ТЕОЛОГИЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ ПРЕЗУМПЦИЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ СВЕРХНОВОЕ ВРЕМЯ ТАМ И ВСЕГДА ДВА ИМЕНИ ОДНОГО БОГА МЕССИАНСКИЙ КВАДРАТ ДЕНЬ ШЕСТОЙ ТАМ И ВСЕГДА ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ КУЛЬТУРА И КУЛЬТ МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ ЕВРЕЙСКИЕ ПРАЗДНИКИ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕРЕШИТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ШМОТ НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ВАИКРА НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - БЕМИДБАР НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ - ДВАРИМ HOME POLISH ENGLISH HEBREW E-MAIL ФОТОАЛЬБОМ ПУБЛИЦИСТИКА ИНТЕРНЕТ
Недельные чтения - Экев
top.mail.ru

НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ

ДВАРИМ (ВТОРОЗАКОНИЕ)

ЭКЕВ

БОЗОН МАГАРАЛЯ (5779-2019)
ОТКРЫТИЕ И ОТКРОВЕНИЕ (5778-2018)
MESSAGE «ХЕВРОНСКОГО СТРЕЛКА» (5777-2017)
БОЖЕСТВЕННАЯ АВАНТЮРА (5775-2015)
ЕВРЕЙСКИЙ СТАНДАРТ (5774-2014)
КАРФАГЕН ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН (5773-2013)
ЧИСТОТА РЕЧИ (5772-2012)
ЗАПОВЕДЬ МОЛИТВЫ (5771-2011)
СКОРОПАЛИТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ (5770-2010)
БОГИ И БОГ (5769-2009)
ВЫСШАЯ ЦЕННОСТЬ (5768-2008)
ТЕФИЛЛИН (5767-2007)
БЛЕСК И НИЩЕТА АТЕИЗМА (5766-2006)
ВЕК ИДЕОЛОГИИ (5765-2005)
ЖЕСТОКИЙ ИУДАИЗМ (5763-2003)
МОШЕ И ПРОМЕТЕЙ (5762-2002)

БОЗОН МАГАРАЛЯ («Экев» 5779 - 22.08.2019)

Благодаря избранию Израиль и человечество составляет два разных рода. Причем два этих разных рода соответствуют мужскому (народы), и женскому (Израиль) родам!

Теология дополнительности

В недельной главе «Экев» записаны парадоксальные слова: «У Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней, но только отцов твоих благоволил Господь любить и избрал позднейшее потомство их, вас, из всех народов, как это ныне» (10:12).

При всем том, что Бог владеет всем, Он отделяет от этого всего малую часть и объявляет ее главной ценностью, в пределе претендующей втянуть в себя «все» остальное, стать дополнительным «всем». От мира, именуемого в своей первичной цельности «тевель», отделяется «святое», отделяется часть, которая противопоставляется не только образовавшемуся в результате этого отделения «будничному», но и всему сущему вообще («тевель»), образуя с ним некое параллельное бытие. Тем самым, мир удвояется, соотносится с самим собой, множится, сохраняя первичное единство.

Логика этого отделения Израиля удивительным образом перекликается с разработанной в прошлом веке теорией дополнительности. Европейская наука (восходящая к античной диалектике единого и многого) породила две логики: логику Числа, и логику Континуума. Было установлено, что дробный корпускулярный «исчисляемый» мир подчинен одному роду законов; а мир волновой, мир «непрерывный» совершенно другому. Но вдруг оказалось, что имеются объекты, описываемые этими двумя исключающими друг друга логиками, что два, казалось бы, никак не связанных между собой мира на самом деле представляют собой единую двоящуюся реальность! Оказалось, что электрон относится к двум родам объектов. Но это ровно то свойство, которым Создатель надели Израиль, отделив его от всех народов! Так Рамхаль пишет: «Один из глубочайших принципов управления миром — это разделение на Израиль и народы мира. Со стороны человеческой природы они выглядят совершенно одинаковыми, но со стороны Торы они весьма отличаются, и отделены друг от друга как два совершенно разных рода» (Часть 1. гл.4.1).

Итак, Израиль одновременно и включен в человечество, и исключен из него. С одной стороны Израиль подчиняется законам всего человечества, т.е. человечества, с которым он составляет один род, а с другой — законам Торы, которым неподвластно остальное человечество, то есть человечество, с которым Израиль составляет два разных рода. Причем два этих разных рода соответствуют мужскому (народы), и женскому (Израиль) родам!

И тут пришло время отметить еще один аспект иудейского представления о дополнительности – ее диалектика подчинена брачной логике. В Мидраше Берешит Раба говорится, что с тех пор как мир сотворен, "Святой, благословен Он, сидит и сочетает пары: дочь такого-то человека - с этим мужчиной". При этом общепризнанно, что речь идет не только о сочетании брачных пар, хотя и о нем в первую очередь, но о сочетании вообще всех диалектических противоположностей.

В своей книге «Теология дополнительности» (2003) я пишу: «В глазах иудаизма логика дополнительности - это прежде всего логика брачных отношений. Хава была отделена от Адама точно так же, как впоследствии Израиль был отделен от всех прочих народов. В чем же особенность брачной логики? По-видимому, в том, что мужчина в норме представлен одновременно и мужским и женским началом, в то время как женщина только женским. Это особенно хорошо видно на примере открытий в области генетики, сделанных в ХХ-ом веке. Мужские признаки определяются Х и У хромосомами, в то время как женские признаки определяются двойным набором хромосомы Х».

Генетическая аллегория

Собственно говоря, любой признак любого живого существа, начиная ресничками инфузории туфельки и кончая бивнями мамонта, определяется диплоидным (двойным) набором генетического кода. Так что в тех случаях, когда эти признаки не совпадают, какой-то один из генов оказывается доминирующим по отношению к другому. Например, хорошо известно, что ген, отвечающий за черную окраску шерсти, доминирует над геном, отвечающим за белую окраску. Так, если гомозиготный набор генов «АА» определяет черную окраску, а «аа» - белую, то гетерозиготные особи с набором генов «Аа» будут иметь черную окраску.

Между тем наследование пола обладает одним дополнительным нюансом. Гены, отвечающие за женские половые признаки, рецессивны, т.е. они проявляются лишь при двойном наборе женских генов (Х и Х хромосомы). Гены, отвечающие за мужские признаки, всегда доминантны, и сочетание генов, ответственных за мужские и женские признаки, формируют мужскую особь. Но дело в том, что при этом двойной набор мужских генов (У и У хромосомы) нежизнеспособен.

Наследование пола, таким образом, обладает уникальной логикой, отличной от логики наследования цвета волос и вообще любых других признаков. Мужчина всегда содержит в себе и мужское и женское начало, женщина – только женское.

Но той же особенностью отмечено разделение на святое и будничное. Святое исключает примешивание к себе чего-либо будничного; будничное же, напротив, обязательно включает в себя элементы святости (иначе оно превращается в «туму», в нечистое).

Кроме того, брачные отношения характеризуются тем, что единение супругов происходит при полном сохранении их обособленности. Брачный «синтез» радикально отличается от других «классических» синтезов, совершаемых в соответствии с гегелевской логикой, в результате которой на месте двух возникает нечто третье. Например, при соединении двух чистых веществ (скажем, натрия и хлора), образуется третье чистое вещество - поваренная соль. Образовав одно новое чистое вещество, два прежних чистых вещества исчезают. В брачном же «синтезе» супруги сохраняются в качестве изолированных существ, порождая не андрогинов, а лишь таких же как они сами мужчин и женщин».

Впервые я сформулировал этот принцип на примере несостоятельности иудео-христианства. В 1985 году я написал статью, в которой говорилось: «Диалектика взаимоотношений Израиля и Церкви поразительно напоминает уникальную диалектику пола. Христианство и иудаизм не могут быть окончательно приведены к общему основанию, не могут объединиться. Не могут, потому что "общее" уже есть христианство, т.е. христианство уже есть результат именно такого приведения. Но в каком тогда смысле они этого не могут? Только в том смысле, что на днище «иудео-христианского» тигля всегда будет оставаться все тот же "необобщаемый", уникальный, первозданный иудаизм, категорически не допускающий никакого совмещения с христианством, радикально отличающий себя от результатов любого своего "обобщения".

Иначе говоря, сколько бы иудейские принципы ни ассимилировались христианством, собственные принципы последнего доминантны по отношению к иудейским, и "на выходе" община все равно будет признана христианской. Однако такая проникнутая пониманием иудейских ценностей христианская община может вступать уже во "внешний" союз с не приемлющим ее "остаточным" аутентичным иудаизмом. И на таких условиях Церковь и Израиль могут заключить судьбоносный для них обоих союз, очевидно носящий брачный характер».

Эта теория о том, что взаимоотношения Израиля с человечеством имеет брачную логику, при всей ее стройности, страдала, между тем, одним недостатком - спекулятивностью. Теория эта не подкреплялась ни пасуками ТАНАХа, ни изречениями еврейских мудрецов. Я не слышал, чтобы, во-первых, вообще кто-то противопоставлял святое и будничное как мужское и женское, а во-вторых, не было уверенности, что такое сопоставление – будь оно кем-то сделано – связало бы святое именно с женским началом. Ведь священство, казалось бы, мужская миссия.

Как известно, Стандартная модель элементарных частиц предполагала существование одной частицы (без которой свет не мог бы превратиться в вещество), за глаза прозванной «бозоном Хиггса». Только обнаружение этой частицы могло бы подтвердить используемую всем научным миром теорию. Когда в 2012 году такая частица наконец была обнаружена, ученые вздохнули с облегчением.

Не так давно нечто подобное пережил и я, обнаружив текст Магараля, подтверждающий брачную логику взаимоотношений Израиля и человечества. Магараль комментирует слова Талмуда, в которых говорится о признаках трех ночных страж. «И вот знак: Первая стража — кричит осел, Вторая — лают псы, Третья стража — Младенец сосет материнскую грудь и шепчется женщина с мужем своим» (Брахот 2.а).

Магараль пишет: «Ночь – это галут. Как ночь разделена на три части, так и галут разделен на три части, и разделение это полностью соответствует трем стражам ночи. Так в самом начале галута Израиль находился под тяжким игом, и как на осла, на него возлагали тяжкую ношу. Такова первая часть галута. Во второй части галута подвергался Израиль уничтожению, и это соответствует лаю пса. В третьей части галута ему не угрожает уничтожение, и народы обращаются с ним, как обращается муж с женой своей. Ибо народы именуются мужьями (владыками) Израиля в галуте, как сказано: «Господи, Боже наш, владыки, кроме Тебя, властвовали над нами» (Иешайя 26:13). И как, если мужу не нравится жена его, он изгоняет ее, так и народы, когда Израиль не нравится им, изгоняют его. И такова суть третьей части галута, о ней сказано: «третья стража - жена шепчется с мужем своим» («Нецах Исраэль» 18).

Упоминание об «изгнании» («разводе») поначалу может сбить с толку, может показаться переворачивающим смысл притчи с ног на голову. Если Магараль говорит о шепчущихся ночью муже и жене, то причем тут развод? Все станет на свои места, если мы осознаем, что это делается для уточнения того, кто в этой (гендерной) ситуации мужчина, а кто - женщина. Не сделай Магараль соответствующего разъяснения, многие бы заключили, что Израиль соответствует мужу, а народы - жене.

Итак, образ «гонимых евреев» привлекается Магаралем для прояснения языка притчи, а не для выявления ее внутренней сути. Суть же состоит в том, что конце времен «жена шепчется (а вовсе не разводится) с мужем своим». Суть в том, что в пору завершения галута Израиль и народы вступают в приличествующие им брачные отношения.

ОТКРЫТИЕ И ОТКРОВЕНИЕ («Экев» 5778 - 02.08.2018)

По какой причине находящийся за пределами сотворенной Им системы Творец пожелает становиться ее частью? Разве элементарный философский анализ не показывает нам, что связи между Ним и миром не должно быть никакой, что Бог Авраама, Ицхака и Йакова на самом деле должен быть Богом Эпикура, Спинозы и Эйнштейна?

Полуправда Эпикура

В недельной главе «Экев» Всевышний призывает Израиль полагаться на Него и не забывать, кто истинный источник человеческого благополучия: «Землю, в которой без скудости есть будешь хлеб, не будешь в ней иметь недостатка ни в чем; в землю, камни которой – железо, и из гор которой высекать будешь медь. И будешь ты есть и насытишься, и благословлять будешь Господа, Бога твоего, за землю хорошую, которую Он дал тебе. Берегись, чтобы ты не забыл Господа, Бога твоего, нарушая заповеди Его и законы Его, и уставы Его, которые Я заповедую тебе ныне. Может быть, когда будешь есть и насытишься, и дома хорошие построишь и будешь жить в них. И крупный и мелкий скот твой размножится, и серебра и золота у тебя будет много, и всего у тебя будет много. То надменным станет сердце твое, и забудешь Господа, Бога твоего, выведшего тебя из земли Египетской, из дома рабства, Проведшего тебя по пустыне великой и страшной, где змеи, аспиды и скорпионы, где засуха и нет воды, источившего для тебя воду из скалы кремнистой, питавшего тебя в пустыне маном, которого не знали отцы твои, дабы смирить тебя и дабы испытать тебя, чтобы впоследствии сделать тебе добро, И скажешь ты в сердце своем: "сила моя и крепость руки моей доставили мне богатство это". То помни Господа, Бога твоего, ибо Он дает тебе силу приобретать богатство, дабы исполнить завет Свой, о котором Он клялся отцам твоим, как (это) ныне» (8:9-18).

Итак, преуспевание человека ставится Торой в прямую зависимость от осознания истинной причины этого преуспевания. Так выражение благодарности за посланную Богом пищу («И будешь ты есть и насытишься, и благословлять будешь Господа») – является важнейшим условием проживания еврея в Эрец Исраэль, да и вообще на нашей планете. Соответственно, размышление о Творце и Его Торе признается необходимым составляющем трапезы: «Рабби Шимон говорил: если трое, сидя за трапезой, не говорили о Торе, то они как бы ели от жертв, принесённых мертвым, как сказано: „...ибо все столы полны отвратительною блевотиной, без Бога...“ Если же они упоминали при этом слова Торы, то они как бы ели со стола Бога благословенного, как сказано: „...и сказал он мне: это стол, что пред Господом“». («Поучение отцов» Гл 3. Мишна 3).

Если же «надменным станет сердце» человека, и он «забудет Господа Бога», то это обстоятельство самым негативным образом отразится на его судьбе. Вера в Бога, сознание того, что мир управляется именно Им, самым непосредственным образом на этом управлении сказывается.

Кому-то эта схема может показаться совершенно «попсовой», применяющейся к самым грубым и примитивным рефлексам «толпы». Во всяком случае, многие интеллектуалы не верят в столь примитивного Бога. Хорошо известно высказывание Эйнштейна: "Я верю в бога, который проявляет себя в упорядоченной гармонии сущего, но не в бога, который занимается судьбами и делами людей».

А один из первопроходцев этой теологии - Эпикур - писал: «Да, боги существуют: познание их — факт очевидный. Но они не таковы, какими их представляет себе толпа. Нечестив не тот, кто устраняет богов толпы, но тот, кто применяет к богам представления толпы: ибо высказывания толпы о богах являются не естественными понятиями, но лживыми домыслами, согласно которым дурным людям боги посылают величайший вред, а хорошим — пользу».

В самом деле, по какой причине находящийся за пределами сотворенной Им системы Творец пожелает становиться ее частью? Разве элементарный философский анализ не показывает нам, что связи между Ним и миром не должно быть никакой, что Бог Авраама, Ицхака и Йакова на самом деле должен быть Богом Эпикура, Спинозы и Эйнштейна?

Парменид ясно показал, что даже органически связанное со «многим» «Единое» не может иметь никаких положительных определений, и должно быть в высшей степени безучастно. А тут вообще речь идет о «трансцендентном»!

Некоторые использовавшие логику Парменида теологи утверждали, что Творец столь радикально отличается от Своего творения, что по отношению к Нему нельзя использовать даже слово «есть». Так, Рамбам пишет: «Различие между Ним и творениями не есть только различие между великим и малым, но - различие по виду существования… Так, например, нет соотнесенности между сотней локтей и остротой перца, ибо одно принадлежит к роду качества, а другое - к роду количества. И так же нет соотношения между знанием и сладостью или между кротостью и горечью, несмотря на то, что все это подпадает под высший род качества. Так как же возможна соотнесенность между Ним, да превознесется Он, и чем-либо из сотворенного Им при том огромном различии в истине их существования, различии, глубже которого быть ничего не может?!» (Рамбам «Путеводитель заблудших» Гл 32, 35).

Откуда у Него могут взяться эти наши земные рефлексы: если вы так, то Я этак!

Увлекаясь «антагоническим» спором между «верой» и «разумом», между «религией» и «философией», мало кто обращает внимание на то, что аналогичный, - но вполне «диалектический» - диалог ведется и на чисто религиозной территории, ведется внутри Писания. «Пасуки» о ревнивом, вмешивающемся в дела людей Творце мира дополняются «паскуами» о Его радикальной отделенности, Его несопоставимости ни с кем и ни с чем.

