проигнорированы, платонизированная каббала овладела умами современников, а после рабби Ицхака бен Шломо Лурии (Аризаля) (1534-1572) по-хозяйски вошла в еврейскую жизнь.

Подход аристотеликов, полностью выхолащивающий отдельные религиозные реалии, не мог удовлетворить запросы религиозной души. Религии действительно трудно обходиться без Платона. Однако аризалевский “платонический ответ” содержал в себе немало двусмысленных пантеистических элементов, которые не замедлили проявить себя уже в откровенно еретических учениях, в частности в саббатианстве.

Но интересно, что в вопросе любовной образности между еврейскими аристотеликами и платониками, пожалуй, не возникало принципиального спора. В случае брачной образности обе стороны, принимая или не принимая внешний подход Платона, в то же время спорят с ним по существу.

Ведь так называемая “платоническая любовь” - это любовь исключительно к мужскому началу. “Взирая на красоту мальчика... душа увлекается и получает теплоту, чувствует облегчение от скорби и радуется” (Федр). Иными словами, эрос Платона - гомосексуальный, внебрачный эрос. При этом существенно также и то, что платоновские идеи не просто обитают в отрыве от материального мира, но и признаются единственной реальностью. Материальный мир для Платона - это если и не буддистская “майя”, то во всяком случае граница реальности.

В иудаизме же любовь обязательно гетеросексуальна, а телесность религиозно осмысленна. Таким образом смысл половых отношений, как они понимаются в “иудейском платонизме”, состоит в том, что любящие души пробиваются друг к другу через тела. Но это значит, что эти идеальные души втягивают материю в свое ценностное поле, и тем самым как бы искупают ее.

В этой связи особого внимания заслуживает учение замечательного еврейского мыслителя Эммануэля Левинаса.

Крепка как смерть любовь

Эммануль Левинас родился в 1906 году в Каунасе, где получил еврейское образование. В 1923 году семья Левинасов перебирается во Францию, где Эммануль учился философии. В 1940 году после оккупации Франции нацистами Левинас попадает в концлагерь, где остается до разгрома гитлеровской Германии. Почти вся его семья, оставшаяся в Литве, погибла от рук нацистов. С 1957 года Левинас вел уроки по изучению Талмуда. Он написал много книг, как посвященных иудаизму, так и затрагивающих общефилософские проблемы.

Подход Левинаса последовательно антиплатонический: “Современная философия значения, - пишет Левинас, - восходит ли она к гегелевским, бергсоновским или феноменологическим корням, в одном основополагающем моменте противостоит Платону; постижимое немыслимо вне подсказавшего его становления... Мир значений предшествует у него (Платона) выражающим его языковой деятельности и культуре.... Современный философский антиплатонизм заключается как раз в подчинении интеллекта выражению”

Однако это утверждение справедливо лишь отчасти. Помимо культуры существует ведь еще и природа. В любой ситуации помимо культурной “переменной”, имеется также и природная “постоянная”. Под одеждой, отражающей местность и эпоху, иногда с точностью до километра и года, - скрывается голое тело, которое по своей сути ничем не отличается и у древних греков, и у современных англичан. И в членах этого тела, равно как и в его потребностях, естественно усматривать смыслы, в частности, и смысл брачных отношений.

Есть смыслы, создаваемые в культуре, но есть смыслы, культуре предшествующие, культуру порождающие.

И ничто так не подтверждает это “платоническое” положение, как рассмотрение самим Левинасом “природных” (т.е. докультурных) смыслов любви и смерти, сделанное им в связи со словами “Песни песней” (8.6): “Крепка как смерть любовь”.

Левинас определяет смерть, как единственное, истинное Другое. Ведь подлинно Другим является лишь то, что человек никак не может освоить, применить, включить в свой мир. Подлинно Другим является то, что захватывает и подчиняет самого человека. Левинас показывает, что это определение до конца применимо только к смерти: “В приближении смерти важно то, что с некоторых пор мы больше не можем мочь; именно здесь субъект утрачивает свое субъективное властвование... Приближение смерти означает, что мы вступили в отношения с тем, что есть нечто совершенно другое; нечто несущее в себе свойство быть другим и притом не временно, так что мы могли бы вобрать его в себя в пользовании, - нет, такое нечто, само существование которого заключается в том, чтобы быть другим”.

“Лишь через страдание, через отношение со смертью съежившееся в своем одиночестве существо оказывается в области, где возможна связь с другим... Кажется, ее прообраз можно найти в любовных отношениях. “Крепка как смерть любовь”. Эрос послужит нам основой для анализа этой связи с тайной, - при условии, что изъяснять его мы будем в терминах, отличных от платонических”.

Именно в любви между мужчиной и женщиной Левинас усматривает нечто соразмерное смерти, ведь в любви, также как и в страдании и смерти, идет речь о подчинении Другому: “Любовь не есть возможность, она возникает не как наше начинание, у нее нет основания; она нас охватывает и поражает, - и однако же Я уцелевает в ней”. “Сказать, что парность полов предполагает нечто целое, значит заранее положить любовь как слияние. В любви же волнует непреодолимая парность существ. Это отношение с тем, что скрывается навсегда. Своим фактом это отношение не нейтрализует, а сохраняет другость. Любовное наслаждение волнует тем, что в нем пребывают вдвоем. Другой в нем, поскольку он другой, это не объект, становящийся нашим или нами; напротив, он удаляется в свою тайну. Эта тайна - женского, сущностно другого... ”

Естественная религия

Итак, любовная сфера - по Левинасу - это сфера, в которой ищется и постигается Другой. Но именно поиском Другого в первую очередь занята еврейская религия. Таким образом религиозные и брачные отношения дополняют и поясняют друг друга.

В XVIII веке в Европе возникло учение о так называемой “естественной религии”, соответствовавшей некоему просветительскому монотеизму, основы которого тогдашние философы стремились увидеть во всех религиях и культурах. Между тем если такая “всеобщая”, “естественная” религия действительно существует, то ее скорее следует усмотреть в брачных отношениях. Ведь именно в этой сфере человек наталкивается на те культовые чувства восхищения и почитания, которые сродни тем, что известны каждой религии.

Любая религия черпает свои образы в сексуальности, ибо в сексуальности заключена непосредственная религиозность. Что же касается иудаизма, являющегося семейной религией и учащего о Творце мира и Его избирательной любви к Израилю, то он имеет свои дополнительные точки соприкосновения с брачными отношениями.

В секулярном мире, где культовые чувства никак специально не воспитываются, любовные взаимоотношения иногда оказываются единственными парарелигиозными отношениями. Так, совесть мужчины ясно говорит ему, что он не вправе овладеть женщиной силой, что он не вправе ее купить, что он не вправе уговорить ее отдаться ему "по дружбе". Все эти элементы могут сознательно или бессознательно присутствовать (по меньшей мере применяется "психологическое воздействие", учитываются экономические возможности совместного проживания, предусматривается дружба), но тем не менее единственным основанием для сексуальной связи является нечто иное, некий сверхприродный прорыв к Другому, именуемый любовью, и являющийся неким аналогом "благодати", аналогом религиозной веры.

Однако подлинное, последнее счастье человеку может принести только эта вера, только любовь Всевышнего. Эта любовь не дается даром: “На ложе моем, по ночам, искала я того, кого любит душа моя, искала его, но не нашла” (Песнь песней 3.1.). Но еврейская душа без этой любви прожить не может.


 

Недельная глава Торы -

Aryeh Baratz: arie.baratz@gmail.com      webmaster: rebecca.baratz@gmail.com