Само Откровение приводит как «имманентные» тезисы, так и «трансцендентные» антитезисы. Утверждения «Он дает тебе силу приобретать богатство» дополняются вопросами: «Боже, сотворивший великое, кто подобен Тебе? (Тегиллим 71:19) «Кто подобен Мне и кто назначит Мне срок? И какой пастырь сможет противостоять Мне?» (Йермияу 49:19).

«Кому уподобите вы Меня, чтобы Я сравним был с ним, говорит Святой. Поднимите глаза ваши в высоту (небес) и посмотрите: кто сотворил их? Тот, кто выводит воинство их счетом, всех их по имени называет Он» (Йешайя 40:25-26).

Итак, апофатическая мысль – это не только наше человеческое открытие, но также и Его откровение, т.е. мнение Того, кто отличается от нас по самому бытию. Более того, Откровение антиномически сопрягает эти подходы, сопрягает их, например, в словах ангельской песни: «Свят, свят, свят Господь Цваот! Вся земля полна славы Его!» (Йешайя 6:3).

Свят – значит отделен, неотмирен, трансцендентен. И в то же время присутствует на земле, проявляет Себя в «примитивных рефлексах» («помни Господа, Бога твоего, ибо Он дает тебе силу приобретать богатство»).

Простые пути

Человек веры, иудей призван жить на острие этого парадокса. Соответственно те, кто на острие этом не удерживаются, скатываются на путь однозначной определенности, будь то «философия» или «теология», т.е. они или, присягнув безучастному богу философов, уходят в агностическое пике, или, поклявшись в верности какому-то астральному «силовику», взмывают ввысь на крыльях фанатизма.

Трудно отделаться от мысли, что религиозная карта современного мира отражает именно этот упрощенный процесс.

Еще совсем недавно две эти веры парадоксальным образом объединялись в одну в лице коммунистической идеологии, которую отличала «вера в разум». Но в наши дни все вернулось на свои круги. Большинство обитателей нашей планеты придерживается сегодня двух альтернативных подходов: вера в «силовика» в наши дни полностью монополизирована исламом, что же касается бывших европейских христиан, то они все сплошь «философы», брезгливо презирающие вчерашнюю веру толпы.

По всей Европе церкви пустеют, а лишенные «архитектурной ценности» и вовсе сносятся.

Писательница Ольга Седакова рассказала в одном интервью: «Мне вспоминается англиканский епископ Личфилдский Кит. Это был совершенно изумительный человек, он не так давно умер. Мы с ним познакомились на мандельштамовском вечере… Меня посадили за стол вместе с епископом, который прочитал молитву перед едой своими словами – там обыкновенно не читают готовые тексты. Он попросил у Бога помощи всем людям, которые учатся, учат, пишут музыку или стихи. Это было очень сердечно и просто. Мы с ним разговаривали о разном, потом он вдруг спрашивает: «Вы, наверное, верующий человек?» Я ответила утвердительно. Он был необыкновенно счастлив. Сказал: «В этом помещении нет такого ни одного, я вас уверяю». Городское начальство и профессора приходят в церковь в большие праздники, на Пасху и на Рождество, но это ничего не значит. Он рассказывал мне потом, что есть большой раскол между интеллектуалами и Церковью. Интеллектуалы не любят Церковь, не знают ее совсем, не интересуются, что там происходит. Он сказал: «Я сразу заметил: вы не показали, что вам неприятно, что вы сидите со мной за одним столом». Я удивилась: «Вроде бы наоборот, это честь». Он говорит: «Я вас уверяю, многие люди улыбнулись бы и сказали: меня так посадили, но я тут ни при чем». Общение со священнослужителями и клерикальные настроения очень не одобряются. Он сказал: «Я знаю, что университет для меня не самое хорошее место, но я пришел, потому что очень люблю Мандельштама».

Вместо одного – трудного, но ведущего в Богу пути, современная Европа предпочла два простых, но от Него уводящих.

MESSAGE «ХЕВРОНСКОГО СТРЕЛКА» («Экев» 5777 - 10.08.2017)

Террорист отличается от солдата вражеской армии тем, что он опасен не только в определенный период времени, он опасен всегда.

Войны Израиля

В недельной главе «Экев», как и во многих других местах книги «Дварим», сынам Израиля дается предписание уничтожить народы, населяющие Эрец Кнаан: «И истребишь ты все народы, которые Господь, Бог твой, предает тебе; да не пощадит их глаз твой». (7:16)

Что значит этот Божественный призыв к жестокости? Чем вызвана беспощадность войн, которые вел древний Израиль?

Рав Кук поясняет: «Совершенно невозможно было во времена, когда соседи Израиля были самой настоящей волчьей стаей, чтобы народ не воевал. Более того, крайне важно было посредством жестокого обращения вселить в дикарей страх, чтобы через это привести человечество к его должному состоянию («леави эт эношут ле-ма шехи цриха лихьет»), не задерживая того часа. И знай, что в общественных законах Тора не склоняет дух народа в сторону милосердия» («Игрот арайя» 89).

Итак, древний Израиль воевал в соответствии с негласными конвенциями своего времени, как он воюет сегодня в соответствии с конвенциями современной западной цивилизации, конвенциями народов, в определенной мере достигших, наконец, «должного состояния».

Однако, как можно понять из слов Рава, собственно иудейский «этический код ЦАХАЛа» вполне бы мог быть жестче того, который в 1994 году разработал профессор Тель-Авивского университета Аса Кашер ("Руах ЦАХАЛ — арахим у-клалей иесод").

Периодически, особенно в пору пробуждения террористической активности, в Израиле начинают разгораться страсти, и в адрес этого, привязанного к международным конвенциям «кода», высказывается едкая критика.

В ряде случаев критика эта вызвана недоразумением. Отмечается, например, что из-за пиетета перед «гражданскими объектами», израильские солдаты подвергаются излишнему риску.

Но дело в том, что не только согласно алахе, но и согласно Женевской конвенции, собственных солдат не подвергают опасности ради безопасности вражеского населения. Согласно Женевской конвенции, ответственность за гибель мирного населения несет именно тот, кто разместил в жилом районе огневую точку, а не тот, кто подавил эту точку, задев одновременно также и гражданские лица. Дело таким образом не в конвенциях, а в применении мировым сообществом двойного стандарта: одного - по отношению к Израилю, и другого - по отношению к террористам.

В тех случаях, когда под политическим давлением ЦАХАЛ (из-за опасения задеть безоружных пособников террора) подвергает излишней опасности жизнь своих солдат, он нарушает не только алаху, но и Женевскую конвенцию, и подает народам очень дурной пример.

Само же стремление не причинять мирному населению излишних страданий похвально и ничего предосудительного с точки зрения алахи в себе не содержит. Во времена Моше Рабейну и царя Давида геноцид действительно являлся вполне принятым, т.е. «конвенциональным» средством ведения войны. Но если в мировом сообществе, стремящемся к «должному совершенству», наконец, стали действовать иные моральные нормы, то ЦАХАЛ первый, кто должен им следовать. Однако все же не слепо, а исходя из верности своим оперативным задачам.

При столкновении цивилизаций, одна из которых приближается к «должному совершенству», а вторая остается в пещерном состоянии, «этический код армии» обязан быть гибким.

Если на вас набросился бандит, мастерски владеющий приемами кикбоксинга, нелепо использовать против него исключительно правила классической борьбы, только потому, что она более «цивилизованная», а ваш тренер строго-настрого запрещал вам прибегать к иным приемам.

Ошибочное уравнение

Рассмотрим в этой связи только один вопрос, расколовший недавно Израиль: прав ли «хевронский стрелок»?

После того, как в марте 2015 года сержант Эльор Азария прикончил перед камерами «правозащитников» раненого террориста, а министр обороны, минуя внутреннее армейское расследование, отдал стрелка под суд, тот оказался в центре общественной полемики.

30 июля кассационный суд повторно признал Азарию виновным в нарушении правила открытия огня, подтвердив довольно мягкий для такого случая приговор – полтора года заключения. Страсти разгорелись с новой силой.

Формально суд, разумеется, прав. Какая бы ни была принята норма открытия огня, подчиняться солдаты должны именно ей, а не собственным эмоциям и соображениям. Признать, что «хевронский стрелок» «был прав» довольно сложно, тем более, что все эти полтора года сам Азария стеснялся назвать истинную причину своего поступка, предоставив адвокатам изыскивать в его поведении признаки повышенного беспокойства.

Итак, совершенно ненормально, чтобы рядовой сам устанавливал правила открытия огня и вершил полевой суд вместо трибунала.

Тем не менее нельзя закрывать глаза на то, что трибунал в дальнейшем приговаривает террориста не к смертной казни, а к 25 годам изоляции в учреждении санаторного типа (на либеральном новоязе такой приговор именуется «пожизненным заключением»), а «палестинской автономией» к этим карательным мерам добавляется еще и пожизненная «зарплата». Наказание явно неадекватное.

Приверженцы известного «этического кода» парадоксальным образом вспоминают о «святости человеческой жизни» не тогда, когда от руки террориста гибнет еврей, а тогда, когда возникает угроза жизни его убийце. Обществу внушается приблизительно следующее: Террористы убивает евреев только за то, что они евреи. Не уподобляйтесь им, убивая их только за то, что они террористы!

Но общество все более сомневается в правомерности этого «высоко-этического» уравнения. Приверженцы «кода», твердящие о безусловной ценности человеческой жизни, на деле обесценивают ее, порождая лишь ощущение безнаказанности.

Эта безнаказанность, проявляющая себя не только в отношении к террору, но и в отношении к повседневным грабежам, осуществляемым арабами в «приграничных» еврейских хозяйствах; к рэкету частных бизнесов; к наглому разграблению армейских складов, ведущемуся бедуинскими налетчиками прямо на глазах у караульных отрядов; эта безнаказанность - аморальна.

Дело не в «мстительности». Для людей, выросших на французском кинематографе, в котором положительный герой непременно возвращает отрицательному выбитую из его рук шпагу, умерщвление безоружного человека всегда будет претить. Да и конвенцию, запрещающую убийство военнопленных, можно признать замечательным достижением.

Однако отношение к террору все же не вписывается в этот – в целом похвальный - моральный формат. Оно не вписывается в него по двум существенным параметрам.

Во-первых, обезоруженный террорист – это не «военнопленный». Он представляет не страну, т.е. не одну из стран, подписавших конвенцию, а в лучшем случае преступную организацию. В строгом смысле слова террорист под Женевскую конвенцию не подпадает. Эта деталь служит одним из юридических оснований, позволяющим США содержать террористов в тюрьме Гуантанамо в условиях, не отвечающих постмодернистским правовым стандартам.

Во-вторых, террорист отличается от солдата вражеской армии также и тем, что он опасен не только в определенный период времени, он опасен всегда.

Если «этический код ЦАХАЛа» допускает убийство вооруженного террориста, так как в тот момент он представляет угрозу человеческой жизни, то по большому счету он должен допустить также и убийство террориста, благоразумно отбросившего свою «заточку». Ведь он остается опасен на протяжении всей своей жизни.

Каждые несколько лет - то по «обмену», то в качестве «жеста доброй воли» - сотни, а то и тысячи убийц выходят из израильских тюрем на свободу. Выходят, и снова убивают евреев. В таких условиях оставлять террористов в живых - непростительная роскошь. Жизнь арабского террориста не должна быть предпочтительнее жизни мирных израильских граждан.

И здесь как раз уместно вспомнить об отмеченной равом Куком галахической тонкости: в общественной сфере галаха не заостряется на милосердии.

Милосердие уместно в частной жизни: здесь мы призваны прощать, не хранить злобу, здесь мы можем сколько нам вздумается подставлять вторую щеку, именно таким способом собирая горящие уголья на головы наших врагов. Но когда речь заходит о национальной безопасности, то от правила «око – за око» отклоняться недопустимо. С врагом воюют с учетом его методов.

Вопрос адекватного наказания террористов в окно Овертона пока все еще не вписывается. Но небольшую форторчку (имени этого ученого) выходка сержанта Азарии безусловно приоткрыла: политики в одночасье заговорили и о необходимости применения смертной казни, и о важности контрольного выстрела.

БОЖЕСТВЕННАЯ АВАНТЮРА («Экев» 5775 - 06.08.2015)

Учитывая силу национальных чувств, можно понять, что если уж кого-то обособлять, кого-то избирать для Себя, то только народ, только племя! Человек нужен Богу целиком, а не выше пояса. Чтобы приобрести до конца преданную группу приверженцев, ее следует рекрутировать именно на национальном уровне, на уровне брачных и семейных отношений.

С чего начинается родина

В недельной главе «Экев» приводится высказывание, задающее всю парадоксальность и специфику еврейского существования: «Ведь у Господа, Бога твоего, небо и небеса небес, земля и все, что на ней, А только отцов твоих благоволил Господь любить и избрал позднейшее потомство их, вас, из всех народов, как это ныне» (10:14-15).

Яснее, пожалуй, не скажешь: при всем том, что Бог является Царем всего мира, при том, что как сказано: «Небо и земля полны Мною» (Иерем 23:24); “Поднимусь ли в небеса - там Ты, постелю ли (себе) в преисподней - вот Ты!” (Теилим 139:8), при всем этом, Ему почему-то понадобилось дополнительным образом овладеть еще какой-то частью этого мира!

С одной стороны, идею эту понять вроде бы можно: если все испортилось и извратилось, то почему бы не выделить что-то лучшее, что-то здоровое и не поставить во главу угла в пример всем?

Как бы то ни было, с некоторыми поправками и оговорками идея эта оказалась взыскана в своей христианской версии: некий сын Израиля был провозглашен отцами церкви особенным исключительным праведником и поставлен во главу угла.

Но почему бы тогда было не принять эту идею в ее первозданном, оригинальном виде? Почему народам понадобилось ограничивать избранничество Израиля лишь одной выделенной из него персоной?

Она оказалась «обожествлена»? Но, во-первых, имеются христиане, обходящиеся без этой крайности, а во-вторых, почему бы не обожествить тогда весь Израиль? Иудеи же верят, что всякий еврей наделен «нешамой», то есть, что в нем присутсвует искра самой Божественной души. Пусть это даже и не совсем то, что христианская «единородность Отцу», но договорились бы как-нибудь. Было бы желание.

Создается впечатление, что в своем оригинальном виде идея избрания (при том, что в мире уже и так все принадлежит Богу) не проходит из-за того, что Всевышний избрал Себе именно народ, именно племя, можно даже сказать, семью – столь монолитен это отряд в своем происхождении. Именно «расистский» характер избрания - даже при том, что к этой расе может присоедниться человек любых кровей - является камнем преткновения.
Национальная идентификация - одна из самых глубоких в человеке. То, что в детском возрасте люди слышали вокруг себя одну и ту же речь и сталкивались с одной и той же манерой поведения (во всяком случае, если по отношению к ней они не испытывали внутреннее сопротивление), на каком-то уровне сближает их больше, чем последующее единство идей и даже интересов.

Наполеон не понимал, каким образом пребывающие в рабстве русские мужики, которым он вроде бы нес свободу, объявили ему партизанскую войну. Многие, в частности Толстой, искали тому объяснение в особенностях русского характера. Но в русских скорее удивляет масштабность реакции, а не она сама. В действительности любой народ предпочитает разбираться в своих проблемах без постороннего вмешательства.

Национальные амбиции и сантименты, как друзья детства, имеют привилегию вламываться без стука. Это хорошо известный и широко распространенный в природе механизм. Если рядом с вылупившимся из яйца утенком окажется не мама-утка, а вы, дорогой читатель, то утенок будет считать своей мамой вас, сколько бы потом в своей жизни уток не повстречал.

Человек не утка, и может переориентировать свои симпатии, но все же первично и непосредственно он идентифицируется по впечатлениям своего детства, заслуживают они уважения или нет.

Он может презирать отечество свое с головы до ног, но ему будет неприятно, если иноземец разделит с ним его чувства. И уж тем более, если отечество его заслуживает уважения, он не станет заглядываться на всяких там иноземцев снизу вверх.

Между тем это вроде бы то самое, что ожидает от человечества Создатель, как сказано: «И Господь превознес тебя ныне, чтобы был ты Ему особым народом, как Он говорил тебе, и чтобы соблюдал ты все заповеди Его. И чтобы поставить тебя выше всех народов, которые Он сотворил, на хвалу и на славу, и на благолепие, и чтобы был ты народом святым у Господа, Бога твоего, как Он говорил». (Дварим 26:18-19)

Даже у народов, созданных на хвалу, на славу и великолепие эти слова Бога живого вызывают неоднозначные чувства. Они не терпят, когда какой-то другой народ вдруг претендует стоять «выше всех народов, которые Он сотворил». Только потому, что избранная Всевышним община является не орденом, а племенем, она неизбежно становится «ужасом, притчею и посмешищем среди всех народов» (Дварим 28:37).

Адекватная реакция

Итак, что за странная авантюра, что за странный ход мысли для универсального Бога, не просто выбрать и обособить для Себя отдельную группу людей, а группу, отобранную на национальном принципе? Разве Ему заранее не было ясно, чем это кончится? Разве Он мог не знать, что такое обособление будет перманентно пробуждать в народах «иррациональные», как их часто называют, антисемитские чувства?

Однако именно учитывая силу национальных чувств, можно понять, что если уж кого-то обособлять, кого-то избирать для Себя, то как раз только народ, только племя! Человек нужен Богу целиком, а не выше пояса.

Чтобы приобрести до конца преданную группу приверженцев, ее следует рекрутировать именно на национальном уровне, на уровне брачных и семейных отношений. Да и можно ли предстатить, чтобы язык творения - иврит был бы исходно осужден оставаться мертвым академическим языком каббалистов, а не живым языком народа, способным воскреснуть через тысячелетия? Только народу дано в полной мере разделить на земле судьбу Бога, воплотить ее в своей истории.

Сделаться индивидуалистом, которого будет уважать весь мир, относительно нетрудно. Сколько людей живут обособленно, живут отдельно, среди никаких сообществ не числясь, и все воспринимают это как должное. Но вот, когда «народ отдельно живет и между народами не числится» (Бемидбар 23:9), это задевает, это тревожит человека, это не оставляет его равнодушным, и он либо с утра до вечера отслеживает «козни» избранного народа, либо страстно болеет за его судьбу, по меньшей мере взирает на нее с трепетом и восхищением.

Французский математик и философ Блез Паскаль, повторивший в своих «Мыслях» немало церковных глупостей в адрес Израиля, в то же время пишет: «Повествование об этом народе меня удивляет и кажется замечательным. Я рассматриваю закон, которым он гордится – как полученный от Бога и нахожу его удивительным… иудейский народ, прежде всего привлекает мое внимание множеством удивительных и единственных в своем роде явлений в его жизни… Это семейство, или этот народ древнее всех, каких только люди знают, это, кажется мне, вызывает к нему преимущественное почтение, потому что если Бог испокон веков был в общении с людьми, то к этому именно народу нужно обратиться, чтобы знать предание об этом. Этот народ не только замечателен по своей древности, но он единственен и по своей живучести: он непрерывно существует с самого начала до теперешнего момента… несмотря на все меры столь могущественных королей, сотню раз пытавшихся их погубить… С любовью и верностью иудеи относятся к книге, в которой Моисей заявляет, что они всю жизнь были неблагодарны к Богу, выражает уверенность, что и после его смерти они останутся такими же, и призывает небо и землю во свидетельство против них в том, что он достаточно их учил; заявляет, что Бог, разгневавшись на них, рассеет их между всеми народами земли,… что наконец Он хочет, дабы Его слова вечно сохранялись, чтобы Его книга была положена в кивот завета и служила на веки свидетельством против них. Исайя говорит то же самое (20.8) И вот они сохраняют ценою жизни книгу, которая позорит их столькими способами! Это искренность, которой нет примера в мире и нет корня в природе». («Мысли» 408)

Итак, даже представитель народа, созданного «на хвалу, на славу, и на благолепие», если он порядочен, и находится в здравом уме и твердой памяти, способен оценивать Израиль вполне адекватно.

ЕВРЕЙСКИЙ СТАНДАРТ («Экев» 5774 - 13.08.2014)

Одно дело обман и сокрытие улик, одно дело лицемение, но совсем другое дело проявление внешних знаков уважения к Торе при отсутствии достаточного внутреннего благоговения. Такого рода скрытая неправедность – является обратной стороной скрытой праведности, является необходимым дополнением к ней.

Испытание водами

В недельной главе «Экев» Моше пересказывает историю исхода из Египта и в том числе вспоминает о грехе «золотого тельца»: «И сказал мне Господь так: видел Я народ этот, и вот, народ жестоковыйный он. Отступи от Меня, и Я истреблю их, и сотру имя их из поднебесной, и произведу из тебя народ, более сильный и многочисленный, чем они. … И на Аарона весьма прогневался Господь, (намереваясь) погубить его; но я молился и за Аарона в то время. А грех ваш, который вы сделали, – тельца, взял я и сжег его в огне, и растолок его, растер (его) хорошо, до того, что стал он мелок, как прах, и бросил я прах его в поток, стекающий с горы». (9:13-21)

Итак, первоначальное намерение Всевышнего стереть имя Израиля - по молитве Моше - заместилость приказом стереть в прах тельца. Однако этим дело все же не ограничилось, воду с растворенным в ней прахом следовало выпить, о чем сообщается в другом месте Торы: «И взял тельца, которого они сделали, и сжег его в огне, и стер в прах – рассыпал по воде, и дал ее пить сынам Израилевым» («Шемот» 32:19-25)

Что значил сей ритуал? Талмуд (Авода Зара 44.а) сравнивает это странное действие с испытанием заподозренной в неверности жены водами «соты», то есть специальным раствором, приготовленным аналогичным образом: «И напишет священник заклинания эти на свитке, и сотрет их в горькую воду. И даст жене выпить горькую воду, наводящую проклятие, и войдет в нее вода, наводящая проклятие, и станет горькою» (Бемидбар 5:23-24)

Причем, помимо "технологического" сходства в данном случае можно заметить также и сходство грехов. В самом деле, индивидуальная супружеская измена оказывается аналогичной народной измене Всевышнему - идолослужению. Как известно, в книгах пророков поклонявшийся чужим божествам Израиль нередко уподоблялся неверной жене («И блудила ты с сынами Ашшура из-за того, что не насытилась, блудила с ними, но так и не насытилась» (Йехезкель 16:28-32)

Однако при всем этом явном сходстве, одно различие между испытанием водами соты и водами "золотого тельца" бросается в глаза. Женщина лишь подозревалась в измене, относительно же сынов Израиля все вроде бы было и так совершенно ясно: измена произошла, все сыны Израиля за исключением колена Леви изменили Всевышнему («И собрались к нему все сыны Леви» 32:26). Что же тогда пытался выяснить Моше?

Раши поясняет, что от этой воды гибли те поклонившиеся тельцу люди, против которых не имелось свидетелей, и они не могли быть казнены по суду. Сончино дает, казалось бы, совершенно иное объяснение: «Действие этой воды выявило того, кто действительно совершил преступление идолопоклонства злонамеренно».

Между тем оба эти объяснения сходятся в одном: вода понадобилась для того, чтобы выявить не поступки, а сам образ мыслей. Исключительность отступничества повлекла и исключительные меры - как наказания, так и дознания.

Однако в общем случае образ мысли – это последнее, за что Тора привлекает человека к ответственности. В первую очередь в иудаизме оценивается действие, и лишь во вторую породившая ее мысль.

"Спросили равви Баруха: "Почему сказано: "Благословен Тот, Кто сказал, и появился мир", а не "Благословен Тот, Кто сотворил мир?" Равви ответил: "Мы славим Бога, потому что он сотворил наш мир словом, а не мыслью, как иные миры. Бог судит цадиким за любую дурную мысль, которую они носят в себе. Но как бы существовало множество людей этого мира, если бы Господь судил их также лишь за дурные мысли, а не за слова и дела?"

В этом отношении иудаизм можно признать очень снисходительной религией. Человек считается членом общины, хлеб которого едят, и вино которого пьют, до тех пор пока он не нарушает законов Торы публично. Никто не только не станет следить за тем, смотрит ли он по субботам телевизор, но и не расскажет об этом другим, если узнает о таком поступке случайно (запрет разносить сплетни).

В случае идолослужения обыкновенный человек оценивается так, как в прочих ситуациях оценивается только праведник, однако в остальных ситуациях на первый план выступают дела, а не мысли. Наиболее явственно этот подход проступает в той оценке, которую иудаизм придает публичным поступкам. От человека ожидается честность с самим собой, его раскаяние ничего не стоит, если оно не искренне и не глубоко. Однако в его отношениях с другими людьми все выглядит несколько сложнее. В общественной жизни в первую очередь оценивается внешнее поведение человека, а не его внутренние убеждения. Лояльность традиции признается неким последним рубежом преданности ей.

Хаверим коль Исраэль

Одно дело обман и сокрытие улик, одно дело лицемение, но совсем другое дело проявление внешних знаков уважения к Торе при отсутствии достаточного внутреннего благоговения. В действительности такого рода поведение, такого рода скрытая неправедность – является обратной стороной скрытой праведности, является необходимым дополнением к ней.

Скрытого праведника («цадик нистар») отличает исключительная скромность. Он всячески стремится к тому, чтобы его не чествовали, он всячески пытается скрыть свои достойные поступки, пытается выглядеть хуже, чем есть. Однако мимикрировать при этом под нечестивца он тоже не может, так как в этом случае начинает дурно влиять на общество. Поэтому скрытый праведник, как правило, маскируется под праведника открытого («цадик галуй»): люди знают, что он необыкновенный человек, но все же не подозревают до какой степени необыкновенный. Однако эта мимикрия праведников неизбежно сопряжена с аналогичной мимикрией грешников, точнее средних людей, у которых стратегический выбор жизни сочетается с постоянными тактическими уступками смерти. Средний человек призван стараться выглядеть лучше чем он есть, то есть также призван мимикрировать под открытого праведника. Открытый праведник - это таким образом некий стандарт еврейского народа. Это положение со всей полнотой раскрывается в известной презумпции: «хаверим коль Исраэль» - все израильтяне, не зависимо от их знаний и заслуг, равноправные члены священного товарищества.

Человек, не нарушающий заповеди публично (даже если наедине с собой он не считается с ними), не распространяет свое частное пренебрежение на все общество, а тем самым поддерживает общее уважение к Торе. За общество он чувствует ответственность и не желает негативно на него влиять.

В еще большой мере это требование относится к знаменитостям. В отличие от частных лиц, общественные деятели, и тем более духовные лидеры и люди культуры не должны выставлять на всеобщее обозрение свои пороки. Так, например, если бы Черчиль «лицемерил», то есть если бы он не появлялся пьяным на людях и воздерживался бы от публичных высказываний в защиту сигар и виски, современное британское общество было бы намного трезвее.

КАРФАГЕН ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН («Экев» 5773 - 25.07.2013)

Безжалостность Торы по отношению к кананеям носила исключительный характер и имела особые причины. И здесь невольно хочется провести одну историческую параллель, а именно сравнить завоевание Кенаана с пунническими войнам, которые Рим вел с Карфагеном. В самом деле, за известным присловием Марка Порция Катона Старшего «Карфаген должен быть разрушен» стояла не только политика, но и мораль.

Грех кананейских народов

В недельной главе «Экев» мы читаем: «И истребишь ты все народы, которые Господь, Бог твой, предает тебе; да не пощадит их глаз твой; и не служи богам их, ибо это западня для тебя… Изваяния божеств их сожгите огнем; не домогайся серебра и золота, что на них, чтобы взять себе, а то запутаешься с этим, ибо это скверна для Господа, Бога твоего. И не вноси скверны в дом свой, дабы не быть истребленным, как она. Презирай это и гнушайся этим, ибо это должно быть истреблено» (7:16-26).

Так предписал Господь, и так в значительной мере и было исполнено. В книге Йеошуа мы читаем: «И поднялся Йеошуа и весь Израиль с ним из Эглона к Хэврону, и воевали против него. И взяли его, и поразили острием меча его, и царя его, и все города его, и всех людей, которые в нем, не оставив никого уцелевшим, – так же, как поступил он с Эглоном; и уничтожил его и всех людей, которые в нем. И обратился Йеошуа и весь Израиль с ним к Девиру, и воевал против него. И взял он его, и царя его, и все города его, и поразили их острием меча, и уничтожили всех людей, которые в нем, не оставив никого уцелевшим. Как поступил с Хевроном, так поступил с Девиром и царем его, – так же, как поступил с Ливной и царем ее. И поразил Йеошуа всю землю горную и южную, и низменность, и горные спуски, и всех царей их; не оставил никого уцелевшим, и всех людей уничтожил, как повелел Господь, Бог Израиля». (Йеошуа 10:36-40).

Эта жестокая мера объясняется приверженностью кананейских народов человеческим жертвоприношениям, и снисхождение к этим народам - на деле все же выказанное сынами Израиля - обернулось для них ловушкой: «Не уничтожили они те народы, о которых говорил им Господь, И смешались они с народами и научились делам их. И служили они идолам их, и стали те для них западней. И приносили они в жертву бесам сыновей своих и дочерей своих. И проливали они кровь невинную, кровь сыновей своих и дочерей своих, которых приносили в жертву идолам Кенаана, и осквернялась страна кровью» (Тегилим 106:36-38).

Итак, безжалостность Торы по отношению к кананеям носила исключительный характер и имела особые причины. И здесь невольно хочется провести одну историческую параллель, а именно сравнить завоевание Кенаана с пунническими войнам, которые Рим вел с Карфагеном. В самом деле, за известным присловием Марка Порция Катона Старшего «Карфаген должен быть разрушен» стояла не только политика, но и мораль.

При всей своей кровожадности, превратившей кровопролитие в вид спорта, римляне как народ все же испытывали отвращение перед задабриванием идолов человеческим мясом. Так, Плутарх пишет: «Не лучше ли было бы пресловутым галатам и скифам вовсе не знать о богах, не имея о них ни малейшего представления, чем полагать, что они существуют и радуются крови закалаемых людей, что для них это наилучший жертвенный обряд и самое приятное священнодействие? Не полезней ли было бы карфагенянам, взяв себе законодателем Крития или Диагора, постановить, что не существует ни богов, ни демонов, чем приносить такие жертвы, какие они приносили Крону? Не по неведению, но сознательно и намеренно они приносили в жертву своих собственных детей, а те, у кого детей для заклания не было, покупали их, словно птенцов или ягнят, у бедняков, и мать ребенка хладнокровно стояла рядом, не издавая ни единого стона, а если даже рыдала и плакала, то вызывала этим только презрение, дитя же ее все равно приносили в жертву, и больше того — все пространство перед идолом наполняли звуками флейт и грохотом тимпанов, чтобы заглушить вопли и рыдания».

Семейные черты

Г.Левицкий в статье «Рим и Карфаген» пишет: «Некоторые исследователи утверждают: поскольку история пишется победителями, римляне намеренно пытались очернить Карфаген, возводя на него небылицы. Дикий обряд прибавил немало дурной славы Карфагену и являлся одним из оправданий для римлян, стерших город с лица земли.

Однако в новейшее время археологи обнаружили в подвалах храма богини Тиннит большое количество керамических сосудов с прахом младенцев. Такие же погребальные урны во множестве найдены при раскопках других пунийских городов. Впрочем, то были «дела давно минувших дней»: во времена пунических войн ни один античный автор не упоминает о человеческих жертвоприношениях у карфагенян – они, как и остальные народы, перешли на животных. А вот сами римляне, изо всех сил старавшиеся опорочить заклятого врага, гораздо позже карфагенян отказались от страшных жертв. Источники показывают, что в трудные времена римляне пытались добиться благосклонности богов изуверским способом. Один случай описывает Тит Ливий».

Слова «дела давно минувших дней» автор, по-видимому, не напрасно заключил в кавычки. Он сам приводит следующую историю, произошедшую за сорок лет до 1-ой Пунической войны (264 г до н.э.): «В 308 году до н. э. Бомилькар решил захватить власть в свои руки: повсюду шли уличные бои, началась страшная паника, ибо карфагеняне решили, что в город ворвались греки Агафокла. В таких обстоятельствах вполне естественной была мысль, что на Карфаген обрушился гнев богов. О том, что жертвоприношения Баал-Хаммону были не совсем должного качества, знало слишком много людей, а потому причину недовольства особо почитаемого бога нашли скоро. "И когда был проведен строгий розыск, то среди предназначенных в жертву были найдены дети, специально подмененные и поставленные на место других, – сообщает Диодор Сицилийский. – Взвешивая все это в уме и видя теперь врага, стоящего у их стен, они были охвачены таким приступом суеверия, как будто полностью отвергли религию своих предков. Чтобы незамедлительно исправить свое упущение, они принесли в жертву от имени государства двести сыновей знатных родов; и еще не менее трехсот принесли себя в жертву добровольно".

Что же касается до римских культовых изуверств, то они носили такой же минорный и спорадический характер, как и упомянутые в ТАНАХе еврейские изуверства: «И приносили они в жертву бесам сыновей своих и дочерей своих» (Тегилим 106:37), так что моральная сторона у пунических войн, по-видимому, все же имелась и в этом плане перекликалась с войнами Йеошуа.

Эсав, сын Ицхака и Ривки (отождествленный мудрецами Талмуда с древним Римом), что-то из своей семьи все же вынес. Маккоби пишет: «Главным содержанием (древних мистерий) были смерть и воскресение божества; целью мистерий было дать посвященным приобщиться к этой смерти и воскресению и тем самым обрести бессмертие и богоравный статус... Все религии и секты, описанные выше, объединяют следующие характеристики: это движение от жизни к призрачному миру, движения, отказывающиеся от согласованных действий в политике ради сосредоточения на отдельной личности. Конечно, это можно рассматривать как проявление повышенной «духовности», отвращения к материализму и заботы о развитии божественного потенциала в человеческой природе. Но с другой стороны, придется признать, что побочные движения порождены чувством отчаяния». Далее Маккоби отмечает: «Два народа оставались сравнительно непроницаемыми для потопа мистических религий утешения: это были римляне и евреи. Несмотря на жестокость римлян по отношению к евреям, несмотря на войны, поднятые евреями против их господ, между ними имелось нечто общее. Оба народа твердо держались за этот мир».

Как мы видим, было еще что-то сближающее два народа.

ЧИСТОТА РЕЧИ («Экев» 5772 - 09.08.2012)

Если человек оделся с иголочки, но не потрудился застегнуть ширинку, он запомнится нам именно этой особенностью своего туалета. Если во время концерта со скрипача спадут брюки, то как бы гениально он не играл, в нашей памяти запечатлится не его соната, а его трусы. Точно также и человеческая речь: сколько бы умных, добрых и содержательных слов человек не вкрапливал в мощный или вялый поток своего мата, ничего кроме этого мата уже ни на земле, ни на небе не воспринимается.

Пустословие

В недельной главе «Экев» сказано: «Он смирял тебя, и томил тебя голодом, и питал тебя маном, которого не знал ты и не знали отцы твои, чтобы дать тебе понять, что не хлебом одним живет человек, а всем тем, что исходит из уст Господа, живет человек» (8:3).

Эти ясные слова исходно предполагают более широкий контекст, они предполагают, что человек живет вообще словом, что дар речи – его первая отличительная примета. Как тело человека живо хлебом, потому что оно вообще живо какой-то едой, так и душа человек живет «всем исходящим из уст Господа», потому что она жива словом вообще. Однако если вместо хлеба, человек может есть что-то другое и жить, то душа, живущая не словом Бога, рано или поздно умирает, как сказано: «пошлю Я голод на землю: не бесхлебицу и безводье, а (голод и жажду) внимать словам Господним.... В тот день от жажды этой падут в бесчувствии прекрасные девы и юноши» (Амос 8:11-13).

В еврейской традиции человек выделяется не по разуму, а по говорению. Классифицируя все живое, рабби Йегуда Галеви разделяет его на растительный, животный, говорящий (человечество) и пророческий (Израиль) уровни. (Кузари 1:31-42) И именно с высоты этого пророческого уровня иудаизм отчетливо видит, что речь человека – это самая определяющая, самая первичная его духовная характеристика, что человек призван тщательно следить за тем, чтобы его устами не владел никто кроме их Создателя, чтобы его речь не содержала пустоты.

«Он — создатель гор и творец ветра, сообщающий человеку речь его…» - говорится у пророка Амоса (4, 13). В Талмуде (Хагига 5 б) по поводу этих слов пророка сказано, что даже самую незначительную беседу между человеком и его женой напоминают ему в День Суда. А рав Хаим из Воложина поясняет это высказывание Амоса следующим образом: «Пророк предостерегает человека, который находясь в этом низменном мире, не постигает того созидания и разрушения, которое происходит в Высших Мирах из-за каждого его слова. Он может сказать себе: какая сила у моих слов, чтобы они могли оказать какое-либо влияние на мир? Но обязан человек полностью сознавать, что каждое его слово и каждая незначительная беседа не пропадает и не исчезает». (Нэфэш а-Хаим 1: 13)

Виленский Гаон говорил: «Если человек хранит уста свои, его душа оберегается от всякого греха. Но тот, кто говорит, даже если у него хорошая душа, и он делает много заповедей и ограждает себя от греха, его язык ввергает его в беду, и все стремление человека к исполнению заповедей упраздняется из-за этого. До самого дня смерти человек должен укрощать себя – не постами и отречениями от жизненных удовольствий, а обузданием своего языка и своих страстей, и в этом выражается раскаяние» (Эвен шлема 7:1)

К истории русского мата

Но тем более взыскивается с человека, если он не просто пустословит, а приправляет свою речь «диврей невала», нечистыми словами, как сказано: «всякого оскверняющего уста низвергают в гееном» (Шаббат 33). И это понятно. Слишком уж непристойные слова выделяются в потоке нормативной речи, слишком уж они шокируют, чтобы за ними услышать еще какие-то иные звуки и уловить еще какие-то иные смыслы.

Если человек оделся с иголочки, но не потрудился застегнуть ширинку, он запомнится нам именно этой особенностью своего туалета. Если во время концерта со скрипача спадут брюки, то как бы гениально он не играл, в нашей памяти запечатлится не его соната, а его трусы. Точно также и человеческая речь: сколько бы умных, добрых и содержательных слов человек не вкрапливал в мощный или вялый поток своего мата, ничего кроме этого мата уже ни на земле, ни на небе не воспринимается.

Разумеется, есть люди, которые в силу каких-то комплексов вообразили, будто их речь становится выразительней, доходчивей и пикантней, когда она сопровождается дикими сексуальными образами. Такие люди научились вполне сносно обмениваться между собой информацией, даже через слово твердя, будто бы они состояли в интимных отношениях с матерями друг друга. Однако до сих пор их все же отличала способность сознавать, что существуют сферы, где обмен подобными любезностями совершенно неуместен. Я далек от российской жизни, между тем спорадические столкновения с ней все более убеждают меня в том, что количество таких людей тает на глазах. И это тревожный симптом, так как фактор публичности в таких вопросах чрезвычайно важен.

Экономические показатели принято сравнивать с 1913 годом, попробуем и в этом вопросе произвести отчет от этого рубежа. До Первой Мировой войны мат являлся жестким признаком уголовного или низкого происхождения. Использование мата было немыслимо не только в образованном обществе, но даже и среди военных. Точнее, мат мог прозвучать из уст российского офицера в бою и на плацу, но никак не в офицерском собрании.

Кадровый офицер Куприн, в своей повести «Поединок» описывающий гарнизонную жизнь, два раза упоминает случаи использования мата: «Полковник Шульгович был сильно не в духе. Он обходил взводы, предлагал солдатам вопросы из гарнизонной службы и время от времени ругался матерными словами с той особенной молодеческой виртуозностью, которая в этих случаях присуща старым фронтовым служакам». «Иногда же, обругав всю роту матерными словами, он поспешно, но едко прибавлял: - З-за исключением г-господ офицеров и подпрапорщика».

Из общего контекста приведенных слов видно, что мат не был чем-то рутинным даже на плацу, и тем более не использовался офицерами при общении друг с другом. Мой русский дед по отцовской линии Василий Ильич Никитин (1893-1978) был георгиевским кавалером и кончил первую мировую в чине штабс-капитана. Потом он воевал на стороне красных в гражданской войне, а в 30-х провел несколько лет в ГУЛаге. Я был с ним очень близок, видел его в самых разных ситуациях общающимся с самыми разными людьми, но никогда за всю жизнь я не слышал от него матерного слова. Он мог рассказать мне легкомысленный анекдот, вспомнить о любовных нравах своей эпохи, о проказах господ офицеров, о зэковских прибаутках (только от него я слышал лагерный каламбур: «кому нара, кому низа»). Я не сидел с ним в одном окопе и не знаю, в каких выражениях он поднимал солдат в атаку, но в мирной жизни он не употреблял этих слов. Я бы знал, если бы было иначе. Такими же были в этом отношении и все другие встречавшиеся мне люди, воспитанные до 1913 года. Совершенно другая картина наблюдалась среди моих сверстников. Насколько я помню, начиная с 7-го класса матерились почти все мои одноклассники, но ни одна одноклассница. Сегодня же на вид трезвые московские дамы выражаются так, как сто лет назад могли себе позволить выражаться только пьяные извозчики.

Я не исследовал этот вопрос и не знаю, когда произошел перелом. Солженицын пишет, что выйдя на свободу, он был шокирован, услышав на улицах лагерную лексику. Однако в путиновской России у этого процесса явно открылось второе дыхание. Григорий Померанц пишет: «Дело в бесцеремонности, ставшей общим стилем общественной жизни. От куч мусора на опушках подмосковных лесов она поднялась до недосягаемых высот. Она стала народной, и когда лагерная лексика несется в эфир, она только подымает рейтинг. Когда я слушаю прения политических деятелей, мне кажется, что я помолодел на полвека. А то, что я вышел из зоны по ворошиловской амнистии 1953 г., – только сон на нарах. Я все–таки вышел. Но вслед за мной, шаг за шагом, выходила зона. Сперва особенные лагерные словечки поразили меня в устах ухоженных розовощеких мальчиков на крыльце школы – все–таки только на крыльце, а не в актовом зале. Но потом процесс пошел по экспоненте, ненормативная лексика покатилась лавиной».

Повторяю, я сталкиваюсь с российской жизнью спорадически, и возможно, мое впечатление не вполне адекватно. Тогда сказанное только предостережение. Когда общество перестает следить за чистотой своей речи, когда оно утрачивает способность отличить духовные источник слова, то разрушаются самые его основы. Если вся нация начинает жить словом, исходящим из преисподней, то словом Бога у нее при всем желании жить не получится.

ЗАПОВЕДЬ МОЛИТВЫ («Экев» 5771 - 18.08.2011)

…Даже прося о себе, прося о своем здоровье, о пропитании, и, конечно же, об Избавлении, о собрании изгнанников с четырех концов земли, еврей имеет в виду в первую очередь честь и славу Царя, которому не к лицу иметь поруганное племя…

Служение сердца

В недельной главе «Экев» сказано: «И вот, если послушаетесь заповедей Моих, которые Я заповедую вам ныне, чтобы любить Господа, Бога вашего, и служить Ему всем сердцем вашим и всею душою вашею, То дам Я дождь земле вашей своевременно, ранний и поздний; и соберешь ты хлеб твой и вино твое, и елей твой; И дам Я траву на поле твоем для скота твоего; и будешь есть и насыщаться».(11:13-15)

Заповедь «служить Ему всем сердцем вашим и всею душою вашею» трактуется как заповедь молитвы («Таанит», «Брахот» 31). И трактовка эта невольно возбуждает ряд вопросов. В самом деле, ведь молитва – это речь, она исходит не только из сердца, но также и из уст. Не случайно молитва именуется также еще и «жертвой уст», как сказано: «Возьмите с собою слова и возвратитесь к Господу, скажите Ему: "Прости все прегрешения и прими то, что благо; и (вместо) быков принесем (слова) уст наших» (Ошейя 14:2-3).

Итак, отличительной особенностью молитвы является говорение, является прямое обращение к Всевышнему. Но почему «служение всем сердцем» должно предполагать «жертву уст»? Понятно, что молитва без чувства напрасна и пуста, но если чувства наличествуют, то что способны добавить слова? Зачем они вообще понадобились? Понятно, что люди, которые мыслей друг у друга не читают, нуждаются в таком средстве коммуникации, каковой является речь, но зачем мои слова понадобились Богу? Зачем просить о чем-то Того, Кто видит меня насквозь, кто лучше меня самого знает не только чего я хочу, но и в чем я по-настоящему нуждаюсь?

Разве не выглядят внутренне противоречивыми слова псалмопевца: «Господи, Ты изучил меня и узнал. Ты знаешь, (когда) сяду я и встану, понимаешь мысли мои издалека. Путь мой и ночлег мой окружаешь Ты, и ко всем стезям моим привык Ты (знаешь их), Ибо нет (еще) слова на языке моем, как знаешь Ты его, Господи» (Теггилим 139:1-3).

Разве не странно рассказывать Ему то, что он знает раньше меня? Восхищение псалмопевца правильнее было бы обратить к себе самому: («нет (еще) слова на языке моем, как Он знает его»!). Более того, любое первичные движения человеческого сердца уже воспринимается Всевышним как молитва, как сказано: «Прежде чем воззовут они, Я отвечу» (Иешайя 65.24). Разумеется, можно понять спонтанно вырывающиеся у человека слова, но специальное «служение» связанное с «жертвой уст»? Какой в ней может быть смысл?

Этот вопрос усугубляется также и другим вопросом: От куда мы знаем, о чем вообще просить Всевышнего? Разве Ему не виднее, что нам полезней? Разве не лучше сосредоточиться на том, чтобы безропотно принимать все удары судьбы? Можем ли мы быть уверены в том, что настояв на своем, мы никому не повредим? Откуда мы знаем, что вымолив себе, например, хороший заработок, мы не потеряем при этом здоровье? Существует немало свидетельств того, что услышанная молитва имела также и свои негативные последствия. Так, в Талмуде рассказывается о том, как плывший на корабле рабби Эльазар бен Йоси заболел и лежал в горячке. Находившийся с ним рабби Шимон бен Йохай помолился о нем. После того один моряк наступил на лежащего в беспамятстве рабби Эльазара – болезнь передалась ему, а раби Эльазар поправился. (Мегила 17.б). Раши поясняет этот эпизод тем, что губитель оставляет человека, лишь получив кого-то взамен.

Смысл молитвы

Итак, человек может молитвенно повлиять на решение Всевышнего, и в этом имеется что-то великое, что-то значительное, но вот только нужно ли это? Рабби Хаим из Воложина так не считает. В своей книге «Нефеш хаим» (2. гл 11) он сравнивает такого молитвенника с человеком, который начинает упрашивать доктора прекратить лечение, так как оно слишком для него болезненно. Настаивая на избавлении от невзгод и неурядиц, человек препятствует собственному очищению и исправлению.

Но одновременно рабби Хаим из Воложина четко разъясняет, зачем на самом деле понадобилась «жертва уст». По его утверждению, в молитвах нуждается не человек, в молитвах нуждается Бог: только снизу может быть запущен процесс избавления, только ясно и громко заявивший о себе земной порыв позволяет небесам прорваться ему навстречу. В подтверждение своих слов рабби Хаим приводит высказывания из Писания и Талмуда: «Молитвы благочестивых Он желает» (Мишлей 15:8); «Святой, да будет Он благословен, вожделеет («митаве») молитвы праведников» (Ибамот 64).

Рабби Хаим обращает внимание на молитву Рош-Ашана, полностью лишенную каких-либо повседневных просьб и направленную исключительно к прославлению Создателя и Его Царства. Рав Хаим поясняет, что в основе своей такова всякая молитва, что мужи Великого Собрания – составители молитвы «Шмона Эсрэ» - хотя внешним образом включили в благословения нужды человека, имели в виду более глубокий план. Все «Восемнадцать благословений» в первую очередь подразумевают утверждение и прославление Всевышнего в этом мире («Соверши это ради Имени Твоего, соверши ради десницы Твоей, соверши ради святости Твоей, соверши ради Торы Твоей»). Не пристало Царю видеть своих подданных в угнетении, поэтому прося за себя, еврей в первую очередь призван думать не о своих интересах, но об интересах Создателя. Так оскорбленный посол в первую очередь чувствует боль за представляемую им державу, его собственная личная обида отступает на второй план. Жалкий, преследуемый вид евреев – это поругание Имени, которое следует изгладить. «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу – ради милости Твоей, ради верности Твоей» (Тегил 115:1).

Итак, даже прося о себе, прося о своем здоровье, о пропитании, и, конечно же, об Избавлении, о собрании изгнанников с четырех концов земли, еврей имеет в виду в первую очередь честь и славу Царя, которому не к лицу иметь поруганное племя.

Но это обстоятельство в свою очередь дает также и определенный ответ на вопрос, почему недостаточно болеть за дело Всевышнего только сердцем, и зачем понадобилось также и служение уст. Человек знает все свои потребности, но не знает всех потребностей Создателя. Созданные мудрецами слова молитв напоминают ему о них. Слова традиционных молитв направляют сердце человека, они сообщают ему о таких нуждах Всевышнего, о которых сам по себе он бы мог не подумать и не вспомнить. Но за устами тянется сердце.

СКОРОПАЛИТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ («Экев» 5770 - 29.07.2010)

Если человека, находящегося в состоянии цейтнота, будет сбивать с толку авторитетная инстанция, которой прежде он не имел никакого основания не доверять, то нужно обладать поистине великими человеческими качествами, чтобы рассмотреть и сходу отвергнуть преступное предложение.

Шесть роковых часов

В недельной главе «Экев» Моше пересказывает историю исхода из Египта и вспоминает о грехе «золотого тельца»: « И при Хореве сердили вы Господа, и прогневался Господь на вас, (задумав) истребить вас. Когда я взошел на гору, чтобы принять скрижали каменные, скрижали союза, который заключил Господь с вами, и пробыл я на горе сорок дней и сорок ночей, хлеба не ел и воды не пил, И дал Господь мне те две каменные скрижали, написанные перстом Божиим, а на них все слова, которые говорил вам Господь на горе из среды огня в день собрания; И было, по окончании сорока дней и сорока ночей дал Господь мне те две скрижали каменные, скрижали завета. И сказал мне Господь: встань, сойди скорее отсюда, ибо развратился народ твой, который ты вывел из Египта; уклонились они скоро от пути, который Я заповедал им: они сделали себе литого истукана.» (9:8-12)

В словах «развратился народ твой» (то есть «твой», а не «Мой») некоторые комментаторы видят упрек, высказанный Всевышним в адрес Моше. Всевышний был недоволен тем, что египетские почитатели Моше последовали за ним. Ведь инициатива поклонения тельцу исходила именно от них, от «эрев рав». Так комментируя слова Торы: «И сказали они: Вот твои божества» (Шмот 32:4). Раши пишет: «не сказано "это наши божества"; отсюда (видно), что сказали эти слова инородцы («эрев рав»), вышедшие из Египта (вместе с сынами Израиля) собрались против Аарона, и это они сделали золотого тельца, а затем запутали Израиль, чтобы и он следовал за ним».

Итак, мы видим, что идея поклонения золотому тельцу принадлежала довольно ограниченной группе египетских фанатов Моше, которых отсутствие вождя тревожило в гораздо большей мере, чем природных сынов Израиля, для которых главной целью было достичь Эрец-Исраэль, во главе с любым вождем. Египтянам же в первую очередь интересен был великий чудотворец Моше, а не какая-то отдаленная неведомая земля. Оставшись без духовного лидера, они немедленно стали искать ему замену.

Между тем и сыны Израиля «уклонились скоро от пути». Эта стремительность отдельно отмечается Раши. В соответствующем месте в главе «Ки тиса» сказано: «И увидел народ, что Моше медлит» (32:1) Раши следующим образом поясняет ситуацию: «Когда Моше восходил на гору, он сказал: "К концу сорока дней я приду, в первые шесть часов". Народ подумал, что тот день, когда он взошел на гору, входит в счет; он же имел в виду целые сорок дней, то есть вместе с ночами каждого дня. Что же касается дня его восхождения, то примыкающая к нему ночь была не в счет, ведь он взошел ранним утром седьмого сивана. Сороковой день приходится на семнадцатое тамуза. Но шестнадцатого тамуза сатан привел мир в смятение, явив тьму и хаос, чтобы сказали: "Несомненно, это признак того, что Моше умер ". Сказал он им: "Моше умер. Вот уже прошло шесть часов, а он не вернулся и т. д. " – как сказано в трактате Шабат (89а).

Итак, народу Израиля хватило шести часов, чтобы не только решить, что Моше умер, но и прийти к заключению, что вместо него им теперь почему-то срочно понадобился истукан! Но кто знает, может быть, странность этого решения напрямую связана именно с его скоропалительностью?

Цейтнот

Как такое, в самом деле, возможно? Каким образом чужаки смогли завоевать доверие нации? Как они смогли навязать избранному народу поведение, противное только что полученной заповеди «не сотвори себе кумира»? И главное, как они смогли убедить народ в такой короткий срок - всего за несколько часов?! Не иначе это были какие-то великие волхвы, какие-то выдающиеся гипнотизеры. Без сомнения. Но в то же время, как это ни странно, все дело, возможно, заключалось именно в краткости срока, в стремительности развернутого волхвами психологического наступления.

Любое мошенничество держится на двух факторах: на доверии человека и на скорости его психологической обработки. У человека не должно быть достаточно времени, чтобы проанализировать ситуацию и принять верное решение.

Имелось ли у еврейского народа доверие к «эрев рав»? По-видимому да. Ведь в Египте это были уважаемые люди. К тому же они приняли Моше, что не могло не льстить природным сынам Израиля. И когда те неожиданно взяли на себя командование, израильтяне их послушали.

Итак, человек доверяющий тем или иным лидерам, может быть введен их авторитетом в заблуждение, и на первом этапе его конформизм выглядит извинительно. Чего только не сделает человек, с доверием относящийся к тем или иным лицам и институтам, не имея при этом времени на критическую оценку ситуации.

Профессор Йельского университета Мигремм провел в 60-х годах прошлого века следующий эксперимент. Он объявил о том, что проводит психологическое исследование по эффективности обучения, в частности выясняет, как страх наказания влияет на усвояемость материала. Одной группе добровольцев было предложено бить током участников второй группы, плохо выполнявшим задание.

Между тем вся пикантность эксперимента состояла в том, что в действительности не первая группа добровольцев испытывала вторую, а вторая – первую. На самом деле никакого тока не подавалось, и когда представители второй группы видели на стоящем перед ними специальном пульте силу тока, которым их якобы бьют, они должны были изображать судороги и молить, чтобы эксперимент был прерван.

Между тем представители первой группы должны были слушаться приказов профессоров, которые со своей стороны строго настаивали, чтобы ток был увеличен вплоть до смертельной дозы - 400 вольт.

Эксперимент проводился неоднократно, и результаты его зависели как от степени организации, так и от возможности видеть лицо испытуемого и слышать его мольбы. Между тем в стенах самого университета результаты оказались самыми впечатляющими: все до одного продолжали слушать профессоров, даже когда те приказывали им доводить напряжение до 300 вольт. Из 40 испытуемых только 14 отказались продолжать эксперимент при показателе 400 вольт, на котором указывалось, что это напряжение смертельно.

Этот эксперимент со всей грубостью показывает, что если человека, находящегося в состоянии цейтнота, будет сбивать с толку авторитетная инстанция, которой прежде он не имел никакого основания не доверять, то нужно обладать поистине великими человеческими качествами, чтобы рассмотреть и сходу отвергнуть преступное предложение. Однако если времени обдумать ситуацию у человека имеется предостаточно, то он, конечно же, несет полную ответственность за свое доверие к авторитетам.

О том, каким авторитетом обладали в народе вышедшие с ним египетские волхвы, остается только догадываться, но в том, что по слову Моше народ был прощен Всевышним, мы видим, что ситуация цейтнота была Им полностью принята во внимание.

БОГИ И БОГ ("Экев" 5769 - 06.08.2009)

Еще предтеча коммунистов Робеспьер явно не был удовлетворен деятельностью Сорбонны и возвел именно Храм Разума. Коммунисты же в сущности всегда оставались фанатичными прихожанами этого робеспьеровского храма, привнося в секуляризм чисто религиозные страсти. Все их поведение постоянно изобличало в коммунистах людей в высшей степени "верующих".

Религиозные войны

В предыдущей статье я писал об открытости истории. Я писал, что намек на непредрешенность ее исхода можно усмотреть в образном языке Торы, наделяющим "чужих богов" неким призрачным существованием. В недельном чтении «Экев» также можно встретить высказывания, в контексте которых божества других народов представдляются наделенными известной реальностью. Но кроме того, мы ясно видим, что борьба «цивилизаций» идет под знаменем религии: «И предаст их Господь, Бог твой, тебе, и приведет их в великое смятение, так что они погибнут. И предаст царей их в руку твою, и истребишь имя их из поднебесной: не устоит никто пред тобою, доколе не истребишь их. Изваяния божеств их сожгите огнем; не домогайся серебра и золота, что на них, чтобы взять себе, а то запутаешься с этим, ибо это скверна для Господа, Бога твоего» (Двар 7:23-25).

Сегодня, когда ислам стал открыто претендовать на мировую гегемонию, многие заговорили о том, что человечество возвращается в эпоху религиозных войн. Но была ли когда-нибудь другая эпоха? Если и была, то длилась она очень недолго – окола ста лет: начиная с Наполеоновский войн и кончая Первой мировой войной, которая действительно была исключительно, можно сказать, образцово «светской». Никто из воющих сторон не утверждал, что он несет Свет миру, и что его победа равнозначна победе Верховного Божества. Однако Вторая мировая все вернула на свои места, Вторая мировая явилась в высшей степени религиозным катаклизмом – апокалиптической битвой между Израилем и нацизмом, в которую коммунисты и светское буржуазное общество только включились.

Религиозная природа нацизма общеизвестна. В своей книге "Утро магов" Повель и Буржье пишут: "Как правильно заметил Марсель Рой в 1939 году, война, "которую Гитлер навязывал миру, была манихейской войной"... Речь не идет, само собой разумеется, о битве между фашизмом и демократией... Это экзотеризм сражения. Но есть и эзотеризм" +(Л.Повель, Ж.Бержье «Утро магов» М. 1992 стр 8).

Раушнинг, бывший высокопоставленный нацист, порвавший со своей партией в 1936 году, издал свои беседы с Гитлером, из которых видно, что в основе всех политических начинаний последнего лежали оккультные верования. При этом сам Раушнинг называл Гитлера "великим жрецом тайной религии" и утверждал, что "существуют демонические силы, чьим передатчиком является человек по фамилии Гитлер". Автор исследования «Нацизм – тайное общество» В.Жерсон пишет: "Можно найти много общего между гитлеровской доктриной, изложенной в книге "Моя борьба", и манифестами Кроули. Когда национал-социализм укрепился, а фюрер совершил свое головокружительное восхождение, Кроули... неоднократно заявлял: - Я предшествовал Гитлеру!"

Что же касается коммунизма – этого, казалось бы, флагмана атеизма, - то его пропаганда опять же носила во многом квазирелигиозную природу. Еще предтеча коммунистов Робеспьер явно не был удовлетворен деятельностью Сорбонны и возвел именно Храм Разума. Коммунисты же в сущности всегда оставались фанатичными прихожанами этого робеспьеровского храма, привнося в секуляризм чисто религиозные страсти. Все их поведение постоянно изобличало в коммунистах людей в высшей степени "верующих".

Гимн безбожия

В США и в Европе встречались, разумеется, и бесстрастные атеисты, истинные носители "науки и научности", лишенные каких-либо религиозных страстей. Более того, вполне можно сказать, что именно они задали конструктивный образ всей современной цивилизации, которая возвращается сегодня в эпоху "религиозных войн".

Я весьма далек от того, чтобы критиковать современное внерелигиозное существование. Секуляризм ценен именно тем, что он, задав некое мертвое религиозное пространство, вывел человечество на новый рубеж и возвел человеческое достоинство в ранг единственной достоверной духовной действительности. Любой последовательный современный человек, какую бы религию он не исповедовал, идентифицирует себя не только в качестве ее приверженца, но всегда также и в качестве частного ищущего разумного существа. При этом секуляризм несомненно явил также некий новый опыт внутренней религиозности, о которой Фромм писал: “Верите ли вы в Бога? - этот вопрос имел решающее значение для религиозных людей, а отрицание Бога стало позицией тех, кто сражался против церкви. Но легко увидеть, что многие проповедники веры в Бога являются по своей человеческой установке идолопоклонниками или лишены веры, в то время как некоторые пылкие “атеисты”, посвятив свою жизнь благу человечества, делам братства и любви, обнаруживают веру и глубокую религиозность. Акцент на утверждении или отрицании символа “бог” мешает пониманию религиозной проблемы как проблемы человеческой и препятствует развитию человеческих отношений к миру, которое можно назвать религиозным в гуманистическом смысле”. “Психоаналитик обязан изучать человеческую реальность, которая скрывается и за религией, и за нерелигиозными символическими системами. Он понимает, что весь вопрос не в том, возвратится ли человек к религии и вере в Бога, но в том, живет ли он в любви и мыслит ли по истине. Если это так, то употребляемые им символические системы второстепенны. Если же нет, то они вообще не имеют значения”.

Итак, секуляризм ценен прежде всего своей парадоксально углубленной религиозностью, теми неожиданными дополнительными степенями свободы, которые предоставляет человеку. Однако это не значит, что не бывает бездуховных форм секуляризма. Они существуют и даже преобладают. Ницше с иронией говорит о людях, "у которых атрофировался религиозный инстинкт, так, что они даже и не знают, зачем собственно нужны религии, и с видом тупого удивления отмечают их существование среди людей… Им не вполне ясно, о чем собственно здесь идет речь - о новом ли удовольствии или о деле…". Такой публики на Западе размножилось немало. До сего дня сциентизм остается официальной доктриной многочисленных американских и европейских профессоров. В знаменитом автобиографическом романе Джека Лондона «Мартин Иден» (1909), как в свитке «Эстер», ни разу не упоминается имя Божье, тема религии никак не затрагивается, при том, что герой интенсивно учится, жадно поглощает всевозможные знания и вникает в бездну социальных и философских проблем. Словом, образцовая секулярная книга. Трудно найти роман, в котором бы описывались не только события, а прежде всего метафизичекие поиски, и который при этом в такой мере оставался бы безразличным к религии. Не только Бог Израиля, но никакие боги вообще не занимают ум лондонского искателя Истины.

И вот этот человек, щедро наделенный волей к жизни, чувством собственного достоинства, жаждой знания, потребностью в любви и высоком служении, человек этот вдруг переживает фрустрацию, утрачивает все желания и в конце концов кончает с собой. Он искал все, кроме Него. Эпиграфом к этому роману можно было предложить слова из псалма: «Сказал безумец в сердце своем: нет Бога».

И все же одно парарелигиозное место в романе имеется. Непосредственно перед самоубийством Мартин Иден наталкивается на стихотворение американского поэта Суинберна, которое вдохновило его на его поступок, и в котором говорится о... богах:

Устав от вечных упований,

Устав от радостных пиров,

Не зная страха и желаний,

Благословляем мы богов

За то, что сердце в человеке

Не вечно будет трепетать,

За то, что все вольются реки

Когда-нибудь в морскую гладь.

Разумеется, и для Лондона, и для Суинберга все эти «боги» - всего лишь поэтическая метафора, всего лишь фигура речи (атеисты говорят на языке людей), однако фигура все же не случайная. Поэт не случайно использовал множественное число: «Благославляем мы богов». Единого Бога ценят и благословляют совершенно за другое. Упомянутое Суинбергом множество «богов» заведомо не включает Бога Израиля. Поистине это образцовый гимн эпикурейства, гимн безбожия. Но в то же время этот последовательно безрелигиозный опыт невольно возвращает нас к той "религиозной войне", которая предстает нам со страниц ТАНАХа. Бог "приводит в великое смятение" безумцев, благословляющих «богов»: лучшие из них убивают самих себя! В этом смысле самоубийство самого Джека Лондона (1916), совершенное в годы самой «светской» в человеческой истории войны, проливает дополнительный свет на ее латентный религиозный характер.

Как бы то ни было, мы видим, что религиозная война, начавшаяся с исходом евреев из египетского рабства, на самом деле не прекращалась ни на минуту. И то, что сегодня эта война в лице ислама возвращается к своим явным первичным символам, вполне закономерно. Остается лишь уточнить, что в этой войне ислам парадоксальным образом принял сторону не Бога, а "богов", принял ее десятилетия назад, когда полностью и повсеместно поддержал нацизм.

ВЫСШАЯ ЦЕННОСТЬ ("Экев" 5768 - 21.08.2008)

Категорические запреты на поклонение "чужим богам" равнозначны провозглашению человеческой личности высшей ценностью, а тем самым также и провозглашение полного равноправия всех людей. Эти запреты равноценны утверждению того, что человек пределен, что нельзя преодолеть "человеческий уровень" и выйти на "уровень более высокий".

Краснее не бывает

В недельной главе "Экев" мы встречаем следующее выражение крайнего неприятия язычества: «И предаст их Господь, Бог твой, тебе, и приведет их в великое смятение, так что они погибнут. И предаст царей их в руку твою, и истребишь имя их из поднебесной: не устоит никто пред тобою, доколе не истребишь их. Изваяния божеств их сожгите огнем; не домогайся серебра и золота, что на них, чтобы взять себе, а то запутаешься с этим, ибо это скверна для Господа, Бога твоего. И не вноси скверны в дом свой, дабы не быть истребленным, как он. Презирай это и гнушайся этим, ибо это должно быть истреблено» (Двар 7:23-26)

В прошлый раз я упоминал о "религиозной дискриминации" язычников и о связанных с этим нареканиях со стороны "правозащитников и гуманистов". Между тем запрет идолослужения как раз имеет самое прямое отношение к идеалам свободы, равенства и братства.

В принципе никто не спорит с тем, что идеалы эти были привнесены в мир синайским откровением, причем идея избранности еврейского народа нисколько этим идеалам не мешает: Израиль – народ священников, призванный предстоять перед Богом от лица всего человечества, но при этом он человечеству целиком и полностью принадлежит. Иудаизм не был бы собой, если бы считал еврейство в сущностном плане стоящим каким-то образом выше всего остального человечества.

Разумеется, в функциональном священническом плане Израиль можно считать находящимся "выше", как сказано: "Господь превознес тебя ныне, чтобы был ты Ему особым народом, как Он говорил тебе, и чтобы соблюдал ты все заповеди Его. И чтобы поставить тебя выше всех народов, которые Он сотворил, на хвалу и на славу, и на благолепие, и чтобы был ты народом святым у Господа, Бога твоего, как Он говорил». (Двар 26:16-20). В функциональном плане иерархическое соотношение осмысленно, и вполне позволительно сказать, что как сыны Аарона выше сынов Израиля, так сыны Израиля выше сыновей Ноаха. Однако в сущностном плане все люди равны, и сущностный план доминирует над функциональным, как сказано в мишне: "священник предпочтительнее левита, левит предпочтительнее простого еврея, простой еврей предпочтительнее незаконнорожденного. Всегда ли это так? Только когда все эти люди обладают равными заслугами. Но если незаконнорожденный – мудрец, а первосвященник невежда, то незаконнорожденный мудрец предпочтительнее невежды - первосвященника" (Мишна Трактат Горайот 3). Соответственно в другом источнике (Сангедрин 59,а) сказано: "язычник, занимающийся законом, равен первосвященнику”.

Между тем даже и эта гибкая градация отнюдь не последняя. Последняя базисная сущностная "градация" гласит, что никто не предпочтительнее другого, какое бы происхождение он не имел, какое бы социальное положение не занимал, и какими бы духовными и интеллектуальными качествами не обладал. Когда речь заходит о базисной ценности человеческой жизни, то не только священник – невежда не предпочтительнее незаконнорожденного мудреца, но и мудрец-священник не предпочтительнее незаконнорожденного невежды, как сказано в Гемаре: «Один человек пришел к Раве и сказал ему: Сказал мне градоначальник: ступай убей некоего человека, а если не сделаешь так, то я убью тебя. Что мне делать? Ответил ему: пусть убьют тебя, но сам не убивай. Кто сказал тебе, что твоя кровь краснее, или что кровь того человека краснее твоей? Не замещает одна душа другую и не существует человека, которому было бы разрешено спасти свою жизнь благодаря убийству другого» (Сангедрин 74.а. Йома 82.б).

Между тем это прозрение всеобщего человеческого равенства самым тесным образом связано именно с запретом идолослужения.

Человеческая планка

Прежде всего следует отметить, что человек признается в иудаизме верховным, в собственном смысле слова Богоподобным творением. Те заоблачные силы и сущности, которое видятся стоящими выше его, в чем-то самом главном оказываются решительно ниже. Как парадоксально выразился раби Моше Хаим Луцато: "Все, что создано - создано для человека, и из того, что ниже его, и из того, что выше его". Известная агада рассказывает, что когда человек был сотворен, ангелы путали его с Богом, покланяясь обоим, и что Богу понадобилось специально навести на человека сон, для того чтобы со стороны можно разобраться, кто есть кто. Агада эта однозначно показывает, что согласно еврейскому видению, человек выше ангелов, что он предельно близко расположен к Богу, представляя собой некую высшую экзистенциальную планку.

Многие изречения еврейских мудрецов в том или ином аспекте предвосхищают знаменитые слова Пико дела Мирандолла, вложенные им в уста Всевышнего: "Не даем мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа… Образ прочих творений определен в пределах установленных Нами законов. Ты же, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого Я тебя предоставляю… Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низшие, неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души и в высшие, божественные".

Как, спрашивается, в рамках такого определения человека, какому-то существу возможно быть "выше" его? Или, что то же самое, в каком смысле один человек (по своей исходной "природе") может считаться больше человеком, чем другой его собрат?

Итак, в лице человека возрастать в своем достоинстве Божьим творениям просто некуда, или точнее, всякое провозглашение возвышения над этой человеческой планкой обозначает обратное, обозначает сокрушительное падение в пропасть духовного рабства и самообмана, имя которому - идолослужение.

Категорическое неприятие идолослужения, брезгливое презрение даже к золоту, использовавшемуся в культовых целях, косвенно является провозглашением всеобщего равенства всех сынов Адама.

В самом деле, главным положением любой языческой религии является незыблемая вера в то, что имеются существа и силы (не являющиеся Богом Израиля), которые выше, чем человек. Согласно любой языческой вере, боги (в том числе боги, воплощенные в тела людей, цари) видятся стоящими неизмеримо выше простых смертных. И если в радикальных языческих культах, которые Всевышний замыслил уничтожить, эта истина проявляется в крайнем пренебрежении человеческой жизнью, вплоть до ритуальных убийств, то в язычестве умеренном, которое Всевышний терпит, она проявляется на ментальном уровне: люди заведомо признаются неравными, представляются сущностно друг другу подчиненными, видятся винтиками каких-то собственно ценных "божественных" структур.

Синайское откровение началось словами: "Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов сверх Меня. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в воде под землею. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог-ревнитель" (Шемот 20:2-5).

Между тем подобные призывы, разбросанные по всей Торе, категорические запреты на поклонение "чужим богам", равнозначны провозглашению человеческой личности высшей ценностью (тварного мира), а тем самым также и полного равноправия всех людей. Так, слова Торы: "Познай же ныне и положи на сердце твое, что Господь есть Бог на небе вверху, и на земле внизу; нет другого". (Двар 4:39), равноценны утверждению того, что человек пределен, что нельзя преодолеть "человеческий уровень" и выйти на "уровень более высокий", ибо попросту - "нет другого". Вообразить "другого" – значит, по меньшей мере, обмануться.

Иными словами, из аксиомы "нет другого" опять же с необходимостью выводится теорема: "чтобы никто не говорил: мой отец больше твоего". Если нет "богов", то нет и никого (кроме Бога) выше человека, а значит, и никакой человек не может преодолеть общечеловеческий уровень, и в сущностном отношении стать выше другого своего собрата. Запрет на поклонение "чужим богам" равнозначен утверждению, что каждый человек пределен по своей ценности и призван ощущать, что "ради него создан мир".

ТЕФИЛЛИН («Экев» 5767 - 02.08.2007)

Предложенные Торой части тела для наложения тфиллин осмыслены дважды - и в качестве знаков интеллекта, и в качестве знаков духа. Тора вполне бы могла назвать место между глаз его собственным именем – лбом. Но это слово опущено, а упомянуты именно глаза. Зачем это еще можно было сделать, если не для того, чтобы наряду с рукой указать одновременно и мозг, и глаза?

Знак союза

В недельной главе «Экев» говорится о заповеди «тефиллин»: «Положите же эти слова Мои в сердце ваше и в душу вашу, и навяжите их в знак на руку свою, и да будут они начертанием между глазами вашими» (11:18).

Эта заповедь упоминалась также и в предыдущей главе «Ваэтханан»: «Слушай, Израиль, Господь, Бог наш, Господь один. И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всеми силами твоими. Да будут слова эти, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И тверди их детям твоим, и говори о них, сидя в доме твоем, и идя дорогою, и когда ты ложишься, и когда ты встаешь. И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они начертанием между глазами твоими, И напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих».(6.4-9).

Еще два раза эта заповедь упоминается в книге «Шмот»: «Да будет тебе это знаком на руке твоей и памятником пред глазами твоими, дабы было учение Господне в устах твоих, что рукою крепкою вывел тебя Господь из Египта". (13:9). "И да будет это знаком на руке твоей и начертанием между глазами твоими, что силою руки вывел нас Господь из Египта". (13:16)

Заповедь наложения тефиллин признается одной из самых важных в иудаизме. Приведу несколько высказываний из Талмуда и Мидрашей, показывающих как высоко чтится традицией эта заповедь: «Исполнение заповеди тефиллин равносильно исполнению всей Торы» (Киддушин 35.а).

«Тот, кто омывает руки, накладывает тефиллин и произносит «Шма», подобен воздвигшему алтарь и вознесшему жертву. Он воистину принял на себя ярмо царствия небесного» (Брахот 14.б)

«Человеку нужно постоянное напоминание о его связи с Богом. Суббота – напоминает об этом, а в будни – тефиллин» (Эрувин 96.а)

«Тот, кто накладывает тефиллин, зовется земным царем, также как Бог назван царем небесным» (Зоар 3:169б)

«Сказал народ Богу: Мы бы рады изучать Тору днем и ночью, но нет у нас времени. Сказал им Всевышний: Исполняйте заповедь тефиллин, и Я засчитаю вам, как если бы вы все время проводили в изучении Торы» (Мидраш тегилим 1)

Почему наложению тефиллин придается такое значение? Что может значить это на первый взгляд странное повеление – накладывать на руку и на лоб запрятанные в коробочки фрагменты Торы? Какой может быть смысл в прикреплении к двум определенным частям тела четырех отрывков священного текста?

Иногда в тефиллин усматривается уподобление Всевышнему. Например, в «Тикуней Зогар» (47,83.б) говорится, что когда человек накладывает тефиллин, голос возвещает всем ангелам, которым поручены восхваления: «Воздай хвалу подобию Царя – человеку, наложившему тефиллин». О таком человеке сказала Тора, что он сотворен по подобию Бога, ибо надевает те же тефиллин, что и Владыка мира».

Но, по-видимому, все же главное объяснение заключено в тех словах пророка Ошайи, которые произносятся в момент троекратного обматывания ремнем тефиллин среднего пальца: «И Я обручусь с тобою навеки. И Я обручусь с тобой в правоте и справедливости, в любви и милосердии. И Я обручусь с тобой в вере... и ты познаешь Всевышнего» (2.21-22).

Тефиллин, таким образом, это в первую очередь некое подобие обручального кольца, это знак посвященности Всевышнему.

Двекут

В пользу того, что основной смысл тефиллин заключен в установлении союза, говорит также и само действие – наложение.

Что значит наложение? В отличие от причастия и даже в противоположность ему, наложение отображает двекут - прилипание, в котором сохраняется различенность, которой живет брак («оставит человек отца своего и мать свою и прилепится («давек») к жене своей, и станут они одной плотью» (Береш 2:24 )

«Единая плоть» создается в браке за счет «прилипания», но не смешения. Как говорил Левинас: «Сказать, что парность полов предполагает нечто целое, значит заранее положить любовь как слияние. В любви же волнует непреодолимая парность существ. Это отношение с тем, что скрывается навсегда. Своим фактом это отношение не нейтрализует, а сохраняет другость. Любовное наслаждение волнует тем, что в нем пребывают вдвоем».

В этом смысле обряд наложения символизирует сохраняющуюся в единстве различенность, а не растворение и смешение, символом которого служит обряд церковного причастия.

Впрочем, не нужно видеть в причастии чего-то сугубо христианского и для иудаизма в корне чуждого. Христианское причастие само базируется на причастии еврейском – на вкушении пасхального агнца. Христианство привнесло сюда дополнительную мистику и дополнительные чуждые элементы (элемент имитационной магии), но исконная иудейская база здесь безусловно имеет место.

Как бы то ни было, поедание жертвенных животных подразумевает некое причастие, некое такое приобщение к святому, которое предполагает полное отождествление, смешение элементов святого с элементами самого человека.

Более того, иудаизму хорошо известен даже такой диковинный с виду опыт, как причастие... священным текстом! Например, свиток ел пророк Иехезкель: «И Он сказал мне: сын человеческий! То, что пред тобой, съешь, съешь свиток этот и иди, говори дому Израиля. И открыл я рот свой, и Он дал мне съесть свиток этот. И Он сказал мне: сын человеческий! Чрево твое напитай и внутренность твою наполни свитком этим, который Я даю тебе. И я съел (его), и был он во рту моем сладок, как мед».(3: 1—3.) А жена, заподозренная в супружеской неверности, должна была съесть отрывок, посвященный соте (Бемидбар 5:23-24)

Таким образом, если бы смысл заповеди тефиллин состоял в причастной близости, то евреям вполне бы могло быть заповедано съедать соответствующие четыре отрывка Торы, но их было заповедано именно накладывать. А значит, речь в случае теффилин идет именно о «двекуте», о близости, носящей характер супружеской.

Итак, иудаизму, как и христианству знакомо причастие, но ему также знаком и «двекут», христианскому миру достаточно чуждый. Между тем опыт «двекута», опыт прилипания в чем-то превосходит опыт причастия. А именно он взрослее. «Прилипший» полностью сохраняет свою индивидуальность, он не растворяется в Едином: он остается сам по себе, Бог - сам по себе.

Между тем интересно отметить, что «прилипание» происходит не в каждом месте, а в местах, специально для этого приспособленных.

Роль труда

Чем примечательны эти части человеческого тела – рука и некое место «между глаз»? Не тем ли, что это некий комплекс, обеспечивающий интеллектуальную деятельность?

Фридрих Энгельс в своей работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» высказал одно вполне бесспорное наблюдение, касающееся глубокой, можно сказать даже интимной связи мозга с рукой. Развитие разума напрямую связано с развитием этого универсального тонкого органа тела. «Рука, - пишет Энгельс - является не только органом труда, она также и продукт его. Только благодаря труду, благодаря приспособлению ко все новым операциям,... человеческая рука достигла той высокой ступени совершенства, на которой она смогла, как бы силой волшебства, вызвать к жизни картины Рафаэля, статуи Торвальдсена, музыку Паганини. Но рука не была чем-то самодовлеющим. Она была только одним из членов целого, в высшей степени сложного организма. И то, что шло на пользу руке, шло также на пользу всему телу, которому она служила, и шло на пользу в двояком отношении».

Мозг, приспособленный для разумной деятельности, немыслим без некоего внешнего приспособления, способного изготовить и использовать любое орудие. Итак, отметить, что человек силен своей головой, что именно в ней закреплен один из центральных пунктов его богоподобия - разум, недостаточно. Человеческий ум закреплен именно на двух спаренных органах - мозге и руке.

Рамбам видел Богоподобие человека в интеллекте. В предисловии к «Путеводителю заблудших» Рамбам пишет: «И из-за этого, то есть из-за Божественного разума, соединяющегося с ним, сказано о человеке, что он создан по образу Бога и подобию Его». А в 1-ой главе этого сочинения говорится: «В речении «Сделаем человека по образу Нашему» будет подразумеваться видовая форма, каковой является интеллектуальное постижение, а не конфигурация и очертания».

Но, конечно, человек подобен Богу не только разумностью, но и духом, любящим и животворящим, а поэтому Гемара (Нида) усматривает образ Всевышнего в паре человеческих глаз. Именно глаза - из всех зримых частей человеческого тела - более всего выражают человеческую душу. В той же мере, в какой глаза видят внешнее, они открывают внутреннее. В той же мере, в какой глаза созерцают видимые предметы, они демонстирируют невидимую душу. Личность собрана и явлена прежде всего в глазах, и во вторую очередь - в ... руке, в кистях рук.

В этом смысле предложенные Торой части тела для наложения тфиллин осмысленны дважды - и в качестве знаков интеллекта, и в качестве знаков духа.

Действительно, Тора вполне бы могла назвать место между глаз его собственным именем – лбом. Но это слово опущено, а упомянуты именно глаза. Зачем это еще можно было сделать, если не для того, чтобы наряду с рукой указать одновременно и мозг, и глаза?

БЛЕСК И НИЩЕТА АТЕИЗМА 10.08.

Величие атеизма

В недельной главе «Экев» мы читаем следующие знаменитые слова: «Он смирял тебя и томил тебя голодом, и питал тебя маном, которого не знал ты и не знали отцы твои, чтобы дать тебе понять, что не хлебом одним живет человек, а всем тем, что исходит из уст Господа, живет человек» (Дварим 8:3)

Итак, Тора предлагает четкую параллель: Хлеб - это Слово Всевышнего, и соответственно голод телесный - это образ и подобие голода духовного.

Об этом духовном голоде красочно говорится у пророка: "Вот наступают дни, – сказал Господь Бог, – когда пошлю Я голод на землю: не бесхлебицу и безводье, а (голод и жажду) внимать словам Господним. И будут бродить они от моря к морю и с севера к востоку, скитаться будут в поисках слова Господня, но не найдут (его). В тот день от жажды этой падут в бесчувствии прекрасные девы и юноши". (Амос 8:11)

На протяжении веков люди читали эти слова, по своему толкуя их, но быть может только в Новое время они наполнились подлинным глубоким значением. Во всяком случае, Новое время принесло множество свидетельств мук такого рода.

«Переписка из двух углов» (1920) между Михаилом Гершензоном и Вячеславом Ивановом начинается следующими примечательными словами: «Знаю, дорогой друг мой и сосед по углу нашей общей комнаты, что вы усомнились в личном бессмертии и личном Боге». Бесспорно, что это сомнение в той или иной мере испытало подавляющее большинство людей Нового и Новейшего времени. Особенно острый кризис безверия человечество испытало именно в ту пору - в конце 19 и начале 20 веков. Именно тогда крик души, не принимающей безбожной действительности, был особенно пронзителен и чист.

Испанский экзистенциалист Мигель Унамуно писал: «Я не утверждаю, что мы заслуживаем того света или что логика доказывает его существование. Я заявляю, что он нужен мне все равно, заслуживаю я его или нет. Я заявляю, что все происходящее меня не удовлетворяет, что я жажду бессмертия и что без него мне на все наплевать. Мне оно необходимо, не-об-хо-ди-мо!»

Еще раньше Достоевский сказал: «Любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой» и далее: «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна, а именно идея бессмертия души человеческой, ибо остальные «высшие» идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из одной ее вытекают».

Но очевидно, что еще более «высшей» идеей нежели идея бессмертия является идея личного Бога – то есть Бога Израиля. Поэтому неудивительно, что Достоевский признавал, что и «вечная жизнь» может обернуться «банькой с пауками". Его Свидригалов говорил: "Нам вот всё представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность. Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится"

В том-то и дело, что бессмертие без Бога – это ад. Человеку в равной мере необходимы и личное бессмертие, и личный Бог.

Но как все же было возможно существование миллионов людей, отрицавших и то и другое? Как они могли выносить этот лютый голод? Как они не вымирали целыми континентами? Как они могли ужиться с античеловеческими концепциями человека?

В самом деле, понимать собственно человеческие порывы (сострадание, солидарность, любовь и пр) как фантомы, являющиеся лишь сублимациями чего-то более глубинного (например, фрейдовского ОНО), или же просто отражением «биохимических процессов», означает подписать себе смертный приговор. Человек, согласившийся с тем, что он не человек, что «человеческое достоинство» является лишь иллюзией и условностью, ставит под вопрос свое существование в качестве человека.

Арнольд Глен пишет: «Человек дискредитирует себя, если он определяет себя как личность, осознающую себя жертвой самообмана, в котором «на самом деле» происходит нечто совсем иное, осуществлению чего служит этот самообман»

И все же факт налицо – значительное число атеистов не испытывают того мучительного изнуряющего стресса, который казалось бы должен преследовать живую человеческую душу, охваченную духовным голодом, голодом Слова.

То, что многомиллионные массы людей на протяжении всей жизни верят, что они сумма биохимических процессов, и при этом поддерживают между собой человеческие взаимоотношения, означает только одно: в глубинах того самого «подсознания», в которых Фрейд тщетно искал ОНО, теплится вера в НЕГО, в живого Бога Израиля, который все приведет на суд, будь то доброе или худое (Коэлет 12:14).

Голод к Слову никогда не был полным. Сохранялись «гуманитарные каналы», по которым Слово продолжало проникать в души, разочаровавшиеся в традиционных религиях и ушедших по ту сторону добра и зла. Более того, в какой-то момент эти частные «гуманитарные каналы» превратились в основные. Слухи о смерти Бога оказались несколько преувеличенными. Умер не Бог, умерли религии, или точнее, рухнули те пласты школьной веры, в которых Бог был представлен и замещен богом.

Сартр в своей программной работе «Экзистенциализм – это гуманизм» пишет, что экзистенциализм «есть лишь попытка извлечь все выводы из последовательной атеистической позиции». Но «атеистическая позиция» чревата двумя принципиально разными подходами: собственно атеистическим и агностическим. Атеист – это фанатик разума, но агностик, то есть корректно мыслящий, честный человек (а его и имеет в виду Сартр) оказался в равной мере неспособным ни верить, ни не верить в Бога.

Другими словами, вера лишь «понизила профиль», стала менее «уверенной». Так Унамуно свидетельствовал: «Верить в Бога – это значит страстно желать Его существования, вести себя как если бы Бог существовал; значит жить этим порывом и превратить его во внутреннее побуждение к действию». Ему вторит Тиллих: "Не существует убедительных доказательств существования Бога, но существуют акты мужества, которыми мы утверждаем силу бытия"

Но в чем-то такая вера свой «профиль» также и повысила, ибо предельно мобилизовала самого внутреннего человека, созидающего себя из бездны отчаяния.

Виктор Ерофеев пишет по поводу духовных исканий Шестова: «Считая отчаяние необходимой предпосылкой для веры (как и Кьеркегор, о существовании которого Шестов еще не подозревал), он «старательно» отчаивался, но вера не наступала... Между тем Н.Бердяев и С.Булгаков, да и другие богоискатели уже давно стали христианами, с меньшей или большей степенью ортодоксальности и, надо сказать, без особых мучений. Шестов оказался похож на незадачливого ученика, ломающего себе голову над школьной задачкой, в то время как его сверстники с веселыми криками носятся по двору. Но, глядя на них в окно, закусив во рту изгрызанную ручку, несчастный школьник знает твердо одно: они тоже не решили задачки, они просто «подогнали» ответ».

Ответы многих таких «властителей ответов» - «баалей тшува» - подогнаны. Воспрянувшая в последние десятилетия традиционная религия и поныне живет без должного покрытия, живет за счет прекраснодушного бодрячества, а не за счет мужественного скепсиса, на котором она обязана базироваться.

Игнорировать эту данность значит не приближаться, а удаляться от Бога.

Это не значит, что экзистенциалист не может быть традиционным верующим. Есть лубочная живопись, лишенная таланта и вкуса, но есть и примитивизм, в котором лубочный элемент не только находит свое оправдание, но и обнаруживает новое глубокое содержание.

Агностик, практикующий традиционную религию, выглядит таким примитивистом. Он не «прикидывается», он не «подгоняет ответ», все натурально. Но он также и не вязнет в высокомерии, цинизме и отчужденности профессиональных секуляристов. Культура критического мышления не препятствует его вере, но напротив, обогащает и углубляет ее.

ВЕК ИДЕОЛОГИИ («Экев» 5765 - 25.08.2005)

Мышление и идеология

В недельной главе «Экев» мы читаем следующие слова: «Может быть, когда будешь есть и насытишься, и дома хорошие построишь и будешь жить в них. И крупный и мелкий скот твой размножится, и серебра и золота у тебя будет много, и всего у тебя будет много, то надменным станет сердце твое, и забудешь Господа Бога твоего, выведшего тебя из земли египетской из дома рабства, проведшего тебя по пустыне великой и страшной, где змеи, аспиды и скорпионы, где засуха и нет воды, источившего для тебя воду из скалы кремнистой, питавшего тебя в пустыне маном, которого не знали отцы твои, дабы смирить тебя и дабы испытать тебя, чтобы впоследствии сделать тебе добро. И скажешь ты в сердце своем: «сила моя и крепость руки моей доставили мне богатство это» 8.12-17

Итак, Всевышний предостерегает свой народ от чрезмерной самоуверенности. Человек легко приписывает себе любые свои успехи, и соответственно начинает забывать Всевышнего.

Эта забывчивость может сопровождаться сохранением внешней религиозности, однако как мы знаем из пророков, такого рода религиозность осуждается Всевышним даже серьезней, чем полное безразличие.

«К чему Мне множество жертв ваших? – говорит Господь. - Пресыщен Я всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови быков и овец и козлов не желаю Я. Когда вы приходите, чтобы предстоять Мне, кто просит вас топтать дворы Мои? Не приносите больше пустого дара; воскурение - мерзость для Меня, собраний, которые вы собираете в начале месяца и в субботы, не терплю Я: беззакония с празднеством. Жертвы ваши в начале нового месяца и празднества ваши ненавистны стали душе Моей, обузою они стали для Меня, устал Я терпеть их» (Иешайя 1.11-15).

Можно предположить, что Всевышний более требователен в вопросе отношений между людьми, нежели между людьми и Им Самим. Ведь и родители переживают раздор между своими детьми тяжелее, чем грубость и непослушание по отношению к себе. Если родители заметят, что вежливо разговаривающий с ними сын издевается над своим младшим братом, они скажут ему приблизительно то же самое, что сказал Всевышний в приведенной выше цитате.

Но в этих словах можно усмотреть и иной аспект, иной смысл. В них можно уловить неприязнь Всевышнего к тому, что в наше время именуется идеологией.

Как таковая идеология возникла значительно позже эпохи Первого Храма. Она возникла в период расхождения между традицией и мышлением, которые раньше никогда не сталкивались лоб в лоб. Начало этого процесса лежит в эпохе Возрождения.

Так, например, идеалы рыцарства начали переживать кризис за века до Сервантеса и Шекспира. Во времена войны Алой и Белой Розы рыцари перекупались воющими домами. Однако при этом сами идеалы чести и рыцарской доблести казались незыблемыми. В какой-то момент покачнулись именно они, в какой-то момент эти идеалы показалось необходимым обосновывать. «Дон Кихот» Сервантеса – это диагноз возникшего кризиса. Герой Сервантеса – это герой нашего времени, т.е. того «сервантовского» времени, которое тянется даже до сего дня.

Герой нашего времени

Дон Кихот не просто идеалист. Отныне ему предстоит служить прообразом всякого идеолога, главным девизом которого можно признать следующее изречение Гегеля: «В наш просвещенный век для всего можно найти свое основание».

Действительно, Дон Кихот смешит и озадачивает читателя прежде всего своей неуязвимой способностью объяснять расхождения между своими фантазиями и действительностью кознями волшебников. Убедить Дон Кихота в том, что действительность другая, невозможно, потому что он уверен, что волшебники подделывают действительность. Когда священник и цирюльник, используя веру Дон Кихота, нарядились «волшебниками», чтобы затянуть его домой, тот, узнав их, не удивился: понятно, что волшебники приняли облик его друзей, чтобы сбить его с толку!

Человек, находящийся в плену идеологии, всегда объяснит любую действительность в интересах своей идеологии, но ни в коем солучае не станет менять ее саму. Однако, разумеется, в гораздо большей мере чем идеалы рыцарства, в идеологии стали нуждаться религии.

Современник Сервантеса богослов Варфоломей де Спина следующим образом объяснял, почему мужья «ведьм» свидетельствуют, что их жены спят с ними по ночам в кроватях, а не летают на метлах: «тут-то и проявляется дьявольщина, обманывающая мужа, рядом с которым лежит «подобие тела», принявшего образ жены обманутого мужа».

Как бы то ни было, именно в тот период в религии как-то неожиданно перестали сходиться концы с концами. То вдруг выяснилось, что земля не является физическим центром Вселенной (как, казалось бы, должно быть), то вдруг обнаружилось, что мир явно старше пяти тысяч лет…

Именно идеология, предполагающая для интеллекта строгую дисциплину, стала потребностью религий. Дитя своего времени, основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола писал: «Чтобы продолжать делать все с уверенностью, нам необходимо всегда придерживаться мысли, что, если иерархия Церкви назовет белое черным, то оно черное, даже если оно нам кажется белым».

Но, пожалуй, ничто не принесло религии такого вреда, как ее конфронтация с мыслью и злоупотребление гегелевской формулой «в наш просвещенный век для всего можно найти свое основание». Основание-то найдется, но веры в него не появится. Духовное чутье даже самых простых людей очень часто не позволяет воспринимать всерьез грубые выдумки политруков от религии.

Обычно религиозные люди сознают, что борьба с дурными помыслами требует постоянных усилий. Так, рассказывают, что однажды ученики Баал Шем Това услышали об одном ученом человеке. Один из учеников пожелал сходить к нему и послушать его учение. Однако прежде чем пойти к нему, они спросили Баал Шем Това: «А как мы проверим, истинный ли он цадик?». Баал Шем Тов ответил так: «Попросите его дать вам совет о том, что следует делать, чтобы во время молитвы и учения вас не тревожили нечистые помыслы. Если он даст вам совет, то вы поймете, что он не принадлежит к великим учителям. Ибо таково служение человека в этом мире до самого его смертного часа – все время бороться с чуждыми помыслами и все время возвышать себя и уподобляться природе Божественного Имени».

Такой опыт на протяжении веков был доступен множеству духовных людей, однако с отмеченного нами момента он оказался недостаточен. С известного момента оказалось необходимо не только следить за чистотой своих помыслов, но постоянно перепроверять также и свою мировоззренческую чистоту, перепроверять достоверность своего религиозного выбора. Мировоззренческое самомнение не менее пагубно, чем самомнение духовное.

Мировоззренческая оценка действительности, которую производят все люди, от таксиста до профессора – это не что-то устоявшееся и застывшее, это результат постоянного диалогического соотнесения с иным, с быстро меняющейся действительностью.

Незамутненный ум постоянно сканирует действительность, скользит по ней, одновременно перепроверяя и корректируя себя. В этом смысле умное зрение подобно зрению физическому и является его прямым продолжением. Если глаз останавливает свое движение, то он теряет свою способность видеть, то же самое и умное зрение. Перестав мыслить, т.е. соотноситься с действительностью хотя бы на мгновение, зафиксировав свою мысль в каком-то одном положении – человек впадает в интеллектуальное ослепление.

Идеология в этом отношении является имитацией мышления. Идеолог постоянно мыслит, постоянно сканирует происходящее, однако при этом он категорически отказывается включать в предмет оценки также и собственную позицию, она критическому анализу не подвергается. Эта слепота носит иной характер, чем слепота фиксированного глаза. Если продолжать сравнение с обычным зрением, то слепота идеолога сродни слепоте белого пятна, т.е. того участка сетчатки, в котором выходит зрительный нерв, и которая поэтому оказывается нечувствительной к восприятию света.

В норме «белое пятно» имеется у любого мыслителя, даже самого гибкого и открытого. Это общепринятое положение, которое нашло свое выражение в крылатой фразе всех мыслителей: «беспредпосылочной философии не бывает». Иными словами, даже самый добросорвестный мыслитель неспособен заметить в себе некоторые предубеждения. Нет человека, у которого вы бы не выявили сферы, которые он не способен адекватно (с вашей точки зрения) воспринять. Соответственно никто не станет отрицать, что и у него самого могут и даже должны быть какие-то причуды, какие-то иррациональные убеждения, которых он будет упорно держаться или даже отказываться обсуждать.

Однако особенность идеолога состоит в том, что «белое пятно» его интеллекта может занимать основную часть «умного зрения», что его упорство носит явственно патологический характер. Идеолог всегда вывернет действительность, всегда приспособит ее под свою схему.

и скорлупы

Для выхода из-под господства идеологии религия не только должна смелее относиться к общей интелектуальной культуре, но и решительнее искать в собственных недрах те средства, которые могут быть конгениальны критической мысли.

Мы уже привели слова пророка, резко выступавшего против «протоидеологов» древности: «Беззакония с празднеством. Жертвы ваши в начале нового месяца и празднества ваши ненавистны стали душе Моей, обузою они стали для Меня, устал Я терпеть их».

Между тем это не единственный пример. Иудейская традиция располагает собственной образной системой, позволяющей вскрывать «иделогию».

В первую очередь идеологию описывает каббалистическая система, возникшая приблизительно тогда же, когда творился «Дон Кихот». Я имею в виду учение Аризаля о «ницоцот» («искрах») – истиных проблесках Божественного света, и покрывающих их «клипот» («скорлупах»), т.е. некоторых внешних формах, лишь имитирующих искры. Идеология – это именно скорлупа, паразитирующая на подлинном знании.

В этой связи уместно привести следующую историю, рассказанную равви Михалом из Злочова: «Однажды, когда мы ехали с нашим учителем, равви Израиэлем Баал Шем Товом и остановились, равви ушел в лес, где хотел прочесть послеполуденную молитву. Вдруг мы увидели, как прислонил голову к дереву и заплакал. Спустя какое-то время мы спросили, что с ним случилось. Баал Шем ответил: «Когда я целиком погрузился в дух, то увидел, что в поколениях, которые будут жить перед пришествием Мессии, хасидские раввины размножатся как саранча, и именно они отсрочат время воздаяния, ибо вызовут разделение в сердцах и породят беспричинную ненависть».

Как мы видим, даже учение об извлечении искр из скорлуп, как и все этом мире, может покрыться своей скорлупой. Однако это все же не остается незамеченным им!

ЖЕСТОКИЙ ИУДАИЗМ («Экев» 5763)

Неприятные ассоциации

В недельной главе «Экев» мы читаем следующие слова: «И истребишь ты все народы, которые Господь Бог твой предает тебе, да не пощадит их глаз твой; и не служи богам их, ибо это западня для тебя» (Дварим 7.16.)

Нередко это жестокое предписание Торы – уничтожить народы, населяющие Кнаан - вызывает недоумение и сопротивление. Ведь фактически евреям было предписано совершить геноцид, т.е. то преступление, которое с некоторых пор стало восприниматься как самое чудовищное и неприемлемое, как-то преступление, от которого в первую очередь пострадали как раз сами евреи.

Обычно в этой связи указывается, что даже в этой ситуации имелась альтернатива - служба у евреев, предполагающая отказ от язычества и принятие на себя ряда заповедей Торы (такой альтернативы не имелось только в отношении Амалека). Вовсе не пренебрегая этими аргументами, мне бы хотелось обратить внимание на другое обстоятельство. Я бы хотел отметить, что сам взгляд на древний источник с учетом опыта последующих поколений носит двойственный характер. В чем-то такой подход помогает разобраться, но чем-то и мешает.

Используя некоторые религиозные архетипы, революция скомпрометировала их в глазах последующих поколений. Но это не значит, что архетипы эти в своей основе ложны. Например, использование аббревиатур, внесенное в русскую культуру большевистской революцией (ЧК, ГПУ, НКВД и т.п.), воспринимается самой этой культурой как признак отчужденности и мертвенности. Но в еврейском мире, из которого этот прием был явственно заимствован и где он ни с какой революцией не ассоциируется, отношение к аббревиатуре сохраняется самое живое (БАСАД, ХАБАД, ХАЗАЛ, ШЛИТА и т.д.).

Атеизм в определенном аспекте строился как религия и зачастую носил культовый характер. Но в какой мере это компрометирует религию? Ответ на этот вопрос неоднозначен.

Действительно, невозможно отрицать, что тоталитаризм возник за счет общего архетипа иудео - христианской религиозной нетерпимости. Ленинская нетерпимость к «поповщине» выросла из самой же этой «поповщины». И в этом клубке страстей уже не так просто разобраться.

Приведу один пример из времен французской революции. Лион Фейхтвангер в романе «Мудрость чудака» (в главе «Богиня разума») пишет: «Шаплен и прочие маршалы атеизма настаивали на устройстве большого Праздника Разума в самый короткий срок. Участникам праздника дали на подготовку всего три дня. Граждане Госсек и Гардель, композитор оперного театра и балетмейстер получили указание приспособить балет-ораторию «Мы славим Свободу» для спектакля «Мы славим Разум», так чтобы его можно было поставить в соборе Парижской богоматери. Подмостки, декорации, весь театральный реквизит спешно переправили в собор Парижской богоматери, переименованной отныне в «Храм Разума»...» «Ей (актрисе) пришлось, все в том же костюме богини Разума, восседать все на том же троне в церкви Сен-Дени, когда там громили гробницы французских королей. Подстрекаемая Шапленом, неистово орущая толпа вытаскивала из гробниц останки королей, принцев, министров и князей церкви, именами которых украшена история Франции. Глумилась над костями и катала, точно кегельные шары, черепа Людовиков и Францисков, Филиппов и Генрихов. И набальзамированные трупы, и скелеты, а также скипетры, короны, епископские жезлы и прочие атрибуты власти - все сваливалось в одну кучу, и на этой куче толпа плясала, топча все и разрушая»

Эти культовые сцены религии Разума невольно напоминают те сцены, которые содержит Священное Писание. В самом деле, в ТАНАХе мы встречаем случаи, когда не «маршалы атеизма», водимые тем, что они именовали Разумом, а сам Всевышний творил нечто подобное и подталкивал своих почитателей к аналогичным деяниям.

Так, мы читаем: «В то время, - сказал Господь, - вытащат кости царей дома Йегуды и кости сановников его, и кости священников, и кости пророков, и кости жителей Иерусалима из могил их; И разбросают их пред солнцем и луною, и пред всем солнцем небесным, которых они любили и которым они служили, и за которыми они ходили, и которых искали, и которым поклонялись, и не будут они собраны, и не будут погребены, а будут они как навоз на земле». (Иеремиягу 8.1)

А вот другая не менее впечатляющая картина: «И вот, человек Божий пришел из Иудеи по слову Господню в Бейт-Эль, в то время как Яровам стоял на жертвеннике, чтобы совершить воскурение. И призвал он на жертвенник слово Господне, и сказал: жертвенник, жертвенник! Так сказал Господь: вот родится сын в доме Давидовом по имени Яшиягу, и на тебе он зарежет жрецов капищ, совершающих на тебе воскурение, и человеческие кости сожгут на тебе. И дал он в тот же день знамение, сказав: вот, жертвенник этот развалится, и рассыплется пепел, который на нем» (1 Мелахим 13.1-4)

Подтверждение этого пророчества описывается в другой книге: «И разбил он статуи, и срубил ашерим, и заполнил места их костями человеческими. Так же и тот жертвенник, который в Бейт-Эле, возвышение, устроенное Йаровамом, сыном Невата, который ввел в грех Израиль – и тот жертвенник, то возвышение он разрушил, и сжег он это возвышение, и истер в прах и сжег Ашейру. И обернулся к Яшиягу, и увидел могилы, которые там на горе; и послал он взять кости из могил, и сжег их на жертвеннике, и осквернил его, по слову Господню, которое изрек человек Божий, предсказавший все эти события» (2 Мелахим 23.15-16).

Нет спора, что до французской революции, до религии Разума, до сумасбродств Робеспьера и аналогичных проказ советских комиссаров приведенные тексты Писания воспринимались иначе, чем после них. В свете робеспьеровского культа Разума они требуют какого-то переосмысления, по меньшей мере, какой-то новой оценки.

Перед нами неумолимо встают вопросы: Что стоит за этим сходством действий самого Всевышнего, открытых через своих пророков, и между сумасбродными действиями «маршалов атеизма»?

Если глумиться над человеческими останками это дурно само по себе, то мы вроде бы должны осудить эти действия в обоих случаях?

И наоборот. Не признать ли нам за право глумиться над человеческими останками, когда это глумление вдохновлено высоким религиозным чувством, осознанием момента истины? Почему бы тогда не взять за правило, победив врага на войне, сносить бульдозером его кладбища?

Сами «маршалы», очевидно, считали, что то, что было признаком дикости в случае еврейских пророков, является признаком просвещения с их стороны. Ведь прах не обладает ценностью, и это тем более наглядно можно и нужно продемонстрировать на примере глумления над прахом тех, кто придавали ему значение.

Но насколько вижу я сам, правильным является лишь религиозное объяснение.

Власть пророка

Объяснение это крайне простое. Его может принять даже Вольтер. У Всевышнего имеются авторские права на этот мир, и никто не смеет приписывать себе эти права. Существуют границы, в которых нам даны полномочия самими быть творцами, но переход за предначертанную свыше границу пагубен.

Никто не может нарушать установленные Им законы, но Он может устанавливать любые.

Если Всевышний захочет, Он посмеется и над прахом. Живой Бог может посмеяться над мертвыми богами. И Он делает это. Например, египетские фараоны, которые считали себя богами и делали культ из собственной смерти, оказались как никакие другие божества жестоко осмеяны Всевышним. Их забальзамированные, приготовленные для вечности тела были извлечены из гробниц и выставлены на всеобщее обозрение в музеи. Они как никакие другие покойники в этом мире оказались опозорены, тысячи людей приходят праздно глазеть на их останки! Какая горькая ирония. Как тут не вспомнить: «И над богами египетскими произведу суд»(12.12)

Всевышний может посмеяться над царями и их могилами, прибегая к услугам либо пророков, либо «маршалов атеизма». Но только если пророки являются Его прямыми посланниками, то «маршалы атеизма» используются Им помимо их воли. Отмечу, что это именно после французской революции повелось извлекать забальзамированные тела древних царей и выставлять их на всеобщее обозрение, как будто бы они не только не цари, но даже и не люди, и их останки представляют лишь «музейную ценность».

«Маршалы атеизма» - самозванные осквернители праха, действуют против воли Всевышнего, и лишь по мере надобности Им используются, но Его пророки – это свидетели и исполнители воли Автора.

Мы можем по-русски, по-карамазовски «не принимать мир», как мы «не принимаем», т.е. попросту игнорируем не понравившиеся нам сочинения, но мы не можем отрицать право у Автора этого мира творить историю так, как Ему заблагорассудится.

Возвращаясь в этом контексте к вопросу об истреблении хананейских племен, я бы хотел отметить, что ее авторский характер специально подчеркивается Торой: «Знай же ныне, что Господь Бог твой, Он идет пред тобою, как огонь пожирающий, Он истребит их и Он низложит их скоро, как говорил тебе Господь. Не говори в сердце твоем, когда отбросит их Господь Бог твой от лица твоего, так: за праведность мою привел меня Господь овладеть этой землею, и за нечестие народов этих Господь изгоняет их от лица твоего. Не за праведность твою и не за правоту сердца твоего идешь ты наследовать землю их; но за нечестие народов этих Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего и дабы исполнить слово, которым клялся Господь отцам твоим, Аврааму, Ицхаку и Иакову» (Дварим 9.3-5).

Этот фрагмент со всей определенностью свидетельствует о том, что уничтожение хананейских народов не было тем, что ныне именуется «геноцидом». Оно не было им во-первых потому, что оно совершалось не евреями, а посредством евреев самим Всевышним по пророческому повелению. Всевышний может уничтожить целый народ мором, землетрясением и любым другим способом, и это считается не актом геноцида, но правомочным произволом Автора в рамкам собственного создаваемого Им произведения.

А во-вторых, потому что в этой связи Всевышний специально оговаривает, что евреи не «праведнее» других народов, т.е. не исключительнее по своей природе, хотя и исключительны в силу избрания Им («дабы исполнить слово»).

МОШЕ И ПРОМЕТЕЙ («Экев» 5762)

Тора и огонь

В главе «Экев» мы неоднократно сталкиваемся с упоминанием огня. С огнем сопоставляется сам Всевышний: «Слушай Израиль, ты переходишь ныне Иордан, чтобы пойти овладеть народами, более многочисленными и сильными, чем ты… Знай же ныне, что Господь Бог твой, Он идет пред тобою, как огонь пожирающий, Он истребит их и Он низложит их пред тобою». (9.1-3)

Через несколько стихов Тора упоминает об огне, которым сопровождалось дарование Торы: « когда поднялся я на гору получить каменные скрижали, скрижали союза… и на них все слова, которые говорил вам Бог на горе из огня в день собрания… И обратился я, и сошел с горы, а гора горела огнем, и две скрижали завета на обоих руках моих…» (9.9-10)

Аналогичных мест, в которых огонь так или иначе связывается с дарованием Торы, можно привести немало, как например: «С неба дал Он тебе слышать глас Свой, дабы научить тебя, и на земле показал тебе великий огонь Свой, и слова Его слышал ты из среды огня» (4.36).

В мидраше Шир Аширим Раба (1) рассказывается: «Бен Азай сидел и учил, и огонь пламенел вокруг него. Пошли и сказали рабби Акиве: «Бен Азай сидит и учит, а вокруг него огонь». Пошел тот к нему и сказал ему: «Слышал я, что ты учил, а вокруг тебя был огонь». Сказал ему: «Да». Сказал ему: «Может, ты был занят обителями Меркавы?». Сказал ему: «Нет. Просто сидел я и перебирал слова Торы: от Пятикнижия – к Пророкам, от Пророков – к Писаниям, и была радость в этих словах такая, как при даровании их на Синае, и были они столь сладостны, как при первоначальном их даровании. А разве при первоначальном их даровании они не в огне были дарованы?»

Итак, Тора была дарована в огне, так что огнем даже может сопровождаться ее изучение. Более того, согласно Мидрашу, Тора сама является огнем, являлась в виде огня. Во всяком случае ее текст открылся перед Моше написанным «черным огнем, по белому огню». В этом смысле можно даже сказать, что обычай записывать текст черными чернилами на белом пергаменте – это лишь подражание тому чудесному явлению.

Итак, нет никакого сомнения в том, что наряду с тем, что Тора уподобляется воде, она уподобляется так же и огню.

И вот обращаясь к этому образу, к этому отождествлению Торы и огня, интересно было бы сопоставить историю дарования огненной Торы через Моше с похищением огня Прометеем.

Это сравнение не мне самому пришло в голову. Я встретил его в статье Александра Львова «Мифологемы обновления традиции», в которой рассматривается вопрос передачи традиционных знаний. При этом Львов сопоставляет миф о Прометее с агадой, рассказывающей о получении Торы Моше. Приведу эту агаду целиком: «Сказал рабби Йеошуа бен Леви: В час, когда поднялся Моше в небеса, сказали ангелы служения Святому, благословен Он: Владыка мира! Что делает между нами рожденный женщиной? Сказал им: Получить Тору он пришел. Сказали Ему: Излюбленное сокровище, что спрятано у Тебя за девятьсот семьдесят четыре поколения до сотворения мира — его Ты собираешься отдать простому смер­тному?! «Что человек, чтобы Ты помнил его, и что сын человеческий, чтобы Ты заботился о нем?» (Тегил 8:5) Господь, Бог наш! Как велико Имя Твое по всей земле! Ты, который Славу Свою возносит над небесами!» (там, 2). Сказал Святой благословенный Моше: Ответь ты им! Сказал Ему: Владыка мира! Боюсь я, как бы не сожгли они меня дыханием уст своих. Сказал ему: Держись за престол Славы Моей и отвечай им! Как сказано: « Держащийся за престол — Он простер над ним Свое облако» (Иов 26:9). Сказал Ему: Владыка мира! Тора, которую Ты даешь мне — что в ней написано? «Я — Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетс­кой» (Мех. 20:2). Сказал им: Спускались ли вы в Египет? Порабощал ли вас фараон? Тора для чего вам? Что еще написано в ней? «Да не будет у тебя других богов». А вы среди народов, поклоняющихся идолам, жили? Что еще написано в ней? «Помни день субботний, чтобы святить его». Но вы не делаете никакой работы, которую нужно прекращать. Что еще написано в ней? «Не спорьте». Есть у вас споры ? Что еще написано в ней? «Чти отца твоего и мать твою». Отец и мать есть у вас? Что еще написано в ней? «Не убивай! Не прелюбодействуй! Не кради». Зависть есть у вас? Злая страсть есть у вас? Тотчас согласились ангелы со Святым, благословен Он, как сказано: «Господь, Бог наш! Как велико Имя Твое по всей земле... но которая Славу Твою возносит над небесами». Тотчас каждый из них возлюбил Моше и передал ему нечто, как сказа­но: «Ты восшел на высоту, пленил плен, принял дары ради человека» (Тегил 68:19) за то, что звали тебя человеком, принял ты дары. Даже ангел смерти передал ему нечто» (Шабат 88б-89а).

Сопоставление, делаемое Львовым, просто и убедительно. Прометей против воли богов похитил с Олимпа огонь и принес его на землю. Моше против воли ангелов – как представляет это агада – приносит на землю Тору.

При этом автор обращает внимание на то, что ангелы, запрещающие Моше получить Тору, аналогичны богам греческой мифологии, мешающим Прометею получить огонь.

Как я уже сказал, сам Львов сопоставляет способы передачи традиции. Он пишет: «Миф о Прометее можно рассматривать как миф о происхождении объективирующего взгляда на традицию. Искусства или, лучше сказать, практики, которые принес людям Прометей, украдены у богов. Это значит, что получающая инстанция (люди) полностью овладела переданной ей вещью, а дающая инстанция (боги) уже утратила свои права. Прометей разрушает личные отношения между дающи­ми и получающими, превращая связующее их умение в объект, которым люди могут пользоваться по своему усмотрению…

Если миф о Прометее можно рассматривать как движение этой модели в сторону объективации передаваемых практик, размывания границ и разрыва связей, то другой миф, действующий в рамках еврейской цивилизации параллельно с прометеевым, делает акцент на сохранении отношений дающего и получающего. Платой за сохранение связей в этом альтернативном мифе является неопределенность и расплывчатость, необъективность передаваемого таким образом предмета.

В мидра­ше присутствуют два отчетливо различимых голоса: автора, как правило, на­званного по имени — и традиции, Священного Писания. Диалог, который ведут между собой эти голоса, иногда происходит по типовым правилам, а иногда — уникален. Неизменной остается только связь этих двух голосов, возникающая в диалоге. Таким образом мудрецам удается говорить автори­тетно, но без претензии на знание «истинного смысла» священного текста, не от имени Писания, а от собственного имени обращаясь к народу или к другим мудрецам, и добиваться при этом согласия традиции. Таким образом мудрецы овладели новой технологией, сохранив при этом хорошие отношения с тра­дицией».

Иудейские ангелы и олимпийские боги

Фактически Львов обнаруживает, что в своем подходе к Писанию мудрецы Талмуда предвосхитили деконструктивизм, т.е. что они искали не только явные и однозначные, но так же и возможные смыслы Текста, смыслы, в которых они по той или иной причине были заинтересованы.

Оставив читателя наедине с этим глубоким и важным наблюдением, я вместе с тем хотел бы обратиться к более общему сопоставлению Моше с Прометеем. Мы видим здесь любопытное явление. Устная Тора, Агада, сближаясь в чем-то с языком мифа, дает возможность лучше понять этот миф, понять его как некое параллельное позитивное знание.

Причем в традиции иудаизма имеется два пункта, которые дополнительно подтверждают осмысленность сравнения сделанного Львовым. Во-первых, как я уже заметил, Тора не просто уподобляется огню, но чуть ли не отождествляется с ним («черным огнем по белому огню»). Другой пункт состоит в том, что ангелы – хранители народов традиционно воспринимаются иудаизмом как национальные божества.

Согласно иудейской традиции ангелы (часть ангелов) не подобны олимпийским богам – а буквально ими являются. В книге пророка Иеремии сказано «Боги, не создавшие неба и земли, исчезнут с земли и из под небес» (10.11) Эта фраза написана по-арамейски (единственный арамейский фрагмент во всей этой книге), и это странное обстоятельство объясняется Зоаром следующим образом: поскольку ангелы - это боги (элоким), т.е. те самые боги, которые не сотворили неба и земли, этот пасук может возбудить в них гнев. А поскольку они, являясь ангелами хранителями народов и хорошо зная их языки, не понимают при этом арамейского (что объясняется его особенным, «всеобщим» статусом среди всех прочих языков), то фраза эта, по мнению Зоара, и написана на этом языке.

Итак, согласно иудаизму Тора - подобна огню, по меньшей мере с огнем напрямую связана, а ангелы – суть боги народов, которые и согласно агаде и согласно легенде о Прометее, препятствовали низведению «огня».

Если же сопоставить два творческих типа передачи традиции - греческий «атеистический» с еврейской «талмудической» - о которой пишет Львов, то между ними так же можно усмотреть подобие. Во всяком случае иудаизм – это классический «атеизм» по отношению к языческим богам («Рот у них – а не говорят, глаза у них - а не видят» Тегил 115)

Но тогда мифологическая фигура Прометея начинает вырисовываться, как своеобразное видение исторической фигуры Моше. Похищение огня - это видение исторического события дарования Торы мифологическими глазами греческого народа.

Так называемый «научный атеизм» преуспел в установлении аналогий между различными религиями. Везде и по всюду ученые находят общие структурные мифы. Остается лишь сожалеть, что религия никогда не предпринимала попытки проинтерпретировать «повторяющиеся» в языческих мифах структуры и осмыслить отражениями чего в Священной истории они могут являться.

Находки библейской критики повлекли за собой множество самых разнообразных и смелых интерпретаций (в этом отношении уместно упомянуть сочинение р.Мордехая Броэра «Перкей моадот»), но изыскания «научного атеизма» до сих пор остаются невостребованными религиозной мыслью.


 

Недельная глава Торы -

Aryeh Baratz: arie.baratz@gmail.com      webmaster: rebecca.baratz@gmail.com